foolishness

— давай договоримся, — джемин затушил сигарету о балконные перила и перевалился через них на улицу чуть ли не всем туловищем, — курить бросаем вместе. джехён смотрел на висящего перед ним мальчишку и невольно подставлял руки, готовясь ловить худое тело и явно ничем не думающую голову. джемин улыбнулся во все тридцать два и, кажется, что даже возможное столкновение с пыльным еле-тёплым асфальтом его нисколько не пугало. джемина вообще мало что в этой жизни пугало: ни собаки, ни пауки с тараканами, ни высота или тёмные замкнутые пространства, ни одиночество, ни джехён. для последнего юноша — эталон бесстрашия. джехён заглядывал в чёрные глаза ещё пару секунд (там тусклая зелёная трава, растоптанные старые окурки и кусок надвигающейся серо-синей тучи) и отвесил джемину щелбан. — ты же первым и сорвёшься, — джехён сощурился издевательски, но ухмыльнулся совсем беззлобно, так что джемин даже не успел подумать о том, чтобы обидеться. на джехёна обижаться невозможно было в принципе, даже когда он вёл себя как последний мудак. наверное, потому что последний, джемин за него и цеплялся. — поверь в меня хотя бы на секунду, — мальчишка потёр кожу лба, на которой даже небольшое красное пятнышко осталось. об розовые костяшки ударилась первая крошечная капля. джехён сделал шаг вперёд, быстро и сухо чмокнул джемина в лоб и снова отстранился. — у кошки болит, у собаки болит, у лошадки болит, а у джемина не болит. — из-за одного меня обрекаешь столько живых существ на страдания. жестоко, — пробурчал на-ходячая-сердобольность-джемин, но даже не попытался скрыть того, что он вполне доволен таким раскладом событий, не переставая улыбаться. рядом с джехёном сложно перестать. улыбаться, терять счёт времени, жить, влюбляться. мелкая морось уже перешла в небольшой дождь и явно грозилась эволюционировать в ливень, водяным куполом окутывающий всё, что попадало под тучу. джемин какое-то время верил, что растущая прямо под окнами магнолия, когда-то посаженная его матерью, сможет укрыть их от напастей непогоды, но все его надежды рассыпались на микроскопическую водную пыль с первой разбившейся о кроссовок джехёна каплей. джехён бросил себе под ноги второй бычок. по его рукам уже медленно скатывались ручейки, а футболка в районе плеч насквозь промокла и прилипла к коже. джемин соврал бы, сказав, что не сможет целую вечность простоять на этом жутком ненадёжном балконе, на который ещё в детстве мама строго-настрого наказала не ходить, и смотреть на парня перед собой. даже если побитые обмёрзлые ноги в шортах станут фиолетово-чёрными, если организм будет изнывать от жажды и голода, да пусть хоть метеорит прямо ему на голову свалится — всё равно. когда от часа счастливого времени осталось всего пять минут, джемин способен был на всё, лишь бы образ красивого, курящего, промокшего под дождём и такого взрослого джехёна от него не уплыл. но джехён, ничего не говоря, исчез сразу же, как стрелки на наручных часах показали ровно шесть вечера. джемин проводил его, размеренно идущего по тротуару мимо цветущих клумб, взглядом и простоял на балконе ещё какое-то время, пока его волосы не стали закручиваться от влаги. // следующие два дня — выходные — они не встречались. дождь продолжал лить, мать — заставлять джемина выключать все электроприборы во время грозы, огромный дворовой кот — завывать под окнами, а джехён — мерещиться. он почему-то не приходил в понедельник, даже в среду, а джемину как-то неудобно было писать и о чём-то спрашивать, требовать. у взрослого джехёна наверняка была куча взрослых дел, которые обязательно нужно выполнить, а глупому маленькому джемину делать в этом списке определённо нечего. — ну вот, я же говорил, — внезапно раздалось где-то внизу посреди следующего воскресенья, когда джемину удалось остаться в одиночестве на несчастные двадцать минут. — сорвёшься. душный солнечный день никак не вязался со смотрящим на тлеющую сигарету между тонких мальчишечьих пальцев джехёном. с растрёпанными волосами, в лёгкой, летящей рубашке в полоску он тоже — лёгкий и летящий, такой, как нужно, летний. но джемин, в испуге кинув на него быстрый взгляд, всё равно покрылся мурашками с самой макушки и до кончиков пальцев ног. — готов поспорить, ты терпел только для того, чтобы потом надо мной издеваться, — слегка подался вперёд джемин, облокачиваясь локтями о перила, но уже не решался через них перевешиваться, рискуя не удержаться одной рукой. он для джехёна больше не бесстрашный. — может быть, — старший непринуждённо пожал плечами и улыбнулся, будто ничего и не произошло, или это не он целую неделю не мог выделить для джемина и минуты, но тот опять обо всём забыл, когда холодная жилистая рука, покрытая мелкими царапинами, утащила буквально из-под носа недокуренную сигарету. теперь ничего не мешало вновь испытывать судьбу, только теперь мальчишку за шею удерживала чужая ладонь, и, даже будучи на волоске от поцелуя с землёй под несчастной магнолией, он продолжал целоваться с джехёном, не теряя веры в то, что, если и придётся падать, он его обязательно словит. ведь джехён сильный и надёжный. — пообещай, что придёшь завтра, — промямлил джемин, опустив глаза в чужие ноги. — лучший способ сдержать обещание — никогда его не давать, — джехён сделал последнюю затяжку и, выпустив дым джемину в лицо, наконец отпустил его. младший в ответ на его реплику тягостно вздохнул и закатил глаза, а, когда снова посмотрел перед собой, рядом оказалась лишь пустота и застывший запах мужского парфюма. // в понедельник, когда небо опять было пасмурным, а джеминова мать задерживалась на работе, давая сыну ещё один лишний час счастья, джехён не появился. мимо балкона джемина пробегали какие-то дети, шли влюблённые парочки (отчего становилось ещё печальнее), мелькали чужие тени, но джехёнова, идущая своей особенной походкой, так и не показалась на горизонте. джемин не знал, куда нужно было идти, но больше не собирался лишь выглядывать из окна и ждать чуда, будто принцесса в заточении. пора тоже становиться решительным и смелым, как джехён, сказал он себе и выбежал на улицу. бредя по пути, которым, предположительно, старший шёл от своего дома к джемину, тот продолжал безнадёжно надеяться на то, что, встретив джехёна, наконец упадёт в объятья, прямо в ладони к лету. холодному и дождливому, но всё ещё лету. огненно-апельсиновое солнце уже заходило за горизонт, и мальчишке, бегущему по незнакомым улицам страшнее всего было думать о том, что этот день закончится, а он так и не увидит джехёна; что тот, может быть, разозлится, бросит его и больше никогда, никогда не вернётся. заглядывая за каждый угол, в каждую подъездную дверь, за каждое дерево, джемин думал, что прямо сейчас джехён появится перед ним, будто вышедший прямиком из сказки принц, по обыкновению улыбающийся и невероятно красивый. когда небесный купол уже наполовину потемнел, а контур месяца становился всё отчётливее, у джемина болели ноги, телефон разрывался от звонков матери, но мальчишка не обращал на это внимания. остановился он только тогда, когда в миллиметрах от его носа пролетел автомобиль. джемин готов был упасть на землю из-за одного только ветра, задувавшего в левое ухо, но продолжал держаться на ногах, пока впереди бежала дорога, а дальше — лесополоса и больше ничего. по всему телу джемин чувствовал чужие фантомные прикосновения, смотрел на сереющие облака, что мгновения назад заливались сочным рубиново-красным и слушал нарастающий стрекот цикад вперемешку со звоном внутри черепной коробки. джемину, маленькому и глупому, делать во взрослом списке дел взрослого чон джехёна определённо было нечего.