Соседи.

Больше всего Гарри боялся следующего утра, когда вся школа увидит снятые баллы. Но дожидаться не пришлось: когда профессор МакГонагалл лично привела их в Башню Гриффиндора, в гостиной ждали абсолютно все первокурсники, парни с третьего курса (видимо, разбуженные Перси в момент обнаружения пропажи близнецов), сам Перси, девочка-пятикурсница, также являющаяся старостой факультета, и двое семикурсников — Гарри смутно вспомнил, что их называли старостами школы, но имена вылетели из головы. Судя по всему, собравшиеся строили различные версии произошедшего, но в момент появления профессора с «пропавшими» все разговоры утихли. МакГонагалл обвела учеников суровым взглядом и заговорила, чеканя каждое слово:  — Как всем известно, в ночное время запрещается покидать спальни и гостиные своих факультетов. Сегодня четверо учеников, — кивок в сторону провинившихся, — нарушили это правило. Более того, они не просто бродили ночью по школе, они покинули территорию замка и отправились в Хогсмит, — Гермиона ахнула, тут же зажав себе рот. — О том, что первокурсникам вообще запрещено посещать Хогсмит, полагаю, напоминать излишне. Более того, они что-то вынесли из школы и передали, — профессор на мгновение запнулась, — неустановленной пока личности. Знает ли кто-нибудь, как они смогли выбраться незамеченными из замка, и что и кому могли передать? Несколько человек — в том числе Перси, Ли Джордан, Рон, Невилл и Гермиона — покачали головами, остальные продолжали смотреть на нарушителей правил. Гарри не смел поднять глаза, чувствуя, как краска заливает щёки. Но он был бесконечно благодарен Рону, который промолчал о Карте и мантии. Пусть даже в большей степени из-за братьев, а не ради Гарри. Профессор вздохнула:  — Что ж… Полагаю, вы и сами понимаете, что чисткой кубков в Зале Наград подобную провинность не искупить. Отработку мистерам Уизли, Маджере и Поттеру назначит лично директор. Кроме того, с каждого из них я уже сняла по семьдесят пять баллов, — Гарри всё ещё не поднимал взгляд, но тишину, казалось, можно резать ножом. — Кроме того, родителям Уизли, так же, как и опекунам Маджере и Поттера, будут направлены письма с уведомлением о случившемся… И, если кто-то повторит их «подвиг», ошибочно посчитав этот проступок геройством, то вылетит из школы быстрее, чем сможет себе представить. Разумеется, это касается не только присутствующих здесь учеников, — добавила она и, круто развернувшись, вышла из гостиной. Только после того, как за МакГонагалл закрылся проход, Гарри всё-таки поднял глаза на собравшихся. Те продолжали сидеть молча, с выражением крайнего шока на лицах. Первой в себя пришла Гермиона.  — Триста потерянных баллов за ночь! — она вскочила с кресла, тряхнув волосами, ещё более взъерошенными, чем обычно. — Вы что, с ума сошли? Какой Хогсмит? Что и кому вы передали? Чудо, что вас из школы не исключили! Да вас убить могли! А теперь Слизерин вновь получит Кубок школы… Девочка задохнулась от возмущения, и паузой поспешил воспользоваться Перси Уизли:  — Даже для вас это слишком, — заявил он, грозно взглянув на братьев. — Мать будет в ярости…  — Отстань, Перси, — отмахнулся Джордж. — Мы в это вообще случайно замешаны оказались.  — То есть… — Перси перевёл взгляд на Гарри, затем на Рейстлина, а потом опять на братьев. — Ты хочешь сказать, что во всём виноваты двое глупых первокурсников?  — Точно, — зевнул Фред. — Рейстлину надо было повидаться с сестрой, а мы…  — Вообще-то, о встрече с Китиарой попросил я, — торопливо выкрикнул Гарри, но его уже никто не слушал. Все разом повскакивали со своих мест, загалдев, мелькнули выхваченные кем-то палочки.  — Тихо! — внезапно рявкнул семикурсник, являющийся старостой школы. Как ни странно, это возымело действие: обозлённые гриффиндорцы замерли. А парень продолжил: — Нечего усугублять ситуацию. Расходимся по спальням. Но учтите, — он поочерёдно указал пальцем на каждого из четверых нарушителей, — теперь весь факультет будет следить, что вы там ещё натворить вздумаете, — он развернулся и ушёл по направлению к спальням. За ним потянулись и все остальные. Однокурсники при этом одаривали Гарри и Рейстлина злобными взглядами. На пороге своей спальни Гермиона обернулась:  — Поверить не могу, что вам настолько плевать на факультет, — в её голосе звучали слёзы. — Ладно, они, — кивнула девочка на близнецов. — Им всегда было всё равно, сколько баллов снимают с факультета из-за их шуточек. Но… — не договорив, она скрылась за дверью. Рон дождался, пока в гостиной не останется ни одного человека, и лишь затем подошёл к ним. Не глядя на Гарри и Рейстлина, он обратился к братьям:  — Про Карту я не сказал, потому что побоялся, что она снимет ещё больше баллов. За то, что знал и молчал… — он повернулся к Гарри. — А мантии у тебя сейчас нет, значит, вы ей не пользовались… Но заканчивайте с этим! Что ты там своей сестрице нёс? — зло спросил он, посмотрев, наконец, на Рейстлина.  — Дракона, — спокойно ответил тот. — Норвежского горбатого, редкий экземпляр. Гарри ошарашенно уставился на друга, как, впрочем, и близнецы. Рон, вытаращившись, какое-то время беззвучно открывал и закрывал рот, а затем, побагровев, выпалил:  — Ну и отлично! Можешь не говорить, в конце-то концов, это ничего не изменит! Гриффиндор потерял кучу баллов…  — Ни единого из которых лично ты не заработал, — перебил Рейстлин. Рон, одарив его очередным злобным взглядом, скрылся в спальне.  — Эй! — возмутился Фред. — Со своим братом так разговаривать будешь! Из-за вашей затеи мы во всё это вляпались! И зачем ты ему про дракона рассказал?  — Да затем, чтобы он не поверил, — Рейстлин говорил так, словно это было очевидно. — И вы теперь тоже сколько угодно можете вопить, что это и впрямь был дракон, никто этому не поверит. Так что, если Китиару не поймают с поличным, и если Хагрид не вздумает бежать к Дамблдору или в Министерство с чистосердечным признанием, то хотя бы в незаконной контрабанде магических существ обвинения удастся избежать. Нарушение школьных правил ни в какое сравнение с нарушением законов не идёт, уж это вы понимать должны!.. — Но это не значит, что профессора оставят попытки узнать, что было в ящике, — заметил Джордж.  — Если не проболтается кто-то из нас или Хагрид, то узнать это они могут только от Китиары, а её сначала надо поймать. Вряд ли в желании добиться от нас правды Дамблдор или МакГонагалл прибегнут к пыткам или сыворотке правды…  — Сыворотка правды? — не понял Гарри. В то, что учителя способны пытать учеников, он тоже не верил.  — Зелье, которое заставляет выпившего правдиво отвечать на любые вопросы, — пояснил Фред. — Ладно, надо признать, что на этот раз шалость не удалась… А ещё матери напишут… И Слизерин опять на первом месте, — мрачно закончил он. По спальням нарушители расходились в молчании. Укладываясь в кровать, Гарри поклялся себе, что ни во что больше не будет вмешиваться — по крайней мере, до конца этого года точно.

***

В магловской школе Гарри частенько подвергался травле со стороны кузена и его дружков, а остальные ученики предпочитали с ним не общаться — не в последнюю очередь опасаясь всё того же Дадли. Но в Хогвартсе ситуация изменилась — здесь Гарри был знаменитостью, самым популярным учеником и всеобщим любимцем… Тем больнее ему было превратиться в самого презираемого и ненавидимого. Узнав, каким образом Гриффиндор не только уступил — в очередной раз — первенство по баллам Слизерину, но и оказался на последнем месте, чего не бывало, кажется, ни разу за всю историю школы, даже когтевранцы и пуффендуйцы изменили своё к нему отношение. Только слизеринцы, завидев Гарри, начинали ему аплодировать и благодарить за «подаренную победу». Разумеется, Рейстлину и близнецам Уизли тоже приходилось нелегко. Многие ученики, воспользовавшись ситуацией, припомнили все «шалости» близнецов, от которых, так или иначе, пострадали за этот учебный год. По счастью, ни у кого из них не было доказательств, и МакГонагалл не стала снимать с факультета ещё больше баллов. Кроме того, на следующий день, в обед, старая, долетевшая, кажется, только усилием воли, сова, принесла близнецам ярко-красный дымящийся конверт — и вот тут-то Гарри понял, что такое Громовещатель. От крика, исторгавшегося письмом, звенели стёкла. Близнецы сидели, вытянувшись по струнке, и, не мигая, словно загипнотизированные, смотрели на кричащее письмо, пока оно, наконец, не замолчало, после чего в одно мгновение сгорело в воздухе. Гарри не получил от Дурслей никакого письма, в чём, собственно, не было ничего удивительного. Если дядя с тётей на что и рассердились, так это на его благополучное возвращение в школу. Вообще, из-за фразы Фреда, большинство гриффиндорцев считало зачинщиком ночной вылазки именно Рейстлина. Пожалуй, отношение к нему было ещё хуже, чем к Гарри, хотя, поскольку они продолжали всюду появляться вместе, различить, на кого конкретно направлено всеобщее негодование, не представлялось возможным. Несколько раз в коридорах в них исподтишка бросали хоть и не опасные, но весьма неприятные заклятья. Большинство они отражали, либо тут же расколдовывали друг друга, но пару раз — то вместе, то по отдельности — попадали в больничное крыло. Как правило, это были заклятья, брошенные… Фредом и Джорджем. Близнецы Уизли были свято уверены, что во всём виноваты именно Гарри и Рейстлин. Отчасти это было правдой — ведь именно Гарри попросил их о помощи. Но от осознания данного факта легче не становилось. Старосты — не только Перси, но и с других факультетов — застав момент нападения (что, впрочем, случалось не так уж часто), делали вид, что ничего страшного не происходит. Рейстлин в долгу не оставался — Фреда с Джорджем ему подловить не удавалось, но другие, осмелившиеся заколдовывать их с Гарри, рано или поздно также попадали в больничное крыло — и некоторым требовалось несколько часов, чтобы вернуться в норму. Вдобавок, Рейстлин ухитрился ни разу при этом не попасться ни преподавателям, ни старостам, ни другим ученикам. Гарри старался от него не отставать — вот когда пригодилась подаренная на Рождество книга! — но всё-таки уступал. Хотя их совместных усилий хватило, чтобы до конца недели все поняли, что провинившиеся не будут безропотно сносить атаки, и все вернулись к молчаливому бойкоту. Но расслабляться ни Гарри, ни Рейстлин всё-таки не спешили. Пятничные издевательства Снейпа уже не могли ухудшить ситуацию. А в обед Хагрид прислал Гарри записку, в которой просил больше не приходить. Гарри растерянно протянул записку Рейстлину.  — «Настроение у меня паршивое, Гарри, волнуюсь я за малютку Норберта», — процитировал Рейстлин и хмыкнул: — Полагаю, лучше действительно не ходить. Он наверняка тоже винит во всём нас — заставили его расстаться с любимым дракончиком, а так, может, вырос бы он ручной зверушкой, а теперь вот пропадёт непонятно где… Гарри чувствовал себя так, словно вместо уютного, практически ставшего родным Хогвартса, очутился в очень недружелюбном месте, заполненном крайне враждебными к нему людьми. Даже преподаватели, казалось, были настроены против них. Триста баллов можно было вернуть довольно легко: благодаря успехам в учёбе, до этого происшествия они с Рейстлином почти всегда выполняли любые задания быстрее остальных (иногда их опережала Гермиона), за что получали десять баллов. Теперь же за каждый их успех профессора начисляли Гриффиндору один-два балла, а если первой оказывалась Гермиона — пять. Такими темпами вернуть потерянное не представлялось возможным, тем более, что остальные курсы также не стояли на месте, зарабатывая баллы. Выходных Гарри ждал, как никогда до этого. Не нужно ходить на занятия по коридорам, рискуя нарваться на какое-нибудь Заклятие щекотки или чего-то в этом духе. Они с Рейстлином заранее решили провести эти дни в «своём» кабинете — том, где всё это время они практиковали заклинания из курсов ЗОТИ. Однако на этот раз им не удалось заняться ничем: привидения, до того не заглядывавшие в маленький зальчик, неожиданно вспомнили о его существовании, и набились туда битком. Не только знакомые Почти Безголовый Ник, Толстый Монах, Кровавый Барон и Пивз, но и некая дама в старинном платье, хнычущая девчонка в школьной мантии, и ещё несколько — их Гарри никогда прежде не видел, но, судя по всему, они обитали в Хогвартсе. Оставаться в наполненном призраками помещении не хотелось — тем более, что Почти Безголовый Ник, завидев их, осуждающе покачал головой, а Монах начал выражать ему сочувствие по поводу «незавидного положения Гриффиндора». Друзья переместились в библиотеку: народа там по-прежнему было немного, несмотря на приближающиеся экзамены, а мадам Пинс не допустила бы никакого выяснения отношений или, тем более, колдовства в своём «королевстве». Находиться в гостиной Гриффиндора им, по понятным причинам, не хотелось. С однокурсниками эти два дня они пересекались только в Большом Зале на приёмах пищи. Мантию-невидимку забрать из тайного хода не удалось. Рейстлин получил письма только в понедельник, зато сразу два: первое, традиционно, от Карамона, второе — от Таниса. Гарри порадовался, что последний не прислал Громовещатель. Прочитав письма, Рейстлин не стал дожидаться окончания завтрака, а зажёг в собственной кружке тот самый необжигающий синий огонь, которому и скормил оба пергамента.  — Танис попытался забрать Карамона из Алгера, но ему не позволили, — пояснил Рейстлин, когда они шли после завтрака к теплицам. — Тогда он предупредил брата, чтобы тот прекращал переписку со мной. Мне он также советует перестать использовать совиную почту, а если нужно будет что-то сообщить, воспользоваться твоим подарком.  — А про Китиару что известно? — нетерпеливо перебил Гарри. Связи между их проступком и запретом на переписку Рейстлина с Карамоном он не уловил. Рейстлин и так не слишком охотно отвечал на вечно одни и те же вопросы Карамона, не мог же Танис считать этот запрет наказанием для него за проступок: Карамону явно будет не хватать этого общения гораздо больше, чем Рейстлину.  — Полагаю, с ней всё в порядке, если не считать необходимости скрываться хотя бы какое-то время и потерянной работы, — ровным голосом ответил друг.  — Полагаешь?  — Танис ничего не сообщает насчёт неё. Однако попытаться забрать Карамона он, скорее всего, не сам придумал. Даже если предположить, что авроры, выяснив, что в Хогсмите была именно Китиара, нагрянули к нам домой, — Гарри похолодел, представив, как на Тисовую улицу, в соседний с Дурслями дом, врываются люди в мантиях и с волшебными палочками наизготовку, а Рейстлин, меж тем, продолжил: — Танис бы в первую очередь попытался найти Китиару и помочь ей, насколько возможно, а потом уже думал о Карамоне или обо мне…  — Зачем его вообще забирать? — недоумевал Гарри. — Он к этому отношения не имеет.  — Именно поэтому, — как само собой разумеющееся, пояснил Рейстлин, от чего Гарри почувствовал себя совсем уж не понимающим ситуацию. Но объяснять друг явно не собирался. Он вообще, судя по всему, не желал больше обсуждать эту тему. Во вторник первым уроком была трансфигурация. Профессор МакГонагалл, дав ученикам задание (превратить ежа в подушечку для иголок), неожиданно произнесла:  — Поттер и Маджере, директор Дамблдор приказал мне привести вас. Сопровождаемые взглядами однокурсников, Гарри и Рейстлин направились к профессору. Гарри совсем забыл, что, помимо штрафных баллов, их ждёт отработка, назначить которую должен именно Дамблдор. А близнецы Уизли — они уже были у директора или ещё только пойдут? Мысли путались, пока он вместе с Рейстлином шёл за МакГонагалл по бесконечным коридорам. Перед статуей уродливой гаргульи профессор остановилась:  — Лимонный шербет, — произнесла она. Гаргулья отпрыгнула в сторону, а стена, которую она загораживала, раздвинулась. Прямо за ней начиналась винтовая лестница. Едва все трое ступили на неё, как стена за их спинами вновь сомкнулась. Лестница двигалась сама, как магловский эскалатор, довольно быстро, и при этом по спирали, так что у Гарри даже закружилась голова. Однако это длилось недолго, и вскоре они стояли перед тяжёлой дверью, рядом с которой висел латунный молоток в виде грифона. Профессор МакГонагалл негромко постучала, дверь отворилась, и они вошли. — Профессор Дамблдор, я привела их.  — Спасибо, Миневра, — директор сидел за столом, уставленным непонятными приборами. — Возвращайтесь к ученикам. Проходите, Гарри, Рейстлин. Садитесь, — Дамблдор кивнул на кресло, расположенное напротив него. Гарри вошёл и сел, стараясь не смотреть по сторонам. Это было сложно, поскольку в кабинете оказалось немало интересного, а Дамблдор не спешил начинать разговор, внимательно глядя на сидевших перед ним ребят.  — Авроры не смогли обнаружить Китиару Ут-Матар, — заговорил он наконец. Гарри едва сдержал вздох облегчения и, бросив взгляд на друга, увидел, что тот вцепился в подлокотники кресла. — Но её исчезновение можно считать доказательством вины. После тщательного осмотра замка выяснилось, что из Хогвартса ничего не пропало… Неужели Дамблдор подозревал, что они вынесли из школы что-то?!.. Гарри в ужасе уставился на директора. А вдруг он решил, что в ящике был философский камень? Гарри понятия не имел, какой величины созданный Фламелем артефакт — неужели Дамблдор заподозрил их в похищении бесценной вещи?.. Директор, между тем, с печальной улыбкой продолжил:  — Не поймите меня неправильно, однако, когда ученики под покровом ночи выносят из школы нечто, передавая это лицу, не имеющему возможности попасть в эту самую школу…  — Почему? — спросил Рейстлин.  — Почему мы заподозрили, что вы передаёте сестре что-то из принадлежащего школе? — директор словно удивился непонятливости Рейстлина.  — Почему родственникам учеников нельзя навещать их в школе? — сформулировал тот вопрос.  — Потому что не ко всем ученикам могут приехать родственники, — так, словно речь шла о самых очевидных вещах, сказал Дамблдор. — Представьте, что такие посещения разрешили. К Рону Уизли, сёстрам Патил, Лаванде Браун приехали родители, к вам — сестра… А вот родители, скажем, Гермионы Грейнджер, попасть в Хогвартс не смогут по причине того, что они — маглы. Как и родственники Гарри. Как будут чувствовать себя дети, видя идущих на встречу с родственниками однокурсников и зная, что сами этой возможности лишены? — Гарри открыл рот, чтобы заявить, что он лишь счастлив держаться подальше от Дурслей, но вовремя сообразил, что эта фраза лишь подтвердит уверенность Дамблдора в том, что встречи с родственниками ученикам не нужны. Директор же лишь покачал головой. — Когда я сам был учеником, подобные посещения были разрешены. Много позже, став взрослым, я осознал, как страдали дети, лишённые возможности видеть своих родителей, завидуя тем однокурсникам, кто обладал такой привилегией. Став преподавателем, я неоднократно поднимал этот вопрос, но предыдущий директор не видел в ситуации ничего предосудительного. Заняв его место, я едва ли не первым делом поставил всех в равное положение…  — И теперь этой привилегии лишены абсолютно все, — фыркнул Рейстлин.  — И теперь все находятся в равных условиях, мистер Маджере, — тон директора слегка посуровел. — Но мы отвлеклись… Итак, ничего из школьного имущества не пропало. Это, разумеется, не отменяет факта нарушения школьных правил: вы не просто бродили по школе, вы вышли за её территорию… Полагаю, здесь замешаны близнецы Уизли, — он пристально посмотрел на Гарри, который, в свою очередь, внимательно изучал поверхность директорского стола. Рассказывать о Карте не хотелось. После недолгого молчания, Дамблдор продолжил: — Что ж, думаю, ситуация ясна. Мистер Маджере захотел увидеться с сестрой, близнецы вызвались ему помочь, а ты, Гарри, отправился за компанию с другом…  — Всё было не так, сэр, — резко возразил Гарри. Настолько мерзко он себя ещё не чувствовал. В изложении Дамблдора получалось, что он, который на самом деле и заварил всю эту кашу, является едва ли не жертвой обстоятельств.  — А как? — поинтересовался Дамблдор. Гарри запнулся. Что он мог ответить? «Хагрид тайком вырастил в хижине дракона, я вызвал Китиару, чтобы она его забрала, а Рейстлин, Фред и Джордж мне просто помогали»? Да, это будет великолепный ответ, с не менее «великолепными» последствиями в виде Азкабана для Хагрида и Китиары…  — Это я хотел с ней встретиться, — решительно произнёс Гарри. — Я…  — Ты пытаешься выгородить друзей, и это понятно, — Дамблдор понимающе улыбнулся.  — Никого я не пытаюсь выгородить, — от возмущения Гарри даже не обратил внимания на то, что перебил директора. Допустить, чтобы вину переложили на других, он не мог. Наверное, именно это и подсказало ему убедительный довод. — На Рождество кто-то прислал мне мантию-невидимку. Я иногда бродил в ней по Хогвартсу, и случайно обнаружил тоннель, — Гарри больше всего боялся, что Рейстлин вмешается, но тот молчал. — Можете проверить, мантия наверняка всё ещё там…  — К сожалению, я не могу вернуть штрафные баллы, — после недолгого молчания, заговорил директор, внимательно посмотрев на обоих. — Что же касается отработки, я назначу её позже. Сейчас просто в голову не приходит ничего, подходящего в качестве наказания за ваш проступок. А теперь поговорим о чём-нибудь, не связанном с этим неприятным происшествием… Например, вы единственные первокурсники Гриффиндора, знакомые друг с другом до поступления… Насколько давно?  — Второй год, — ответил Гарри. — Мы проучились вместе последний год магловской начальной школы.  — Обычно волшебники не отправляют детей в магловские школы. Как вы оказались в Литл-Уингинге? — обратился Дамблдор к Рейстлину.  — Мы получили соседний с Гарри дом в наследство от родственницы.  — У вас ведь есть брат-сквиб?  — Да. Он учится в Алгере…  — Эту школу ведь основали вы? — вспомнил Гарри. Дамблдор кивнул:  — Детей-сквибов не так много, и они очень страдали от невозможности использовать магию. Во многих семьях рождение такого ребёнка считалось позором. В Алгере их учат пользоваться артефактами, что даёт хоть мизерное, но владение магией, и детям не приходится уходить в магловский мир… Хотя изначально ваша семья была против его обучения там.  — Потому что Карамон вполне приспособлен к магловскому миру, — слова Рейстлина прозвучали резковато. — И ему совершенно неинтересна магия. Дамблдор мягко улыбнулся:  — Это лишь ваши домыслы, что он был бы счастлив и вне магического мира. Посмотри на ситуацию иначе: сестра владеет магией, брат тоже оказался волшебником, а он — единственный в семье, обделённый этим. Кем он должен себя чувствовать?  — Он не единственный, — возразил Рейстлин. — Танис тоже сквиб…  — Танис всего лишь жених Китиары. То есть, мужчина, с которым она живёт. Но они не женаты, и вряд ли Карамон воспринимает его, как члена семьи. Гарри открыл рот, чтобы возразить — и внезапно осознал, как это выглядит со стороны: умудрённый жизнью волшебник, и пара мальчишек, пытающихся что-то доказать ему. Гарри был уверен в их с Рейстлином правоте — но после представшей перед мысленным взором картины внезапно ощутил себя таким маленьким и жалким по сравнению с Дамблдором, который намного старше, и уж явно повидал на своём веку гораздо больше.  — Случаи, когда из двух детей в семье магией обладает лишь один, редкость, — продолжил Дамблдор. — Но, сколько я их помню, со стороны ребёнка, обделённого магическим даром, всегда были обида и зависть к брату или сестре, учившимся в Хогвартсе. Взять хотя бы твоих маму и тётю, Гарри, — продолжил директор. Гарри недоумевающе посмотрел на него. — Петунья старше Лили, однако, узнав о её поступлении в Хогвартс, ухитрилась убедить саму себя в том, что также является волшебницей, просто её письмо где-то затерялось… Полагаю, ты понимаешь, что подобное невозможно… Однако твоя тётя не желала смириться, что её младшей сестре доступно больше. Она даже отправила письмо в Хогвартс, прося, чтобы её приняли в школу… Гарри, не сдержавшись, фыркнул. Он понятия не имел, какой была тётушка в детстве и не мог представить её ребёнком. Даже фотографии в семейном альбоме начинались со свадебного фото Дурслей. Он попытался представить её в Хогвартсе. Петунья в мантии, с волшебной палочкой в руке, либо переписывающая пером на пергамент что-то из ветхой книги — нет, скорее Гарри поверит в Снейпа, подрабатывающего певцом в магловском кафе.  — При чём здесь вообще Карамон? — холодно спросил Рейстлин. — К нашему проступку он точно отношения не имеет.  — Вы правы, мистер Маджере, ваш брат здесь совершенно не при чём, — Дамблдор сказал это абсолютно спокойно, однако у Гарри возникло странное ощущение. Как будто эти слова означали совсем не то, что прозвучало. — А теперь оставьте, пожалуйста, нас с Гарри наедине. После того, как Рейстлин вышел, Дамблдор какое-то время молча смотрел на Гарри. Молчание затягивалось, становясь нестерпимым, и Гарри, наконец, решил его нарушить:  — Сэр… Мне будет назначено дополнительное наказание?  — Нет, Гарри, я думаю вовсе не о том, какое наказание тебе выбрать, — чуть усмехнулся старый волшебник. — Но… Насколько я понял, вы с мистером Маджере практически неразлучны — и в Хогвартсе, и за его пределами. Однако дело в том, что я прекрасно осведомлён о том, кто на самом деле обнаружил тоннель, через который вы попали в Хогсмит, — Гарри в немом удивлении уставился на Дамблдора. — Да, я знаю, что это близнецы Уизли провели вас тем путём, — подтвердил директор Хогварта. — Я, разумеется, поищу мантию-невидимку и верну её тебе… Но скажи: ты считаешь мистера Маджере своим другом?  — Да, — не задумываясь ответил Гарри.  — А он тебя? Гарри опешил. Для него такого вопроса просто не стояло.  — Конечно, — удивлённо ответил он выжидающе смотревшему на него Дамблдору.  — Тогда скажи, почему твой друг не остановил тебя, когда ты полностью взял вину за «обнаружение тоннеля в Хогсмит»? Почему не сказал хотя бы, что вы сделали это вдвоём? Гарри растерянно промолчал.  — Дружба прекрасна, — продолжал Дамблдор. — Но друзей нужно выбирать очень тщательно. Каким-то шестым чувством Гарри понял, что разговор окончен. Попрощавшись, он вышел из кабинета. Лестница отвезла его вниз, стена моментально распахнулась. Снаружи ждал Рейстлин.  — Мне нужно отправить послание Танису, — сказал он. — Поможешь?  — Конечно, — улыбнулся Гарри. Слова директора прочно засели в мозгу, как ни старался мальчик их оттуда выбросить. О чём Дамблдор говорил с Гарри наедине, Рейстлин не спрашивал. Трансфигурация к моменту их ухода из кабинета директора уже закончилась. На ЗОТИ идти не хотелось, на полёты, которые должны были начаться после обеда — тем более. Они вернулись в гостиную Гриффиндора, по счастью, пустую, ведь все были на занятиях.  — Если узнают, что Дамблдор нас отпустил, снимут баллы за прогул уроков, — вздохнул Гарри, хотя его это уже не волновало. На первое место Гриффиндору не взобраться, а с каким количеством баллов они займут последнее — абсолютно неважно.  — Не снимут, — успокоил его Рейстлин. — Когда Гермиона весь день рыдала в туалете, ну, на Хэллоуин, никаких баллов с неё не сняли. Гарри протянул ему листок, подписанный именем Таниса.  — Если хочешь, можно и Китиаре что-то отправить.  — Нет, — покачал головой Рейстлин. — Кит сейчас меньше всего нужны плохие новости.  — А они плохие?  — Очень, — прошипел Рейстлин. — Ты действительно не понял, зачем он нас вызывал?  — Определить наказание, для чего же ещё?  — И какое же наказание? — Рейстлин, исписав весь листок, повернулся к Гарри. Буквы таяли, словно впитываясь в бумагу: уже через пару минут сообщение нельзя будет прочитать, это тоже часть магии «листков-сообщений». — При мне прозвучали только намёки. Следовательно, вердикт был озвучен тебе, когда я ушёл.  — Не было там никаких намёков, — возмутился Гарри. — И вердикта не было. Дамблдор просто пообещал посмотреть, действительно ли в тоннеле осталась мантия…  — А при мне он этого пообещать не мог? Ладно, не хочешь, не говори. Но, когда в помещении находятся трое, и один просит кого-то выйти, оставаясь с другим с глазу на глаз, большая вероятность, что разговаривать будут именно о третьем, ушедшем, — довольно спокойно произнёс Рейстлин. Гарри почувствовал, что краснеет.  — Он только сказал, что знает, что тоннель обнаружили Фред и Джордж…  — Как давно?  — Не знаю, — растерялся Гарри. — А это важно?  — Просто интересно. Если Фред с Джорджем рассказали ему об этом незадолго до того, как он вызвал нас, это одно. А вот если он знал давно… С Фредом и Джорджем они встретились за ужином. Остальные гриффиндорцы продолжали игнорировать четвёрку нарушителей, преувеличенно оживлённо общаясь между собой. Но именно это позволило спросить, когда близнецы успели рассказать Дамблдору о тоннеле.  — Дамблдор знает о тоннеле? Вернее, о том, что мы о нём знаем? — жутко удивился Джордж. — Вот дела… Теперь нам туда хода нет.  — А вы собирались туда вернуться? — возмутился Гарри. — После всех этих снятых баллов и ещё не определённой отработки?  — Понимаешь, Гарри, — снисходительно пояснил Фред. — Учебный год, как и все неприятности в нашей жизни, имеет свойство заканчиваться. А за лето всё плохое забудется, бойкот прекратится, и мы вновь сможем заниматься любимыми шалостями… Тоннель был нам очень полезен, но, раз директор о нём знает…  — То есть, вы ему об этом не рассказывали? — уточнил Рейстлин.  — Конечно, нет! — хором воскликнули близнецы, чем привлекли внимание всех гриффиндорцев. — Не обращайте внимания, — успокаивающе махнул рукой Фред. — Отговариваем малышей от очередной глупости! Под мгновенно посуровевшими взглядами старшекурсников, Гарри торопливо выбежал из-за стола, на холу запихивая в рот остатки бутерброда. Через минуту его догнал Рейстлин:  — Если Дамблдор знал о тоннеле до нашей вылазки, то получается интересная картина: директор школы, зная о расположенном в ней тайном ходе, ведущем за территорию этой самой школы, не потрудился его запечатать. И это при том, что ученикам строжайше запрещено покидать школу, а их родственникам — приезжать сюда.  — Может, он не думал, что кто-то им воспользуется, — возразил Гарри. — Согласись, в горб ведьмы лезть не всякому захочется…  — А после того, как им всё-таки воспользовались, полагаешь, что-то изменится?  — Конечно, — убеждённо заявил Гарри. — Теперь ход наверняка будет запечатан.  — Ну да, так же, как и Запретный коридор, — фыркнул друг. — Простейшим заклинанием.  — Мы не знаем, что в том коридоре, помимо Пушка, — примирительно сказал Гарри. — Может, профессора использовали настолько мощные заклинания…  — И это тоже странно. Дверь легко открыть, мимо собаки пройти сложнее, но тоже возможно, а затем начинаются «по-настоящему», — он выделил эти слова интонацией, — мощные заклинания? То есть, усложняются по мере их преодоления? Не проще ли было наложить мощнейшие заклятья на саму дверь, вдобавок поставив какие-нибудь Сигнальные Чары с моментальным оповещением если уж не аврората — сомневаюсь, что те в курсе о хранящемся в школе артефакте — то хотя бы самого Дамблдора?  — Такие чары есть?  — Чары есть практически для всего, — отмахнулся Рейстлин. — А слегка прикрыть дверь, поставив за ней собаку, и лишь потом усиливать защиту… Что за полоса препятствий в парке аттракционов? К тому же, если вспомнить профессоров, принимающих участие в защите, то совершенно непонятно, зачем там понадобились Стебль и Квиррелл. В заклинаниях они гораздо слабее Флитвика и МакГонагалл. Ну ладно, первая могла вырастить там какую-нибудь жгучую антенницу, в зарослях которой и спрятали камень. Но на что способен Квиррелл? Гарри промолчал. Профессор ЗОТИ не производил впечатления сильного волшебника, хотя и заслужил уважение мальчика тем, что до сих пор не поддался попыткам Снейпа выведать информацию.  — Надеюсь, после каникул этот камень всё-таки уберут из школы, — добавил Рейстлин. — Независимо от того, будут ли ещё попытки его украсть. Они остановились. Занятые разговором, друзья не разбирали дороги, тем более, что всякие двигающиеся лестницы и исчезающие ступеньки были заучены до автоматизма — по крайней мере, в той части здания, где у первокурсников проходили занятия. Странно, но они пришли не к Башне Гриффиндора или библиотеке, в которой проводили практически всё свободное время последние несколько дней, и даже не к Запретному коридору, являвшемуся предметом разговора. Гарри и Рейстлин стояли перед кабинетом ЗОТИ, из которого доносилось подозрительно знакомое хныканье. Стараясь не шуметь, они приблизились к двери почти вплотную, и разобрали голос Квиррелла:  — Нет-нет… Пожалуйста, не начинайте снова… Хорошо, хорошо… — в следующую секунду Квиррелл выскочил из кабинета, поправляя тюрбан. Гарри с Рейстлином едва успели отскочить в разные стороны, но профессор даже не заметил их. Больше из кабинета никто не вышел. Дождавшись, пока профессор скроется за поворотом, они заглянули в кабинет. Он был пуст, а, кроме входной двери, была лишь ещё одна, ведущая то ли в подсобное помещение, то ли в личную комнату профессора. Дверь была заперта, и из-за неё не доносилось ни звука.  — Думаешь, Снейп там? — прошептал Гарри.  — Нелогично как-то. С чего вдруг Снейпу оставаться в подсобке Квиррелла, когда он сам выбежал? Логичнее было Снейпу уйти, а Квирреллу остаться на своей территории, — снаружи кабинета раздались чьи-то шаги. Выглянув, Гарри и Рейстлин наткнулись на Перси Уизли.  — Что вы здесь делаете? — подозрительно спросил он.  — Ждём профессора Квиррелла, — ответил Рейстлин. — Что ещё мы можем делать в его кабинете?  — Профессор Квиррелл только что вышел из замка, — недовольным тоном сообщил Перси. — А вам следует вернуться в Башню Гриффиндора. Скоро отбой. Надеюсь, вы не хотите, чтобы факультет из-за вас потерял ещё больше баллов? Они заверили старосту, что немедленно отправятся спать — но Перси не был бы собой, если бы так легко поверил. Он проводил Гарри и Рейстлина в Башню Гриффиндора и убедился, что они вошли в спальню. По счастью, в саму спальню он заходить не стал, а все остальные однокурсники ещё не ложились, обсуждая в гостиной надвигающиеся экзамены и предстоящий после них матч по квиддичу, последний в этом году — Гриффиндор против Когтеврана. Оказавшись в пустом помещении, друзья переглянулись:  — Зачем Квиррелл вышел из замка? — задумчиво спросил Гарри.  — Возможно, Снейп попросил его что-то принести… Какое-то особое средство…  — Зелье! — выпалил Гарри. — Заклинание можно разрушить зельями?  — Разрушить — нет, — Рейстлин посмотрел на него насмешливым взглядом. — Но при приёме некоторых зелий можно ослабить действие некоторых заклинаний на организм.  — Идём к Дамблдору, — категорично заявил Гарри. — Самим в это лезть нельзя, один раз уже попытались исправить чужую ошибку, и что вышло? Но и ждать, пока Снейп сцапает камень, нельзя.  — Какое тебе вообще дело до этого камня? — вздохнул Рейстлин. — Если не хочешь в это ввязываться, лучше сделать вид, что нас это не касается…  — Ты же сам сказал, что Снейпу логичнее всего, получив камень, будет убить Квиррелла! — заорал Гарри. — Я не хочу всю жизнь вспоминать, что мог предотвратить гибель человека, но ничего не сделал! В ярости он рванул покрывало со своей кровати… и увидел лежащую под ним мантию-невидимку. С тихим шорохом на пол упала записка. Гарри поднял её. Всего три слова — «на всякий случай», написанные тем же самым убористым почерком с завитушками.  — Дамблдор? — одновременно произнесли они с Рейстлином, уставившись друг на друга.