***
Четвёрка белоснежных гвардейцев-пегасов грациозно приземлила на заранее расчищенную полосу вычурную пурпурно-золотую карету. Фаринкс коротко стиснул зубы. Понятное дело, что пони стремились окружить свою верховную альфу красотой, которой она достойна, но то и дело перебарщивали и превращали стиль и роскошь в безвкусный фарс. Подчёркивать великолепие принцессы Селестии — всё равно, что пытаться начистить солнце, чтобы блестело. Аликорница сама понимала это. Она каждый раз оставляла перегруженные деталями и символами богатства-власти-могущества аксессуары с выражением, интерпретировавшимся всеми, кто его видел, как изысканная королевская загадочность, а всеми, кто её знал — как «да, да, мне самой неловко прикасаться к этой фэшн-катастрофе, но, если ты такой умный — обидь старавшихся изо всех сил пони и предложи что-то, что будет смотреться лучше, но при этом настолько же недёшево». Впрочем, перед её лицом последнее, что хотелось делать — это осуждать. Фаринкс смешался и прослушал официальное приветствие. Аура одной из сильнейших альф мира не затопила его, а окутала мягко и тепло, но с такой спокойной, непреклонной силой, что становилось понятно: Селестия сдерживает свою мощь из вежливости. Запах амброзии, взгляд, тон голоса, сама атмосфера вокруг неё — всё умело контролировалось и скрадывалось, чтобы не обратить простых чейнджлингов в бегство. Фаринкс простым чейнджлингом не был. Всегда выделялся, всегда стоял выше остальных, всегда был сильнее и агрессивнее, некогда служил примером для улья. Но рядом с Селестией даже ему, до мозга костей альфе в противовес природе гаммы, не казалось зазорным развернуться, поднять хвост и беспрекословно подставиться, если она одним лишь взглядом даст понять, что хочет этого. Он помотал головой, пока принцесса обменивалась любезностями с его заикающимся братом, и попытался прийти в себя. «Есть, — напряжённо переваривал Фаринкс в голове, пытаясь через стресс воззвать к своему рассудку, — всего два варианта. Либо послание для Луны передали ей, либо Луна сама рассказала о том, что я сделал. Судя по тому, что вся эта лепестковая шелуха сейчас вянет, а не горит в солнечной плазме — в силе первое. Но у Селестии есть такие штуки, как глобальный гуманизм и имиджевое благородство. Тогда вполне возможно и второе». — Генерал, — привлекла его внимание альфа, не переставая отточенно улыбаться. — Нам с Вами тоже есть, что обсудить. — Не смею вам мешать, — не по-королевски залебезил Торакс — спасибо, что хотя бы не поклонился. Но с дороги убрался совершенно ничтожно, словно отслуживший лакей. Фаринкс напряжённо кивнул Селестии и, весь погружённый в старательное игнорирование неподобающего поведения брата, отправился с ней куда-то, доверяясь лишь похожему раболепию свиты провожатых, но не глядя лично, куда они конкретно идут. Лишь свежий воздух и тишина очистили его мысли. Генерал сфокусировал прояснившийся до лёгкой растерянности взгляд на Селестии, боковым зрением сканируя обстановку. Уединённая окраина улья, причёсанная и вылизанная по новым порядкам, опоганенная демаскирующими кустами роз и прочими декоративными сорняками. Каменные лавочки укрыли тёмным мхом и вьюнами с мелкими жёлтыми цветочками. Фаринкс не любил это место. Неудивительно, что организаторы встречи посчитали его достойным для иностранной принцессы. Она убрала с лица фирменную мягкую улыбку и смотрела на Фаринкса так, как смотрят пони, которым больше нечего друг от друга скрывать. Это дезориентировало хотя бы потому, что у вечно юной альфы не было подобающих такому открыто-усталому взгляду возрастных морщин и рытвин на коже. — Вы не в меру напряжены, — вскользь заметила Селестия. Фаринкс дёрнул подбородком и неуклюже поводил плечами, пытаясь нащупать спазм и сбросить его. — Всего лишь интересно, что Вы можете сказать мне так скоро после случившегося, — ответил он с прекрасно получившейся колкостью. — Вы послали моей сестре любопытное сообщение. Она не смогла его получить, но, поверьте, меня оно волнует не меньше, чем могло бы заинтересовать её. Гамма беззвучно сглотнул. Плавная, текучая речь вкупе с отчётливо усилившимися феромонами подействовала на него, как мелодия дудочки — на змею. Не успеть переключиться с простофили-брата на чистопробную принцессу было ошибкой. Впрочем, какие уловки Фаринкс мог противопоставить сносящим всё на своём пути волнам Селестии? Он не был её истинным, как не мог быть чьим-либо истинным вообще, но, кажется, если бы она захотела использовать на нём голос альфы — подчинился бы, как неопытная влюблённая омежка. — Какое конкретно сообщение? — глупо пробормотал он, тщетно надеясь оттянуть время и обрести подобие контроля. — О, а у Вас с Луной была насыщенная переписка? — губы Селестии изогнулись в ласковой насмешке так, что сердце запнулось всеми девятью камерами, но из глаз утекли мельчайшие остатки приветливого тепла. — Тем обиднее, значит, было оказаться в такой ситуации, и тем больше извинений я лично должна принести. Однако Вы поняли, что я имела в виду. Как Вы встретились с Сомброй? — Он пришёл ко мне сам, — выпалил Фаринкс раньше, чем смог обдумать свой ход. — Причём в моё тайное место. Нелюбимое остальными чейнджлингами, а потому мало кому известное. — Он выследил Вас? — Я не знаю. Он дал мне… закончить свои дела и только после этого показался. — Какое впечатление он на Вас произвёл? Фаринкс помедлил пару секунд, удерживая честное и подозрительное «Я думал, что он пришёл меня убить». — Что Вы имеете в виду? — Ровно то, что спросила. «Проклятье…» — прижал уши гамма и произнёс, отведя взгляд: — Он не вёл себя, как тот Сомбра, которого я ожидал бы увидеть. Я не чувствовал страха рядом с ним, хотя страх, я слышал — это то, что он из себя и представляет. Да и воздействовать на меня через запугивание он тоже не пытался, вместо этого используя больше… лесть. В какой-то момент мне показалось, что он вообще хочет соблазнить меня. — Именно это побудило Вас отправить предупреждение? Мир, высоко и пронзительно загудев, замедлился в глазах Фаринкса до полной остановки. Дуай подробно доложил о том, что видел в покоях Луны, когда вернулся. Селестия не просто печётся о безопасности сестры: она пытается понять, что происходит. И ей это необходимо столь остро, что она не доверила эту миссию посыльным, не стала пропускать ход расследования через почтовые сообщения, а прилетела лично, чтобы из первых уст вызнать каждую деталь, способную приблизить её к разгадке. Какой бы могущественной и подавляющей эта альфа ни ощущалась — в один драгоценный миг больше власти над ситуацией имеет гамма. И, пусть это всего лишь миг, в который на кончике языка Фаринкса вертится речь, которую Селестия хочет услышать, а у корня зреют слова, способные обернуть всё в его пользу — этот миг может стать… неплохим началом. — У него в копытах был Лишитель. Селестия вскинула брови, и Фаринкс едва не загоготал от удовольствия. Его грудь дрожала на грани выталкивания этого звука, но альфа, ошеломлённая тем, что ожидала меньше всего, не заметила этого. — Вы уверены? — наклонила она голову, с деланым скепсисом опустив в ту же сторону ухо. — Немногие знают, существует ли он вообще, не говоря о том, как он выглядит. — Серп, разрывающий связи души и тела у бессмертного существа? Настолько могущественный, что обладает разумом и сам выгравировал на себе имя? Его сложно проглядеть. — Но это невозможно! — воскликнула аликорница, вскинувшись и прижав оба уха. — Ещё королева Аморе потеряла его в снегах пустошей! — Сомбру, если история не врёт, сослали в том же направлении. — Но почему он показал его именно Вам? — Он не собирается использовать Лишитель по полному назначению. Он хочет лишь слегка надрезать их с Луной души и стать с ней единым целым, вознесясь до высшей формы любви, и для этого ему нужен союзник в виде высшего чейнджлинга. Наша магия, как он думает, резонирует с магией Лишителя, поэтому мы можем направлять её, не опасаясь подвергнуться ей лично. Взамен на это он предложил сохранить жизнь моему улью и дать ему всё для процветания, когда мир изменится навсегда. Селестия молчала с чуть приоткрытым ртом, обмозговывая его слова. Фаринкс пожал плечами, копытом стряхнув с одного из них заплутавший на тёплом ветру розовый лепесток: — Но я знаю, что он не сдержит своё слово. Не потому, что не захочет, а потому, что не вспомнит. С диверсии на кэнтерлотскую свадьбу я помню, что хуже отсутствия любви может быть только её критический переизбыток. Слившись в одно существо, два настолько могучих истинных пошатнут своей любовью земную твердь — в смысле магического баланса, разумеется. Они превратятся в создание иного порядка, выше договоров, обещаний, клятв и самой ценности жизни. Это будет катастрофой, в которой не предусмотрены островки безопасности, что бы он ни сулил, поэтому я сделал вид, что принял его предложение, но сообщил о нём Луне. — Почему Вы не сказали ни слова о Лишителе, а передали всего лишь одну очень размытую фразу? — На случай, если бы сообщение перехватили, Ваше Высочество. А фраза была выбрана достаточно интригующая, чтобы адресатке захотелось узнать подробности. Как видите, это сработало. Я вижу, что Вы не верите мне и, возможно, думаете, что я желаю мести. Принцесса, я ещё со случая с Кейденс и Шайнинг Армором понял, что свадьбы — не самая сильная сторона Кэнтерлота. Чёткого соблюдения канонов от них ждать не стоит. Тем более, у меня было достаточно времени, чтобы отпустить эту ситуацию. Всё, что меня волнует сейчас — реальная угроза дальнейшему существованию улья и всего мира в целом. — Я немедленно прикажу усилить охрану принцессы Луны, — твёрдо произнесла альфа, поднимаясь на ноги. — Благодарю за содействие, генерал Фаринкс. Если появится новая информация или что-то потребуется лично Вам либо улью — пожалуйста, дайте мне знать. — Непременно, Ваше Высочество, — осклабился за её спиной чейнджлинг, поклонившись. Но и после того, как аликорница ушла, инстинктивная тяга вести себя податливо и услужливо никуда не делась. Гамма прикрыл глаза, недовольный продлением своей омежьей фазы, и сквозь зубы поинтересовался: — Итак, ты же сам всё слышал? Ближайшая тень колыхнулась прядями эфирной гривы, раскрыла коварные рубиновые глаза. — А ты сам убедился, что я не солгал, — ответил Сомбра, вернувшись в объёмную и осязаемую форму. — Допустим. Но теперь, когда я получил подтверждение, что Лишитель и в самом деле существует — где же он? — Потерян в снегах, тебе же сказали, — отмахнулся альфа, закатил глаза. — Больше тысячи лет назад. Представь, сколько слоёв льда намёрзло поверх него за это время. Его уже невозможно найти, но это и не нужно — я ведь рассказал тебе о ритуале. Этого хватит, чтобы нейтрализовать принцессу Луну и выполнить твою часть договора. А что касается усиленной охраны… разве это может тебя остановить?***
Пять бэт-пегасов маршировали по широкой ковровой дорожке к покоям принцессы Луны, побрякивая начищенными доспехами. Стоящие у врат дневные гвардейцы мимолётно стрельнули взглядами на звук, важно выправились и раскрыли врата. Завораживающе-грациозным образом переформировавшись из клина в линию, перепончатокрылые заплыли внутрь и снова выстроились клином, после чего стоящая по центру альфа, отдав честь, отчеканила: — Лейтенант Квэйл, караул для смены прибыл. Начальник караула — лейтенант Феллин. Пароль: луна — это дом. Стоящий у магического купола серый единорог отдал ей честь в ответ: — Лейтенант Феллин, караул для смены готов. Начальник караула — лейтенант Квэйл. Отзыв: для всего потерянного. Ночные пегасы сменили дневных и заняли места у купола, возле двух окон и у дверей. Отстоявшие караул гвардейцы двинулись к выходу из покоев и начали переговариваться вполголоса, разминая затекшие конечности, что после долгой неподвижности сладко, почти по-кошачьи подрагивали, стоило их вытянуть. Бэт-пегасы у врат устремили неподвижные взгляды за окна, где Селестия опускала солнце, чтобы дать дорогу луне. Она выходила сама, без магии верховной альфы, что служило косвенным доказательством: Луна жива и управляет своим светилом из какого-то другого места. Сегодня была фаза новолуния, но преданные солдаты не смогли изменить привычке смотреть на небесную смену караула после собственного. После солнца луна не показалась из-за облаков. И даже магически вспыхнувшие по коридору один вслед за одним факелы не смогли до конца рассеять окутавшую дворец тьму. Мягко светя в ней драконьими глазами, гвардейцы неподвижно и молчаливо несли свою службу. Когда Кэнтерлот почти заснул, приближение парочки омег защекотало им обоняние. Два заработавшихся единорога-дворецких появилось из-за плавного поворота, магией толкая перед собой заставленные серебряной посудой тележки. Привратники крепче стиснули копытояти оружия по привычке, но размеренная и усталая омежья болтовня припорошила их бдительность. Даже для омег-дворецких стало неожиданностью, когда длинные накрахмаленные скатерти сорвало с их тележек, разметав по сторонам прекрасную дорогую посуду, и на каждого из гвардейцев вылетело по одному чейнджлингу в лёгком боевом обмундировании. Бэт-пегасы не успели даже вскрикнуть, прежде чем им свернули шеи, и их обмякшие тела беззвучно опустили на ковёр. — Ну вы даёте, — пропыхтел чуть слышно один из единорогов, в дрожащем зелёном телекинезе удерживая чашки, блюдца и ложечки в считанных миллиметрах от стола и стены. По его лбу стекал пот. — Могли бы и предупредить. — Кого, стражу? — буркнул другой, которого застали врасплох не меньшим образом, но всё же более собранный и сознательный. Он натянул скатерть обратно на тележку и тихо поставил на неё всю свою пойманную посуду. — Если бы тебе подали сигнал, чтобы ты успел сосредоточиться — постовые успели бы гораздо раньше. Но всё равно молодец, что всё поймал. Разговоры кончились. Чейнджлинги сменили лёгкую диверсионную броню на ночные доспехи. Единороги убрали весь беспорядок, в том числе запрятав обнажённые тела бэт-пони в отдалённых затенённых шторах, как в коконах, и перевоплотились в свои родные формы. Врата покоев аккуратно приоткрылись с тихим щелчком. — Это знак, — шепнул один из диверсантов, и оба приняли облик убитых постовых, занимая их места. Оставшиеся двое юркнули в покои и закрыли их за собой. Генерал Фаринкс вместе с ближайшими соратниками уже был внутри, в отличие от оставшейся части караула или их тел. — Это Селестия называет усилением охраны? — гулко хмыкнул он, обведя взглядом обстановку. Его чейнджлинги, настороженные и серьёзные, занимали все удобные для ожидания приказов позиции, а для ползающих по стенам и потолкам существ это было довольно много мест. — Пять стражников вместо двух? Грозно, грозно. — Всё ещё считаю, что план с заменой караула сразу нами вместо тех олухов был изящнее и интереснее, — прострекотала одна из стоявших вокруг него чейнджлингов и тут же получила отточенный, меткий подзатыльник от Дуая. — Тебе уже тысячу раз сказали, — монотонно повторил Фаринкс. — В карауле сразу пять альф, каждый из которых воспринимает гамм, как омег. Омеги в армию Эквестрии могут прокрасться только между чьим-нибудь одеялом и простынёй. Если перед тобой в одном и том же карауле объявляется пять омег из пяти — это либо приглашение в безумный эротический рай прямо на рабочем месте, либо очень подозрительная подстава, которая, к тому же, уже была. Брала бы пример со своего старшего брата, Фрейя. — В тот раз нам не пришлось никого убивать. Это как минимум рискованно. — А в этот раз мы больше не собираемся прятаться, — дёрнул хитиновой пластиной хвоста Фаринкс. — После того, что мы сегодня сделаем, играть в хороших больше не будет смысла. Он обернулся и увидел, что Дуай беззвучно, мрачно улыбается. «'Наконец-то', — перевёл генерал и невольно улыбнулся бригадиру в ответ — гораздо свободнее. — Да, мой друг, терпение и верность всегда были твоей сильной стороной — и вот они окажутся вознаграждены. Если бы только твоя сестра была хоть немного на тебя похожей и была защищена передо мной не только твоей просьбой, но и своей полезностью… Эх, что же это за масштабная генетическая промашка: из однояйцевых чейнджлингов именно старший оказывается толковым и достойным, а младший пасёт задних, как ты над ним ни бейся. Хоть корону на его башку пустую положи — всё одно на ней только дубовый кол тесать годится. Впрочем, именно так их и отличают друг от друга». Фрейя, тем не менее, тоже улыбнулась — с нескрываемой кровожадностью, даже задрожала и тихо загикала от предвкушения. Берёт хотя бы страстью и энтузиазмом — уже хорошо, да и не все её идеи оказывались откровенно бредовыми. — Расступитесь и не теряйте бдительности, — приказал Фаринкс чуть громче. Чейнджлинги единой мрачной волной отхлынули от него. Давняя трансформация, словно чувствуя их двуличные настроения, не наделила их такими яркими цветами, как сородичей, от всего сердца желавших исправиться — и их панцири, почти лишённые блеска и переливов, всегда радовали глаз похожего на них генерала сдержанными и приглушёнными тонами. Перед тем, как начать, Фаринкс снова прислушался к ощущениям. Никакой «омежности». Сомбра всё ещё не пришёл. Настолько уверен в его успехе? Труслив? Или же…? — Гнидир, — окликнул генерал, и названный чейнджлинг легко перелетел через головы соплеменников. — Ты умеешь читать по-эквестрийски? — Так точно, генерал! — Замаскируйся, доберись до библиотеки и найди что-нибудь о пони по имени «королева Аморе». — Есть! Теперь можно было начинать. Новолуние идеально подходило для очищения и избавления, но взамен снимало существенную часть защиты. Если Сомбра был прав, жизненная активность, энергия, энтузиазм и настроение у его истинной в ночь без луны находились на самом низком уровне, она не могла заставить себя действовать, раскрываться и, самое главное, сопротивляться. Она стремилась скрыться и спрятаться, как её светило, но это всё равно не помогало исцелить эмоциональное и физическое состояние. Фаринкс закрыл глаза и поднял голову к потолку, словно надеялся ощутить на шее дуновение тёмной ночи. Когда ему начало казаться, что узкую полоску уязвимого горла над броневыми пластинами действительно ласкает свежий ветерок, которому в закрытых покоях неоткуда было взяться, гамма зажёг рог. Колдовство всегда давалось ему с большим трудом и усердием, но в новолуние, особенно со знанием его силы и особенностей, творить заклинание оказалось особенно тяжело. Купол, молчаливо показывающий картины из далёкой вселенной, окутывался его петлями неохотно и туго. Однако Фаринкс продолжал стараться, чувствуя то, чего не было ни в один другой день: магия ночной принцессы отступала и сдавалась, не имея былых сил выстаивать против воздействия. Купол истончался, начиная издавать тревожное низкое гудение. Считалось, что вакуум космоса не передаёт звуки, но, видимо, у сноходцев и властителей светил было иное понимание этого факта. Фаринкс едва не отвлёкся, зачарованный мелодией, которую никогда раньше не слышал и вряд ли бы смог узнать. Купол пал, ударив отдачей внутрь себя, а не наружу, как и предсказывал Сомбра. Перестав отвлекаться на вливание энергии в заклинание, Фаринкс ощутил, насколько сильно у него гудят, дрожат и болят ноги. Фасетчатые глаза чейнджлингов вокруг сверкали беспокойством во тьме. Генерал запоздало почувствовал, как щиплют губы и щёки густые струйки гемолимфы из его глаз, и криво вытер их копытом, больше размазав. Будь у него ноздри — это всё текло бы из ноздрей, но их не было, так что зрелище было совсем уж пугающим. Придя в себя и изгнав остаточную мигрень, ободом сжимавшую голову, Фаринкс победоносно посмотрел на открывшуюся кровать. Принцесса Луна лежала там, как главное блюдо на праздничном столе. Омега глубоко дышала, но периодически сбивалась с ритма, а её сомкнутые веки дрожали и подёргивались, словно она стремилась проснуться, но почему-то не могла. Фаринкс расплывался в голодной острозубой улыбке, растягивая время, как наркоман, наслаждаясь предвкушением роскошного пиршества, резонируя с умоляющей аурой похожего ожидания от других чейнджлингов со всех сторон вокруг себя. Наконец, доведя нетерпеливую дрожь в теле до рвущегося наружу волчьего воя, он впился в губы принцессы своими, но поцелуй был последним, что его интересовало. Из мягкого розового рта в хитиновые жвала потекла густая, концентрированная, не кончающаяся тысячелетняя любовь.