Сборник омегаверс-драбблов

Без вариантов: Дискорд куковал на одной из полусфер порхающих островов, разбросанных в густом перламутре тёмной вязкой материи. Как кровь стереотипной бэт-нежити, она заполняла всё пространство облюбованного драконикусом мини-измерения, но при этом не оставляла следов на шерсти и была скорее дыхательным газом, чем жидкостью из лава-лампы с тематического базара Ночи Кошмаров, на которую больше всего походила внешне. Принцесса Луна прищурила глаза, присматриваясь, и неожиданно чихнула от отвращения, когда вездесущий тёмный индиго с подвижными мраморными прожилками внезапно запутался между ресницами и ненадолго прилип прямо к яблоку. Омегу передёрнуло. — Да где же ты… — прошептала она и навострила уши на отдалённый дребезг в ленивом ритме. Бубен. К меланхолично сгорбленной позе и отрешению Дискорда подошла бы экзотичной разновидности гитара или флейта, но он почему-то выбрал эту спорную погремушку. Никто не тоскует под звуки недобарабана, нашпигованного мини-тарелочками. Предаваться скорби и ностальгии было бы нелепее разве что с треугольником. Дин-н-нь. Фыркнув, Луна взмахнула крыльями, и одного движения хватило, чтобы преодолеть всё расстояние до выбранного драконикусом островка — плавно и естественно, но в мгновение ока. Принцесса отмахнулась от пытливого вопроса, как здесь работают законы физики и получилось ли бы их упорядочить. В конце концов, даже во внешнем мире эта наука нарушалась и переписывалась ежедневно. — Луна, — поприветствовал омегу Дискорд, не оборачиваясь и не переставая потряхивать бубен о мягкий холм львиной лапы. Звук получался глухой, шуршащий, как от маракасов, но безо всякой гармонии в ритме. — Дискорд, — не удивилась она. — Всё ещё в трауре? — Да, пока не надоело, — серьёзно ответил он. — А ты? Всё ещё в отрыве? — Думаю закругляться, — нахмурила брови та. — Затем и явилась. Мне нужна твоя помощь. — Нет, — спокойно ответил драконикус и ловко покрутил бубен на орлином когте, как баскетбольный мяч. На раме замелькал выжженный контур трёх скромных бабочек. Мимо проплыл большой и крутящийся, как планета, красный глиняный остров и овеял обоих живых в этом царстве хаоса неприятным спёртым ветерком. — Зря приходила. Можешь идти. — Тебе это ничего не стоит, — надавила омега, пытаясь не выдать мольбы за настойчивостью. — Ты можешь сделать это десятком способов, не поднимая головы от… своего музицирования. Отдели от себя клон, создай мне волшебного помощника, временно передай часть своей силы, да просто щелчком пальцев измени реальность — какая тебе разница? Тебя это никак не коснётся. — Гражданская война? — весело хмыкнул Дискорд и бережно уронил бубен на птичью ладонь, останавливая его вращение. — Ещё как коснётся. И создаст мне плохую рекомендацию в глазах Флаттершай. — Её нет, — запальчиво возразила Луна и прижала уши, боясь, что допустила непростительный просчёт в самом начале, но драконикус лишь пожал плечами: — Я знаю, — и больше его фигура никак не изменилась. — Как давно ты знаешь? Как давно можешь говорить об этом спокойно, без боли? — Кто сказал тебе, что я могу? То, что я не превращаюсь в надгробие на её могиле, не означает, что я переболел, — он улыбнулся очередной случайной шутке про своё былое пребывание статуей. — О, не превращай это в заслугу, — ощетинилась Луна, воинственно вскидывая крылья. — Вы не истинные и никогда ими не были. Она не потянула тебя за собой в могилу, когда её не стало. Ты мог дышать без неё и жить прежнюю жизнь. Тебе ничего не стоит нормально пережить её смерть и держаться, зная, что её больше не будет! — Да, — легко согласился Дискорд и наконец отложил бубен на ершистую от травы кочку рядом с собой, поворачиваясь к омеге с улыбкой. — Но скорбеть по Флаттершай оказалось интересно. Ты не понимаешь, это настоящая эстетика — сидеть в отшельничестве, отказываясь от всех привычных развлечений, заставляя смертных дрожать в ожидании, не слечу ли я с катушек от отчаяния, когда закончу горевать, и настанет время для следующей стадии, предаваться воспоминаниям, заглядывать в альтернативные реальности и втихую стаскивать оттуда связанные с ней атрибуты, чтобы затем философски отыскивать новый смысл, собирая коллекцию вместе — это очень занимательно. Я сказал бы, что целительно для души, если бы у меня была душа. Мне нравится скорбеть по Флаттершай. Я буду заниматься этим, пока не надоест, — и он весело перекатился на крупе, перекладывая драконий хвост на другую сторону и снова подхватывая бубен. Омега раздражённо вздохнула. Драконикус выглядел так, будто закончил свой монолог, но внезапно продолжил: — Так что мы с тобой не одинаковые. Я скорблю, потому что для меня это — приятное разнообразие существования. Ты скорбишь, потому что у твоего существования изначально разнообразия не было. — Я не скорблю, тупица. — «Я просто бросаюсь во все впечатления, до которых могу дотянуться, и знаюсь с любой швалью, которая годится, лишь бы не оставаться наедине с гигантской дырой у меня в сердце», — пугающе похоже на её интонацию продолжил Дискорд, не модифицируя голос магически. — «Я отчаялась почувствовать вкус еды, поэтому глотаю вещества в надежде почувствовать хоть что-нибудь, и больше не надеюсь выспаться, поэтому пустилась в движ, где спать — моветон. Я не могу ощутить любовь сама или на себе, поэтому убедила себя, что много и беспорядочно секса — даже лучше. Вокруг меня постоянно шум, суета, веселье и музыка, но чем больше всего этого — тем мне безразличнее происходящее, а жизнь превратилась в сплошной день сурка, суть которого сводится к 'пережить обязанности, выжить в развлечениях и смириться с тем, что теперь снова предстоит это повторить'. Я так хочу убедить себя в правильности своих действий, что обесценила всё светлое, моральное и духовное, что может заставить меня усомниться и помешать мне совершать их. Утратив внутренние бескорыстные ориентиры, я зациклилась на материальном, ушла в меркантильность и пустое накопительство и отныне делю пони на тех, кто может мне что-то дать, и тех, кто не может, но, насколько богатой я бы ни становилась, я завидую самому последнему бедняку, потому что при внешней нищете и жалкости он обладает чем-то, что я не смогу отобрать, сколько бы власти ни прибрала к копытам. Я предала даже саму себя и своё естество, как омеги, перестав заботиться о себе и превратив своё тело в свалку для отходов ночной жизни и незаконных увеселений…». Левое веко Луны нервно дёргалось от сдерживаемого гнева всё время, пока Дискорд передразнивал её небрежную интонацию. Под конец, когда речь из размытого обличения чуть не перешла в оскорбление напрямую, аликорница закатила глаза и прервала его: — Меня утомил твой высокопарный, пафосный бред. Тебе ли, последнему апострофу, судить о том, каково быть омегой и что делать или не делать при этом. Тем более — мне! Я — принцесса Эквестрии, царица кошмаров, Найт… — И отборная трусиха, — в обычной манере закончил Дискорд, отворачиваясь от неё со своим драгоценным бубном, — которая утратила уже не только достаточно стыда и ответственности, чтобы признать, как сильно ей хочется заполучить ещё и славу старшей сестры, но также — достаточно отваги и благородства, чтобы, как тысячу лет назад, выступить против неё в открытую, а не идти крысой просить союзничества у трикстера, который либо согласится от скуки, либо окажется достаточно безразличным к делам Эквестрии, чтобы не сообщить никому о попытке переворота в случае отказа. Селестия права: стратег ты действительно всё ещё неплохой. Но твои методы смехотворны. Не отвратительны, как она думает, нет — смехотворны. Ты больше шумишь, чем грешишь. Очень хочется занять свой мечущийся разум действительно напряжённым мероприятием, поставить всё на карту и ощутить себя живой хоть в момент, когда пути назад уже не будет… но так страшно испортить отношения с сестрой, потерпеть поражение и отправиться на луну сразу после того, как распробовала вкус разгула, ради продолжения которого и собираешься предать главного соулмейта в твоей жизни. Каков на вкус собственный хвостик, Луноборос? Вместо ответа омега издала задумчивое мурлыканье, которое звучало почти приглашающе. Дискорд медленно посмотрел на неё через плечо, после чего вздёрнул бровь и ухмыльнулся. Луна опустилась крупом на траву, оперлась на одну из передних ног у себя за спиной и невзначай отвела одну из задних, дразня драконикуса мимолётной демонстрацией: — Тебе действительно так интересен мой хвост, когда ты можешь отведать то, что находится под ним? Драконикус изящно перевернулся на все четыре конечности, к чему не прибегал практически никогда, и неторопливо приблизился к аликорнице с насмешливым: — Я в трауре по застенчивой и скромной альфе, самому чистому существу, которое знала эта планета. На что ты надеешься этой вульгарной выходкой? — Узнать, как трахаются существа без вторичного пола, вышедшие из чистой магии, — Луна полуприкрытыми глазами наблюдала, как Дискорд красноречиво накрывает её своим длинным гипнотически извивающимся телом. — Брось, ты не в трауре. Ты просто играешь. Как всегда. Что насчёт ещё одной небольшой игры? Он хотел ответить что-то, но, моргнув, переменил выражение лица на оскал: — Серьёзно? Как? Ты что, была возбуждена ещё когда явилась сюда? — Хорошая шлюшка всегда держит свою пизду славной и влажной, — поддразнила аликорницаа, и уголок рта драконикуса дёрнулся вниз. Луна зашипела, схватившись копытом за его плечо. — А это что, шипы? — А это что, не меньше сотни запахов от одной омеги? — Дискорд… — она опомнилась и тихо засмеялась, осознав, что адресовала ругательство прямо в лицо прототипу. — Так, получается, ты скорее альфа? И кто кого у вас с Флаттершай? В милой скромняжке прятался актив-содомит? Или вы чередовались? Орлиные когти вонзились в горло омеги, с хрустом пронзая трахею и пуская кровь. Луна задушенно вскрикнула одновременно с тем, как драконикус принялся жёстко вбиваться в её тело органом, форму и свойства которого принцесса не могла представить сходу, ибо приносимая им гамма ощущений была слишком обширной и непоследовательной, чтобы прийти к единому варианту. — Я не очерняю обсуждением со шлюхами самое светлое, что было в моей жизни, — вкрадчиво и мягко, несмотря на творимую жестокость, втолковал Дискорд. — Ублажай меня молча и будь благодарна. — Жёстче… — прохрипела Луна, закатывая глаза. Её зубы ярко окрасились кровью. Губы пачкались от них, едва заметно шевелясь. Драконикус сумел пару раз расслышать «заткнись» и «пожалуйста», когда наклонялся ниже, чтобы отыскать угол проникновения послаще. Омега выглядела полубезумной в самоотверженной попытке выскрести любые крохи удовольствия из противоестественного мерзкого акта, в который сама же ввязалась. Она, несомненно, находилась на грани близкой потери рассудка и целеустремлённо приближалась к ней. Дискорду было слишком плевать на неё, чтобы обеспокоиться этим. Поэтому он лишь выдохнул с тихим довольным рыком и выполнил её просьбу.

***

Работа с принцессой Луной была не только малой частью новых обязанностей Флёрри Харт, но и крайне трудной. Тётушка безропотно рассказывала о своём физическом здоровье — о том, как ушли апатия, сонливость и слабость; о том, что у неё в одно мгновение восстановился и наладился цикл течек; о том, что она вернулась в их с Сомброй дом и проводит там так много времени, как может, чтобы пореже пересекаться с сестрой — но уходила в отказ с действительно важными вопросами. Она копытоводствуется чувствами или разумом? Когда ей в последний раз было одиноко? Чего хотелось бы для счастья? Что пугает её и что заставило бы расстроиться, горевать, злиться? Какие требования она предъявляет к себе самой? Любит ли она себя и чувствует ли, что этой любви достаточно? Стало ли ей сложнее сдерживать те или иные инстинкты? Хочет ли она найти замену Сомбре или же те чувства утратили ценность и значимость, и она отныне сможет прожить без них? На любой из этих вопросов омега в лучшем случае отвечала короткое «нет изменений», в худшем — вспыльчиво объявляла их глупыми, а аликорночку, которая их задала — сентиментальной малолетней зазнайкой, которая решила, будто осилит разобрать и понять божественную сущность. Этими словами Луна, зная или не зная, била ровно в самое больное место сомнений и страхов племянницы. В первые разы это было настолько тяжело слышать, что Флёрри Харт немедленно прекращала сессию и, призывая на помощь все запасы «взрослости», спокойно предлагала сделать перерыв и погулять в саду отдельно друг от друга. Но со временем, когда и до неё тоже начали доходить вести о всё более оскотинивающемся образе жизни тётушки, перестала обращать на оскорбления внимание, как на самую меньшую из проблем. А проблем хватало, и не только с принцессой Луной. Вскоре после их приключения матушка выделила отряд специально для поисков души Сомбры в неизвестном ущелье. Гвардейцы выбились из сил, разбирая завалы и прочёсывая каждый закуток затхлого подземелья, но не нашли не только искомого сероватого огонька, но и громадной чудовищной тени, которую принцесса Луна идентифицировала как пусть и худшую, а всё же часть оригинальной души истинного. Мог ли монстр найти душу своего первоисточника, поглотить её, тем самым переродив тирана внутри себя, и скрыться, чтобы накопить силы для новой попытки захвата мира? Запросто. Флёрри Харт до крови грызла копыта и перья, представляя, как далеко он зайдёт теперь, когда его связь с истинной омегой разорвана. И чем глубже та падала в своей нравственности — тем сильнее паниковала насчёт возвращения Сомбры аликорночка. Всё, что понивечество знало о чудовищах, грозило померкнуть перед грядущим дьяволом. Неприподъёмное чувство вины вцепилось в деятельную натуру Флёрри. Она не могла сидеть на месте, зная, что сотворила. Юная принцесса лишила себя сна, бесплодно патрулируя земли Кристальной Империи и Эквестрии с воздуха в поисках любых признаков появления древнего тирана, пока даже аликорний организм, притом подхлёстываемый нескончаемыми всплесками адреналина, не выдержал столь долгого бдения, и она не отключилась прямо в полёте, позорно упав прямо посреди мегаполиса, как небольшой пастельно-розовый метеорит. Сломанное крыло заставило её осесть в родном дворце, но не успокоиться. Всё свелось к тому, что Флёрри до смерти хотелось выть и биться рогом в стену, потому что старшие аликорницы никак не могли решить, что важнее: исследования новой психомагической области с необходимыми экспериментами или этичность раскрытия души пони и вмешательства в неё. Они осторожничали и сводили всё обучение младшей к теоретическим философствованиям и мягкой работе с Луной, которая позволяла вновь посмотреть на свою душу крайне редко, а если и позволяла — то всячески препятствовала изучению. Флёрри Харт же не рисковала своевольничать, видя и ежедневно получая напоминания, в какую катастрофу вылилась её прошлая самодеятельность. Знаменитые духовные практики, философы и монахи, которых она и матушка приглашали в попытке найти некую морально приемлемую альтернативу, говорили о душе красиво и складно, но Флёрри даже с ограниченным правом проверять их слова чувствовала, что они имеют прискорбно ничтожное отношение к тому, как всё обстоит на самом деле. Даже один из Элементов Гармонии, чьё образование было связано с ментальными материями, оказался бесполезен в исканиях молодой принцессы. А из-под тонн сомнений внутри аликорночки рвалось поселившееся в ней с обретением кьютимарки стремление выполнять свой долг, переполненное уверенностью в своих силах и драйвом первооткрывателя, несмотря ни на что. Оставшись без возможности выплёскивать нервозную энергию полётами над планетой, Флёрри Харт понадеялась на отсутствие за собой такой слежки, как за принцессой Луной, после недолгой борьбы со страхами и запретами подчинилась гласу Предназначения. Найти добровольцев оказалось ожидаемо нелегко, но вот услышать столько стереотипов о действиях с душами в качестве обоснования отказов аликорночка никак не ожидала. В первые раз двадцать она пыталась объяснять, что забрать душу начисто или выведать по ней все грязные секреты пони невозможно, потом просто утомлённо принимала отрицательный ответ и отправлялась дальше по списку. Попутно выяснилось, что многих вообще пугает не столько грядущее прикосновение к средоточию их существования, сколько кьютимарка юной принцессы и отсутствие у неё вторичного пола. Потратив ещё несколько минут на разглядывание, Флёрри Харт то ли убедила себя, то ли искренне согласилась, что, несмотря на дружелюбные пастельные цвета, смысл пиктограммы был довольно-таки жутким, а невозможность идентифицировать её как альфу, бету, гамму или омегу — тоже очень тревожащей. Кто-то пугался самого факта неопределённости, а кто-то усматривал в чертах поведения Флёрри попытки быть тем полом, которым она не являлась, и относился к ней неприязненно из-за ощущения обманутости и брезгливости. Немногие согласившиеся храбрецы оказались не представляющими исследовательской ценности. Флёрри сама не знала ещё, в чём она состоит, но, едва войдя глубже их разума и прикоснувшись к душам, почувствовала: не то. Рассказы решившихся о том, что ничего страшного во время экспериментов аликорночки не произошло, несколько расширили аудиторию подопытных, но и среди их душ обнаружилось мало нового и интересного. Немного поразмышляв, Флёрри Харт пришла к выводу, что каждая душа на самом деле была интересным учебным пособием, настоящим кладезем открытий и чудес. Просто ни одно из них не решало завладевшую разумом принцессы проблему тётушки Луны. Только душа Кейденс, которая доверчиво предоставила к ней полный доступ вкупе с карт-бланшем, поразила Флёрри Харт и по-настоящему увлекла. Забытое жеребячье восхищение охватило аликорночку. Она не могла закрыть взбудораженно приоткрывшийся рот и боялась поверить в существование чего-то столь божественного и совершенного, уже зная, какое разочарование следует за такими заблуждениями. Но перед ней была чистейшая, ярчайшая и теплейшая душа из всех увиденных, и матушка показалась снова сильнее всех в мире, самой красивой, доброй и чудесной — и Флёрри просто не могла не отдаться восторгу и преклонению хоть ненадолго. Тихая прозрачная слеза медленно сползла по бледно-розовой щеке в сиянии и славе лазурного кристального сердца, когда аликорночка подумала о том, что, увы, не успела так же воочию взглянуть на душу папы и искупаться в её лучах тоже. Он не застал появление у неё кьютимарки, не успел дать несколько из своих бесценных спасительных советов. Флёрри Харт ощущала присутствие души Шайнинг Армора в неразрывной связи с душой матушки, но знала, что он ещё не переродился. «Я скучаю, пап, — отрывистым движением впитала она в пернатый сгиб крыла вторую непрошеную слезу, глядя на укутавшую сердце, как пелериной, спокойную малиновую нить. — Я скучаю и жду тебя снова». Вернувшись в физическое тело, Флёрри Харт не смогла сразу рассказать матушке обо всех сделанных открытиях. Сперва ей нужно было её обнять. Кейденс очутилась в порывисто зашуршавших крыльях с лёгким удивлением, но уже через секунду улыбнулась и погладила дочь по холке, и у неё в глазах светилось мудрое понимание, будто она и без новоявленного дара знала об удивительных и светлых свойствах своей души. Неудивительно, если так оно и было. Гаммы обладали лучшим чувствованием себя, чем любой другой пол. — Твоя душа такая молодая и такая красивая! — почти плакала от восторга Флёрри Харт, чудом держа себя в копытах. — Правда? — всё равно удивилась Кейденс. — Да… это всего лишь третья или четвёртая твоя жизнь. Папина душа на несколько жизней старше, и он пока ни в кого не переродился, н-но он жив! И всё ещё помнит тебя, всегда будет помнить! Он обязательно к нам вернётся. — Я знаю, — с облегчением отозвалась гамма. — И, — запиналась от волнения Флёрри, всё ещё пытаясь сохранять хотя бы немного профессиональный и серьёзный вид, — твои чакры звука, света и мысли просто гигантские! Не громоздкие, как тучи, и смотрятся гармонично рядом с остальными четырьмя, но чувствуется, что они очень… очень… — она завороженно выпустила воздух изо рта, по-жеребячьи описав передними ногами широкий круг. — Я… я люблю её! Я люблю тебя! — Я тоже тебя люблю, тайфунчик, — нежно засмеялась Кейденс. — Даже у тёти Селестии не такая крутая душа! — не могла успокоиться аликорночка. — Она живёт долго, но всего одну жизнь! Если бы я не знала, что это именно её душа, — опомнившись наконец, она с лёгким опасением огляделась по сторонам и понизила голос, — я не отличила бы её от души любой смертной. Так странно, что самая могущественная альфа уступает большинству простых омег. Если бы души умели сражаться друг с другом, как в битве — на душу тёти я бы ставить не стала. — Не верится, — покачала головой Кейденс. — А что насчёт её истинной души? Селестия признавалась, что на самом деле знакома с ней. Я ничего не могу поделать со своим любопытством: кто это? — Я не знаю, — был ответ. — Я не могу сказать, какому пони принадлежит душа, если лично с ним не знакома. Но… у тёти Селестии всё выглядело очень странно. Их души будто появились одновременно, возможно, даже в одном и том же месте, и связь очень сильная, но при этом их души не соприкасаются. Ни души не соприкасаются, ни ауры от их чакр. Я вижу связь истинных в буквальном смысле как узлы из ниток — наверное, мой мозг интерпретирует всё в доступную для понимания форму. Так вот: нить, обозначающая душу истинного тёти Селестии, не связана с душой самой тёти Селестии. Она висит кольцом в воздухе вокруг неё, завязанная на собственные концы, не касаясь нитей души тёти. — Так ты видишь рисунки кьютимарок, нити, цвета радуги или голограммные поля, сферы и абстракции? Флёрри Харт ненадолго задумалась, озадаченная вопросом. — Мне кажется, всё это сразу, и каждое из видений представляет собой одну и ту же вещь. Но в зависимости от того, что именно я хочу узнать, символ меняется. Рисунок кьютимарки — это душа пони сама по себе, нити — способ связи с истинной душой, цвета радуги — чакры, их слои, насыщенность и соприкосновение, а всё остальное вообще может означать что угодно. Действительно что угодно, — и она сама запуталась ещё сильнее, но потрясла головой. — Дискорд, предпочитаю не задумываться об этом. Чем больше пытаюсь объяснить и рационализировать — тем непонятнее становится. Наверное, нужно просто довериться чутью.

***

Обыкновенное разглядывание и деликатное перебирание слоёв душ не могло помочь продвинуться особенно далеко. Флёрри требовалась пара душ, которые надлежало отрезать друг от друга, а затем попытаться воссоединить вновь, чтобы выяснить, возможно ли такое, и она уже не могла представить пони, которые согласились бы на это. Тем не менее, стоило обратиться к посоветованному друзьями с сомнительным бизнесом «Траблкиллеру», как он сам себя называл в Сети, никогда не раскрывая реальной личности, они всё-таки нашлись. К удивлению аликорночки, они не просто нашлись — они спешили к ней из самых отдалённых концов Эквестрии или даже света и, добравшись, входили в её зал не загнанными и запуганными беднягами, а окрылёнными и задыхающимися от предчувствия долгожданного счастья энтузиастами. Для выросшей у истинной пары кобылки, которую никогда не отягощали историями несчастной любви без счастливого конца, стало неприятным откровением количество невезучих, не сумевших воссоединиться со своими главными соулмейтами так долго, что они совсем потеряли надежду встретиться с ними в этой жизни. Раз за разом Флёрри Харт выслушивала похожие друг на друга истории: — Я ждал своего истинного десять-двадцать-тридцать лет с того самого момента, как получил кьютимарку. Сперва я хранил себя для него, отклоняя все предложения отношений, но с каждым годом и пережитым циклом это становилось сложнее. Моё терпение иссякало, а жажда любви и тепла росла. Однажды я встретил пони, который пришёл со мной, и он не был тем самым, которого я ждал столько лет, но я всё равно почувствовал с ним родство и впустил его в своё сердце. Тогда он признался мне, что тоже устал ждать своего истинного и уже не верит, что тот где-нибудь существует. Он так легко озвучил то, в чём я боялся себе признаться, что мы оба поняли: мы — это судьба друг друга, что бы ни думали наши инстинкты. Когда мы услышали, что Вы способны перекроить истинные связи, чтобы мы окончательно и несомненно стали едиными — мы прибыли так быстро, как только смогли; мой дорогой даже уволился с работы, потому что шеф не желал давать ему отпуск для этой поездки. Пожалуйста, заколдуйте нас. Матушка неустанно повторяла, как важно понимать и любить всех пони. А тех, которых не понимаешь и не любишь — понять и полюбить. Но после каждого из этих повествований внутри Флёрри, клокоча, поднималась ярость, родственная неукротимому порыву, придавшему ей решимости действовать по-своему, несмотря на предостережения и опасения старших аликорниц. — Ваши истинные живы, — бегло проверив их души и обнаружив целые связи между тремя высшими чакрами, оповещала принцесса и с видом судьи взирала на просящих по очереди сверху вниз. Эти слова каждый раз здорово сдували решимость альфы и омеги и заставляли их начинать с сомнением переглядываться, покусывая губы или иным образом демонстрируя нервозность. — Скорее всего, они тоже ищут вас и однажды обязательно найдут. — Ваше Высочество… это слишком долгий срок для нас, смертных. Мне уже почти сорок-пятьдесят-шестьдесят лет, это наш последний шанс ощутить, что такое истинность, и мы прошли вместе достаточно, чтобы иметь право хотеть ощутить это друг с другом. — Простите, Ваше Высочество, но, если мой истинный всё-таки отыщет меня — я скажу ему, что он опоздал. Я не брошу своего любимого, который стал таковым, несмотря на то, что я предназначен другому. Я больше не хочу встречи с истинным, если это будет означать оставить одного пони, который разделил со мной самые тяжёлые и тёмные годы. И, если когда они только входили, такие радостные и предвкушающие, Флёрри постыдно не хотела раскрывать им подоплёку ритуала, чтобы не спугнуть драгоценных подопытных. Теперь же она намеренно пугала их с плохо скрываемым удовольствием: — Я умею только разрывать истинные связи и ещё не пробовала сращивать их обратно или образовывать новые. Вы рискуете остаться совсем без родственной души, что грозит вам моральным разложением, развитием тяги к вредным привычкам и преступному образу жизни и в целом настоящим падением во тьму. Кроме того, скорее всего, разрыв происходит раз и навсегда. Вы не вернёте связь с вашей истинной душой с реинкарнацией. Каждое грядущее перерождение будет сулить одиночество, грязь и мучения — ваши и тех, кто будет любить вас в вашей следующей жизни. Флёрри сама не знала, откуда эта информация в её голове. С одной стороны, прийти к ней не сложно. С другой — аликорночка что-то не замечала, чтобы вообще об этом думала. Слова просто слетели с её языка и остались на подкорке, овеянные святой уверенностью в их правдивости. — И ещё, разумеется, то же самое произойдёт с душой вашего истинного, — грозно добавляла она, если не видела достаточно ужаса в глазах просящих. Флёрри не знала, зачем сама лишает себя шансов получить добровольцев, но иначе сказать не могла, как бы себя ни уговаривала. — Вы обречёте его на то же самое, причём насильно, ни за что, без его ведома и согласия. Ещё ни одна пара не рискнула согласиться на такие риски. Более того: ни один из пары не рискнул. Как бы зла ни была Флёрри на их слабовольность, пока чеканила предупреждение, при виде неприязненных взглядов, которые возлюбленные начинали бросать друг на друга за отказ, пусть и обоюдный, её охватывало такое сильное чувство вины за невольно зароненные семена раздора, что меньшее, чем она могла попросить прощения у отказавшихся от её услуг альфы и омеги — покрыть их расходы на дорогу сюда и обратно. Траблкиллеру же принцесса отдала распоряжение сразу предупреждать кандидатов о возможных последствиях, чтобы пони не катались так далеко попусту. Но выяснилось, что он работал даже слишком эффективно, поэтому ей пришлось компенсировать напрасное путешествие ещё многих успевших двинуться в путь пар, прежде чем обновление условий вступило в силу, и в очереди потенциальных подопытных установилось длительное напряжённое запустение. Тем временем Флёрри Харт пыталась разобраться, почему всего лишь желание пони быть счастливыми здесь и сейчас будит в ней такое негодование и злость. Она раз за разом говорила себе: срок их жизни короток, они нетерпеливы, у некоторых не получается родить здоровых жеребят без магии истинности, а ещё пони действительно рискуют встретить своих предначертанных, когда уже слишком поздно… и на этом стройные рассуждения аликорночки ломались, комкались и отправлялись в воображаемую мусорную корзину. Никто не заставлял их усложнять себе жизнь, обзаводясь лишними любовными связями и боясь однажды с ними расстаться. Они с самого начала знают, что для них предназначена одна — а у некоторых и не одна — идеальная душа: что мешает найти её? Что мешает стать сильнее, могущественнее, влиятельнее и найти её? Папа сделал головокружительную военную карьеру в те времена, когда это едва ли представлялось возможным для омег, чтобы никто не смел перечить его союзу с матушкой. Не будучи омеганистом, он ради истинности сделал для омеганизма больше, чем любой его современник-активист. Вот в чём была суть этой нерушимой — по идее и доселе, конечно же… — связи: превосходить самого себя, менять мир, становиться достойнее и сильнее. Истинность сулит высшее счастье, но для него иногда приходится потрудиться. Флёрри Харт выдохом с отведением передней ноги от груди заставила себя успокоиться. Это было неправильно. Она представила, что было бы, если бы принцесса Селестия устраивала гонение бэт-пони за то, что те предпочитают жить под луной, а не под солнцем. Это было бы ужасно некрасиво и жестоко. Нельзя решать за смертных, как им следует жить, даже если кажется, будто знаешь лучше. Ожидая подходящих добровольцев, Флёрри Харт довольствовалась малым и пыталась, по крайней мере, научиться вычислять истинную душу, но у неё ничего не получилось. Даже если она находила нити судьбоносных связей и могла рассмотреть их цвет — они не сплетались в рисунок кьютимарки хозяина, как это случилось с Сомброй. Немало зависело то ли от исходных данных в голове аликорночки, то ли от её личного восприятия. Она лишь могла сказать, жив или мёртв в этой жизни истинный, что, в сущности, было не такой уж полезной информацией. Одна из пар внезапно согласилась на её условия. И Флёрри Харт стушевалась. — Оба ваших истинных живы. Вы рискуете разрушить не две жизни, а сразу четыре, — привычно попробовала внушить она двум пони в ответ на их решимость. — Мы приехали аж в Кристальную Империю не для того, чтобы Вы отговаривали нас, Ваше Высочество Флёрри Харт, — сухо отрезал омега, и альфа согласился с ним, подставив безрогий лоб. — Мы согласны и мы готовы. — Хорошо, — старательно сдерживая дрожь голоса, согласилась аликорночка. — Но имейте в виду: если что-то пойдёт не так — я постараюсь воссоединить души, как они были изначально, а не как вы хотите, потому что у меня мало опыта. И я не гарантирую, что даже как было получится вернуть. В процессе работы Флёрри Харт догадалась для подстраховки сначала создать новую истинную связь и только затем разрушить старые. Успокоение это было ничтожным и ничуть не улучшило её самочувствие. Ей стало понятно промедление старших аликорниц, их полумеры, раздумья и осторожность. На лёгоньких и ничего не значащих тренировках, обыкновенном просмотре и ощупывании душ, принцесса придумала несколько заклинаний, предназначенных специально для такой специфической и тонкой работы. И то ли они сами по себе годились для самых невинных и лёгких взаимодействий, то ли Флёрри Харт слишком нервничала, чтобы суметь применить их должным образом, но при попытке объять магией и переместить энергетическое поле одной из чакр она почувствовала себя так, словно пытается манипулировать целой горой, как струёй водички. Она резко прервала воздействие — и добровольцы непроизвольно стукнулись висками, когда их резко мотнуло друг к другу. Флёрри отдышалась вместе с ними и первой смогла снова начать говорить: — Извините, я никогда прежде так далеко не заходила. — Никогда?! — наконец ужаснулся альфа и явно вознамерился бежать. — Но ведь Вы даже ещё не начали! — А ну тихо, — пресекла попытку улизнуть Флёрри Харт, резко проникнув в головы им обоим и тем самым лишив контроля над телами. Это неправильно. Она должна отпустить их при первом признаке несогласия хотя бы одного, но страшно было только начинать. А вот когда она почувствовала близость родной стихии… Собравшись с духом и кратко, невдумчиво взвесив за и против, аликорночка позволила магии перейти в чёрный эгрегор. Пламя рога коротко подёрнулось фиолетово-зелёными пузырями, а затем заструилось двумя языками пастельных цветов, покорённое светлыми намерениями волшебницы. Смежные ауры никак не желали перетекать одну в другую и объединяться. Стоило перестать удерживать их насильно — и они упруго отталкивались друг от друга, возвращаясь на свои места и величаво колышась там без попыток как-либо соприкоснуться вновь. Флёрри Харт видела, что поля чакр обоих её подопытных переплетены с чьими-то другими, но на третью и четвёртую души она воздействовать не могла: тела, в которых те обитали, были живы и не находились прямо перед ней. Аликорночка тихо зарычала от досады, сформировала магию в лезвие, занесла его над истинной связью омеги — он ей сразу не понравился — и задумалась. «Насколько плохими будут последствия, если я превращу этого смертного во вторую принцессу Луну? — размышляла она. — Что слишком страшного он может натворить?». Его кьютимаркой была теннисная ракетка — абсолютно не серьёзное Предназначение. Вряд ли он обладал властью, достаточной, чтобы запустить цепочку чрезмерно горестных событий. А его истинный или истинная? Какое влияние кроется на другом конце нити, какие надежды и мечты? Стоил ли каприз этого земнопони очернения всего этого? Флёрри зажмурилась и с силой рубанула лезвием вниз. «Я должна научиться своему ремеслу, — неубедительно успокаивала она себя, перепиливая связи душ. Живые и чувствующие, обе потусторонне стонали и визжали так, что аликорночке пришлось скрежетать зубами до раскрашивания в костную муку. — Чтобы решать, стоят ли чьи-нибудь страдания того, что я делаю, я должна сначала научиться это делать в принципе!». Она старалась не слышать боль и отчаянную мольбу разлучаемых душ, но, обливаясь холодным потом и дрожа, уже знала, что будет видеть в кошмарах всю оставшуюся жизнь. Прошла вечность, прежде чем лезвие проплавило все три соединённых поля холодных божественных цветов. Флёрри задыхалась. Лицо мёрзло и горело сразу. Потрогав свои щёки, она обнаружила, что плачет. «С Сомброй было просто, — не в силах перестать всхлипывать, аликорночка занесла ходящее ходуном лезвие над душевной связью альфы. — Мёртвые не сопротивляются: смотал ниточку в клубочек и пошёл себе прочь, в реальность. А здесь ниточка даже потрогать себя не даёт». Перерезая второй сплав истинности подряд, Флёрри Харт не переставала смотреть на болезненно-скошенные края уже перепиленных полей вместо величественно-округлых. Они больше не колыхались, не кружились, как в хороводе, не порхали над и вокруг структур души, нежно соприкасаясь и обмениваясь потоками. Они дрожали врозь, как на холодном ветру, растерянные, не знающие, куда им теперь двигаться, к кому стремиться, с кем утешить боль. Аликорночка до крови раскусила нижнюю губу. Больше всего на свете она хотела отвернуться от того, что сама же сотворила. Но ещё больше она боялась однажды забыть то, что сейчас чувствовала, и пойти разлучать души, будто это было ничем. Размышляя так и ненавидя себя, Флёрри Харт как раз заканчивала перерубать вторую истинную связь, удваивая количество безвинно страдающих душ. Закончив, она погасила рог и остановилась, оглашая тишину рыдающими прерывистыми выдохами. Некуда было деться от боли, тоски и мерзкой противоестественности. Флёрри мечтала зажмуриться, открыть глаза и проснуться в мире, где она снова пустобокая, а самая фатальная и обидная проблема — то, что пони минимум в четыре раза младше неё относятся к ней, как к стригноту. Но она открыла усталые выплаканные глаза и в упор посмотрела на зябнущие в незаслуженном и жестоком одиночестве души, исцелить ей предстояло только две из которых. Две другие же как раз только что закончили таять в воздухе, более ничем не удерживаемые. Флёрри всхлипнула и вытерла новые слёзы крыльями. Она не успела попросить у них прощения. Даже если бы они не услышали её, и это ничего бы не значило — она не успела попросить прощения. Единственное, что аликорночка могла сделать теперь — попытаться сочетать новой истинностью своих заказчиков. Больше не связанные с другими душами, материи чакр двигались и соприкасались уже не так неохотно. Не как камень, а как, по крайней мере, почти застывший янтарь, но почти — это не совсем. Задача оставалась тяжёлой, однако уже хотя бы виделась реальной. Максимум сложностей возник с тем, чтобы срастить упрямые холодные цвета и не дать им распасться достаточное время. Флёрри Харт несколько раз меняла тип заклинаний, а затем комбинировала их, подбирая наиболее подходящее, пока не пришла к смеси техник путешествия во времени, трансфигурации, плавления, сращивания и вечного двигателя. Её рог начал коптить серым дымом. Аликорночке редко, но доводилось видеть, как при перегрузках он плевался золотыми искрами и мерцал, грозя угаснуть, но чтобы пятислойная аура дымила — до такого, наверное, не доводил никто. «Раньше я боялась схватить выгорание, — прикусывая нижнюю губу и неодинаково щуря глаза, испуганно думала Флёрри, — а теперь молюсь, чтобы рог хотя бы не взорвался!». Она почувствовала, что заклинание завершено, кажется, за секунду до того, как это опасение могло исполниться. Выпустив с кончика рога последние капли магии и тем самым безопасно завершив колдовство, Флёрри с рычащим стоном уронила голову, а затем, не удержавшись, совсем упала на пол. Это действительно был пол: она не заметила, как её швырнуло обратно в материальный мир. Всем существом аликорночки завладело облегчение, что её рог больше не плавится изнутри и скоро начнёт остывать. Было жарко то ли от него одного, то ли от общего перенапряжения тела. Флёрри Харт только каким-то чудом не вываливала язык на блаженно-прохладный пол. Впрочем, могла бы и не сдерживаться: оба добровольца лежали перед ней без сознания. «Они ведь просто без сознания, живы?» — обеспокоилась принцесса, когда её голова, беспощадно кипя, перестала бурлить и пузыриться собственным мозгом. Она перевела дыхание, встала, избегая любых мало-мальски резких движений, подошла к альфе и омеге и носом проверила пульс у них на шеях. Биение показалось ей слишком сильным для лежащих без чувств пони, но они не шевелились и выглядели спящими. Через несколько минут их копыта по очереди дёрнулись, а шеи придвинули головы ближе друг к другу. Они соприкоснулись щеками, сонно потёрлись, альфа коснулся губами нежно-серого виска омеги под короткими стоящими торчком апельсиновыми волосами, вдохнул… Его глаза распахнулись, обнажив донельзя расширенные зрачки, которые через мгновение вернулись к нормальному размеру, и он почти простонал шёпотом: — Геймбол? Ты жив? Пресвятая благость Селестии, это действительно ты? — Реверс, — слабо отозвался земной пони и глубоко поцеловал его. Судя по закатишимся глазам пегаса и тому, как он приник к омеге, лучшего ответа нельзя было и придумать. — Можно вы не будете здесь совокупляться? — застенчиво попросила Флёрри Харт. Оба жеребца резко открыли глаза и скосили на неё взгляд, прежде чем оторваться от губ друг друга с негромким чмоканьем. — Да, принцесса. — Извините, Ваше Высочество, но… у Вас получилось! Это невероятно! — Я попрошу вас обоих остаться тут хотя бы на месяц, — обеспокоенно посмотрела на них по очереди аликорночка. — Я не уверена в стабильности связи. Она может распасться или просто потребовать подпитки. — Будьте уверены, голодать она не будет, — развратно мурлыкнул Геймбол, проводя копытом снизу вверх по шее Реверса. Тот вспыхнул малиновым, а перья на крыльях, дёргаясь, встали торчком и ощетинились. — Я выделю вам покои, — закрываясь крылом от вульгарной сцены, пробурчала Флёрри и поспешила удалиться, даже не трудясь разъяснять, что вовсе не такую подпитку имела в виду. Их новая истинность развалилась уже через сутки. Попытка возобновить распадающуюся связь выжгла аликорночке роговые каналы, на полгода выведя ту из магических игр. Она была раздосадована, огорчена и разбита тем фактом, что всего через месяц после этого оставшиеся без истинных омега и альфа рассорились со всеми друзьями и знакомыми, вылетели из своих спортивных команд и затерялись на просторах Эквестрии двумя неприкаянными несчастными душами, сеющими мелкое, жалкое зло от собственного бессилия и невосполнимых утрат. Флёрри Харт осознавала, что это число можно смело умножать на два. Но у неё осталось рабочее заклинание.

***

Было сложно и не склонять голову, и не морщиться под весом антимагического кольца на выздоравливающем роге, но Флёрри кое-как справлялась. Только такое тяжёлое могло справиться с блокадой её случайных всплесков. Они могли затянуть процесс исцеления, нанося восстанавливающимся уязвимым каналам новые ожоги. Папа, стыдясь и посмеиваясь одновременно, однажды рассказал, что они с матушкой попробовали нацепить подобное на неё ещё в жеребячестве, пока она не умела говорить, но зато уже демонстрировала впечатляющие способности к непроизвольному испепелению и взрыванию предметов. Когда сплав, выдерживающий мощность её инстинктивных заклинаний, был подобран, кольцо оказалось таким тяжёлым, что блокировало не только магию, но и саму маленькую Флёрри Харт, каторжной гирей удерживая её голову на полу, потому что поднять такой вес своей хрупкой шейкой та ещё не могла. Папа признался, что они с матушкой изредка надевали на неё то кольцо, чтобы посмотреть, как она будет медлительным волчком крутиться вокруг него, невозмутимо лежащего на полу и фиксирующего рог в одной точке пространства. Родители хохотали до слёз и катались по полу рядом с ней до тех пор, пока Флёрри не начинала раздосадованно хныкать — тогда они избавляли её от блокатора и давали кристальный леденец. Теперь аликорночка часто вспоминала эту историю и сдерживала улыбку на улице. Каждый раз смешно. Флёрри думала, будто самой важной её частью были крылья. Она действительно скучала по полётам, когда умудрилась сломать одно из них, но ей всё равно было чем заняться, потому что магия никуда не делась — а теперь травмирован оказался рог, и, несмотря на то, что доктор уже разрешил полёты, аликорночка перестала ощущать полноту жизни. Она и не замечала, как часто пользовалась магией, потому что вообще не считала телекинез, разогрев и охлаждение, оживление мелких предметов, чтобы они самостоятельно передвигались и выполняли свои функции, переписку и сотни других повседневных трюков чем-то расходующим энергию. Теперь ей приходилось делать самостоятельно, без фокусов, целую кучу вещей. Флёрри обнаружила, как много, оказывается, времени съедает обыкновенная сортировка бумаг на рабочем столе, если делать её вкопытную. А ведь пони, как правило, нужно ещё готовить, убираться, самим ходить по магазинам, чинить себе одежду, следить за состоянием подков и прочее, прочее, прочее, потому что они не живут во дворце, и у них нет табунов прислуги, чтобы обо всём этом заботиться! Немудрено, что некоторые пони не выдерживают ожидания своих истинных: жить и так некогда — а тут ещё и не с кем. Аликорночка, вживаясь в роль обыкновенной смертной пони, бродила по улицам недалеко от дворца и размышляла об этом. Прохожие старались не глазеть на неё; признаком высокого происхождения и достатка было вообще не относиться к разгуливающей принцессе, как к чему-то особенному. Да и королевская семья в Кристальной Империи никогда не отгораживалась от своего народа палантинами, телохранителями или шлагбаумами, поэтому уединения Флёрри Харт никто не нарушал. Она остановилась на косом перекрёстке, соединявшем деловой квартал, туристическую площадь и спальные районы, наблюдала за спешащими во всех направлениях пони и думала. В чём состоял смысл Предназначения, если в конечном итоге дар, которым оно её наделило, мог принести этим ничего не подозревающим суетливым смертным лишь страдание? Она думала, будто совершает благое дело, избавляя тётушку от связи с душой, которая больше никогда не сможет переродиться, и лишь мучит ту душу, которая оставалась живой и не могла умереть. Вместо исцеления этот шаг принёс раздор между сёстрами, презрение и недоверие народа к непопулярной, но некогда любимой принцессе, а ещё поставил под угрозу весь мир, потому что изъятый остаток души Флёрри Харт умудрилась глупо потерять. О чём бы она ни думала — мысли возвращались именно к этому моменту. Как ей следовало поступить? Просто сделать своё дело, внушить Луне, будто Сомбра жив, в порядке и находится рядом с ней, в виде той огромной страшной тени? Или вернуться, сообщить о находке и поступить так, как ей сказали бы? Флёрри старалась ни пускаться в самооправдывание, ни решать за принцессу Луну, чего та захотела бы, услышь она, что полноценная копия души её истинного со всеми воспоминаниями находится прямо у неё в сердце. Не вспоминать о том, что никто из старших аликорниц не знал, как работают души на самом деле и как с ними можно взаимодействовать, изменять и перемещать. «Я виню себя или хочу продолжать винить себя?» — нахмурилась Флёрри Харт, чуть-чуть выпятив нижнюю губу и уткнув взгляд себе в копыта. С другой стороны, было легко поверить, что ни одна из её старших родственниц тоже не сразу научилась идеально справляться со своим долгом. Матушка рассказывала, как однажды помирила ссорящихся альфу и омегу мощным любовным заклинанием, а потом узнала, что они были родными сёстрами. Тётя Селестия, образно говоря, тоже хоть раз да уронила солнце с неба. Флёрри Харт точно знала, что верховная альфа — такая же живая пони, как все остальные, и у неё тоже бывали бессонные ночи, в которые та смотрела сохнущими глазами в потолок и думала «Надо было тогда по-другому ответить», даже если те провалы в дальнейшем начисто заполировались успехами. Тётка Твайлайт рассказывала, что, когда она в первые разы меняла местами светила, сёстры немедленно возвращались из отпуска, чтобы бета не разнесла ими ничего, в том числе — друг друга. Тётушка Луна, как бы плохо ни было это признавать, вообще была не принцессой, а нескончаемым генератором легенд для эквестрийской истории и миссий для её героев. Нет ничего странного в том, что и Флёрри поначалу тяжело, и пони, на которых она учится, тоже страдают. Страшное, неприятное и досадное есть, а странного — нисколько. — Смотри, принцесса-резчица, — пробормотал начавший ломаться жеребячий голос в стороне. — Высматривает себе новую жертву. — Ты что! Услышит! — пискнул голосок помладше. — Не услышит, — голос, тем не менее, опасливо отодвинулся, и подслушивать его стало сложнее. — Она в астральном плане, выбирает душу на обед. — Я сейчас твою выберу, шкет! — прошипела Флёрри, резко обернувшись и вытаращив глаза. Два кристальных единорожка, один выше другого, завизжали из-за причудливой колонны и удрали, сверкая копытами. Аликорночка гневно фыркнула им вслед. Несколько прохожих издалека улыбнулись сцене, но те, кто слышал диалог, опасливо взглянули на кьютимарку Флёрри Харт и постарались как можно незаметнее отойти на другую сторону тротуара. Она тяжело вздохнула, уронила отягощённую кольцом голову и пошагала в более тихое место. Принцесса-резчица! Флёрри забралась на одну из тенистых лавочек в окружении пушистых ярко-изумрудных кустов. Досюда уже не доносились разговоры и цокот подков по кристальным дорогам, можно было даже послушать торопливый и ритмичный щебет птиц. Аликорночка подняла голову к куполу, защищавшему Империю от снегов и холода пустоши — тот неотличимо походил на настоящее голубое небо, она даже инстинктивно расправила крылья по сторонам, но, подумав, сложила их вновь. — Я не знаю, что делать с этим жеребёнком, — вздохнула какая-то омега, приближаясь к убежищу принцессы по другую сторону кустов. Её прогуливающиеся шаги сопровождало приятное поскрипывание коляски, а ещё — бессвязное гуление и лепет только начавшего бегать малыша вкупе, с собственно, частым топотом его копытец по грунтовой тропинке. — А ты что думала, дорогая? — ответил ей другой омега, почти на пороге старости — то ли папа, то ли друг, с которым они могли сойтись, учитывая разницу в возрасте, только через переписку по Сети. — Хочешь воспитать стригнота — начни с себя. Принцесса застыла с задранной головой, полностью отключившись от внешнего мира. С себя. Начни с себя. Флёрри могла бы попробовать поэкспериментировать на собственной душе. Почему она сразу до этого не додумалась? Аликорночка немедленно пошла обратно во дворец. Она торопилась так, будто её память вмещала в себя только последние пять минут, и это озарение могло легко испариться в небытие, стоило лишь не успеть. До своих покоев по лестницам и коридорам принцесса уже бежала галопом. Флёрри приказала стражникам никого не впускать, закрыла двери изнутри, задёрнула шторы, приглушила освещение. Копыто потянулось к магическому блокатору — он не был закрыт, поскольку являлся медицинской предосторожностью, а не методом наказания, — но, только коснувшись, отдёрнулось. «Мне нужны заклинания, чтобы пробраться в чужую голову, но понадобится ли магия, если в той голове, куда мне нужно, я и так уже есть?» — рассудила аликорночка и оставила кольцо, решив, что снять его всегда успеет. Тяжесть будет немного отвлекать от медитации — ей показалось, что на этот раз хотя бы попытаться будет важно — но, по крайней мере, она себя не травмирует. Флёрри капнула мятное ароматическое масло в увлажнитель и повернула регулятор к минимальным настройкам, а затем забралась на бордовое бархатное покрывало, убедившись, что на нём, как обычно, нет ни единой складочки. Перед тем, как усесться в позу лотоса, она нервно икнула и бросила взгляд на кьютимарку. «Надеюсь, это будет безопасно, а то матушка иронии не выдержит», — подумала Флёрри, тряхнула головой, выровняла дыхание и отпустила свой разум. Она не могла успокоиться и поймать нужную волну. Духовные практики без активных действий всегда скорее бесили, чем приводили в равновесие, но сейчас принцесса заставила себя перестать капризничать, чувствуя, что это важно. Флёрри попыталась перестать думать о том, что у неё затекают задние ноги, что, кажется, чешется лопатка, что время бессмысленно утекает, пока за стенами дворца кипит жизнь, что это почти наверняка не сработает, и она с радражённым рыком откинется на спину спустя бесплодные часы… да хотя бы и просто минуты. Ей бы минуты выдержать. Но аликорночка сосредоточилась на дыхании, и незаметно все мысли и эмоции растворились. Она сама не поняла, когда ей стало комфортно, она почувствовала себя в своей стихии и мысленно устремилась внутрь тела, к самому сердцу — это просто произошло само собой, стоило только перестать беспокоиться, пыжиться и стараться. Флёрри смутно припомнила, что за несколько секунд до впадения в такое состояние уже хотела сдаться и смирилась, что ничего не получится. Она могла обращаться к своей душе без единой капли магии, особенно — чёрной. К её удивлению, лотос не был разорван пополам внутри разума, и силуэты альфы и омеги в его лепестках были повёрнуты друг к другу, практически сливаясь в поцелуе. Флёрри Харт ошеломлённо выдохнула. Она никогда прежде такого не видела: очертания души минимально отличались от кьютимарки пони, которому та принадлежала, от неё отметались сущие мелочи вроде декоративных обрамлений, но общий силуэт и идея не отличались от рисунка на бедре решительно ничем. «Конские перья, мне даже спросить не у кого, что бы это значило, — посетовала аликорночка мысленно, обходя невредимый лотос кругом и убеждаясь в его целостности со всех сторон. — Получается, именно по тому, как я сейчас опишу и преподнесу строение и функционирование душ, будут учиться будущие поколения. И, если я ошибусь и напишу сущую ересь — в неё будут верить и продолжат её практиковать, потому что я сказала, что получающаяся фигня нормальна, никак не регулируется, и с ней нужно просто смириться. Вот это ответственность. Как же тяжело быть первооткрывательницей. Я обязана оставить бомбу замедленного действия в виде какой-нибудь шутки». Однако шутка поджидала её саму. Несмотря на отсутствие вторичного пола, запаха, любых признаков полового созревания и наличия влечения, был некто, приходящийся ей истинным. «Это что за новости? — оторопела Флёрри Харт, заметив притаившуюся между лепестками лотоса чёрную нить. Старая жизнь души уже завершилась, а новая ещё не началась, но сама-то душа наличествовала. — Я туда зашла? Кьютимарка явно не моя, всё наоборот. Не… не может у меня быть истинного! Или может?..». Памятуя об опыте с душой Сомбры, она взяла чёрную нить телекинезом, выпутала её из лепестков, свернула в клубочек… «Стоп! — резко тряхнув, развернула аликорночка всё обратно. — Эта душа живая. Она просто ждёт, в кого переродиться, её путь не завершён. Мне нельзя просто вытащить её наружу. Или можно?..». На лбу медленно выступил пот от напряжения. Не то, чтобы себя было не жалко — разумеется, Флёрри Харт себя очень любила. Но на себе все операции однозначно чувствуются лучше, чем на ком-то другом. Она могла не колебаться, а моментально чётко понять, причиняет какое угодно её действие боль или нет, и при необходимости остановиться. В этом и состояло главное преимущество экспериментов над собственной душой: сосредоточиться на сути исследования, а не бояться каждую минуту, не перегнёшь ли ты палку и не заставишь ли невинного пони страдать. По той же логике она могла смело забрать, надрезать или перерубить полностью свою личную истинную связь, потому что не было ещё пони, которому эти действия сломали бы жизнь, и затем сколько угодно пытаться прирастить её обратно. Однако, дорвавшись до идеального учебного пособия, ответственность за последствия экспериментов над которым она несла исключительно перед собой, Флёрри Харт осознала, что просто не хочет этого делать. У неё не было вторичного пола, она не знала романтической любви и страсти, а о создании собственной семьи не могла и подумать. Истинность для неё ничего не значила и не играла никакой роли. Насмотревшись на принцессу Луну, аликорночка научилась её даже немного побаиваться. Но только дошло до дела — и она намного больше испугалась лишиться своей предрешённой судьбы, чем освободиться от неё. Она видела, что из себя представляет та самая свобода. Флёрри Харт, не моргая, медленно водрузила таинственную чёрную нить на место. Та сразу, как змея, самостоятельно обвилась вокруг лотоса и встроилась обратно в текстуры потоков-магистралей. У принцессы было много вопросов, помимо истинности, которые нужно исследовать в анатомии душ. Она может заняться любым из них. И, спеша оставить в прошлом собственное малодушие, аликорночка приступила к списку. Она осталась в основном довольна результатами экспериментов на себе самой — почти все её предположения об устройстве, работе и свойствах души, полученные ранее из осторожных прощупываний и безобидного осмотра, оказались верными. В противовес этому, не все теории о том, как это применять, оказались совместимы с реальностью. Самые большие надежды Флёрри Харт возлагала на боевое применение своего дара: выводить противника из строя, нанося урон не его телу, а чакрам земли, воды и огня, неотрывно связанным с ним. На практике же это грозило обернуться настолько долгим и неоправданно энергозатратным процессом, что было легче применить обыкновенные атакующие заклинания. С другой стороны, если Флёрри будет в скрытной позиции, и у неё окажется достаточно времени… деморализующий эффект покроет все издержки.

***

Ей потребовалось встретиться с принцессой Селестией, чтобы поговорить об одном неожиданном открытии, существование которого она даже не сразу осознала. Тётя и внучатая племянница расположились среди подушек вокруг кальяна — снова вошедшего в моду времяпрепровождения — и, немного опьянев от любимого мятного запаха, что пикантно леденил носоглотку, Флёрри раскрыла предмет своего замешательства: — Я успела посмотреть несколько душ смертных после наших и увидела, что у них закрыта половина чакр. Если сравнить открытые чакры с раскрытой светящейся хризантемой, то закрытые будут спящим бутоном с едва-едва пробивающимся цветом. Впрочем, я могла бы назвать любую другую ассоциацию, чтобы тебе объяснить. Не важно. Самое большое, что я видела — пять открытых чакр, но две высшие были словно неактивны. Почему так? Селестия затянулась, и прикрытые глаза её на долю секунды остекленели. В туманных клубах ароматного дыма и с неспешно развевающейся, как в ласковом течении реки, гривой она неожиданно стала похожей на загадочную мифическую бекхест. — Это ещё одна неочевидная особенность аликорнов, Флёрри, — чуть заметно отсалютовала изящным минималистичным мундштуком альфа. — У нас открыты все чакры, и мы именно потому выносливее, мудрее и сильнее смертных. Более того: когда открывается чакра мысли, отныне она одна становится копытоводящим принципом пони, и перестают доминировать все чакры, кроме седьмой. Если до этого у пони могли отдельно реагировать на внешнюю среду все чакры по отдельности, сами по себе — земли, огня, воздуха или остальные, — то теперь контакт с миром обусловлен только чакрой мысли. Остальные ей подчиняются и внимают. Её энергетические посылы для них становятся самым важным. Они, конечно, всё ещё живы, открыты, работают и выполняют свои функции. С той лишь разницей, что теперь и всю воспринимаемую, и всю сообщаемую миру энергию-информацию они сверяют с высшим шаблоном — с информацией, хранящейся в чакре мысли. Тело становится нетленным. Все нижние чакры превращаются в каналы, связующие Дух и Материю. Самолично они телом больше не управляют. Пони начинает являть собой единое целое. Никакого разлада. Цельное совершенное существо. Аликорн. Мелодичный и размеренный голос убаюкивал, и душа Флёрри качалась на волнах интонационных подъёмов и грамотно сделанных пауз, как будто слова верховной принцессы привели ту в родную гавань, где всё безопасно, спокойно и правильно. Однако это не лишило аликорночку цепкости и внимания: — Значит ли это, что аликорном может стать любой пони, раскрывший все семь своих чакр? — Верно, — трогательно улыбнулась Селестия. — Твоя тётка именно так и заслужила свои крылья. Она оказалась забытым шестым Элементом Гармонии, что предопределило ей найти загадочную седьмую чакру мысли. — Почему Элементов Гармонии шесть, а чакр семь? — живо уцепилась Флёрри. — Чакра земли — это Щедрость, — мундштук витал в темпе рассказа, торжественно дирижируя. Аликорночка, всё ещё окованная блокатором, не могла не следить за ним с заметным голодом в глазах. — Чакра воды — это Смех. Чакра огня — это Верность. Чакра воздуха — это Доброта. Чакра звука — это Честность. Чакра света — это Магия. Чакра мысли — это Любовь, но ни в одном из тех видов, которые олицетворяет твоя матушка. Олицетворение чакры мысли невозможно описать страстью любовников, заботой семьи или благодарностью дружбы. Оно похоже на… божественный замысел, гармонию и согласие, к которому стремится каждая вибрация вселенной. Понимание, прощение, принятие всего сущего. Чакра мысли — это не область в теле, как остальные чакры, это воздух, напитывающий весь мир. Не может быть отдельного Элемента Гармонии, способного подключиться к ней — на такое способны только все шесть одновременно. — Но ты один раз использовала все Элементы Гармонии в одиночку, — усомнилась аликорночка, однако Селестия явно оставила это замечание без ответа. — Кхм, ладно, но… я смотрела на души Хранителей, и чакры, с которыми были связаны их Элементы, не представляли из себя ничего примечательного — я это точно помню. Разве они не должны работать активнее или что-то вроде того? — Когда чакра не привлекает твоего внимания — она работает ровно так, как и должна, — весело посмотрела на племянницу альфа. — Ни одна чакра не должна затмевать другую даже у носителя Элемента Гармонии. Если бы у Элемента Смеха стала слишком активна чакра воды — пони целиком ушёл бы в гедонизм и плотские наслаждения, стал бы похотливым и неумеренным в своих зависимостях, а это — прямой путь к саморазрушению, болезням и даже смерти. Это справедливо и для всех остальных чакр. Причастность к Элементам Гармонии не гипертрофирует, а, напротив, удерживает какую-то одну из них в рамках нормы. — Ясно, — воодушевлённо кивнула Флёрри. — Получается, я всё же могу многое узнать о пони, лишь взглянув на его душу? — Не конкретные вещи, но общие тенденции, которые сделали её такой, какой она предстанет перед тобой, — подтвердила Селестия. — Ещё я заметила, что у бет всегда активно больше чакр, чем у омег или альф. Гаммы мне попадались крайне редко, я не берусь сравнивать с ними. Это потому, что у бет меньше соблазнов? — Что значит — «меньше соблазнов»? — засмеялась принцесса, и аликорночка смутилась непонятно отчего. — Беты не так сильно отличаются от альф и омег, как все привыкли думать. Если они безразличны к сексу или впечатлениям, они всё ещё могут быть одержимы едой, амбициями, наукой — да хоть настольными играми и комиксами. Но вообще я не могу ответить на твой вопрос. Я не знала, что у бет активно больше чакр. Впрочем, у меня есть предположение. Доводилось ли тебе изучать души истинных? — Нет, — опустила уши Флёрри. — Ни одна истинная пара не откликнулась на мою просьбу, а таких знакомых у меня нет. Я видела души тётушки Луны и матушки, но это не считается. — В общем, я не знаю, так ли это на самом деле, — коротко затянулась Селестия, — но, возможно, у бет по умолчанию активно больше чакр, потому что им не нужно искать истинных. У них изначально есть те недостающие черты и самоощущения, которые альфы и омеги ищут в других. К примеру, они лучше понимают и чувствуют себя, а это значит, что вернее выбирают пути своей жизни. Беты избирательно позволяют чему-либо влиять или не влиять на их жизнь. Они гораздо ближе к целостности, которая является конечной целью каждой души. А альфам и омегам эту целостность приходится искать в любви, друг в друге. — Три высших чакры у истинных объединены, — шевельнула ушами Флёрри. — Даже если они ещё не встретились и даже если какие-то чакры у одного из них закрыты… или вообще выглядят мёртвыми. — Если смотреть на любовь через чакры, то она означает отдавать столько же, сколько получаешь, и получать столько же, сколько отдаёшь. Постоянный баланс и гармония. Всё в мире завязано на энергии, Флёрри, даже если кажется, будто где-то это совсем не обязательно. Аликорночка выпустила воздух, отведя мундштук ото рта, и растёрла крыльями глаза. Альфа наклонила голову. Очевидно, благовония были здесь не при чём. — Что? — У меня не укладывается всё это в голове, — пробормотала она. — Нет, касательно душ и чакр я схватываю всё на лету, как будто оно всегда было у меня в мозгах, и я просто вспоминаю, стоит кому-нибудь немного мне помочь — но сам факт, что это реально?! Что действительно есть карма, астральный план, аура и духи?! Я всего несколько лет назад увлеклась материализмом и металогикой, и тут моим особым талантом становится что-то, что требует от меня обыкновенной необоснованной веры! Причём я понимаю, что, объясняя и доказывая обывателям смысл моего Предназначения, субъективно буду выглядеть, как ненормальная! — Флёрри оторвала передние ноги от подушек и начала пускать ими волны и описывать круги широко перед собой, как плохой шарлатан: — «У-у, в каждом из нас есть радуга, которая определяет, насколько фигово мы будем жить в следующем круге! Покайтесь во грехах и спасите свою душу, ибо она действительно существует и испытывает чувства! Ах, да, можете звать меня принцессой-резчицей, потому что у меня есть ножик, которым я могу пустить все ваши возможныые будущие судьбы под откос, просто неаккуратно им чиркнув!». — Принцессой-резчицей? — Да, так прозвал меня благодарный народ, когда было объявлено о том, что я получила кьютимарку. Имиджмейкеры и пиар-менеджеры уже разрабатывают комплекс мероприятий, которые должны сделать мою репутацию приятнее. — А ножик? — позабавленно подняла бровь Селестия. — Я не сомневалась, что ты выделишь самое главное, — пожала плечами Флёрри Харт, на пару секунд закрыла глаза и магией подробно визуализировала своё астральное орудие. Альфа рассматривала средней длины сплав двух пастельных цветов с кьютимарки племянницы безо всякой копытояти, как в музее. Аликорночка слегка встрепенулась на месте, вспомнив: — О, о, ещё я вот так умею, — нож растворился в воздухе, когда она призвала обыкновенную чёрную магию, которая спустя мгновение обернулась на её роге теми же красками. Флёрри удерживала нечестивое телекинетическое поле, подняв к нему глаза и часто моргая, пока Селестия так же любопытно и безмятежно рассматривала и его тоже. — Я никогда такого не видела, — признала она наконец и продемонстрировала свой тёмный эгрегор, представший перед нежными розово-лазурными тонами внучатой племянницы в честной неприглядности традиционных кислотных цветов. — У всех пони, которых я встречала до этого, включая меня, чёрная магия всегда выглядела одинаково. — А мы, две сильных аликорницы, не призовём никакого демона, сидя друг напротив друга с факелами чёрной магии из рогов и в довольно мистической обстановке вокруг этого кальяна? — Нормальный у меня кальянный мастер, чего сразу обзываться-то? Флёрри Харт рассмеялась, и бурление пастельного колдовства лопнуло у неё на роге не хуже мыльного пузыря. Селестия подозрительно прищурилась, гася собственное магическое поле, но, когда аликорночка закончила хохотать, выражение лица верховной альфы уже было расслабленным и чуть улыбающимся в ответ. — Сколько времени? — отсмеявшись, внезапно поинтересовалась юная принцесса. — Час ночи, — не задумываясь, без любых устройств ответила Селестия. — Что такое? — А тётушка Луна к нам не присоединится? Она обычно просыпается к этому моменту. Альфа сомкнула губы в улыбке теснее, будто стремясь удержать её на лице, несмотря ни на что, но лавандовый взгляд выдал огорчение, не слишком и стараясь его скрыть. — Я не думаю, что она придёт, Флёрри. У нас с ней пошли… острые разногласия. Между сёстрами такое случается. Аликорночке подумалось, будто тётя добавила традиционную банальность из сложившейся привычки избавлять собеседника от необходимости произносить её, но Флёрри и не собиралась. — Со мной у неё разногласий нет. Можно, я увижусь с ней? — Конечно, — бесцветно ответила Селестия. — Но сомневаюсь, что ей будет с тобой интересно или что ты сможешь выдержать род компаний, которые она теперь предпочитает. Она изменилась, Флёрри. Неузнаваемо. Я избавляю тебя с твоей матушкой от лишних подробностей, но суть вы знаете. Флёрри Харт не смогла остановить свои уши от виноватого поджимания. — Если бы только я умела исправлять это… — пробормотала она. — Если бы только нашёлся пони, который помог бы мне исправить это… — Боюсь, с пони, которые могут вернуть нам прежнюю добрую Луну, — опустила взгляд Селестия, — моя сестра теперь даже заговаривать не захочет. В её свите не осталось никого, кто мог бы образумить её. Я уже думаю… я уже думаю отстранить её от управления Эквестрией. — Ты думаешь? — проронила Флёрри, встревоженно подняв уши. — За несоответствие моральному облику принцессы-омеги, — бегло пожала плечом альфа и затянулась без следа прежнего умиротворения. — И за ряд более существенных проступков, на которые я больше не могу закрывать глаза лишь из-за того, что Луна эффективно справляется со своими задачами. — Разве, если ты это сделаешь, ты не разорвёшь последнюю нить, удерживающую тётушку в каких-никаких рамках приличия и морали? — Это — то, что меня останавливает. Есть способ вернуть её? — По моим предположениям — два, — решительно кивнула Флёрри. — Первый — найти душу Сомбры и попытаться связать их снова. Тётушка Луна снова впадёт в депрессию, но, по крайней мере, перестанет доставлять проблемы. Второй — привязать её истинностью к другой пони, чтобы выровнять моральные ориентиры и не допустить повторения пустоты в душе. Но второй способ даже сложнее, чем первый. — Ты всё ещё не умеешь? — Конечно, — горько фыркнула аликорночка. — Как мне научиться, на ком? Но даже если я научусь… с кем создавать новую истинность? — на её щеках проступил румянец, взгляд лихорадочно заметался, а речь начала спотыкаться от волнения. — Нельзя брать другого смертного, потому что, когда и он тоже умрёт — всё повторится с начала. Да, в отличие от Сомбры, у него ещё будет запас перерождений, но у тётушки уже наблюдается мощный посттравматический синдром. Её психика может не выдержать переживать этот опыт ещё несколько раз. Моя матушка ждёт перерождения папы и будет ждать всю жизнь, я — апостроф, а ты — её старшая сестра и точно на это не пойдёшь, поэтому не стоило и заговаривать об этом. Флёрри Харт замерла с колотящимся сердцем, нервно накручивая на переднюю ногу тёплый шланг кальяна. Селестия спокойно посмотрела ей в глаза и произнесла: — Вообще-то, я с самого начала, как только ты получила кьютимарку, подумала именно об этом. — А?! — чуть не уронила трубку аликорночка. — Это же логично, — показала подошву копыта альфа, — если одна связь разорвана — нужно создать ту, которая заменит первую. И очевидно, что только я буду рядом с Луной весь срок её жизни. Мы — названые сёстры, а не кровные. Разумеется, такая мысль пришла бы мне в голову, и не в числе последних. Повисла неудобная пауза. — И… что ты думаешь по тому поводу? Только не подумай, что я давлю на тебя или продвигаю этот вариант как рабочий… — Флёрри, успокойся, — усмехнулась Селестия. — Я питаю к Луне самые нежные чувства и, безусловно, выделяю её среди остальных пони настолько, что она определённо является моей слабостью. Моей главной и самой страшной слабостью, за которую я отдам жизнь, когда не останется иного выхода. Но я не могу найти в себе ни единой крупицы страсти к ней, особенно сейчас, когда она превратилась в то, что мы наблюдаем. — Но ведь, если я создам между вашими душами новую истинную связь, она станет прежней. Прежнюю Луну ты смогла бы полюбить как омегу? — У меня никогда не было таких мыслей, ни единой минуты. Она либо была слишком юна, либо принадлежала Сомбре, либо… Я не считала её неприкосновенной. Я просто знала, что могу получить секс от любой другой омеги, но ни одна омега при этом не останется со мной навеки, в отличие от Луны. Похоже, истинность станет тем, что избавит меня от сомнений. — То есть, ты хотела бы любить её романтически? — Нет. Флёрри была сбита с толку. Альфа спокойно и ровно смотрела на неё. — А если возникнет такая необходимость, — медленно промолвила аликорночка, — ты согласилась бы стать её новой истинной? — Это — то, что было бы самым правильным. — Ты не ответила. — Флёрри, я в состоянии себя контролировать. Мой мозг слишком сложноорганизован и развит, чтобы что-нибудь в этом мире сумело затуманить его хотя бы наполовину, и истинность не несёт дополнительной опасности. Если у тебя получится связать нас с Луной — я, несомненно, начну испытывать влечение и любовь к ней. Но у меня всё ещё останется память о правдивых причинах таких чувств, и я так же сохраню способность относиться к этому факту обособленно от гормонов, магии и чакры мысли. Я буду знать, что у меня был выбор не любить и не хотеть её, но были также причины выбрать любить её и хотеть. Согласие — продукт полного непротивления. В этом плане вовсе не от меня потребуется покорность и готовность принять ведомую позицию. Аликорночка мрачно помолчала, прежде чем неохотно озвучить то, что волновало их обеих: — Вряд ли Луна сейчас в состоянии перестать разрушать себя и сделать правильный выбор. Она слишком хорошо проводит время, знаешь ли. — Так хорошо, что даже неловко её прерывать, вот только она — принцесса Эквестрии, а не буйствующая старшеклассница. Раньше, чем успела себя одёрнуть, Флёрри инстинктивно попыталась заправить рваную чёлку копытом за ухо, чтобы сделать её менее бунтарской на вид. — Получается, мы не будем учитывать её мнение, потому что она перестала быть для нас удобной, а значит, потеряла статус мыслящей самостоятельно пони и превратилась в простую омегу, за которую можно решать? — Я пыталась просто отстранить её от управления королевством, но она каждый раз яростно протестовала и приводила аргумент, что её развлечения не вредят стране, а значит, в свободное от исполнения своих обязанностей время она вольна заниматься чем хочет. — Почему она вообще так цепляется за власть? — озадаченно пробормотала Флёрри, скребя копытом затылок, и затянулась мятным дымом. — Потому что это власть. Это удовольствие от силы, могущества и почёта. Луна не намерена не упускать ни крупицы наслаждения в своей новой жизни и будет использовать все средства, чтобы получить его. Я могла бы подождать ещё, дождаться, пока любовь пони к ней не иссякнет практически до конца, и отправить её в отставку принудительно, но всё это время она будет подвергать своих подчинённых издевательствам, унижениям и запугиванию, а молодым омегам, которые смотрят на принцессу как на пример для подражания, демонстрировать худшие модели поведения из возможных. Не знаю, следила ли ты за модой и трендами в перерывах между своими исследованиями, но моя сестра задаёт не самые здоровые тенденции. «Никотиновый шик — стиль жизни, который обеспечит омегу любой комплекции фигурой и статью богини» — что скажешь? Поэтому лучшее, что я могу сделать сейчас — отправлять Луну в командировки подальше от Кэнтерлота, чтобы она меньше шокировала общественность. И, должна признать, в горячих точках моя сестра просто великолепна, главное — не слишком вчитываться в протокол операций. Подожди минуту. Альфа оставила мундштук в держателе кальяна, поднялась с подушек и подошла к зашторенным окнам. Золотой телекинез потянул за толстые витые шнуры, и занавесь торжественно расплылась в стороны с приятным тяжёлым шорохом, подтягиваясь к краям гардин и драпируясь в небрежные складки, баюкающие в своей глубине густые тени. Флёрри взволнованно вдохнула, а её буйный кудрявый хвост предвкушающе свился в кольца несколько раз. Тётя собиралась поднять солнце. Аликорночка видела это много раз, стоя плечом к плечу с нею, но не знала, как можно начать относиться к таинству смены дня и ночи равнодушнее. Селестия посмотрела на луну ровно в тот момент, когда вокруг неё возникло мистическое гало призрачного серебра, и она величаво двинулась к закату. Верховная принцесса поискала взглядом сестру, но ни на одной из открывавшихся через это окно башен дворца той не оказалось. Альфа коротко поджала губы, должно быть, невесело радуясь про себя, что, по крайней мере, Луна удосужилась опустить своё светило вовремя, и вывела на небо солнце. Флёрри ослепила прошедшая по взвившимся на мгновение гриве и хвосту вспышка, покрыв зрение обнажившейся сетью кровеносных сосудов в глазах, но боли или слепоты не наступило — свет был ласковым, ликующим и добрым. Четырёхцветные пряди ещё несколько секунд трепетали и вихрились каждая сама по себе, но затем рассвет состоялся, и они мягко слились в повторяющий гладь предрассветного неба единый эфир, плывущий по несуществующему ветру. Флёрри, моргнув, проследила, как её собственные волосы обретают материальность, соскальзывают с него и опадают обыкновенными кудрями на шею и подушки под крупом. Она как-то поняла, что Селестия, в отличие от неё, заметила это с самого начала. — Тётя, кажется, у меня появилась способность что-то чувствовать. — Да. Ты стала восприимчивее к магии и улавливаешь больше материй. Вполне закономерное развитие событий для аликорницы, которая видит то, что не видят все остальные, — улыбнулась альфа. Флёрри не вернула ей улыбку и вздохнула в сторону. — Мех. Какой в этом смысл, если в то, что я вижу, не поверят, даже если я смогу об этом очень похоже рассказать.

***

Имея минимум учебных пособий и истинных знаний, Флёрри многое делала наугад, следуя за природной интуицией своего Предназначения. Многое ей открывалось, возможно, первой во всём мире, и разбираться в этом приходилось самостоятельно. Однажды после очередного изучения свойств собственной души она хотела уже вернуться в своё физическое тело, но обнаружила, что по неопытности попала не в ту плоскость, из которой возможно это сделать. Аликорночка не знала, как называются те или иные срезы реальности или потустороннего, где она по случайности то и дело оказывается. Неизменным оставалось то, что она всегда была одинока в своих загадочных странствиях на одном месте. Вдруг это изменилось. — Принцесса-медиум! Ваше Высочество! Голос с коротким многократным эхом заставил Флёрри Харт вздрогнуть. Она обернулась и увидела колеблющийся вокруг светящегося зелёного ядра сгусток, изредка становящийся достаточно заполненным, чтобы увидеть кристального земного пони жёлтого окраса. Силуэт, оказавшись под взором аликорночки, поклонился. Та распахнула рот. Всё, что делал, говорил или испытывал этот жеребец, она скорее считывала шестым чувством, чем видела, слышала или перенимала — но его существование и поступки моментально конвертировались в её сознании в нечто неоспоримое и обыкновенное. — Принцесса-медиум, я ждал больше тысячи лет! — чуть не плача от радости, жарко заверил дух. — Запертый на этом месте, была тут Империя или нет, я не мог ни уйти, ни иссякнуть, ни переродиться, и не было ни единой живой души, что узнала бы о моём горе и помогла бы мне! Я не знаю, чем провинился перед богами, но, похоже, моя ссылка подошла к концу, раз вы наконец увидели меня! Вы поможете мне? — Кто ты? — озадаченно спросила Флёрри Харт, считывая, что эта душа успела прожить лишь четыре жизни, и в каждой из них её высшие чакры становились шире и богаче, прежде чем всё внезапно оборвалось, и несчастный застрял в стагнации. — Моё последнее прижизненное имя — Бордер Коллайд, принцесса-медиум, — всхлипнул жеребец. — А это что за место? — медленно покрутилась Флёрри Харт, осматриваясь. Обстановка вокруг была знакомой: покои, её собственное медитирующее неподвижное тело на кровати… только ещё и её же астральная сущность рядом с ним да нежданный неизвестный собеседник. — И… ты можешь сказать, что ты такое? Дух? Призрак? Привидение? — Место? — кристальный пони тоже повертел головой в непонимании. — К-Кристальная Империя. Я могу видеть его, перемещаться по этажам, видеть живых… но живые не могли видеть меня, ни единая заблудшая душа. Должно быть, я — самая заблудшая душа из них. — Заблудшая душа, — пробормотала Флёрри Харт. — Но как ты попал сюда? И, самое главное, как я сюда попала? — Не могу знать, принцесса-медиум… моё тело умерло тысячу лет назад, и… Аликорночка случайно перестала слушать, проверяя, может ли вернуться в свою физическую оболочку и не застрянет ли вместе с безымянным духом тоже на тысячу лет. Всё было в порядке: Флёрри по-прежнему могла переместиться обратно одним скачком, стоило ей только захотеть. Но она пока не хотела. — …я должен был переродиться давным-давно, — заблудшая душа заломила брови. — Я не уверен, но за тысячу лет для меня должно было найтись тело! Флёрри против собственной воли нахмурилась. — Но, если ты до сих пор здесь, — осудительно начала она, — значит, его не нашлось. Чьё тело ты собираешься занять, если тебя до сих пор не призвало в твоё законное? Дух горестно застонал и подплыл ближе к ней. — Я не знаю, принцесса-медиум, но, пожалуйста, не бросайте меня здесь! Я больше не хочу быть один! С самого вашего становления я следовал за вами в надежде, что вы заметите меня — о, не отбирайте у меня первое благословение за две тысячи проклятого существования! — Ты не выглядишь безумным для тысячи лет одиночества, — мягче заметила аликорночка. — Я здесь ничего «не», — печально улыбнулся он. — Но, тем не менее, я устал быть «не». Флёрри Харт задумалась. Она не знала, что ему ответить. Не могла даже попробовать применить магию, чтобы попробовать вытащить эту душу в реальный мир, как она поступила с Сомброй. — У тебя есть истинный? — шевельнула ушами аликорночка. — Может, у тебя был истинный? — Нет, — печально и протяжно прозвенел ответ. — Я жил во времена, когда существование истинных у кристальных пони держали в тайне. И что дальше с ним делать, даже если у неё получится? «Так, — нервно пробежала взглядом по неплотному, зыбкому силуэту аликорночка. — А что, если это ловушка? До сих пор срез реальности с душами был очень дружелюбен и гостеприимен для меня. Но ведь не бывает такого, чтобы где-то не было противостояния. Души производят огромное количество энергии. Одна только истинность способна преобразовывать мир в невероятных масштабах. Неужели не остаётся никакого мусора, ошмётков, излишков, которыми могли бы питаться некие сущности? И что мешает им тоже быть алчными и вечно голодными, чтобы пытаться добраться до еды повкуснее и посытнее?! Его история звучит грустно, но подозрительно. Тысяча лет — действительно слишком большой срок. Что, если его пребывание здесь — не ошибка, а заключение? Но… — замедлила Флёрри бег своих мыслей. — Слишком плохие души отбывают наказание в лимбо. Либо мы все эти века не так представляли себе лимбо, либо лимбо всё это время находилось бок о бок рядом с нами. Но где тогда остальные его обитатели?». — Принцесса-медиум, вы здесь? — забеспокоился дух. — Да, но, — промямлила та в испуге и озадаченности и прочистила горло, — я сейчас ничем не могу тебе помочь. Мне нельзя использовать магию, — она покивала на заблокированный рог своего физического тела. — Без неё я не смогу переместить тебя в мир живых. — О, горе, — всхлипнула заблудшая душа. Флёрри Харт почти запаниковала, увидев слёзы на призрачных светящихся глазах. — Но у меня есть одна идея, чтобы не оставлять тебя одного! — торопливо заверила она. — Сейчас, подожди. Я не брошу тебя, честно, хорошо? Если у меня не получится — я постараюсь вернуться сюда, чтобы снова поговорить с тобой. Всё ещё шмыгая носом, дух кивнул. Флёрри зажмурилась, пережила оглушительный звон в ушах и с облегчением очнулась в родном физическом теле. От радости она подвигала всем, чем могла, исполнив короткий нелепый танец, просто чтобы убедиться, что действительно вернулась, но тут же вспомнила о данном обещании. Аликорночка сосредоточилась. Длительная нудная медитация уже не требовалась. Ей не нужно было перемещаться куда-то и отыскивать нужный таинственный срез реальности — она лишь попыталась переключить на него восприятие, оставаясь в сознании и родном измерении… Знакомый мерзкий звон влетел в уши косым мимолётным порывом ветра, и Флёрри инстинктивно помотала головой, чтобы избавиться от остаточного эха. Непокорные кудри, во время отрастания вечно ломавшие своими спиралями и кольцами форму полюбившейся ей стрижки, заколыхались и запрыгали по бокам. Она проморгалась и зачем-то протёрла нос, словно часть зуда от раздавшегося у неё в мозгу звука могла осесть именно в нём. Первое, что увидела принцесса — забавно повёрнутое наискосок лицо полупрозрачного жёлтого кристального пони с тёмно-синей гривой. Его рот был приоткрыт от волнения, а переполненные последней надеждой медово-карие глаза часто моргали. — Принцесса-медиум? — выдохнул он, когда удивлённый взгляд аликорночки сосредоточился ровно на них. — Вы меня слышите? — Я тебя вижу. И слышу тоже. — П-получилось?! — задохнулся от радости дух. — Не знаю. Пойдём, проверим, — она соскочила с кровати, обошла Бордер Коллайда, хоть и догадывалась, что могла пройти прямо через него, и вышла из покоев. Он послушно семенил следом за ней. За дверями дежурили постовые. Они без всяких сомнений были живы и не считались заблудшими душами. — Добрый вечер, — сказала Флёрри только из-за того, что ей слишком не терпелось проверить успех предприятия, чтобы придумывать фразу получше. — Добрый вечер, принцесса, — хором ответили те, приосанившись и лихо цокнув копытами в синхронности. На стоящего рядом с раскрытым ртом духа не было обращено никакого внимания. — Потрясающе, — шепнула аликорночка, кинула мимолётный взгляд на место, где стояла визуализация последнего живого воплощения обнаруженной души, и поспешила двинуться куда-нибудь в другую часть дворца. Очевидно, ни для кого, кроме неё, Бордер Коллайд видим не был. И Флёрри нисколько не удивилась, когда логичным продолжением её самосовершенствования в Предназначении оказалось обнаружение ещё большего количества бесприютных, неприкаянных и потерянных душ. Они не стекались к ней, как мотыльки на пламя, привлечённые возможностью быть услышанными и спастись. Они всё это время находились вокруг и рядом, просто доселе аликорночка не знала, как их видеть, а никто из них и не пытался обратить на себя внимание живых. Наблюдая за безучастными разноцветными тенями, Флёрри встрепенулась и спросила у духа кристального пони, отныне неотступно следовавшего за ней повсюду, где только мог, чтобы больше не быть одному: — Что, если я попытаюсь покинуть своё тело и поброжу так по округе? Ну, как в «Астрале», смотрел? — Вы можете это сделать, принцесса-медиум, — отчего-то довольно кивнул Бордер Коллайд и сразу спохватился, обеспокоенно приподнимая брови: — Только найдите надёжное место, где Ваше тело никто не потревожит. Пони испугаются, если найдут Вас без сознания, например, посреди коридора. Флёрри кивнула, захватила духа магическим полем и телепортировалась в свои покои. На кровати она очутилась одна и недоумевающе огляделась. Бордер Коллайд прошёл сквозь стену через минуту, хихикая: — Призраков нельзя телепортировать, принцесса-медиум. На нас вообще не действует магия. — Потому что она работает в другом срезе реальности? — догадалась аликорночка. — И не затрагивает наш, — кивнул он. — Вы хотели попробовать выйти в астрал. — Ты же не займёшь моё тело, пока оно будет валяться здесь, свободное от души? — подозрительно уточнила Флёрри, и Бордер оскорбился. — Извини, извини. Я всего лишь новичок и имею право на тупые вопросы, помнишь? …Так не займёшь? — Я не стал бы делать этого, даже если бы мог, — раздражённо закатил глаза Бордер и демонстративно уселся на полу возле кровати. Принцесса взволнованно облизнула губы и закрыла глаза. Флёрри даже пошатнулась, не ожидая лёгкости, с которой выскользнула из тела, и уже со стороны смотрела, как-то медленно кренится и падает на подушки. Его грудная клетка слабо вздымалась, ибо внутри оставалась жизнь, но попытка увидеть душу разбивалась о пустоту. Флёрри теперь сама целиком была собственной душой. Она ожидала тошноты, дезориентации, какого угодно ещё побочного эффекта от перемены физического состояния, но ощущать себя чем-то бестелесным и безграничным оказалось даже комфортнее, чем пребывать в рамках крови и плоти. Именно это аликорночка поняла о себе первым — бестелесность и безграничность, и оно привело её в восторг. Она попробовала заполнить собой комнату, чувствуя, что у неё получается, но опомнилась и во всех смыслах пришла в себя, когда услышала смешок: — Ого, у Вас отлично получается для новичка, принцесса-медиум. Смертные, интересующиеся эзотерикой, могут угробить годы на медитации и отъём сознания и всё равно вряд ли добьются Ваших результатов. Флёрри Харт попыталась сосредоточить взгляд на остававшемся рядом с ней Бордер Коллайде, но её постоянно отвлекали маячившие за стенами души. То ли всё материальное стало бледнее, то ли нематериальное засветилось намного ярче, но игнорировать появившееся рентгеновское зрение и не обращать внимания на диковинку в первую же минуту новообретённой способности аликорночка просто не могла. Дух по-доброму засмеялся. — Удивительно, — улыбнулась ему аликорночка. — Я должна чувствовать себя так, будто наконец попала домой? По-моему, нет. — Почему бы и нет? — Наверное, потому, что в этом срезе реальности я впервые, и он по определению не может ощущаться для меня родным. Учитывая, что я ещё и не знаю ничего о том, что вижу или испытываю, это чувство «возвращения» больше похоже на какое-то глупое бахвальство. — Отнюдь. Вы находитесь в самой сути своего Предназначения, принцесса-медиум. То, что Вы чувствуете — естественно. Перестаньте применять к этому месту живую логику — и станет намного легче. — Была ли Луна так же счастлива в тысячелетней ссылке на луне? — иронично поинтересовалась Флёрри Харт, но Бордер Коллайд лишь осуждающе поднял бровь, не оценив шутки. — Кхм, ладно… Она невзначай посмотрела на свою кьютимарку. Силуэты альфы и омеги снова смотрели друг другу в глаза. У физического тела они оставались отвёрнуты. «Что это значит?» — поморщила нос Флёрри, но у духа кристального пони, скорее всего, не нашлось бы ответа. Вместо этого она спросила другое: — Как далеко я могу перемещаться? — Есть только один способ это проверить, принцесса-медиум. — Можешь называть меня просто Флёрри, ты же знаешь? Бордер Коллайд карикатурно поёжился. — Мы здесь избегаем имён. Они истлевают вместе с телами и больше не имеют никакого значения. Да и… не то, чтобы в посмертии было кому или кого позвать.

***

Флёрри не отдавала себе в этом отчёта, но всё же ожидала, что станет кем-то вроде повелительницы для каждой из них — принцессой целой невидимой реальности, спасительницей и надеждой потустороннего края, единственным и потому уникальным и важным мостом к нему от мира живых. Короче говоря, это предполагало атмосферу некоей свиты в подвластном ей и приветливом королевстве. Восторженная реакция на неё Бордер Коллайда дополнительно подкрепила сформировавшееся ожидание: аликорночка думала, что в астральном плане её, живую, способную перемещаться туда и обратно, встретят не меньше, чем как мессию. Когда она применила открытую технику, сместила взгляд на нужный срез реальности и увидела с десяток душ в пешей доступности вокруг себя, ответом ей служили лишь немного заинтересованные взоры, а дальше души отправились слоняться дальше, не предпринимая попыток подойти, заговорить или обратить на них её внимание. Флёрри была почти разочарована. Бордер Коллайд мялся рядом с ней, без проблем считывая чувства принцессы, будто считался за них ответственным. — Они на тебя не похожи, — проронила наконец аликорночка в попытке сказать что-то взрослое и конструктивное. — О, да, — пару раз кивнула проекция жёлтого кристального пони. — Они либо ожидают перерождения, либо завершают свои земные дела, пока ожидают перерождения. Им не о чем беспокоиться. — Как они могут завершать свои земные дела, если у них больше нет тела? — любопытно шевельнула Флёрри, и Бордер усмехнулся. — Вы же ходите на кладбища, чтобы поговорить со своими родственниками или друзьями, несмотря на то, что они не могут вам ответить. Дела могут быть важны только для твоей души и не всегда обязаны что-то видоизменять. — Я могу подойти к кому-нибудь из них и поинтересоваться? — Лучше не стоит, — неловко поджал заднюю ногу земнопони. — Они не любят, когда их отвлекают. Если кому-нибудь из них понадобится Ваша помощь, и они заговорят с Вами — тогда Вы можете попробовать, принцесса-медиум. — Они могут причинить мне зло, если я не последую твоему совету? — Есть души, которые могут, — сжался ещё заметнее Бордер. — Их сразу видно, это тёмные и нечестивые души. По отношению к светлым и праведным это будет просто не вежливо, так что не стоит. Я бы не советовал. — Как ты понимаешь, какая душа тёмная и нечестивая? — Так видно же! — удивлённо повторил дух. — Вы не встречали тёмную и нечестивую душу? Сине-зелёную муть, как испарения с ядовитых грибов на болоте? — Нет, — покачала головой Флёрри Харт. — Я видела только светлые и радужные души, как твоя. Оттого мне ещё непонятнее, почему ты застрял и не можешь переродиться. Как вообще определяется, праведная душа или нечестивая? Кто это решает? — Другие души, — начал с последнего вопроса Бордер Коллайд, и Флёрри была одновременно и успокоена, и недовольна этим ответом. Она ожидала услышать, по крайней мере, «Вселенная», потому что это означало бы возможность добраться до какой-то высшей сущности и поговорить с ней напрямую. — Чем больше зла душа причинила другим душам, пока они находились в своих смертных телах — тем крепче прилипают к ней их горе, обида или страх. Обездоленный, обиженный и напуганный может простить преступника, но если тот сам не осознает и не раскается в своих прегрешениях — его душа не очистится и не вырастет. С каждым новым злодеянием, если он не одумается, душа грешника будет самостоятельно погружать себя всё глубже в грязь и темноту, и в самом худшем итоге реинкарнируется в жеребёнка родителей с такими же чёрными и злыми душами. — Звучит достаточно неподкупно, — проговорила аликорночка. — А если его жертвы не будут знать своего злодея в лицо? Что, если он сможет разрушить много жизней, оставшись незамеченным, не получит обвинений и умрёт, успешно выдав себя за порядочного пони и сохранив в секрете все преступления? — Вы говорите о смертных телах, принцесса-медиум, — довольно покачал копытом Бордер Коллайд. — Ум, глаза и эмоции можно обмануть и оставить в неведении. Душа же находится выше всего этого: она остаётся жить, когда каждый член обращается в прах, знает и помнит всё, что происходило и что делал её аватар в телесном мире. Чакра звука, неизменная и преходящая, отвечает за Честность. Душа может укрыться даже от других душ, но она не в силах обмануть себя саму. — И, рождаясь у плохих родителей, проходя через испытания, на которые её обрекает такое происхождение, — медленно подытожила Флёрри, — душа очищается? Искупает грехи? — Бордер кивнул. — А если нет? Есть такие души, которые неисправимо плохи? Вернее, не так. Душа может помнить о том, что она может стать лучше. Но разве тело не ломается ещё больше от жестокости, бедности или несправедливости? Душа не попадает в замкнутый круг из-за того, что тело, в котором она оказалась, упрямое, неблагодарное и озлобленное? — Попадает, — печально подтвердил дух. — Но даже у самой пропащей души есть надежда встретить настоящую любовь, через сколько бы испытаний она ни прошла и как бы ни была сломлена. — Истинность, — содрогнувшись, завершила аликорночка. — Да. Вечная истинная любовь — единственное, что может исцелить и реинкарнировать пропащие души и дать им надежду на искупление и возрождение, потому что от союза истинных пони рождаются чистые листы — жеребята, в чьём теле может поселиться любая душа, столетиями ожидающая своей очереди. Тела жеребят, родившиеся не у истинных пар, распределяются среди душ согласно их кармическому долгу, и эта жизнь становится отработкой и искуплением грехов, а не… — Я умею разрубать её. Бордер Коллайд не нуждался в дыхании, но Флёрри услышала, как он поперхнулся воздухом. — Я могу взять пару душ, связанных истинностью, — тяжело произнесла принцесса, глядя строго перед собой, — и разорвать их. Я получила за это свою кьютимарку. — Это неправильно! — воскликнул дух. — Так нельзя! — Я знаю, но, видимо, что-то поменялось! Я надеялась найти здесь кого-нибудь, кто объяснит мне, что с этим делать! — Что с этим делать? Никогда не делать — вот что! — Да, я уже заценила последствия, — уныло протянула Флёрри и снова навострила уши. — Но мне всё равно нужно разгадать, почему я вдруг смогла это сделать. Может, это кому-нибудь нужно? — Это какая-то ошибка, принцесса-медиум, — хмуро пробормотал Бордер Коллайд. — Все души связаны от первой до последней через цепи долгов и перерождений. Мы можем не понимать значение какой-нибудь связи, но оно есть, и через сообщение с миллионами других душ — огромное! Нельзя просто так брать и разрывать звенья. Холодный пот прошиб Флёрри Харт. Разрушенных жизней становится больше, чем четыре. Её дар ещё ответственнее и опаснее, чем она изначально думала, но что ей тогда вообще с ним делать? Неужели смысл её жизни сведётся к тому, чтобы уйти в добровольное изгнание и самой стать жуткой старой сказкой, чтобы больше никому не навредить? — Бордер Коллайд, — тихо позвала аликорночка. — А души могут… умереть? — Нет, — твёрдо ответил он. — Души могут или развиваться, или деградировать. Умереть или подвергнуться уничтожению они не могут. Глаза Флёрри Харт остекленели. Она медленно наклонилась к лицу земного пони. Убить его, как тот только что заверил, было невозможно, но он всё равно испуганно попятился. — А могут быть души разделены на части?

***

3:12 Мне нужны пони, которых не жалко. Перья быстро отстучали по клавиатуре до того, как аликорночка успела передумать. Она оттолкнулась ногами, чтобы отъехать от компьютера на стуле и не суметь с такого расстояния удалить сообщение, поджала губы и уставилась в потолок. — Принцесса, не нужно, — тихо подал голос Бордер Коллайд, но его тут же прервал звук входящего и не дал ей слишком глубоко погрузиться в излишние раздумья. Траблкиллер, кажется, подключил Сеть напрямую к своему мозгу — у Флёрри не было больше ни единого объяснения, почему он моментально читал и отвечал в любое время дня и ночи.

3:13 Забавная формулировка для наследницы гуманистов, Ваше Высочество. На что Вы собираетесь обречь этих несчастных?

3:19 На полное моральное уничтожение, если всё пойдёт не так. Мне нужны самые отвратительные преступники — террористы, наркобароны, садисты и убийцы, предатели, стригнотофилы и серийные насильники. Вся шваль понийского рода, к которой даже во мне не найдётся сострадания.

3:21 Ваши аппетиты растут, принцесса! Не могу не отметить эффективность подхода: не только продвинуть прогресс своего загадочного личного проекта, но и сократить печальный список международного розыска. Перечисленных Вами личностей разыскивают целыми странами, доставить их в Кристальную Империю будет не слишком просто. Я, разумеется, справлюсь с этим, но не желаете ли перебиться более приземлёнными бытовыми грешниками, пока длятся мои скромные хлопоты?

3:22 Кем?

3:25 Бездомные, которые забыли свои имена; бьющие семью алкоголики, чьи родные только обрадуются, если в одно прекрасное утро глава семьи загадочно исчезнет из их жизни навсегда; безнадёжные наркоманы, которые за последнюю дозу в своей жизни позволят живьём срезать с себя кожу и искупать в уксусе; ушедшие от правосудия моральные уроды, содомировавшие зависящих от них омег. Варианты обширны и, что важнее, доступны для доставки хоть к сегодняшнему полудню.

Флёрри Харт немигающими глазами пробежала по перечислению, усиленно визуализируя живописные образы и пробуждая к жизни все запасы отвращения и ненависти, которые внутри неё имелись. Получалось плохо. Она не могла с чистой совестью отправить на душевное линчевание пони, которые творили зло только из-за того, что сами не знали в жизни иного обращения. У них не было выбора, не было опыта, не было знаний и умений, как поступать по-другому, нежели как когда-то поступили с ними самими — чаще всего. Несмотря на взятую позицию силы и власти, на самом деле они были несчастными и глубоко травмированными жеребятами. Их следовало лечить, а не доламывать. — Вы не можете так поступить, — слабо прошептал Бордер Коллайд, тая в воздухе и словно угасая от постепенного предательства принцессы. Но была ещё одна омега, которую тоже следовало лечить как можно быстрее. Ради её исцеления аликорночка легко, без жалости и с удовольствием разобрала бы по слоям души и истинные связи тех пони, которые не просто выбрали множить несчастье и зло в этом мире, но и поставили их на поток и довели до мировых масштабов. Однако их поимка требовала времени, и не факт, что даже такой теневой умелец, как Траблкиллер, управится достаточно быстро, чтобы в принцессе Луне ещё осталось хоть что-то, что можно будет спасти. Что-то изнутри нежно и ненавязчиво отмело от разума вопрос, достаточно ли они с тётушкой близки, чтобы маленький геноцид стал оправданным мероприятием хотя бы в личной картине мира Флёрри Харт, не позволив ему даже близко подобраться к сознанию. Вместо него настойчиво запульсировала в мозгу необходимость поскорее начать приносить миру пользу и спасать страждущих. 3:58 Поставь мне на пробу десять альф и десять омег своих «бытовых грешников» в течение трёх месяцев, пока ищешь кого-нибудь из моего основного заказа. Беты не нужны. Помни: мне нужны пони, которых никто не будет искать и о которых никто не будет жалеть.

3:58 Доставить первую партию к обеду или после того, как Вы оттрапезничаете?

3:59 Именем Селестии, не тащи их в Кристальный дворец. Я пришлю координаты. Она обернулась. В покоях больше никого не было.

***

Флёрри выяснила, что может уходить от своего тела на радиус четырёхсот метров и проникать при этом сквозь стены, пол и потолки. Этого было более чем достаточно. Она взвалила себе на спину плотную палатку, скрывавшую в рулоне ещё и пару одеял с тёплыми свитерами, и полетела к тому месту, где получила свою кьютимарку. Там принцесса оделась, обустроила прочное и непродуваемое укрытие, забралась внутрь и вышла в астрал, покинув физическое тело. То точно по плану свернулось калачиком на одном из одеял внутри палатки. Аликорночка ещё пару минут оставалась рядом с ним, чтобы убедиться, что ничего не препятствует дыханию, а непредсказуемые порывы ветра не унесут брезент, оставив её бренную оболочку замерзать в одиночестве и беспомощности. После этого она полетела сквозь землю в лабиринты природных каменных катакомб. Многие коридоры были обрушены и расчищены, повороты превращены в тёмные холлы, а широкие проходы обернулись полыми пропастями с тех пор, как пещеры подверглись тщательному обыску солдат и чернорабочих по приказу Кейденс. Флёрри Харт слегка улыбалась, вспоминая наивность и тщетную рьяность этой операции, пока летела сквозь все преграды на тускло сияющий в глубине сероватый огонёк. Смертные даже не приблизились к нему в своих раскопках. Смогли бы они увидеть его, пусть и были бы достаточно усердными? Аликорночка остановилась ровно над сиротливым маленьким комочком с проглядывающимися ниточными перекрытиями. Неподалёку от него валялась раскрытая булла с порванным шнурком и рассыпавшимися по дуге оберегами. «Вот так всё просто», — покачала она головой и устремилась строго вертикально вверх. Стены палатки были окрашены в разные цвета специально для удобства ориентирования. Флёрри вернула астральную форму точно в рамки физического тела, отсчитала количество шагов до палатки и вошла ровно в свою бренную оболочку, которая тут же поднялась, вышла наружу и проделала тот же самый путь в обратном направлении. Оставалось только пробурить магией вниз. Аликорночка была решительна, но осторожна. Душу даже в таком слабом, едва светящемся виде повредить заклинанием классической школы вряд ли представлялось возможным — принцесса беспокоилась за сохранность своей буллы, которую планировала забрать обратно, как память. Она всё ещё могла носить её, поскольку технически не стала альфой, однако начавшая входить в норму характера скрытность настойчиво напоминала, что у мало-мальски внимательных близких сразу возникнут вопросы, каким чудом Флёрри отыскала безделушку, которую не сумел найти целый отряд со строительной техникой, нанятый для поисков совсем другой крошечной вещи. Последний метр принцесса прокапывала собственными копытами, подсвечивая себе рогом. Энергия заклинания растопила промёрзший грунт до глиняной податливости, и комья полностью засыпали таящийся на глубине проход. Время от времени Флёрри переключалась на потустороннее зрение, чтобы не потерять маленький серый шарик, но прежде него ей хотелось отыскать свой жеребячий талисман. Наконец копыта коснулись гладкого золотого бока; аликорночка, восторженно вдохнув, вслепую добралась до шнурка, вытащила амулет на свет собственной магии и окатила его очищающим заклинанием. С нежностью во взгляде любуясь знакомым блеском, она хотя бы ненадолго вернула буллу себе на шею и посмотрела в сторону. Из-под рыхлого слоя развороченной земли бледным светлячком пробился на поверхность шарик спящей души, полетел к Флёрри в её золотистом телекинезе и упокоился между приоткрывшихся на секунду ребристых створок украшения. Принцесса чуть сильнее, чем ей хотелось бы, жалела, что всего через пару часов ей снова придётся снять его и спрятать как можно лучше. Но зато… — Бордер Коллайд, — громко позвала Флёрри, стремительным шагом влетая в свои покои. Если постовые у дверей зададут вопросы — она притащит хомячка для прикрытия. Принцесса достала буллу из-под крыла, посмотрела на неё в последний раз, ностальгически вздохнула и телепортировала в свою маленькую сокровищницу. — Я знаю, что ты дуешься… в смысле, очень справедливо на меня обижаешься, но у меня появилась реально рабочая идея, как можно тебе помочь. Дух тут же появился, высунувшись из-за двери в кабинетную зону апартаментов с подозрительным взглядом. — Привет, — кивнула она ему, вытянула шею вбок, чтобы видеть поверхность своего рабочего стола, и левитировала оттуда красный маркер. — Всё, что мне от тебя нужно — чтобы ты прошёл по кругу по максимальной границе, на которую ты вообще можешь удаляться, — принцесса задумчиво посмотрела на маркер и бросила его обратно в стакан: — Нет, мелковато. Любезные! Принесите кто-нибудь моему Величеству ведро заметной краски! И кисть! — Что ты задумала? — не понял дух, опустив одно из ушей. — Я поняла, что в астральном плане могу удаляться от своего тела на какое-то конкретное расстояние в любую сторону, — тише объяснила ему аликорночка. — Физическое тело служит точкой отсчёта, центром диаметра и, собственно, якорем, чтобы меня не унесло куда-нибудь вообще с этой планеты. А если твоё физическое тело за тысячу лет должно было истлеть без остатка, то что тебя держит вместо него? — Необязательно, — пожал плечами Бордер. — Оно могло окаменеть, например, или вообще замёрзнуть, а то и… Он плавно затих. Флёрри следила за его лицом чуть блуждающими вправо-влево зрачками. Кристальный пони будто медленно осознавал что-то невероятное. — Бордер. Когда ты в последний раз посещал собственную могилу? Дух сконфуженно промолчал. — Ты вообще был на собственной могиле? Новыми чувствами Флёрри заметила, что тишина от её нематериального проводника переходит в напуганную. — …ты хотя бы видел собственную могилу? На глазах изумлённых слуг, прохожих и принцессы Кейденс через всю Кристальную Империю, невзирая на стены, окна, лавочки или деревья, потянулась жирная улиточная полоса жёлтой краски. Флёрри ещё во дворце поняла, что кисть — это тоже мелковато, поэтому, шагая следом за Бордер Коллайдом, прокатывала перед собой огромный малярный валик на длинной копытояти, переодически обновляя его в плывущем рядом на магической привязи ведре с краской. — Я думал, нам выдадут красную, — косясь на глянцево подрагивающую внутри эмульсию, заметил дух. — Не любишь жёлтый? — Сливаюсь с ним. — Не то, чтобы тебя было видно. — Тогда, может, тебе стоит перестать разговаривать со мной, пока идёшь?! — метнул переднюю ногу к небу в молитвенном жесте Бордер Коллайд. — Все вокруг и так в шоке от того, чем ты занимаешься! — Будет хуже, если я буду делать это ещё и молча. А так у меня хотя бы появляется оправдание, что я спятила, раз общаюсь с кем-то невидимым. Я тебе отвечаю, нас именно поэтому до сих пор не арестовали — полицейские просто не видят смысла требовать чего-то с поехавшей. — То, что ты принцесса и можешь делать что угодно, пока не причиняешь никому вреда, здесь определённо не при… — он резко оборвался на полуслове, и его плавно шатнуло назад. Флёрри навострила уши, а её крылья торжествующе хлопнули. Незримое препятствие на пути духа не выглядело, как стена в реквизите мима. Бордер Коллайд не врезался во что-то твёрдое — он мог бы пройти несколько шагов вперёд, с усилием переставляя ноги и буквально продавливая себя сквозь пространство, но, стоило ему расслабиться — как его мягко и непреклонно отвозило по кристальной дорожке назад, будто под действием плавно распрямляющейся пружины. Жеребец неопределённо ткнул копытом вперёд, обернувшись на аликорночку: — Это здесь. Вот это место я покинуть не могу. Флёрри тоже посмотрела назад, но — чтобы навскидку оценить расстояние от дворца, а затем кивнула: — Отлично. Теперь нам нужен периметр этой штуки, — и после ответного кивка духа снова пошла за ним, прокрашивая дорожки точно по следу того, где он прощупывал всем телом невидимую преграду. У наблюдавших за ней одной прохожих в толпе случилось оживление, потому что теперь Флёрри шла в другом направлении и катала валик иначе, но ей было всё равно. — Как это ощущается? Бордер Коллайд ответил не сразу. — Как будто так глубоко чистишь уши, что у тебя обратная сторона глазных яблок зудеть начинает. — Фу, — чистосердечно отреагировала аликорночка, передёрнувшись. — У тебя ещё и голос немного проседает, когда ты прижимаешься к этой фигне. — Да? Я не слышу. — Ещё бы, так глубоко себе в уши залезть! Маленький единорожек, короткими перебежками следовавший за Флёрри Харт вторую половину этого странного продвижения, наконец набрался смелости, обогнал её и плюхнулся на пути, выставив кверху округлое пузико и распластав все четыре ноги по сторонам, как морская звезда. Несмотря на прослойку жирка, кожа над левой половиной его груди чуть заметно подрагивала, проводя отдачу от взволнованно колотящегося сердца. Увлёкшаяся перебросом странными шутками с Бордер Коллайдом, принцесса едва успела остановить валик, фыркнула, телекинезом за хвост стянула жеребёнка в сторону, прокрасила то место, где он лежал, и ускоренным шагом двинулась дальше, умащивая кристальную дорожку и геометрические газоны жёлтой краской, а малец завопил не своим голосом и бросился к кому-то обратно в толпу с криком: — Я думал, она меня покрасит! Она меня покра-а-асит! — Сумасшедший какой-то, — буркнула Флёрри, закатив глаза. — Да, развелось их, — согласился дух впереди неё. Только к закату свежая жёлтая полоса наехала на засохший жёлтый слой, замыкая разметку. — О, — низко отреагировала аликорночка, в последние пару часов уставшая иронизировать насчёт ситуации и плетшаяся за духом молча. Даже зеваки уже утратили острое ощущение новизны происходящего, и пространство на улицах вокруг снова выглядело почти как обычно. — Да, — согласился Бордер Коллайд, немигающим взглядом, будто боясь, что при малейшем неосторожном движении век линия начисто испарится, глядя на краску. — Мы сделали это! — хлопнула крыльями Флёрри Харт и с облегчением разорвала заклинание. Почти опустевшее ведро стоймя шлёпнулось дном ровно на кристальную дорожку. — Теперь надо всего лишь вычислить центр! — Да! — обрадовался дух и огляделся, несмотря на то, что принцесса уже поднималась в воздух. — Только, э… а эта краска потом ототрётся? Аликорночка взлетела на достаточную высоту, чтобы охватить взглядом всю разметку. Радиус напомнил ей о границах Кристальной Империи как раз больше тысячи лет назад, когда ещё не успело родиться столько пони: Бордер Коллайд действительно не мог покинуть её, какой она была тогда. Линия оказалась не идеально круглой, где-то она выходила за пределы, а где-то ужималась, но центр этой волнистой окружности, который Флёрри получила путём недолгих геометрических вычислений, неоспоримо находился во дворце. Аликорний мозг позволил ей найти даже предполагаемую конкретную точку, но она нахмурилась в сомнениях и спустилась к Бордер Коллайду, чтобы озвучить их: — То, что удерживает тебя, находится в очень толстой стене. Ты не был на своей могиле, потому что тебя там замуровали, что ли? — Не знаю, — покачал головой кристальный пони. — Да, нераспространённый метод казни в Империи… Они отправились к нужному месту. — Ещё и несущая! — с досадой воскликнула Флёрри, потыкав стену рогом. — То есть, именно её столетиями не достраивали, не видоизменяли и никак не ковыряли! Это бессмыслица какая-то. Другие заблудшие души что, тоже застревают чётко в пределах своей родины? Бордер Коллайд не ответил, лишь пожав плечами. Кажется, он устал не меньше принцессы, даже не имея тела, которое способно уставать. Флёрри перевела дыхание с нетерпеливым постукиванием копыта. Наконец оно потихоньку перестало выбивать дробь. — А вверх и вниз ты можешь двигаться? — озарило принцессу, и дух вместо ответа просто оторвался от пола, зависнув над ним с непринуждённо подогнутыми ногами. — Ты всё это время умел летать?! — Это не полёт, — бесцветно поправил её Бордер Коллайд. — Аргх, да без разницы! Ты мог парить рядом со мной, как настоящее привидение или голос совести на правом или левом плече, но вместо этого ты тупо… А-а-а! Ты просрал столько шуток! Дуй теперь максимально вверх и вниз, это последний вариант, — Флёрри без предупреждения покинула физическое тело, безразлично предоставив ему свалиться нелепой грудой длинных ног и гигантских крыльев. Банка с краской окажется бесполезна на высоте, где не на чем сделать отметку, или под землёй, куда её просто не протащишь насквозь. Некоторое время они с духом молча летели вверх. Даже обиженного сопения аликорночки не было слышно, потому что ей не требовалось дыхание в такой форме. — Ты не летал, потому что ты — земной пони? — спросила уже спокойно Флёрри. — Я не летал, потому что мне некуда было летать. — Нет, я к тому, что… ты хотя бы сразу после смерти пробовал летать? Хотя бы потому, что раньше тебе не выдавалось такой возможности? — Принцесса-медиум, почему ты думаешь, будто посмертие — это бесконечный парк аттракционов и комнат смеха? — горько улыбнулся Бордер Коллайд, посмотрев ей в глаза. Аликорночка смутилась своей бесчувственности. — Извини. Наверное, потому, что я прихожу сюда, как в гости, а не заперта, как пленница. Правда, прости. Я не должна была тебя упрекать. Конечно, ты сам разберёшься, как тебе передвигаться. — Ничего. Флёрри медленно воспарила ещё выше, прежде чем поняла, что Бордер Коллайд завис внизу. — Всё, здесь? — Да. — Ха! — неугомонно сделала сальто назад со сложенными крыльями принцесса. — Всего двести метров, даже трети пути до центрального шпиля не пролетели. Бровь Бордер Коллайда явно устремилась преодолеть отмеренный ему кем-то лимит высоты. — Кхм, извини, — взяла себя в копыта аликорночка. — Полетели теперь вниз. Вернувшись на этаж, с которого начинали, они увидели, что вокруг тела Флёрри Харт собралась толпа перепуганных слуг вместе с лекарем, и Флёрри Харт панически застыла под потолком. Она уже собиралась ворваться обратно под собственную кожу, как тут двери со звонким щелчком распахнулись, и в залу влетела старающаяся держать себя в копытах матушка. — Что с моей дочерью? — как можно мягче, но всё равно заметно торопливо осведомилась она. — Внешних травм нет, дыхание есть, температура тела и пульс в норме, — отчиталась альфа в белом халате, так сосредоточенно отсчитывавшая его, что забыла поклониться, в отличие от омег рангом ниже неё. — Похоже на обыкновенный сон, но принцесса не просыпается, хотя реагирует на раздражители! — единорожка демонстративно ущипнула магией чувствительную складочку там, где задняя нога соединялась с боком, и копыто аликорночки сильно поджалось к телу, но лицо осталось невозмутимым. — Принцесса весь день вела себя очень странно, Ваше Высочество, — пролепетал один из слуг-омег посмелее, но на этом его отвага и закончилась. — Я видела, — пробормотала Кейденс, явно размышляя о чём-то. — Прикажете разбудить Её Высочество вазопрессином? — живо сориентировалась врачея, и Флёрри потерялась между желаниями немедленно проснуться добровольно или посмотреть, что в таком случае произойдёт, но ей не пришлось принимать решение. Гамма повелительно взмахнула передней ногой: — Не нужно. Её жизни сейчас ничто не угрожает? Тогда переместите принцессу на кровать в её покоях и дежурьте возле неё, пока она не пробудится. Об ухудшении жизненных показателей в любое время дня и ночи сообщить мне, кардинальных действий без моего личного приказа не предпринимать! — она выдохнула, отпуская от себя роль правительницы и позволяя всем увидеть сторону просто родительницы. — Моя дочь — необычная пони, но она умная пони. Я верю, что у неё всё под контролем. И не знаю, как наше вмешательство повлияет на неё… там, где она сейчас находится. Загадочное окончание речи едва не заставило слуг забыть о сути приказа, но вот кто-то порасторопнее первым расшевелился, начал подлезать Флёрри Харт под переднюю ногу, чтобы поднять — и к нему один за другим присоединились те, у кого оказался сильнее стадный инстинкт, пока омеги посообразительнее отправились за паланкином. Аликорночка облегчённо выдохнула, испытав прилив неясного восхищения, и ласково шепнула: — Люблю тебя, матушка. — А я говорил — не разбрасывай своё тело где попало, — проворчал Бордер Коллайд слева от неё, и Флёрри отлетела вправо из-за неконтролируемо хлопнувших крыльев, вообще забыв о его существовании в момент накала. — Да, да, я снова облажалась, ничего нового, — закатила глаза аликорночка, ещё немного посмотрела на борющуюся с тревожностью матушку и тряхнула косой рваной чёлкой: — Полетели уже вниз, разделаемся с этим побыстрее, пока в меня и правда что-нибудь не вкололи. Кстати, что будет, если меня разбудят, когда я не нахожусь в моём теле? — Тебя не разбудят. — Что, совсем? — Совсем. Проснуться, то есть, вернуться в состояние жизнедеятельности и осознания, может только существо, у которого есть душа. А ты, душа своего тела, сейчас гуляешь за пределами оболочки, где твоё существование обретает смысл. — А… если мне действительно вколют вазу… виссо… какой-нибудь адреналин, и тело проснётся? Ну, типа, я поняла, что оно не может проснуться, пока я вне его, но, допустим, меня не всосёт обратно в него автоматически от укола адреналина? — Нет. От передозировки любых тонизирующих у тебя скорее просто откажет сердце, и тебе окажется некуда возвращаться. Кстати, если твоё тело спрячут куда-то, пока ты не видишь, и ты не сможешь его найти — тебя тоже никаким образом не всосёт обратно в него автоматически, пока не найдёшь. Поэтому не разбрасывай, лягать, своё тело где попало! — Доходчиво, спасибо, — нервно сглотнула Флёрри Харт. На самом нижнем ярусе подземелья она резко упёрлась ногами в пол, вставая на него и отказываясь спускаться дальше. Голова уплывшего вперёд неё Бордер Коллайда медленно вылезла из промёрзшей окаменевшей почвы, как из-под воды, с саркастичным выражением лица: — Ха, всего семь этажей вниз. Даже до слоновьих спин не дотянула. — Д-да нет, я… — заикалась Флёрри с суженными от ужаса зрачками. — Н-нам обязательно лезть ещё ниже? — Очевидно, — наклонил голову дух. — Ты же сама сказала. Разве нет? — Возможно, и да, но т-там просто… конские перья… там сплошная земля… тесно совсем… — И? — Давай ты сам по-быстренькому вниз сгоняешь, а я тебя здесь подожду? — заискивающе предложила аликорночка, растянув по всему лицу нервную волнистую улыбку. Бордер Коллайд целиком вылез на пол перед ней и немного помолчал. — Флёрри, у тебя нет клаустрофобии в этой форме. — Ещё как есть! — возмущённо заорала принцесса, распахнув ощетинившиеся крылья. — Земля не может задушить, завалить или похоронить тебя сейчас… — Ох, да брось, что мы там найдём — твой захороненный с почестями скелет?! — рыкнула Флёрри Харт, и на финальном ударе языком о зубы у неё из глазницы внезапно выпрыгнул глаз на нервах и мышцах, как прикреплённый к ракетке мячик для пинг-понга. — А-а-а-а!!! Она отшатнулась от жуткого зрелища, и глаз с неприличным чпоканьем влетел обратно на своё место. Это было так абсурдно и произошло настолько быстро, что Флёрри решила, будто у неё от стресса начались галлюцинации, но вытеснившие с лица морду и рот глаза Бордер Коллайда дали ей понять, что никому ничего не показалось. Аликорночка в ужасе схватилась обоими копытами за выкинувшую — во всех смыслах — такое половину своей головы, сипло осведомляясь: — Что это было? — Выглядело так, будто ты рассыпаешься, — прошептал донельзя напуганно дух. — Рассыпаюсь?! Что значит — рассыпаюсь?! — Не знаю… я не знаю, что это было, я сказал только, как это выглядело. — Вот видишь — не надо мне лезть под эту землю, — злобно процедила Флёрри Харт, и одна из её передних ног вдруг открутилась от тела, как разболтавшаяся деталь от куклы. — О Селестия! — она, забыв держать глаз, подхватила падающую конечность, но взамен утратила целый лоскут кожи с другой стороны лица. — Папочка!!! Бордер, поджав хвост и уши, лихорадочно закусил нижнюю губу и попятился от принцессы, как если бы это было заразно. Он торопливо шарил по ней глазами, одновременно прислушиваясь к интуиции, пока аликорночка в лютой панике ловила отваливающиеся части тела и пыталась прирастить их обратно. Дух заметил, что на самом деле они никогда не отпадали от него по-настоящему. — Принцесса-медиум, тебе надо успокоиться! — перекрикивая её истеричные «А вот когда мы с тётушкой в прошлый раз в таком же подземелье оказались — тоже нихуя хорошего не случилось!», призвал Бордер Коллайд. — Что-то в твоих эмоциях влияет на… функциональность твоей астральной сущности! — Чтоб ты знал, ничто не бесит сильнее, чем совет успокоиться! — проревела Флёрри, и Бордер Коллайд разгадал попытку применить королевский кэнтерлотский голос, но в текущем срезе реальности этот трюк был бесполезнее ежа на заводе презервативов. Дух примирительно поднял копыта вверх, сев на круп, и демонстративно отвернулся полубоком. Глядя на аликорночку краем глаза, он ждал, когда её гневное рычание перейдёт в отчаянный скулёж, а из него — в потерянное хныканье. Тем не менее, когда все эмоции были прожиты, Флёрри Харт осторожно перестала сжимать себя объятьями — и от неё ничего не отвалилось. — Что это было? — тихо повторила вопрос принцесса, и Бордер, опустив передние копыта на землю, медленно пожал плечами. — Оно действительно зависело от моих эмоций. Негативных эмоций — страха и гнева. Страх… и… гнев… — она наморщила лоб, вспоминая, вычленяя из вихря разрозненных фактов, которые впитывал в себя, как губка, её мозг, самые полезные компоненты. — Бордер Коллайд, а тем смертным эзотерикам, которые пытаются выйти в астрал, необходимо держать чакры открытыми? — Разумеется, да, — кивнул дух. — Гнев и страх блокируют две из них, — топнула копытом Флёрри Харт, поймав нужную мысль за хвост. — А другие — зависть, ложь, гордыня, цинизм… какую-то блокирует здравый смысл, и я не шучу; кажется, как раз чакру мысли, — она весело посмотрела на проводника, и его взгляд напомнил ей о миссии. — Точно, извини, оно каждый раз тянется одно за другим, когда я что-нибудь вспоминаю. Значит, боясь и злясь в астральном теле, я закрываю свои чакры, но в физическое тело меня насильно вернуть невозможно… и вместо этого я начинаю распадаться на части? Бордер, помычав, несколько секунд оценивал реалистичность теории, после чего живо покивал: — Похоже на правду! — Лягать как я рада. Ненавижу подземелья, — проворчала Флёрри и боязливо прижмурила один глаз, но от неё ничего не отвалилось. Она выпрямилась. — Фух, ладно. П… под землю, да? Прямо вниз-вниз-вниз. — Прямо вниз-вниз-вниз, — подтвердил дух, не слишком-то её ободрив. — И ничего с тобой не случится. Я ведь только что оттуда, помнишь? — он вдруг подпрыгнул и с неожиданным изяществом демонстративно ушёл рыбкой в холодный пол, как в воду, а через секунду вынырнул в другом месте. Разве что камушки изо рта фонтаном не выдул. — Вот я был там — и вот я здесь! И ничто мне нигде даже не жмёт. — Путешествие на двадцать минут прям, — передёрнуло аликорночку, и она набрала полную грудь воздуха, в котором не нуждалась, а затем просто позволила себе упасть подбородком вперёд. Бордер Коллайд с ноткой иронии наблюдал за тем, как Флёрри проваливается в землю. Медленно, словно тающее на тарелке масло. До последнего задирая голову с круглыми глазами, полными ужаса, но стараясь не впадать в истерику. — Ну? — хмыкнул дух. — Тебе больно? — Нет. — Что-то давит? — Да. Ожидания социума, ответственность, чувство… — она прекратила паясничать, закатила глаза и отчаянно задрала подбородок, пытаясь уберечь его от теоретического соприкосновения с землёй. — Ничего не давит. — Так вперёд! Точнее, вниз-вниз-вниз, — снова нырнул рыбкой под землю Бордер Коллайд, и Флёрри Харт, напоследок набрав ещё ненужного воздуха, последовала его примеру. Ни сырости, ни прохлады, ни тяжести. Под землёй ощущалось точно так же, как и на ней. Было ожидаемо темно, но в астральном срезе реальности всё нематериальное светилось, поэтому даже для того, чтобы видеть Бордер Коллайда, не оказалось никаких преград. Мозг немного коротил и сбивался, не привыкший видеть плавательные или летательные передвижения в отвердевшем до каменности сплошном массиве, и Флёрри сама избегала свободно двигаться, окованная знанием об очевидной бесполезности пытаться бороться с куском земли, внутри которого оказалась, но она начинала понимать, что все симптомы клаустрофобии действительно остались в той голове, которая сейчас покоится на подушке в изысканных апартаментах родного дворца. Аликорночка медленно свыкалась с мыслью, что и вправду не боится замкнутых пространств в этой форме. Если… не концентрируется на том, что такое замкнутые пространства. — Как тебе? — даже голос долетал без помех, и только сейчас Флёрри осознала, что открывание рта было декорацией, лишней привычкой слишком привязанных к возможности иметь физическое тело душ: они с Бордер Коллайдом с самого начала общались телепатически. — Вроде, нормально, — неуверенно ответила она. Её реплика тоже прозвучала, как обычно, и аликорночка добавила намного твёрже: — Да, нормально, — и молча устремилась вниз. — Тогда почему ты щуришься? — Не хочу, чтобы червяки в глаза попадали. — Принцесса-медиум, а ты точно умная пони? Флёрри смешливо фыркнула и постаралась не удивиться, что звук не поглотила ледяная земля на каждом миллиметре вокруг. «Значит, мне нужно постоянно оставаться в стабильном эмоциональном состоянии, когда я в этой форме, — размышляла она, потому что на тупые шутки сил уже не осталось, а монотонный спуск сквозь ничего — занятие адски скучное, — это звучит логично. Кажется, даже разваливание на части здесь — тоже не больше, чем метафора, но что случится, если я в таком рассыпающемся состоянии попробую вернуться в тело? Оно заболит? У него оторвутся конечности, как от взрыва, в момент возвращения?». Она нахмурилась и повернулась к светящемуся нежным жёлтым цветом духу: — Как душа крепится к телу? — Чего? — вскинул брови со смешком Бордер Коллайд, не отвечая на её недоверчивый взгляд. — Мы с тобой прямо сейчас доказываем, что душа не имеет отношения к материи, а тело — это материя. Материю можно скрепить с чем-то другим только при помощи материи. А если для души даже километры спрессованной земли не являются препятствием — что её удерживает в хрупком и недолговечном теле пони? — Магия, — ответил дух, но в его голосе звучало столь сильное сомнение, что Флёрри не замедлила опровергнуть: — Я пыталась телепортировать тебя однажды — и у меня не получилось. Магия не влияет на душу так же, как материя. И потом: из материи состоит всё в этом мире — почему душа есть только у пони? — Не только, — торопливо вставил Бордер Коллайд. — Душа есть у любого разумного существа. — Даже у овец? — прищурилась аликорночка. — Они полуразумны. С ними можно поговорить о чём-нибудь простом и доступном. Насколько плохо нужно прожить жизнь, чтобы реинкарнироваться в овцу? Или твою душу разрывает на две части и засовывает в двух разных овец, возможно — разного пола для большей романтичности, и они должны встретиться, чтобы ты снова переродился в пони? — Во имя любви, остановись, — захохотал Бордер Коллайд, — этот разговор куда-то не туда заходит. — Нет, я серьёзно, это всё не имеет никакого смысла. Даже если брать эволюцию — мы с овцами эволюционировали из одной материи. Мы с домашними кошками эволюционировали из одной материи! У кошек есть душа? — Ограниченно. — Чего?! — дёрнулась от удивления Флёрри Харт. — Другая заблудшая душа несколько сотен лет назад рассказала мне легенду — не знаю, насколько правдивую — о том, как один злой колдун заколдовал омегу, ответившую ему отказом, и превратил её в кошку, символизируя своенравность, капризность и непредсказуемость. Он не убил её душу, лишь изменил форму тела. Омега не смогла снять чары и была вынуждена прожить кошкой остаток своих дней. У неё появились котята, и у каждого из них был кусочек настоящей понийской души, который они передали дальше по своим линиям, и от поколения к поколению кусочек не становился меньше. Версий этой легенды много, и в каждой существует свой вид домашнего питомца, так что у некоторых кошек есть немного души. — И как их отличить от кошек, которым души не досталось? — Не знаю. Может, и ту омегу, от которой они пошли, от кошки отличить тоже было проблематично. А ту омегу, которую превратили в собаку — от собаки. В общем, в каждой версии легенды превращена была именно омега и именно в качестве мести за отвержение могущественного колдуна-альфы. Флёрри неуверенно хихикнула. — Ты хотел бы быть котом? Или псом. Или каким угодно ещё животным. Которое не умеет говорить. И тупое. Вообще не одупляет себя в мире. — Но которое может быть замечено и услышано другими живыми, взять предмет в пасть или свалить его со стола и вообще почувствовать вкус и запах воздуха, еды, сородича? — всё-таки посмотрел ей в глаза Бордер Коллайд таким пристальным взглядом, что она почувствовала вину. — Да. Конечно, я хотел бы. Я уже согласился бы и на существование в двух разных овцах, одна из которых должна будет покрыть другую. Не выдержав, оба рассмеялись. — Но знай, что это одна из самых ужасных идей, которые я слышал! — он перевёл дух по сохранившейся даже спустя прорву времени привычке. — Похоже, души удерживаются в смертных телах желанием удерживаться в смертных телах. — Желание, — повторила Флёрри Харт и украдкой скосила взгляд на повёрнутые друг к другу профили альфы и омеги на своей астральной метке. Ей показалось, что пастельные цвета подсветились каким-то бликом, и её голова моментально сама собой развернулась, словно хотела обратить внимание глаз на что-то. — Стой. Ты чувствуешь? — Что именно? — саркастично уточнил Бордер Коллайд, но аликорночка проигнорировала его ехидство. — Здесь как будто… как будто есть что-то, что притягивает меня! Как будто то, что я рождена чувствовать! Бордер Коллайд потерянно огляделся по сторонам, несколько раз проскользил взглядом вверх-вниз по фигуре принцессы и неуверенно протянул: — Трюфели?.. Проигнорировав столь блестящее обыгрывание поросячьего оттенка своей шерсти, Флёрри Харт устремилась наискосок на поводу у своего чутья… и остановилась, когда перед ней в земляном массиве вспыхнули зелёно-фиолетовым пламенем обсидиановый нож, зеркало и пучок пронзённых несколькими иглами трав, стянутые вместе тёмно-синими волосами, связанными в достаточно длинную для этого верёвку. Она идеально повторяла оттенок гривы Бордер Коллайда, а вдобавок светилась тем же цветом, что и он… — Это твоё? — плавно остановилась около находки аликорночка. Дух подплыл к ней с озадаченным выражением на лице и запутался между кивком и пожиманием плечами. — Давай проверим. Лети всё время вниз, пока не упрёшься, а я остановлюсь на полпути от того места до этого букетика. Так нам будет легче приблизительно отмерить расстояние. Бордер кивнул и на всех парах устремился в указанном направлении. Флёрри взволнованно поджала губы и, не теряя его из виду, старалась не отдаляться слишком сильно от странной находки. Та невозмутимо и равномерно тлела полем чёрной магии. Аликорночка в скуке ожидания задумалась, почему близость к источнику этой жути не тревожит её душу, хотя должна была бы. — Всё! — привлёк внимание своим криком дух, превратившийся в небольшую подсвечивающуюся точку на неприятной глубине внизу. — Дальше никак! — Как ты вообще определил, что что-то перестало меняться? — пробормотала Флёрри, недовольная пребыванием в тёмной плотности земляной толщи, обернулась на оставшиеся ровно на полпути атрибуты и крикнула в ответ: — Хорошо! Теперь валим отсюда! Она пожалела, что в астральном срезе мира не работает телепортация, и добавила в свой мысленный список дел задачу обучиться ей, а если такого навыка не предусмотрено — послать мироустройство к Дискорду и изобрести его. Из-под земли она выныривала с оглушительным расщеплённым вдохом, да так рьяно, что взмыла до самого потолка подземелья: — Наконец-то! Простор! Свежий воздух! Ну, вернее, затхлый, конечно, потому что это катакомбы сраные, но хотя бы воздух! — Тебе не требуется кислород в этой форме, — без энтузиазма напомнил Бордер Коллайд, спокойно показываясь из-под земли следом за ней. — Очень хорошо. Ты столько душнишь, что я бы уже задохнулась, будь это не так, — Флёрри осмотрелась. — У меня не получится пробуриться к тем штукам, здесь слишком мало места, чтобы было куда складывать столько земли. Но, несомненно, это очень похоже на центр, от которого отсчитываются доступные тебе перемещения, и именно те предметы удерживают твою душу. Есть предположения, что это такое? — не дожидаясь ответа, аликорночка нервно засмеялась. — Похоже на реквизит для каких-нибудь чёрных ритуалов, если честно. И аура от них соответствующая исходила. И даже обвязаны они были как будто бы твоими же волосами! Бордер Коллайд смотрел в землю, но не на светящиеся зловещие атрибуты, а просто тяжело размышляя о чём-то. — Возможно, и моими, — только и ответил он. — Пойдём, — кивнула наверх Флёрри Харт. — Мне нужно вернуться в своё тело и достать ту композицию.

***

В материальной форме только нож выглядел весомо и угрожающе. Зеркало и ветошь смотрелись скорее незадачливо. Они же были причиной того, почему аликорночке приходилось копать даже осторожнее, чем при поисках души Сомбры и буллы — она не хотела, чтобы артефакты рассыпались от грубого движения. — Нож, зеркало, травы, иглы, волосы, — повторяла Флёрри раз за разом, и Бордер Коллайд, незримо стоящий по другой бок от разложенных на её обеденном столе предметов, всегда кивал так, будто услышал этот порядок впервые. — Нож, зеркало, травы, иглы, волосы… Очевидно, принцесса пыталась пробудить свою недисциплинированную, но обширную память, однако такой комбинации во всём, что она слышала ранее, предсказуемо не обнаружилось. — Ай, полягать, пойдём в библиотеку, я не представляю, что представляет из себя эта куча навоза! — возмущённо хлопнула крыльями Флёрри, сдаваясь, и телекинезом небрежно смела предметы исследования в охапку. Должность главного библиотекаря уже целый год занимал немолодой и удивительно жизнерадостный омега-единорог. Принцесса не могла этого знать, но при нём библиотека преображалась, и ход метаморфоз, приведённых в исполнение впервые год назад, не думал сбавлять обороты. Флёрри Харт ступила в почтительно раскрытые перед нею постовыми врата, ожидая задохнуться и увязнуть в сонной тишине и стерильном блеске убегающих вдаль и ввысь книжных полок, а попала как будто в головной офис ведущей брокерской конторы, где щелчками отполированных копыт по клавишам мечутся в концы проводов суммы, способные породить или отсрочить мировой финансовый кризис. Разве что вместо выкрикивания крепких слов да воплей перевозбуждённой радости раздавалась пулемётная трескотня перегоняемых от форзаца к форзацу страниц, непонятные короткие и длинные внутренние коды, звук галопирующих копыт и лихой, заразительный визг колёсиков прокатывающихся вдоль рядов длиннейших лестниц с бесстрашными библиотекарями наверху или посередине… Главный библиотекарь, в близкой к галопу рыси заметив остолбеневшую на первой ступени аликорночку, резко затормозил. — Ваше Высочество, добро пожаловать! — он виртуозно погасил магией инерцию ринувшейся было вперёд из его телекинеза стопки однотонных красных папок, перекинул их, не глядя, не оказавшейся к такому готовой ассистентке-бете, и с солнечной улыбкой поклонился посетительнице, продемонстрировав твидовую ткань жилета у себя на спине. — Прошу прощения за настоящий базар, у нас проходит оптимизация! — Ага, — потерянно кивнула Флёрри и быстро проверила, не отстал ли от неё Бордер Коллайд. Разумеется, для способного проходить сквозь стены духа это не стало проблемой. — Ничего страшного. — Моё имя — Энтин Хоуп. Буду рад помочь, Ваше Высочество, — поднял голову единорог. — Ищете что-то конкретное? — Да, — пришла в себя аликорночка и левитировала главному библиотекарю жутковатый набор. Он, моргнув, уставился на него так, как если бы старался рассмотреть кончик своего носа. — Мне нужно понять, чем связаны эти предметы, и изучить всё, что найдётся по этой теме. — Нет ничего проще! — неожиданно заявил омега, на пару секунд подскочил к богато украшенной стойке ресепшена недалеко от входа и выудил из-за неё длинное и узкое устройство, которое уверенно надвинул себе на рог. Флёрри только сейчас обратила внимание, что все единороги в библиотеке щеголяли с такими же. В голосе Энтин Хоупа зазвучал совсем не соответствующий почтенному возрасту восторг. — Вот уже несколько месяцев мы занимаемся оцифровкой и электронной каталогизацией книг, которые собирались столетиями! Этот сканер, — он довольно дважды стукнул копытом по основанию начавшего переливаться сине-красными прямоугольными огоньками девайса, — способен искать по ключевым словам во всех зарегистрированных книгах. А сейчас проверим, насколько он умный! Пожалуйста, принцесса, положите всё на стол. Ваша аура достаточно мощная, чтобы даже простой телекинез сбил его прицел. Флёрри Харт сконфуженно улыбнулась такому энтузиазму, меленько покивала и выполнила просьбу. Перестав болтать, но не перестав улыбаться, главный библиотекарь убрал копыто от сканера, зажёг рог внутри и медленно провёл по ножу, зеркалу и всему остальному плоским листом красного лазерного света туда и синего — обратно. Огоньки вдоль корпуса устройства устроили дискотеку с ненавязчивым задорным попискиванием и завершили её долгой белой вспышкой с утвердительно прозвучавшей трелью. — Что? — не поняла аликорночка, прижав уши. — Нашёл? — Конечно! — просиял Энтин Хоуп, достал из кармана рацию, весело продиктовал несколько названий и чуть тише, сквозь зубы, будто такого могло хватить, чтобы стоящая прямо рядом с ним Флёрри не услышала, уточнил, что это заказ принцессы. Пока он был сосредоточен на перечислении, аликорночка вильнула хвостом и радостно переглянулась с разволновавшимся Бордер Коллайдом. Меньше, чем через несколько секунд, из воздуха вокруг них посыпались книги. Они оповещали о своём грядущем появлении лишь кратким гулом и разноцветными вспышками, а главный библиотекарь бодро и азартно ловил их в разных местах телекинезом, каждый успешный захват сопровождая истинно волейбольными междометиями. Флёрри Харт увлечённо наблюдала за представлением, приоткрыв рот в улыбке. Всё выглядело так весело, непринуждённо и быстро, словно где-то за десятками секций отсюда не носились в мыле от полки к полке и не телепортировали тяжёлые тома вслепую на дальние расстояния невидимые единороги. — К Вашим услугам, принцесса! — галантно пригласил её к просмотру Энтин Хоуп, раскладывая перенесшиеся книги в несколько удобных стопок. Флёрри почти подскочила к ним, быстро перебирая и пробегая глазами по названиям, но гасла с каждой новой обложкой. — Это всё художественная литература, — расстроенно произнесла аликорночка над последней книгой. — Мне нужны… более… не знаю. Практические вещи. Что-нибудь связанное с… душами, например? — неловко закончила она. — О, Ваше Высочество, не торопитесь унывать, — нервно посмеиваясь, помахал согнутой в колене передней ногой омега. От этого движения — а ещё оттого, что он немного вспотел — вокруг него мягко распространился неожиданный запах пороха. — Сканер ищет сочетания ключевых слов в отсканированных книгах. Скорее всего, то, что Вы ищете, находится в секциях, до которых мы всего лишь ещё не добрались! Если Вы не утратили интерес, я мигом выделю Вам несколько молодцов, которые вкопытную отыщут то, что нужно. Прошу меня извинить, единорогов предоставить не могу — работы по оцифровке ещё много… — Энтин Хоуп простецки развёл копытами с дрожащей на губах улыбкой. — Ничего страшного, я оснащу их заклинанием быстрочтения, — согласилась Флёрри, и главный библиотекарь, приняв это к сведению кивком, снова забормотал что-то в рацию. Аликорночка расслышала лишь заключительное «Поживее!». В течение пары минут к ней из разрозненных книжных далей стеклось с десяток библиотекарей и ассистентов, все — беты, как на подбор. Заправляющий всем здесь омега описал им задачу, и одна из них, невзначай взглянув на искомые предметы, вдруг цепко сосредоточила взгляд. — Ваше Высочество, эм… — Да.? — вопросительно протянула Флёрри. — Вам нужны три конкретных темы поиска, я думаю, — она поправила округлый кружевной воротничок форменной блузки перьями. — Шаманизм, оккультизм, эзотерика. Все эти предметы объединены тем, что их используют в ритуальной безроговой чёрной магии. Её кьютимаркой был мрачного вида чёрный цилиндр с торчащим из-за щеголевато подвёрнутого поля пышным фиолетовым пером. Флёрри Харт кивнула. Пегаска оторвалась от пола и целеустремлённо повела всю группу за собой. Аликорночка на ходу насылала на каждого участника обещанное заклинание быстрочтения. Одно из них пролетело мимо, прямо между нормальной бровью Бордер Коллайда и саркастично приподнявшейся, и Флёрри Харт растянула уголки рта по сторонам вниз и беззвучно зашипела сквозь зубы, не вынеся собственного прокола. — Немного увлеклась, — неестественно провибрировала она в ответ на недоумевающие взгляды заметивших странность. Все одиннадцать приступили к поискам. Бордер Коллайд уселся прямо по центру отсека, где они остановились, и вертел головой по сторонам, спокойно относясь к моментам, когда на него наступали или проходили прямо через него. Флёрри Харт кое-как заставила себя перестать дёргаться из-за этого и добросовестно вовлеклась в поиски, но концентрация внимания на чём-то монотонном никогда не была её коньком — то и дело принцесса ненавязчиво заглядывала за плечи библиотекарям и ассистентам, проверяя, как у них идут дела. Пегаска, первая заговорившая с ней, интересовала больше остальных. Она даже книги листала с особым выражением лица. Беты мгновенно освоились со своим быстрочтением (настолько, что, наверное, будут немного скучать по нему, когда действие заклинания закончится) и трещали книжными страницами, как живые ходячие сканеры, но взгляды их всё равно ощущались расплывчатыми и растерянными. Они не представляли, что ищут и зачем. Глаза пегаски же были похожи на оптические прицелы с самонаведением, будто она искала нечто просто по памяти, некогда уже прочитав это и запомнив. Бета не откладывала книги и свитки в стопку рядом с собой лишь из-за того, что в ней встретились все искомые слова. Она отправляла на место всё, где те не находились в пределах одного абзаца. — Ваше Высочество, — так торопливо, будто был тот, кто мог её опередить, позвала пегаска и подлетела к Флёрри Харт с раскрытой книгой в копытах. — Взгляните, пожалуйста. Изо всех щелей фолианта посыпалась пыль, когда принцесса с похожим нетерпением рванула находку к себе телекинезом. Она неловко хихикнула, шутливо заметила: — Похоже, потом мне придётся вернуть эту книгу на реставрацию, — и вчиталась в страницу. Её сердце забилось быстрее, потому что найденные под дворцом предметы были вынесены в чёткий список ингредиентов, необходимых для… — Ритуал похищения души?! — Дай посмотреть! — взвился на уровень её глаз Бордер Коллайд, уставился в антиквариат и беззвучно зашевелил губами, читая. — Душу можно похитить? — от изумления по слогам произнесла Флёрри. — Не только душу, — поправила воротничок пегаска. — Успех. Богатство. Здоровье. Даже удачу. Что угодно, если у тебя есть, чем заплатить. — Зачем кому-то красть душу? — нахмурилась аликорночка, не веря в происходящее. — Забирая у пони душу, ты забираешь себе его силу. Можешь сразу завладеть всем тем, чему завидуешь в этом пони, оставив его ни с чем. — Но что потом происходит с пони? Разве возможно жить без души? — Возможно, — пожала плечами бета. — К тому же, душа у него технически остаётся — только угасает с каждым днём, отдавая энергию похитителю и делая его сильнее, а своего владельца — слабее, — она задумалась на пару секунд. — Можно похитить душу не с корыстными целями, а ради мести — чтобы после смерти пони не нашёл покой и маялся. А то и превратился в вечного слугу мага, проведшего ритуал. Тонкостей много, особенно в них преуспели зебры. Желаете, я принесу соответствующую литературу? Флёрри Харт задумалась, насколько она хочет похоронить себя в ворохе жёлтых пыльных страниц. — Как много ты можешь рассказать по памяти? — мягко склонилась принцесса к смертной пегаске, подражая материнскому располагающему жесту тёти. — Немало. Если мне будет разрешено подглядывать в первоисточники — даже много. Аликорночка радостно улыбнулась, выпрямилась и официальным тоном обратилась к остальным девяти бетам: — Благодарю всех за помощь. Вам будет дополнительно оплачено то время, которое вы мне уделили. Есть ли что-нибудь ещё, что я могу сделать для вас? Библиотекари и ассистенты ответили отрицательно и вернулись к работе. — Ты тоже получишь вознаграждение за помощь, когда мы закончим, — дружелюбно пообещала Флёрри Харт оставшейся пегаске. — Как я могу к тебе обращаться? — Фарси. Могу я сама определить размер вознаграждения? — Хм-м, что же ты хочешь? — не переставала улыбаться аликорночка. — Ваше перо с капелькой крови. Стало слишком тихо даже для библиотеки. Выражение лица Флёрри Харт не изменилось в целом, но сжавший каждую мышцу нервозный спазм исказил её черты по отдельности, сделав принцессу похожей на фарфоровую куклу, которая не повредилась физически, но пролежала без ухода несколько десятков лет, что не могло на ней не сказаться. — Ч… что, прости? Фарси понятливо рассудила, что аликорночке далековато до проблем со слухом даже в таком возрасте, и перешла к сути. — Вы — первый рождённый аликорн, к тому же, совершенно невинный, с психомагическим особым талантом. Перья не разлагаются и могут пережить скелет, кровь сама по себе является одним из мощнейших средств в оккультизме. Я предпочту Ваше перо с каплей крови всем богатствам, которые Вы были готовы мне предложить. «Я, вообще-то, скорее про мешочек кристаллов думала», — с дёргающимся глазом заметила про себя Флёрри Харт и отчаянно посмотрела на Бордер Коллайда. Тот, поглощённый чтением, даже не заметил её шокированно-умоляющего взгляда и никакой подсказки не дал. — А… зачем тебе моё перо? — осторожно протянула аликорночка, инстинктивно вертя одним указательным пером вокруг другого перед грудью. — В смысле, куда ты собираешься применять такое чудо-средство? Флёрри до сих пор не верила в «ритуальную безроговую чёрную магию», несмотря на то, что доказательство её существования и работы витало рядом с ней в виде незримого спутника все последние недели, и собиралась изучить новую дисциплину не более, чем как замысловатую легенду. Но, едва за обладание этими знаниями запросили плату непосредственно из арсенала того, о чём ей ещё предстоит узнать, аликорночка оказалась встревожена, что коллекционирование кажущихся мусором предметов ради странных, неправдоподобно звучащих целей может оказаться оправданным и действующим. И ей с порога заявили, что плата представляет собой, наверное, самое значимое, чем вообще обладает её тело. — В качестве платы, — монотонно ответила Фарси, будто умела читать мысли, и Флёрри в самом деле пробила короткая позорная дрожь. — Практики оккультизма — это прежде всего торг с непознанными силами. Нечего предложить им за их работу — они возьмут плату сами, на своё усмотрение. Если вообще согласятся работать, а не накажут за неуважительное отношение, что-то забрав и ничего не дав. — Ох. Звучит разумно… И как давно ты практикуешь… оккультизм? — Пятнадцать лет. — Получается? — Да. — Принцесса-медиум, — с придыханием позвал Бордер Коллайд, неподвижно застыв напротив оставленной книги. — Здесь есть способ отменить похищение души. Обратный ритуал. Флёрри дёрнулась было к нему, но удержала себя на месте. Она помолчала и нерешительно сказала Фарси: — Мне нужно подумать. Я заберу книгу с собой на это время. — Как пожелаете. Я буду здесь. Я всегда здесь.

***

— Она жуткая! — смачно, с чувством повторяла аликорночка. — Ты проводишь время с трупом, — напомнил Бордер Коллайд. — Она жуткая! — визгливо настояла вполголоса Флёрри Харт. — Разоряя чью-то могилу. Принцесса насупилась, и её взгляд вонзился в слежавшуюся землю вместе с блестящим во мраке полотном лопаты. Она надавила телекинезом на копытоять и отбросила отошедший неровный кусок земли в рассыпающуюся сухую кучу. — Нет, серьёзно, она… она пятнадцать лет этот навоз месит. Пятнадцать! А мне пришлось раскапывать чью-то могилу в первый же раз. Даже не в первый же, я ещё не начала официально этим заниматься — просто смотрю, сработает или нет. Так вот: ещё до начала практики оккультизма я уже крадусь на кладбище и занимаюсь осквернением. А если она плотно в этом погрязла — сколько у неё за пятнадцать лет таких поводов? Да у неё визит на кладбище, наверное, каждый день стоит в расписании сразу после покупки овса! Но это — ладно. Как первый, кто занялся оккультизмом, вообще к этому пришёл?! Как он выяснил, что столетний череп можно сделать временным вместилищем украденной души?! Мне ломало мозг даже то, каким образом некий первобытный пони догадался истолочь пшеницу, залить её водой и кинуть в огонь, чтобы получить первый в истории хлеб, а здесь так вообще не то, чтобы очевидная комбинация! — В ритуале ничего нет про то, что он должен проводиться молча, принцесса-медиум? — страдальчески поинтересовался уставший от её нытья Бордер Коллайд. — Я об этом молчать не буду! — Ну, смотри, — покорился дух, потому что, пока он говорил, аликорночка молчала и ворочала лопатой землю. — Хлеб — это, по сути, соединение нескольких стихий. Ты берёшь плоды земли, подготавливаешь их при помощи ветра, толчешь камнем, водой связываешь получившуюся муку в тесто и запекаешь в огне. К этому вполне реально прийти в каком-нибудь умеренно одухотворённом настроении, когда пора славить богов, но хочется кушать. И, мне кажется, первобытный пони получил в тот момент свою кьютимарку и стал первым в мире хлебопекарем, несмотря на то, что остальные в племени абсолютно не понимали, что и зачем он делает, если до этого жили тысячелетиями в степях с травой под ногами — и всё было нормально, никто не жаловался. Что, если и к столетним черепам первый оккультист пришёл в похожем настроении, попробовал — а оно и сработало, после чего он получил первую в мире кьютимарку оккультиста? — Окулиста, — буркнула озлобленно Флёрри, когда почему-то застрявшая в земле лопата, наконец выскочив обратно, неприятно стукнула её массивным древком в грудь. — Мне не нравится. Ой, я, оказывается, крышку гроба пробила. Извините, пожалуйста, — прижала она уши перед могильной плитой. — Вежливость, особенно когда собираешься снимать с хозяина гроба голову, никогда не бывает лишней, — похвалил Бордер Коллайд. — Лети в лимбо и потеряйся там, — огрызнулась Флёрри и прищурилась. — Кстати… — она согнула переднюю ногу в локте и стёрла ею грязь не только с даты смерти, но ещё и с имени. — Спайк Гриф, альфа. Ого, как мой дядя. Популярное было имя в те времена. Надо думать, Кристальная Империя сделала нефиговый вклад в то, что его драконий обряд инициации и усмирения гордыни проходит теперь по крайне кривой и долгой дорожке. Но, как бы там ни было… Флёрри зажгла рог, окутала крышку телекинетическим полем, поднатужилась и выдрала вместе с гвоздями. Раздался обиженный громкий треск, аликорночка и дух воровато повертели головами и несколько секунд не издавали ни звука, но охранник кладбища, похоже, ничего не услышал. Принцесса сделала глубокий вдох и посмотрела вниз. Благодарение небу, за сто лет труп добросовестно разложился, и в ответ на неё посмотрел только гладкий сероватый череп. — Как вам нравится погода? — учтиво поинтересовалась у него Флёрри, юмором отгоняя омерзение и страх, без усилий отделила от остального скелета и перевернула, как чашу. Крышка гроба в золотистой ауре, сильно выбивающейся из мрачности и уныния кладбища, вернулась на место, чтобы обезглавленное тело ненароком не встало вдруг мстить за нарушение своего покоя. Ну и аликорночке не нравилась мысль стоять спиной к открытой могиле с законным владельцем внутри. — Ты готов? Бордер Коллайд кивнул. Флёрри Харт перехватила костяную чашу снаружи пояском из волос, которые кристальный пони носил при жизни, а затем левитировала из неприметного мешка позади них несколько трав, представленных в списке необходимого для обратного ритуала, уложила их внутри черепа примитивным подобием снежинки и подожгла от спички. Составитель книги настойчиво акцентировал, что магическое происхождение пламени недопустимо. Пока оно стрекотливо поедало «снежинку», аликорночка должна была успеть прочитать заговор. Сочинённый ритмично и торжественно, он не содержал ни единой рифмы и состоял целиком из бреда. Текст закончился. Последний язычок пламени, слизнув оставшуюся от самой сочной и не желающей тлеть травы семечку, неожиданно почернел, взвился по неестественно закрученной траектории на пару копыт над перевёрнутым черепом и погас. Несколько секунд Флёрри и Бордер Коллайд смотрели в обуглившуюся чашу. Устав ждать, подняли взгляды друг на друга. — Чувствуешь что-нибудь? — Я был имперским омегой. Судя по тому, как резко — и звучно — захлопнул себе рот копытами дух кристального пони, это было явно не то, что он собирался произнести. Флёрри Харт выпучила глаза и телекинезом рванула к себе книгу, проверяя, не перепутали ли они назначение ритуала. — Какого Дискорда?! — Я не знаю, — заикаясь, начал оправдываться он, — я неожиданно вспомнил это, и… я был фаворитом архи-канцлера Сомбры! — Ради тёти, хорош! У меня, что, на роду написано постоянно связываться с последствиями того, что натворил этот ублюдок? — застонала аликорночка и осеклась. — …И-или ты был влюблён в него? Извини, если что не то сказала. — Нет, не был, — покачал головой Бордер, не поднимая обескураженного взгляда. — Я относился к этому как к необходимой работе, без которой не смог бы прожить в Империи. Я не помню всех земных обстоятельств, помню только, как во время… работы полностью отключался и пропускал происходящее мимо. Я помню отрешение, провалы в памяти, которым был только рад, и полную безэмоциональность. Кажется, архи-канцлера это полностью устраивало, потому что он возвращался ко мне снова и снова. Я будто был… молчаливым и покорным инструментом, который давал ему то, для чего предназначался, и не обременял ничем лишним, — из голоса духа пропадала неуверенность по мере того, как воспоминания оживали, а каждая новая деталь проясняла ещё несколько следующих. — Я думал, будто никому не может нравиться такая отстранённая живая игрушка, но он даже иногда дарил мне подарки. Тоже абсолютно молча, не пытаясь со мной заигрывать, раскрыть меня или залезть мне в душу. Он просто приходил, отдавал мне в копыта какую-нибудь дорогую вещь и сразу уходил по своим делам. Я даже не благодарил его вслух — как-то догадывался, что любое вырвавшееся слово положит конец устраивающему нас обоих сотрудничеству. Иногда меня выбирала королева Аморе, иногда — одновременно с архи-канцлером, и, когда рядом была она, наши встречи преображались в полную противоположность обыденным, а… — Я правда не хочу это знать. — Да, прости. В общем, была другая омега, которая хотела оказаться на моём месте… — …и, потерпевшая неудачу в попытках убрать тебя обычными способами, она разозлилась и решила проклясть тебя после смерти, — не отрывая остекленевшего взгляда от истекающих слабеющим ароматным дымом глазниц перевёрнутого черепа, закончила за него Флёрри. Её волосы медленно поднялись на неосязаемом мистическом ветру, крупные кудри начали переваливаться на восходящих и нисходящих потоках. — Но плата за ритуал оказалась недостаточной. Твоя душа не попала в лимбо для вечных мук, а только застряла между мирами. Я освобожу тебя. — Принцесса-медиум? — прижал уши дух кристального пони, пытаясь рассмотреть в матовых нежно-бирюзовых глазах аликорночку, которую знал. — Ты… это ты? — Это я, — подтвердила она, не шевелясь. — Вижу тебя и вижу теперь твои оковы. Я разобью их. — И я смогу уйти? — неверяще проговорил Бордер Коллайд, подняв брови. — Смогу переродиться, стать живым, прожить отмеренный мне срок? Флёрри Харт так помедлила с ответом, что ему стало жутко, и он ощутил позабытый века назад холод в отсутствующем желудке. — Да. Твоя новая жизнь уже ждёт тебя. Ты был здесь слишком долго, — механический голос принцессы смягчился, будто тягостная и напряжённая минута потребовалась ей, чтобы каким-то образом подвинуть очередь и втиснуть туда своего проводника. Дух кристального земного пони часто заморгал, выдыхая, чтобы сдержать слёзы. — Я не верю… Наконец-то… Я… я уже не представляю, как могу уйти, — он коротко засмеялся, вытирая копытами глаза, — но намного страшнее, чем отвыкать от заключения, мне только и дальше в нём остаться. Я ничего из этого не буду помнить, да? — Да. До следующей смерти. — Тогда… ты можешь отыскать меня как-нибудь? — он счастливо улыбался, протянув потусторонней, недвижимой Флёрри Харт копыто. — Плевать, что моё смертное тело ничего не поймёт… Я просто хочу снова стать с тобой друзьями. Хотя бы одну жизнь, хотя бы один… Он ахнул, когда медленно поднятая нежно-розовая передняя нога переплелась с его полупрозрачной жёлтой. Бордер Коллайд распахнул глаза и вскинул их, ощутив прикосновение — тепло, бархатистость шерсти, вес части чужого тела. Его собственная конечность быстро наливалась цветом и жизнью. — Да, — мягко ответила принцесса, и её голос снова стал узнаваемым, а глаза — влажными и добрыми. Бордер Коллайд улыбнулся, жмурясь и заполошно пытаясь вдохнуть снова необходимый ему воздух. Он чувствовал себя так, будто захлёбывался, и пока не знал, что это действительно было так. Как не знал и того, что вокруг него вьются светлячками крохотные светящиеся сферы, растворяющие в своих искрах едва ставшее материальным тело и безболезненно уносящие то озорным, непредсказуемым потоком. — Удачи в новой жизни, — успела сказать Флёрри Харт до того, как сияние поглотило и развоплотило уши духа вместе с его способностью слышать. — Проживи её не напрасно. С резким, закрученным сам в себя порывом ветра всё закончилось. Аликорночка покачнулась от неожиданности, взвизгнула и махнула крыльями, чтобы не упасть в открытую могилу. Потребовалось отдышаться: избегнутая перспектива, несмотря на небольшую высоту падения, ощущалась достаточно неприятной, чтобы заставить сердце биться сильнее. — Бордер? — пропыхтела вполголоса Флёрри и переступила ногами, крутясь вокруг своей оси. — Бордер Коллайд? Ты тут? Никто не отозвался. Несмотря на успех, принцесса почувствовала себя одиноко и неуютно. — Надо выбираться отсюда, — вид кладбища, особенно без приятеля рядом, действовал на неё угнетающе. — И искать его в новом теле… оу, точно. Сначала нужно… Она собралась с силами, приказала себе не трусить, зубами выдрала из крыла первое попавшееся перо, забрала опахалом выступившую на ранке каплю крови и разжала зубы над могилой. Пока пёрышко, медленно кружась, опускалось на крышку гроба, Флёрри проговорила замыкающие слова ритуала. Затем осторожно приподняла её, втолкнула внутрь череп и принялась шустро, почти истерично орудовать лопатой, засыпая могилу землёй обратно. — А вот мне интересно, — нервно посмеивалась она, то и дело озираясь в поисках возможных вурдалаков, — если бы я не заплатила — тебя бы обратно всосало? Или перебросило в какого-нибудь жеребёнка с охренеть какими особенностями развития? Она осеклась, даже перестав закапывать на минуту, нахмурилась и тряхнула головой. — Так, пора отвыкать говорить с воздухом. Флёрри Харт растерянно и недовольно посмотрела на лопату в своём телекинезе, думая, куда бы её деть. Это не какая-то драгоценность, которую она горела желанием унести с собой обратно. Принцесса размахнулась ей, как копьём, метнула подальше в кусты и прислушалась к удаляющемуся шуршащему сквозь листья полёту с мягким глухим «пумф!» в конце. Она перевела дыхание, но почему-то не смогла сойти с места. Это не пугало, как сонный паралич — просто по телу разлилась приятная, неспешная ленца, свойственная случайно найденному удобному положению, в котором хотелось побыть подольше. Флёрри улыбнулась, иронизируя над мыслью, что это состояние нашло на неё посреди кладбища, пока она смотрела в успокаивающиеся после броска лопаты густые ветви. Её разум, в отличие от размягчившегося и безвольного тела и полуприкрытого довольного взгляда, отчего-то носился по кругу, всё больше разгоняясь. Будто гнался за чем-то и именно потому оттянул все ресурсы с движения на размышление… — Только вот… почему Бордер Коллайд только в последний момент вспомнил самое важное о своей прошлой жизни — что он был омегой? Ноги наконец двинулись, переступая, и Флёрри Харт медленно повернулась к могиле спиной, утрачивая расслабленное выражение лица и начиная побаиваться своего открытия: — Почему вообще ни по одной душе нельзя сразу сказать, принадлежит она альфе, омеге, бете или гамме, если ты изначально не думаешь о них как об одном из этих полов, потому что предварительно увидел её обладателя?