Сборник омегаверс-драбблов

Спайк распахнул дверь ладонью. Эпплблум и Скуталу резко повернули на звук головы, отрываясь от тетрадей. Несколько секунд дракон и пони рассматривали друг друга с застывшими выражениями на лицах, а затем он медленно выпрямился и незадачливо поскрёб когтями чешую на затылке: — Я что, мог заскочить на маффины? — Ты и ща можешь заскочить, — пожала плечами Эпплблум и взяла в зубы выроненный карандаш. — А что вы делаете? — Играем в облачный бой, — сочно ответила Скуталу, прихлопнув крыльями. — Без доски? — пошарил Спайк взглядом по кровати, которую занимала только привалившаяся к подушкам Свити Белль, не считая локтей двух её альф по обоим краям. — Нас же трое, — заметила земнопони. — А Твист сказала, шо в него можно играть и на бумаге, а эт гораздо удобнее. — Хоть что-то от неё хорошее, — пробормотал в сторону Спайк. Эпплблум снова повернулась к своему маленькому табуну, в котором ненавязчиво занимала главенствующую позицию. — Облако-шесть? — Попробуй в следующий раз, — расплылась в лукавой улыбке Свити Белль, и Эпплблум с цоканьем языка закатила глаза, вскользь шлёпнув тыльной стороной копыта по углу своей тетради от досады: — Да как так-то! Как ты их ваще расставляешь? — Я за историю не шарю, — согласно погрызла кончик карандаша Скуталу, — но, по-моему, если бы омегам в те времена разрешили быть военачальниками — грифоны с ума бы сошли, пытаясь предугадать их тактику. А потом — пытаясь её понять! — Вершина-семь, — сделала ход Свити, но тут же опомнилась: — Ой, Спайк! Извини! Ты что-то хотел? — Я — ничего, — скучающе привалился он плечом к косяку, запустив когти в некогда игравшие роль карманов, а теперь почти растянувшиеся по его растущему телу складки шкуры, и закинул ногу за ногу. — Рэрити попросила присмотреть за вами, чтобы вы не перетрахались. Омега покраснела. Альфы переглянулись между собой, и Эпплблум укоризненно заметила Спайку: — Свити Белль ток из больницы. Кто мы, по-твоему, шоб подвергать её здоровье опасности? — Я ничего не говорю! — повторил Спайк, примирительно выставив ладони. — Я же сказал: это Рэрити попросила. Я сюда, чтоб вы знали, не очень-то и торопился. — Но при этом не зашёл на маффины, — подняла бровь Скуталу. — Потому что увлёкся пинанием камушка по дороге, — весомо просветил дракон. — Видите? Не торопился. — А зачем тогда… — хотела было продолжить допрос пегаска, но Эпплблум цыкнула на неё: — А ну-ка хорош, — зубами вырвала из своей тетради двойной листочек и протянула его Спайку. — Хошь сыграть с нами? С этим коном чо-т не так, Свити Белль чо-т слишком уж везёт, надо попробовать вчетвером. Прост рисуешь поле, как на доске, и расставляешь по нему фигурки. — Давайте, — согласился Спайк. Он подошёл ближе, взял листок и другой лапой выудил свободный карандаш из стоящего на тумбе стакана, как в жеребячьих садиках. За дверью послышались медленные шаги по лестнице. — Только я, похоже, всего на один кон. Рэрити вернулась и сейчас погонит меня обратно к Твайлайт. Дракон мстительно повернулся к Скуталу: — Видишь, насколько я не торопился? Пегаска закатила глаза. Друзья расчертили новые поля, и в дверь с внушительной расстановкой постучали, заставив их озадаченно переглянуться. — Эм… да? — протянула Свити Белль, и в дверь просунулась кислая мина под мятой светло-каштановой чёлкой и с двумя торчащими передними зубами. — Фезервейт?! — Я пришёл извиниться, — глухо заверил омега, но Скуталу уже ощетинилась, как дикобраз. Спайк, насупившись, взял её сторону и скрестил на груди длинные лапы: — Извиниться? Ха. Как бы не так. — Можешь войти, Фезервейт… — пролепетала Свити Белль, и пегас едва услышал её, прежде чем Эпплблум громко всхрапнула: — Ты реально думаешь, что отделаешься лягаными извинениями? — Хватит, — с внезапной силой в голосе потребовала единорожка, выпрямляясь так властно, будто под ней был трон, а не постель. — Фезервейт пришёл ко мне и в мой дом. Пусть зайдёт. Фезервейт протащил свой тощий круп через узкую щель в двери, и та защёлкнулась за ним, как клетка со львами. Вздыбившие шерсть на холках альфы, по крайней мере, были от них не так уж далеки. Их омега запретила им пререкаться, но выражать своё недовольство через позы и ужесточившиеся запахи не мог запретить никто. В глотке запершило от вяжущей горечи рябины, потекшей по воздуху. — Я пришёл извиниться, — повторил пегас ещё тише и, едва отрывая копыта от пола и не глядя Свити Белль в лицо, побрёл к кровати. — Я не должен был… Я всего лишь хотел… Он выдохнул вниз, усилием воли перестал мямлить и посмотрел в глаза Свити Белль прямо и твёрдо: — Я прошу прощения за всё, что сделал. Это было непозволительно. Омега мягко улыбнулась: — Нет. Фезервейт скептически опустил брови. Единорожка продолжала с той же улыбкой: — Дискорда с два ты извинился бы, если бы тебя не заставили. — Меня, чтобы ты знала, заставили извиниться перед всем стадом, но сначала я пришёл к тебе. — Да. Чтобы предварительно задобрить меня, и чтобы перед всем стадом я тебя точно простила. Ты ведь планировал дальше приходить ко мне, приносить подачки и типа искренне интересоваться моим выздоровлением? — равнодушно покачала копытцем омега. — Не выйдет. — Свити, — выдохнул Фезервейт под торжествующими взглядами альф. — Я всё понимаю, ты имеешь право на меня обижаться, и сколько угодно долго. Я нормально так перегнул палку… — Ты сфотографировал меня, пока я была в охоте, распечатал это по всему Понивиллю, чуть не убил Скуталу и Эпплблум и чуть не убил меня! — единорожка хотела бы звучать металлически, но для такого эффекта ей следовало переставить первую вещь в конец: обида и невыносимый стыд установили словам в горле препон из комка слёз, и остальные обвинения едва не превратились в насморочные всхлипы. — Чтобы заслужить моё прощение, ты должен как минимум сделать всё то же самое с собой! — У меня, извини, пожалуйста, нет сразу двух альф, которых я могу подвергнуть смертельной опасности! — вспылил Фезервейт, жгучим блеском в ореховых глазах выдавая своё истинное отношение. — Да у тебя даже одной альфы нет! — Свити Белль выпрямилась ещё сильнее, выпятив вперёд грудь и схватившись за одеяло. Её гладкие зубы были оскалены; она желала отрастить клыки, чтобы защитить себя и подруг. — И откуда ей взяться для такого кривозубого прыща с лопухами вместо ушей?! Одной необдуманной фразой единорожка с омежьей меткостью прошлась по главным комплексам недруга. Фезервейт судорожно прижал уши — слишком большие и толстые на фоне всего остального! — и тщетно попытался натянуть верхнюю губу на один из своих основных недостатков. Это не вязалось с его перенятым от друзей-альф желанием зарычать в ответ. — Да у меня хотя бы… я… у меня… — хлопал он ртом, часто моргая, и наконец резко сдвинул брови, растопырил крылья, перестав прятаться, и выкрикнул: — Я могу изменить любой недостаток в себе и придать ему такую форму, какую захочется! А могу оставить как есть и объявить, что это не важно — и что ты мне сделаешь? Будешь продолжать тупо и низко проходиться по внешности? Ты что, застряла в жеребячьем саду для волшебников? Я не занимаюсь таким дебилизмом! Я могу стать кем угодно, а ты навсегда останешься не больше, чем ожившей надувной куклой для траха! — Закрой пасть! — рявкнула Эпплблум, но Свити Белль внезапно бросилась вперёд, проехав животом по одеялу и остановившись на краю кровати нос к носу с пегасом. Она несколько секунд кровожадно изучала его яростное некрасивое лицо с дрожащей в зрачках, но мужественно подавляемой обидой, и спокойно, но язвительно и невероятно чётко произнесла: — Ты можешь делать что хочешь и становиться кем угодно, но абсолютно ничего, ни понивилльские выходки, ни корона кэнтерлотская, не поможет тебе заполучить Скуталу, потому что она моя, а я — её. Реакция Фезервейта была столь молниеносна, что он испугался сам себя. Тощее светло-бежевое копыто влетело в лицо Свити пощёчиной будто против воли его обладателя. Выражение жестокого превосходства единорожки сменилось одно за другим сначала шоком, а затем — мрачной удовлетворённостью, и пегас понял, что проиграл снова. Не издавая ни звука, он бросился из комнаты, напоследок в бессильной ярости со звоном опрокинув маленький туалетный столик. — Я его убью, — констатировала Эпплблум, глядя на осколки зеркала из опустевшей изящной рамы, и двинулась вперёд, но была остановлена оттопыренным крылом Спайка. — Максимум — выпишешь счёт за эту безделушку, — кивнул на разрушения дракон. — А так: ты серьёзно собралась бить морду омеге? Да ещё и такому тщедушному? Тебе не смешно? — Смешно, — согласилась земнопони и пожала плечами. — А шо ещё делать? Прост позволить ему бить мою омегу и рушить её комнату? Да ща. — Если так сильно хочешь защитить свою омегу, то лучше уберите со Скуталу эти стекляшки, — саркастично ответил Спайк, складывая крыло. — А я пойду поговорю с этим истериком. — Поговоришь? — подняла брови Свити Белль. От её озлобленной ипостаси не осталось ни черты. — Ну, мне, как альфе, бить его тоже не к лицу, — развёл передними лапами дракон. — А такие, как он, додики — это как раз наш с Твайлайт дружбомагичный профиль. Кроме того, — задумчиво добавил он, — я на самом деле могу его понять. — Только не говори, что будешь его утешать! — рыкнула Скуталу, заложив уши за голову. — Ты сам был готов разорвать его, когда он только вошёл! — А вот в ваши разборки меня втягивать не нужно, — спокойно предупредил Спайк, но его бронированная грудь раздулась так красноречиво, что пегаска тут же стушевалась. Драконы не пахли (если не считать гарь и какой-то навоз, в котором, кажется, прямо-таки любили обваляться некоторые дикие представители), но их мускулатура и размеры действовали на оппонентов не хуже самых агрессивных и насыщенных ароматов. — Пусть я и делаю это ради него, я не буду забывать о том, что он сделал. Но ещё я как бы… — разом потеряв воинственный вид, он постучал двумя указательными когтями друг о друга. — Хочу подвести итог лично для себя, и мне это важнее, чем его утешить. Дверь отворилась в который раз за утро, и Рэрити споткнулась весёлыми словами приветствия об свои многочисленные отражения в осколках зеркала на полу. — Что вы здесь устроили? — почти неподвижными губами поинтересовалась она, медленно поднимая глаза на подростков. Спайк громко усмехнулся и застенчиво прикрыл глаза, почесав зелёный гребень у себя на макушке: — Извини, Рэрити. Это я такой неловкий. Неудачно развернулся и снёс хвостом эту штучку. Она довольно лёгкая. Извини. Я могу принести тебе другую или добыть для тебя несколько редких камней, которые ты выменяешь на ту, которая тебе понравится. Скуталу уронила челюсть. — О, — расслабилась омега и хихикнула, прикрыв губы копытом. — Не стоит, Спайк, всё случается. М-м-м, «эта штучка» всё равно стала слишком жеребячьей для Свити Белль, и я собиралась купить другую. Более… основательную, чтобы больше никто не мог случайно снести её хвостом. А так — у вас здесь всё нормально? — Агась, — подтвердил Спайк, подошёл к остолбеневшей Скуталу и поощрительно похлопал её ладонью по лохматой голове, как дворовую псину. — Они вели себя приличнее, чем на благотворительном обеде в доме престарелых. Рэрити, скажи, Твайлайт сильно меня ждёт? — Я не знаю, — легко подняла все до самого мельчайшего осколки телекинезом единорожка и сложила их в опасную острую стопку. — Она ничего не говорила про это, когда мы закончили. Наверное, тебе знать лучше. — В принципе, мы там тоже уже заканчивали, — наклонил голову набок Спайк и использовал вырванный под облачный бой листок, чтобы написать быструю записку прямо на спине пегаски её же пером. — Эй! — возмутилась альфа, когда его выдрали у неё из крыла и начали колоть ей спину сквозь бумагу. — Ай! Охренел?! Ты что, моей же кровью там пишешь?! — Скуталу, выражения, — для проформы осадила Рэрити и подняла остатки туалетного столика, чтобы остов не мешал проходу. — Однако мне нужно работать. Если что-то понадобится, девочки — я внизу! — что прозвучало с некоторым подъёмом в голосе, как подтекст «не вздумайте творить ничего непристойного прямо над моей головой». И омега вышла под дружное согласное угуканье. Немного напряжённое от Скуталу. — Дискорд, да хватит! — с силой вырвалась она из-под листа. — А я уже закончил, — глумливо ответил Спайк. Он отточенным движением свернул записку в свиток и дунул на неё слабым зелёным огнём. Чернея, скукоживаясь и распадаясь на мелкие клочки, пепел закрутился в магическом вихре и улетел в приоткрытое окно. Скуталу проводила тот недовольным взглядом. — Ты иногда слишком мудак в последнее время, — боком рта сообщила она дракону. — Совсем не вяжешься с утешителем страшных и убогих омег, нахуевертивших на добрую уголовку. — Прости, — неискренне ответил он, пожав плечами, и вышел из комнаты следом за Рэрити. Но — в совершенно другом направлении. Скуталу, на секунду уронив голову, выдохнула — непонятно, с облегчением или с раздражением — и выпрямилась снова: — На чём мы остановились? Эпплблум лишь моргнула на её слова и посмотрела на Свити Белль. Омега медленно комкала одеяло копытами и подавленно смотрела в осьминожью звёздочку складок. — Ты в порядке? — осторожно спросила альфа. — Да, — почти сразу ответила единорожка. — Просто… не ожидала, что он придёт. — Ты была великолепна, — забравшись на постель, по-кошачьи приласкалась к её шее Скуталу. — Да, — подхватила Эпплблум, невольно улыбнувшись. — Безжалостна, как восточный ветер. — Я сама от себя такого не ожидала, — слабо зарделась Свити. — Мы — подавно, — кивнула Скуталу. — Только ты могла якобы простить его сейчас и потом уже высмеять перед всем стадом, когда он был бы уверен, что всё на мази. Беспокойные белоснежные копыта замерли вокруг одеяльного жгута. У Свити Белль дёрнулся глаз. — Я… как-то до этого не додумалась. Альфы добродушно усмехнулись и заключили её в крепкие объятия.

***

Хлопанье кожистых крыльев Фезервейт услышал издалека, но сделать ничего не мог. Если Спайк нашёл его здесь — выследит и в любом другом месте. Он лишь крепче утопил подбородок в облаке и пробормотал, зная, что поднебесье всё равно разнесёт любой звук дальше, чем планируется: — Вали к Дискорду задротить в настолку для неудачников или куда угодно ещё, только подальше от меня. — Что должно произойти, чтобы я начал тебя слушаться? — поинтересовался дракон, трогая облако Фезервейта когтем ноги, прежде чем с мерным хлопаньем крыльев опуститься на него и свесить хвост, как с лавочки. До подросткового возраста безнадёжно бродящий по земле, Спайк даже с обретением крыльев не мог поверить, что на него теперь распространяется вся полётная магия, а не только часть с отрыванием от земли. Смоулдер предупредила, что в какой-то момент он слишком сильно вырастет, и облака будут попросту расслаиваться под его массой, но сейчас он весил не больше очень упитанного пегаса, и те даже не шуршали у него под задом. — Если уж ты захотел позависать со мной сейчас — не так многое, — проворчал Фезервейт. — Ты всего лишь повёл себя, как настоящий дракон. Родство притягательно. Фезервейт пошевелил чересчур массивными, дутыми ушами и открыто посмотрел на него. Сравнение с настоящим драконом странно польстило ему, да и Спайк, расслабленно опершийся длинными локтями на шелушащиеся колени, выражал лишь интерес, а не осуждение. — Правда? — аккуратно уточнил омега, но в круглых глазах вспыхнул цепкий интерес. — Ага, — легко ответил Спайк. — Очень неожиданный поступок для пони — расколоть дружный подростковый табун, да ещё и с жертвами, просто в надежде получить лучшую альфу. Взгляд Фезервейта похолодел, профиль ожесточился: — Если у Свити Белль может быть две истинных альфы — почему у них не может быть по две истинных омеги? — Логично. Сработало? — поболтал задними лапами Спайк. Пегас потупился. Его лопатки острыми взгорьями двинулись вверх. — Нет. Нихрена это не сработало. — Попытаешься снова? — А какой смысл? — оскалился он и тут же сдулся с тяжёлым выдохом. — Да и не хотел я ничего раскалывать. Я даже… не хотел, чтобы Свити Белль пострадала. — Разве? — Конечно, — пожал плечами Фезервейт, фыркнув. — Я, по-твоему, совсем больной? Распечатать те фотки — я распечатал, но я никак не ожидал, что они приведут к тому, что её затопчут. Да и фотоаппарата у меня больше, — он грустно развёл копытами, — нет, так что я тем более на такое не рассчитывал. Но… — он дёргано облизнул верхнюю губу, провёл языком по зубам, словно проверяя, не выросли ли у него драконьи клыки. — Смотреть на то, как её бьют, было приятно. Омега запоздало опомнился и резко повернулся к Спайку. Тот всё ещё не смотрел на него, как на монстра. — Действительно, — произнёс он, — настоящий дракон. Фезервейт улыбнулся и приосанился, но внезапное продолжение фразы в полной мере раскрыло сардонический характер тона: — И я-то хотя бы вышел на истинный путь, а тебе что мешает? — Ч-что? — озадачился пегас, уронив крылья. — Зачем мне уходить с пути настоящего дракона? Спайк замер, а затем расхохотался, захлопав себя ладонью по колену: — А, так ты думал, что это комплимент? — А что это, если не комплимент? — воскликнул Фезервейт, вздёрнув брови. — Драконы — древний и удивительный вид, они живы до сих пор и не претерпели изменений только потому, что никого не щадили! — В том числе — друг друга, — гулко заметил тот. — Я тусил с ними немного, когда был младше. И, знаешь, они всякое творили. Я аж засомневался, такой ли я дракон, как они. Молчу про способность разбить безобидное яйцо чужих родителей, спалить целую деревню ради двух блестящих камушков, которые всего лишь по слухам прячет местный богач, и другое подобное — они и со своими друзьями обращались не лучше. Я думал, что больше никогда такого не испытаю, но потом услышал о тебе. И ты тоже не знаешь никакой меры в том, чтобы заполучить то, что взбрело тебе в башку. Но знаешь, что делали драконы, когда у них это получалось? — Спайк плавно пригнулся к нему поближе. — Они просто выкидывали это в лаву или ломали. Вещь была всего лишь поводом. Важнее было показать, что ты в принципе способен пойти на что-то безумное ради своей шкуры и из простой прихоти. — Я бы никогда не сломал Скуталу, — хмуро покачал головой Фезервейт. — Она сама скорее бы сломала меня, если подумать. Дракон пару секунд изучал тающую дымку всколыхнувшегося обожания в его глазах. — Ты как-то чуть её не убил, если я правильно запомнил. — Нет, нет, — промямлил с нервным смешком омега, отведя взгляд и вяло отмахнувшись. — Это вышло случайно. Я не думал, что эпплузские действительно, ну… будут драться со Скуталу и Эпплблум. Однако я ни на секунду в ней не ошибся: она задала им жару, даже находясь в меньшинстве! — Тебе было приятно смотреть на то, как её бьют? — Нет, но, — Фезервейт помедлил, — я за неё не беспокоился. Я знал, что она будет в порядке. — Почему? — Потому что она — лучшая из лучших, — пояснил омега, как само собой разумеющееся. — Интересно, — пробормотал Спайк, — а что же тогда рядом с ней должен был бы делать ты? — А что ты делаешь рядом с Твайлайт? — пожал плечами Фезервейт, как само собой разумеющееся. Дракон криво прищёлкнул челюстью. — В каком это смысле? — В прямом. Она — талантливейшая из бет, ставшая аликорном, Элемент Магии и национальная героиня. Для чего ей ты? — А, — усмехнулся Спайк, запрокинув голову. — Ну, её героизм и гениальность ни коготочком не касаются задачи приготовить здоровый сытный завтрак или хотя бы вспомнить, что его вообще необходимо съесть. Без меня она питалась бы одной сухомяткой и раз за разом подогреваемым чаем, который греть — греет, а выпить забывает. И ещё я один раз спас Сердце от Короля Сомбры, поэтому в Кристальной Империи я тоже национальный герой, так что нам с ней есть о чём поговорить, — с улыбкой пошутил он. — Вот и я был бы для Скуталу тем же самым, — подытожил Фезервейт и закрыл глаза. — Я и был. Её правым копытом, можно сказать. Она всегда могла рассчитывать на мою помощь, чтобы делать крутые вещи и не отвлекаться на мелочи. Я здорово помогал ей в гараже, представлял её в табуне, выгораживал перед родителями… — …и ещё десять охренительных вещей, которые ей только мешали. — Ой, да ты-то куда лезешь? — отмахнулся Фезервейт, звонко фыркнув и скривив рожицу. — Тебя там даже не было! — Свити Белль тоже не стремилась подавать Скуталу инструменты и не ходила с ней на стрелки, — лениво отметил в ответ Спайк. — И что-то я не вижу её рядом с тобой на скамейке отверженных. Наверное, это из-за того, что она не бесила Скутс попытками стать для неё пятой ногой, и давала то, в чём она нуждалась на самом деле? Да нет, бред какой-то. Если я хотя бы действительно был нужен Твайлайт в роли помощника, домработника и секретаря, то кто нужен Скуталу? Механик, пиарщик, боевой товарищ? Она сама себе каждый из них. Причём именно потому, что ничем, кроме этого, и не занимается! В какой момент тебе пришла в голову мысль, что она справляется недостаточно хорошо, и ей непременно нужна твоя помощь? Омега медленно опустил уши, и его насмешливый взгляд опечалился. Он рассеянно потёр копытом кочку на облаке. — Наверное, я всегда это понимал, — прошептал Фезервейт. — Очень глубоко внутри себя. Но других способов приблизиться к Скуталу просто не было. Я схватился за то единственное, что мог. Потому что я не мог поступить иначе, понимаешь? Мы предназначены друг для друга, даже если она этого не видит, даже если ошибается! И если это так, то я превозмогу всё, что стоит между нами. Если пони твоя — то ты будешь бороться за неё до последнего, или пожалеешь о том, что сделал недостаточно. — А если не твоя? — Да как она может быть не моей? — пожал плечами Фезервейт. — Как моей истинной может быть не лучшая из лучших? Как чьей-то истинной в принципе может быть не лучшая из лучших? Спайк моргнул и медленно оголил острые клыки в широкой сияющей улыбке. — Ч-что? — смутился омега. — Так вот в чём дело, — сладко протянул Спайк. Пегас сглотнул и заёрзал: — В чём, в чём, не томи? — Да я понял, в чём весь замес, — усмехнулся дракон. — По твоей логике весь город должен быть истинными по отношению к Скуталу, потому что она — лучшая из лучших. Какого-то Дискорда, но опустим этот момент. — Да нет же, ты что, не знаешь, как истинность работает? Она лучшая из лучших для меня. Понятно, что тебе там, я не знаю, Рэрити больше нравится — и она будет лучшей из лучших для тебя, а на Скуталу тебе побоку. Но мне-то не побоку. — И потому, что ты влюблён в неё по уши, она — твоя истинная. — Наоборот. Она моя истинная, поэтому я влюблён в неё по уши. — Малыш, да ты запутался. — Мы ровесники! — ощетинился Фезервейт, и Спайк тихо засмеялся. — По возрасту, но не по размеру. Знаешь, к чему я пытаюсь подвести тебя всё это время? Истинность определяется не общим зачётом, а твоим личным рейтингом. Пегас завис на несколько секунд. — Я знаю, чувак. — Знать — знаешь, — согласился Спайк, улыбнувшись ещё шире, — но интерпретируешь всё равно по-своему. Ты любишь Скуталу, потому что она крутая, громкая, стильная, у неё есть собственнокопытно собранный скутер и что там далее по списку, да? — Фезервейт осторожно кивнул. — Но это то, что может назвать и полюбить абсолютно каждый в Понивилле, опять же. А что в ней такого, что нужно именно тебе? Нужно, именно уникально нужно. Без чего ты не сможешь обойтись и не будешь счастлив. — Без всего этого, — хмыкнул омега. — А ещё — без её взаимности, но это в процессе. Эй! — он скорчился и увернулся, когда беззвучно захохотавший Спайк растрепал ему клочковатую гриву своей когтистой лапищей. — Точно настоящий дракон! — весело заключил тот. — Тебя волнует то, что блестит и переливается, и ты готов украсть его для себя любой ценой. Но ты толком не знаешь, зачем, и, когда получишь, самое мудрёное, что выдумаешь — это просто ляжешь на него сверху, чтобы оно не досталось никому другому. Скуталу для тебя — трофей, эксклюзивная штучка, которую тем круче получить лично и только себе, поскольку её хотят ещё десятки. Ты хочешь за счёт Скуталу повысить свой статус и взлететь над толпой. И сейчас, после истории со Свити Белль, тебе это стало нужно ещё сильнее — но теперь ещё и для того, чтобы реабилитироваться перед этой самой толпой. А разве хоть одно из этого имеет что-то общее с истинностью? — Думаешь, самый умный? — высоко усмехнулся Фезервейт и натужно расхохотался — долго, неестественно, со слезами в уголках глаз, выдавливая из себя смех любой ценой. Спайк иронично наблюдал за тем, как, прыгая, ерошились и вставали дыбом ряды перьев на его крыльях и кремовые шерстинки вдоль хребта. — Ахах! Ха-ха-ха, я никогда не слышал ничего бредовее! Ты-ы-ы вообще слышал себя? Трофей! Эксклюзивная штучка! Думай, что несёшь! Мы говорим о живой пони, которую я люблю, а не о… — Породистой бойцовской псине, с которой никогда ничего не случится, против скольких противников ты бы её ни бросил? — невинно перебил Спайк мощным непреклонным голосом. — Это ничего не значит, — побледнев, разом растерял фальшивое веселье омега. Его карие глаза судорожно бегали от точки к точке далеко внизу. — Прямо как ваша истинность. Ну хорошо. Назови хоть одно неоспоримое доказательство, что вы связаны — и я извинюсь перед тобой за все насмешки и признаю тебя правым. Ну же? Давай! Фезервейт стиснул зубы так, что они были готовы хрустнуть. — Чего ты сейчас добиваешься? — проскрипел он, мелко трясясь. — Тебе больше нечем заняться? — Вообще-то, это моя работа, — с притворным возмущением заявил Спайк. — А если серьёзно, то… это какого-то рода проявление саморефлексии, — он поковырял когтем мозолистое колено, напоминающее рельефом срез векового дерева. — Не так давно я мучился так же, как ты, причём сразу в двух областях. Мне хотелось быть достойным лучшего просто потому, что оно всеми считалось лучшим. Но каждый раз, когда я пытался его догнать — оно ускользало, оставляя меня посмешищем. Дракон немного помолчал. — Если честно, то не в двух областях. Это, наверное, основная боль моего существования в целом. Всегда быть последним, забытым, на фоне кого-то более значительного, интересного и впечатляющего. Начиная семьёй, которая на самом деле вообще семья Твайлайт, и заканчивая дискордовым заколдованным комиксом. Я мнил себя главным героем в собственной жизни, а оказался шутом на задворках, единственная задача которого — разряжать обстановку. Даже когда я оказался среди себе подобных, мне быстро дали понять, что я даже не альфа, как я раньше был уверен, да-да. Я — прямой кандидат в дельту, альфу, которого кроют другие альфы, и, если бы я рос в драконьем социуме, я непременно стал бы им из-за своего характера и дряблой мускулатуры. Не очень вдохновляющее открытие, правда? Но мне казалось, что, если я сделаю что-то исключительное или сам стану чем-то исключительным, всё это изменится. Я перестану быть лохом и вторым сортом, если смогу взять общепризнанный первый сорт в любом его проявлении — так я считал. Фезервейт, притихнув, впитывал каждое слово с чуткой и болезненной пульсацией в замерших зрачках. Спайк слабо усмехнулся, скосив в них глаза. — Я совру, если скажу, что из шкуры вон лез ради этого, как ты, конечно. Я жил себе спокойно, сортировал книги в библиотеке, заваривал чай, готовил ужин, но… от этого всё было только хуже. Внешне меня как будто бы всё устраивало с моими любимыми фартуками и памятными вещами, но внутри, на фоне всего этого, я был готов орать оттого, насколько всё ощущается «не так». Я дракон, а не комнатная собачка. Я не должен любить фартуки, спать в собачьей корзинке и заниматься тем, чем я всю жизнь занимаюсь, потому что я дракон. Когда я смотрю на тебя, я словно вижу альтернативную линию своей жизни. То, к чему привели бы мои попытки сопротивляться и активно пытаться это изменить, — он повёл плечом. — Мне не нравится результат. Омега нахмурился и отвернулся. — Ну и что ты предложил бы мне делать вместо того, чтобы идти к своим целям? — сиротливо обхватил он себя передними ногами. — Смириться с тем, что я чмошник последний, не высовываться, сидеть себе дома, чтобы не пугать никого своим уродством, не прибиваться к популярным компаниям, тупо давать своей молодости гнить без приключений и эмоций только потому, что я со своей рожей именно так и должен поступать, чтобы никого не смешить? И кому бы от этого было лучше? — Никому, — печально согласился дракон. — Но и хуже от этого тоже никому бы не сделалось. В сталлионградской литературе, — внезапно сказал он, — есть такой тип, как мы с тобой. «Маленькие пони». И это очень иронично, потому что «мои маленькие пони» — любимое обращение принцессы Селестии, а она вряд ли настолько необразованна, что этот термин прошёл мимо неё. Это всего лишь моя теория, но ведь очень забавно выйдет, если окажется, что такое обращение — и впрямь её завуалированное понимание того, насколько мы все мелкие, незначительные и мимолётные по сравнению с ней. — Мелкие, незначительные и мимолётные, — повторил дрожащим шёпотом Фезервейт, рассматривая свои копыта. — Ага, — вздохнул Спайк. — Жертвы обстоятельств, собственного несовершенства или заложники болезненных амбиций. Их существование ничего не значит иногда даже для них самих. Они не берут от жизни всё, а едят что дают, и их попытки откусить хоть немного больше заканчиваются… как минимум плачевно. У них нет богатства, выдающихся талантов, знатного происхождения — вообще ничего. Они обречены работать на простых, неинтересных и бессмысленных работах, заключать пресные браки на скучных истинных… — И ты хочешь, чтобы я просто позволил такому произойти с собой? — панически вскричал Фезервейт. — Не отправиться в путешествие, остаться работать в тупой школьной типографии, стать мужем такого же стрёмного задрота? Ты серьёзно? Я просто должен позволить этому произойти? — Не должен, конечно, — безразлично произнёс Спайк. — Но лично я считаю, что культура «ты можешь всё», «верь в себя» и «не переставай мечтать» зашла слишком далеко. Из хорошей и правильной задачи вдохновить пони и придать ему сил она превратилась в «ты не можешь быть несчастливым, и сейчас я покажу тебе, как именно выглядит счастье: оно состоит в двухэтажном доме в актуальном архитектурном стиле, одежде модного кроя и партнёра примерно как с этого рекламного билборда, и, если у тебя нет чего-то из этого — ты не добился счастья в своей жизни». Эти маркетологи, или кто там стоит за таким хаосом, влезли даже в истинность. Я прямо сейчас смотрю на результат их впечатляющей работы. Фезервейт неуютно поворошил копытом мех на своей груди, коротко сморщив нос. — Но ведь они не парашу какую-то гонят, — возразил он. — Престижные вещи действительно хороши и красивы. Пони «с рекламного билборда» — и вправду очень хорошие кандидаты в жёны и мужья. Кто отказался бы от красивого, физически развитого, верного, остроумного и популярного альфы? — Омега, который здраво понимает свои потребности, а не подменяет их тем, что видит. Рядом с красивым альфой тебе самому нельзя выглядеть замухрышкой: необходимо следить за стилем гривы и хвоста, состоянием шерсти и кожи, стилем одежды, чтобы скрывала недостатки и подчёркивала достоинства. Физическая развитость влечёт за собой аналогичные требования и к самому омеге: ему тоже неплохо было бы обладать хорошим здоровьем, выносливостью и определёнными способностями. Про верность ничего не скажу, но остроумие и популярность могут быть тем ещё испытанием даже один на один, когда между вами или вокруг вас больше никого нет. Фезервейт непрестанно медленно ерошил свою неаккуратную, но очень удобную в повседневном обхождении гриву, пока слушал Спайка, не перебивая. — Ты задумывался о том, что будет, когда ты добьёшься своего, и вы со Скуталу станете парой? Держу пари, нет, потому что уже сама эта мысль достаточно приятна, чтобы не требовать дальнейших размышлений. А я, тем не менее, случайно узнал, что иногда происходит дальше, когда ты достигаешь желаемого: спустя некоторое время, привыкнув к этому достижению и перестав фонтанировать от него серотонином, ты начинаешь понимать, что на самом деле тебе всё это время нравилось не само достижение, а реакция общества на него. И без оглядки на других пони ты предпочёл бы выбрать что-нибудь другое, потому что с ним тебе намного комфортнее, чем с тем, на что все остальные пускают слюни. Так что: да, ого, вау, слава, признание целой Империи, почёт и памятник во весь рост. Но дальше-то мне что с этим делать? Всю оставшуюся жизнь быть заложником популярности и страха, что памятник покроется пылью, а меня подзабудут и перестанут падать передо мной в ноги? Находиться под прицелом камер и взглядов, полных ожидания? А если я захочу, не знаю, в мятом халате с нечищеными зубами на балконе кофе выпить, прихлёбывая и чавкая пончиком, потому что настроение ровно такое?! Меня же сразу осудят, какой пример я подаю жеребятам, национальный герой ещё, называется, Кристальное Сердце принёс. Сто пудов с такой же вонючей со сна пастью это делал. Фезервейт хихикнул под невесёлую улыбку Спайка. — Так я и понял, что дракон, которым я хочу казаться для окружающих, и дракон, которым мне нравится быть на самом деле — это два абсолютно разных дракона. А спустя ещё пару недель, после кое-чего связанного с Рэрити, я задумался: вдруг у всех остальных и во всём остальном точно так же? Вдруг все остальные тоже выбирают профессии, вещи и партнёров так, чтобы им завидовали или гордились ими, и довольствуются этим, но даже не думают заглянуть глубже и спросить: нравится ли мне это самому? Есть ли во всём этом, как с обложки, что-то, что по-настоящему цепляет и вызывает любовь, а не желание выпендриться перед толпой или кому-то что-то доказать? Несколько минут они молчали, наблюдая за крикливыми птицами, чем-то похожими на ласточек или стрижей. Те выписывали в воздухе головокружительные пируэты, гоняясь за комарами и мошками, и смотреть на них было одновременно азартно и успокаивающе. — Значит, ты считаешь, что я не был бы счастлив со Скуталу, — пробормотал Фезервейт, — и потому она — не моя истинная? — Не знаю, — просто ответил Спайк. — Но, зная её и немного зная тебя, я не могу сходу назвать достаточное количество причин, по которым вы подходили бы друг другу. Всё это выглядит так, будто ты просто подстраивался под неё всё это время, начисто забывая о себе. — Мне нравится йога, — совсем тихо признался омега. — И дыхательные упражнения. А Скуталу терпеть не может всё, что хоть немного напоминает медитации. — Странно, что ты с такими увлечениями пошёл на что-то настолько отчаянно-буйное и не миролюбивое. Я думал, что подобные штуки помогают достичь мира в душе, гармонии с собой и прочего дерьма. — Я совсем забыл о них, чтобы выучить, чем дизельный двигатель отличается от инжекторного, и… о Селестия, я, кажется, понял, — он взялся копытом за висок. — Я идиот. — Добро пожаловать. — Дискорд побери, — заскулил Фезервейт, грызя другое копыто, — ну и что мне теперь делать? — Понятия не имею. — В смысле? — оторопел пегас. — Я выдал тебе свой жизненный опыт, — пожал плечами Спайк, раскрыл крылья и оторвался от облака, — а ещё использовал тебя как страницу в дневнике, который мне слишком зашкварно вести. У меня была ситуация, когда я ради своих целей отринул всё понийское, превратился в монстра и разнёс пару зданий, но пони не подвержены увеличению в размерах от жадности, так что конкретно на этот вопрос мне тебе ответить нечего. Здесь сам думай. Но, мне кажется, ты уже внутри себя и так знаешь, что делать. Бывай. — Класс, — буркнул Фезервейт, глядя на то, как дракон беспечно разворачивается и улетает в сторону дворца своей покровительницы. Он тоже раскрыл крылья, но через секунду передумал и медленно их сложил. Снова посмотрел на шумных весёлых птиц. Наблюдая за ними, было очень хорошо думать даже о не очень приятных вещах.