Не бойся

Медленно спускаясь по лестнице, Джон был почти уверен, кого увидит. Образ этого человека давно не давал ему покоя, постоянно возникая в мыслях и странных снах. Мужчина сидел спиной к двери, но резко обернулся, стоило ему войти в комнату. Именно его запах Джон почувствовал, как только проснулся, и именно его он меньше всего ожидал увидеть здесь, в гостиной на Бейкер-Стрит. Несомненно дорогой строгий костюм, идеально выглаженные брюки, серебряные запонки в виде скалящейся волчьей морды – Джон оглядел его и непроизвольно задержал взгляд на тонких запястьях, светлую кожу которых очень сильно оттеняли черные манжеты шелковой рубашки. - Здравствуйте, - стряхнул он наваждение, решив быть вежливым. - Если вы к Шерлоку, то его нет, и я не знаю, когда он вернется. - Нет, я к тебе, - внимательный взгляд карих глаз напряженно сканировал растрепанного ото сна человека. – Холмсы так хорошо тебя спрятали, что мне пришлось очень сильно потрудиться, чтобы отследить их передвижение. - Меня не прятали, - неожиданно для себя Джон лениво подавил зевок и на ватных ногах пошёл в кухню, стараясь вспомнить, говорил ли ему Шерлок хоть что-нибудь про кофе, или его тоже нужно будет выпрашивать у миссис Хадсон. В кресле за его спиной сидел вожак самой многочисленной стаи оборотней – Джим Мориарти, а Джон будто совсем не чувствовал исходившей от него опасности. Ему было так хорошо и спокойно, как не было нескольких последних наполненных болью и ужасом дней, проведенных вместе с Шерлоком. - Знаешь, Джон, - Мориарти, вдруг оказавшись очень близко, принялся помогать ему, насыпая ароматные зерна в старую кофемолку. – Тогда, в лесу, я ведь тебя вообще не узнал. Ты так изменился и ещё эта дурацкая фамилия – Уотсон. Совершенно тебе не подходит. Джон что-то промычал в ответ, отстраненно наблюдая, как тонкие изящные руки бережно переставляют фарфоровые чашки, как наливают неизвестно откуда взявшееся молоко, как беззвучно кладут серебряные ложки на блюдца. Он не совсем понимал, о чём говорит этот странный человек, но решил не вдаваться в подробности и не задавать вопросов, полагая, что тот сам объяснит причину своего непонятного поведения. - Вижу, Холмс тебя почти приручил, даже клеймо поставил, - горячие пальцы коснулись уже полностью зажившей метки на его запястье, и Джон непроизвольно отдернул руку, рассыпая по столу белые кристаллики сахара. – Ну, надо же, это даже мне не удалось, а какому-то кровососу… - Мориарти сдавлено зашипел сквозь плотно сжатые зубы, вынуждая Джона с опаской попятиться. – Ненавижу всё их чертово семейство. - Вообще-то у меня не было выбора, - почему-то стал оправдываться Джон. – Мне приказали… и это вампирское внушение. Я не смог сопротивляться, - он замолчал, с испугом наблюдая, как карие глаза Мориарти заполняет черная дымка, а лицо перекашивает от злобы. - Я с удовольствием перегрызу Холмсу глотку, как только он вернется, – пообещал разозленный оборотень, сжимая руки в кулаки, видимо, таким образом стараясь унять бушующую внутри ярость. – Следуя нашему уговору, я терпеливо ждал, когда ты наконец объявишься, Джон, – вдруг выдохнул он. - А ты, вместо того, чтобы прийти домой, ко мне, решил связать себя с этим вампиром. Зачем? Зачем ты так со мной? Неужели все ещё обижаешься? Я же ещё в прошлый раз попросил прощения. Всё объяснил. С каждым словом Мориарти подходил всё ближе к застывшему в неловкой позе человеку, впитывая кожей запах его страха, считывая эмоции, с восторгом заглядывая в знакомые синие глаза. А Джон просто не находил нужных слов, понимая, что этот непонятный оборотень, скорее всего, просто сумасшедший, раз несёт весь этот жуткий бред. - Ты так сильно изменился, но мне всё равно нравится, - прошептал Мориарти, и Джон выдохнул, осознав, что от страха всё это время задерживал дыхание. – А вот про приказы - это ты зря. Ты же прекрасно знаешь, что если захочешь, то можешь одной рукой свернуть этому несносному вампирчику шею. - Эээ, не понимаю – чем? – Джон застыл с горячим чайником в одной руке и открытым тубусом в другой. – Чем я могу свернуть ему шею? О чём вы вообще говорите? Я всего лишь человек, а он – вампир. Он меня в порошок сотрёт. - Человек? Ты? – Мориарти засмеялся каким-то странным лающим смехом, от которого по телу Джона прошла холодная дрожь, и он, осторожно поставив все бьющиеся предметы на стол, повернулся к веселящемуся оборотню: - Да, я человек, и не вижу в этом факте ничего смешного. Джон даже не понял, как после последних произнесённых слов оказался в крепких объятиях. Бережно держа его за плечи, Мориарти внимательно разглядывал лицо Джона, видимо, стараясь понять: шутит он или нет. Постепенно в шоколадных глазах зажглась холодная зелёная искорка, и оборотень выдохнул: - Джон, - голос звучал как-то хрипло, будто голосовые связки вдруг перестали его слушаться. – Джон, ты ведь не разыгрываешь меня? Ты что, действительно ничего не помнишь? - А что я должен помнить? Не понимаю, – он вырвался из рук Мориарти и постарался отодвинуться как можно дальше, не зная, что ещё может прийти в голову этому сумасшедшему. - Вот это да! – тот дернулся так резко, что Джон не удержался и рухнул на ближайший стул. – Значит, тебе удалось… - он замолчал и принялся внимательно изучать изумленное лицо сидящего напротив человека, словно мысленно прикидывая, что делать дальше. Джон просто видел, как в голове у Мориарти вращаются шестеренки: анализируя, раскладывая на составляющие, собирая вновь, ища то единственное правильное для них обоих решение. - Нет, тебе нужно срочно восстановить память. Мне стоит попробовать снять твои примитивные блоки, – после недолгого раздумья выдал Мориарти и, с легкостью встав перед Джоном на колени, осторожно взял его лицо в свои горячие ладони. Тот даже не успел ничего возразить, его глаза закрылись, и в голове закружились странные образы. - Расслабься, я постараюсь всё исправить, – это было последнее, что услышал Джон, проваливаясь в свои воспоминания. Я не понимаю, где нахожусь, но чувствую, как в нос бьёт сильный запах влажной земли и травы. Все открытые участки моего тела покрыты непонятными символами, нарисованными чёрной краской, а одежда больше напоминает какую-то рясу. Вокруг темно, холодно, не слышно никаких звуков кроме оглушающего стука моего бьющегося сердца. Но я точно знаю – он рядом. Он загнал меня в угол, и нет больше сил бежать и прятаться, но и сдаться я просто не имею права. Неизвестность. Страх. Внезапно я чувствую его руки на своём теле. Он одним быстрым движением разрывает мою одежду, что связывает, будто саван и, приподняв, резко входит в меня одним грубым толчком, уродуя и разрывая внутренности. - Нет! - я словно со стороны слышу собственный крик, не в состоянии превозмочь невыносимую боль. Так не должно быть. Это неправильно. Невозможно. Я стараюсь хоть немного расслабиться, чтобы облегчить страдания, но его когти, впиваясь в кожу и царапая до крови, притягивают ближе. Он методично трахает мое тело, жестко врываясь внутрь и с мерзким хлюпающим звуком выходя обратно. Его клыки смыкаются на моей шее, и крик переходит в дикий волчий вой. Я корчусь от непереносимой боли, скручивающийся внутри меня железной проволокой, и тщетно пытаюсь отсрочить очередное поступательное движение. Никакого возбуждения, никакой страсти, никакого туманящего сознание горячего желания. Вокруг всё кружится в клубящейся белой мгле, пока полностью не исчезает. Остаётся лишь боль. Адские муки, которым нет конца. Боль и осознание того, что моё тело меняется. Меняется безвозвратно, постепенно теряя тот истинный, божественный свет, который даётся в начале пути каждой неосквернённой человеческой душе. С громким звериным рыком он кончает, и его обжигающие ладони начинают хаотично блуждать по моему измученному телу, стараясь выжать из него хоть каплю удовольствия. Но колени подгибаются, и я, полностью ослабевший, падаю на землю - этот кошмар выжал из меня последние силы, а ноги больше не держат. Последними крохами ускользающего во тьму сознания я понимаю, что произошло. Я навсегда потерял себя, свой свет, свою душу! Он изувечил мой внутренний мир и, вскрыв сердце, обратил моё тело в звериную сущность. Теперь я проклят навеки. Джон в ужасе распахнул глаза, не в состоянии понять, где он и что происходит. Отголоски увиденной им собственной боли волной прошлись по телу, вызвав неконтролируемую дрожь от осознания случившегося кошмара. - Ты…Я…Не может быть, – его сдавленный шепот заставил Мориарти наклониться ещё ближе, почти соприкасаясь губами с влажной от слез щекой. - Тише-тише. Это было так давно. Глупый ритуал, но без него я бы не смог заставить их принять тебя. Ты же так необычен, Джон, – он постарался успокоить совершенно ошарашенного человека, прикасаясь к его лицу, очерчивая подушечками пальцев его скулы, крылья носа, потрескавшиеся губы. – Прости. Я же тысячи раз извинялся перед тобой. Прости-прости-прости… Бесконечные извинения ядом просачивались в мысли, и Джон, ничего толком не понимая из того, что говорил ему Мориарти, застонал от жуткого ощущения полной беспомощности. Ему словно вскрыли грудную клетку и вырезали еще бьющееся сердце – слишком больно и противно стало от осознания своей звериной сущности. - Как ты мог? Как ты мог так со мной поступить? – Джон поднял голову и с яростью посмотрел в ненавистное лицо. – Я все ещё не понимаю, за что? Чем я заслужил такое обращение? - О, видимо, ты действительно многого не помнишь. Я просто не мог поступить иначе, – Мориарти с интересом уставился на Джона, и его взгляд изменился, вновь став холодным и жестким, таким же, каким он становился у Шерлока, когда Джон говорил или делал особо странные для вампира вещи. Различие было лишь в форме зрачков: у Холмса они были вертикально черными, как у хищника, а у Мориарти оставались человеческими, но это совершенно не отменяло его истинную звериную сущность. «Вот, чёрт, я уже начал их сравнивать. Этого ещё не хватало», - думал Джон, терпеливо ожидая выводов Мориарти. Судя по напряженной позе, в которой тот присел на краешек кухонного стула, он уже разгадал эту загадку. - Ты же так уникален, Джон, и я просто не смогу тебя отпустить, – даже тон его голоса изменился, снова став надменным и чужим. – Ты поставил столько блоков на свои драгоценные воспоминания, что я за один раз не смогу их разрушить. Гениально и просто. Надо же, а ты всё-таки нашел способ вернуть свою душу и стать человеком, – он ухмыльнулся и задумчиво покрутил в ладонях пустую чашку. – Я думал, ты просто пугаешь меня, а ты… Да, кто бы мог подумать. Именно от этих его слов у Джона в голове вдруг стало совершенно пусто, а на душе – спокойно. Он уже успел понять, что его сны и воскрешенные этим оборотнем воспоминания станут поворотными в его жизни. Всё постепенно вставало на свои места: их ночное знакомство в лесу несколько сотен лет назад, его обращение, жуткий обряд и превращение в зверя. Он вспомнил, что никогда не был военным доктором Джоном Уотсоном. Он просто выкрал документы погибшего в бою капитана и, присвоив имя и биографию, а также поставив все возможные охранные блоки на своё прошлое, решил начать жизнь заново. Чтобы никогда больше не было разрывающей изнутри яростной боли и жажды убийства, и вечного страха за близких тебе людей, и жгучего яда ненасытных поцелуев, и обладания его телом этим невыносимо прекрасным мужчиной. Оборотнем: обратившим, подчинившим и ставшим его парой, его хозяином, заставившим хладнокровно убивать и калечить невинные человеческие жизни лишь для своих гениальных целей. Джон просто не смог всего этого выдержать и сбежал, растворяясь в толпе обычных людей, полностью отрекаясь от бессмертной звериной сущности. Его серое существование было настолько обычным, лишенным всякой магии и бессмертия, что, постепенно забывая живущего внутри него зверя, он стал стареть. Не обращаясь и стирая из памяти свою истинную природу, Джон мечтал просто умереть от какой-нибудь неизлечимой болезни, но – не вышло. В его ставшую привычной жизнь ворвались вампиры, и как всегда сработали древние защитные инстинкты, отлично настроенные против истинных врагов всех оборотней. Блоки постепенно рушились, а во сны доктора Уотсона стали проникать настоящие воспоминания, стараясь защитить и восстановить внутреннее равновесие. В памяти Джона все ещё оставалось много белых пятен, но почему-то ему совершенно не хотелось вспоминать всё именно сейчас, поэтому, решив понапрасну не злить Мориарти, он принялся варить проклятый кофе, чтобы сделать видимость, что хоть чем-то занят. - Ты не хочешь? - донеслось в спину, когда он заливал намолотый порошок горячей водой. - Что? - О, только не надо делать вид, что ты глупее, чем есть на самом деле. Я же знаю, что ты просто не хочешь вспоминать, из-за чего ты сбежал и бросил свою семью. Но, Джон, пойми, тебе придётся, – Мориарти снова оказался так близко, что он затылком почувствовал его тяжелое дыхание, отчего по телу побежали мурашки, а руки затряслись. - Вижу, Холмс укусил тебя и именно в том самом месте, где и я. Как интересно. - Не надо, - только и сумел возразить Джон, ощутив, как горячие губы коснулись всё еще очень чувствительного места на его шее, а влажный язык дотронулся до засохшей ранки. – Пожалуйста… Но Мориарти сделал вид, что не расслышал его слова и принялся исступленно вылизывать и прикусывать солоноватую кожу, руками ловко поддевая футболку, чтобы добраться горячими пальцами до знакомого тела. Джон, не контролируя себя, расслабленно откинул голову ему на плечо, подставляя беззащитную шею для новой порции ненасытных поцелуев, а когда шершавая ладонь забралась под пояс его штанов и начала поглаживать, ласкать полувозбужденный член, то полностью растворился в странных ощущениях, мягких звуках и родном запахе. Подавшись бёдрами вперед и толкнувшись в теплую ладонь, которая сжимала и ласкала именно так, как нужно, Джон издал очень громкий стон, и Мориарти зарычал от удовольствия. Джон уже позабыл, как это: принадлежать человеку, видевшему его самые низменные пороки. Не играть, быть полностью открытым и не бояться, что тот в ужасе отвергнет жуткую звериную сущность, которая теперь уже навсегда иссушила его душу. «Бессмертная душа», – Джон обеспокоенно распахнул глаза и потряс головой, словно пёс, прошептав: - Нет. Отпусти немедленно! – в голове немного прояснилось, и он постарался взять своё возбужденное тело под контроль. – Я не могу, – еще одна безрезультатная попытка вырваться из рук оборотня. - Ты слышал, что он сказал, Джим? Немедленно отпусти его! – резкий голос Шерлока, с перекошенным от злобы лицом застывшего на пороге комнаты, заставил обоих мужчин замереть на месте.