***
Все кричали. Была суматоха — она отчётливо понимала это, — и каждый пытался выяснить детали произошедшего. — М-моя Леди?.. — она слышала его хриплый голос сквозь мутную пелену. Он продолжал что-то сбивчиво тараторить, приближаясь к ней, но Маринетт не обращала на него ровно никакого внимания. Её обезумевший взгляд был прикован к лежавшему перед её ногами мужчине, чьи потухшие глаза были широко раскрыты от непонимания и ужаса, а рот — приоткрыт в немом крике. Он умер. Просто… умер. ЛедиБаг собственноручно проследила за этим, когда йо-йо перекрыла ему доступ к кислороду.***
Маринетт считала, что, получив один из главных Камней Чудес, все положительные черты в ней обретут небывалую мощь, и она в полной мере сможет помогать людям. Оберегать простой народ от бед и атак злодеев, как в каких-то просмотренных ею ранее комиксах, и не требовать ничего взамен. Просто жить, бескорыстно защищая попавшего в беду человека, и внутренне гордиться совершённым деянием. Как-никак, она же героиня Парижа! Её ещё с детства приучили к тому, что все герои — неизменно добрые и светлые персонажи, решающие все конфликты мирным путём. Всегда побеждающие и вершащие всюду справедливость. Это было нечто сродни закону; если герой поступал как-то иначе, не «по-геройски», что в корне противоречило его прямому предназначению, он переставал зваться таковым. В таком случае это уже антагонист, что безвозвратно меняло ситуацию. Вот и ЛедиБаг с Котом Нуаром боролись за такое абстрактное понятие действительности — за «добро». Почему же абстрактное? Повидав немало трудностей и препятствий за свою короткую жизнь, Дюпен-Чен научилась распознавать не только чёрные и белые, но и серые оттенки. Ну, знаете: если внимательно приглядеться, то можно увидеть такие оттенки некогда знакомых цветов, о которых вы раньше не задумывались. Посмотреть на картину с другого, необычного для себя угла. И в последствии открыть для себя новый мир, полный красок и новых тайн. Не зря же их с Нуаром Талисманы олицетворяли «инь» и «янь»: как во тьме есть лучик света, так и в свете неизменно найдётся пугающая многих чернота. «Если Солнце бы не отворачивалось от нас, мы бы никогда не смогли увидеть такое чудо, как звёзды и Луна», — говорила ей мать, и она навсегда запомнила эти слова. Вот только раньше Маринетт и предположить не могла, что её «чернота» проявится так скоро.***
Тикки однажды сказала ей, что Чудесное Исцеление может восстановить что бы то ни было. Разрушенный мост, сгоревший до тла дом, обратившаяся в пепел Эйфелева Башня — всё восстановится, и переживать юной ЛедиБаг попусту не зачем.***
Теперь же, дрожащими руками проводя по бледному окровавленному лицу, Маринетт не понимала, почему её, как ей казалось, мудрая и ответственная наставница забыла предупредить о том, что из мёртвых всё же магия Божьей Коровки никого не возвращает. Она продолжала пялиться на лежавший перед ней труп некогда живого человека, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Маринетт Дюпен-Чен — ЛедиБаг, чьей главной обязанностью была защита родного города. Её долг, которому она должна была следовать, — не наносить вред. Стараться изо всех сил, вылезти из кожи вон, но обеспечить полную безопасность любому живому существу. И тому, кто невольно стал жертвой Бражника, тоже. А сейчас её руки оказались по локоть в чужой крови. Что же она наделала?.. Теперь её наверняка объявят вне закона. Её поймают, отберут серьги, а затем посадят за решётку. И никто не в силах будет ей помочь. И Маринетт сгниёт там заживо, если до этого её не добьют смеха ради подобные ей же. Убийцы. Ты убийца, Маринетт Дюпен-Чен. И не было важным, из-за чего она так поступила. Из-за кого. Смутно она ощущала чьи-то судорожные прикосновения, просьбы прийти в себя. И крики, крики, крики. Неужели кричала она сама? Она не знала. Понимала лишь, что ещё чуть-чуть, и её связки просто разорвутся от перенапряжения. — ЛедиБаг, твои серьги… Может, если Маринетт повторно подбросит йо-йо, произнесёт «Чудесное исцеление», то всё встанет на свои места? С трудом отогнав туман из головы и обретя контроль над непослушными конечностями, дрожащими пальцами она обхватила гладкую поверхность своего оружия, но обкусанные до крови губы не слушались. Наделяя её силой ЛедиБаг, Тикки рассказывала ей все возможности маленького йо-йо, способного не только защитить свою хозяйку от нежелательных ранений, но и очистить чёрную бабочку, вселявшуюся в разгневанные сердца. Оказалось, им ещё можно и убить. Легко, быстро, одним взмахом руки нужно лишь обвить тонкой режущей нитью чьё-то горло и не отпускать. Да, главное не отпускать, а держать крепко. Маринетт держала. Перед глазами всё вновь начало расплываться, и она мёртвым грузом упала на колени. Мёртвым грузом? Да даже так она казалась живее, чем то посеревшее лицо. Наверняка скоро ей в нос ударит трупный запах. И она глубоко вдохнёт его, пропустит через лёгкие, отравится болью и отчаянием, чтобы вскоре лечь и не шевелиться рядом с ним. Маринетт прокручивала это в голове снова и снова, смотря в одну точку. Перед ней продолжало стоять исказившееся в смертельном ужасе лицо.***
Этот злодей ничем не отличался от предыдущих. Та же аляповатость, те же неуклюжие движения, тот же ультиматум отдать ему Талисманы. Та же заурядная способность — на этот раз он мог метать ножи, отравляющие сердце своим ядом. Она не видела в этом опасности. Она уже предвкушала этот пьянящий вкус победы. Каждый раз, сражаясь с марионетками Бражника, ЛедиБаг продумывала каждый свой шаг наперёд. Всегда думала, прежде чем действовать. И именно это и приносило их врагам сокрушительное поражение. Всё шло как нельзя гладко: обсудив с Котом план действий, она ждала удобного момента, чтобы подкрасться к акуманизированному и сорвать с его шеи заражённый медальон. Всё было хорошо. Именно так считала Маринетт, пока не услышала душераздирающий крик. И её сердце застыло. В любой другой ситуации она, стиснув зубы, абстрагировалась бы от всего, что могло отвлечь её во время осуществления её плана по победе над врагом, и продолжила бы своё дело. С тем же спокойствием наблюдала бы за каждым движением своего напарника, чтобы незаметно и безболезненно очистить акуму, в который раз спасая город и его жителей. И помнила бы, что Чудесное исцеление способно вернуть всё на свои места. Но всё, о чём могла думать Маринетт Дюпен-Чен, это то, что тот голос принадлежал её отцу. Неверящим взглядом она обернулась на крик, и волна нечеловеческой, невиданной ею раньше ярости накрыла её с головой. Том Дюпен держал на руках окровавленное тело Сабины Чен, в чьей груди зияла дыра от пронзившего ту насквозь острия кинжала. Он кричал о помощи, молил о пощаде, о чуде, и в Маринетт проснулась ненависть к марионетке Бражника. Она забыла, что под личиной акуманизированного скрывался невинный человек, который действовал не по своей воле. Забыла, что рана матери затянется, а потом все и вовсе забудут об этом несчастном инциденте. Она забыла, что являлась героиней Парижа, защищавшей и оберегавшей всех вокруг. Всё, о чём Маринетт думала, это месть. Тягучая, кипящая в крови, она одновременно и наделяла, и отнимала все её силы. Но их наверняка хватит для того, что она собиралась сделать. Последним осознанным воспоминанием было шокированное лицо злодея, когда впервые в своей жизни ЛедиБаг осмелилась использовать своё йо-йо с целью не защититься, а напасть. Тонкая леска мёртвой хваткой оплела шею выпучившего глаза акуманизированного. И глотку отпустило.***
— Боже, ЛедиБаг! Солёные на вкус слёзы прочерчивали извилистые дорожки на её бледных щеках. — Ну же, жучок, вставай! Она слышала истеричные нотки в его голосе, когда он мечущимся взглядом пытался найти осознание произошедшего в её глазах. Может, это всего лишь сон? Абсурдный, нереальный, и она скоро проснётся? Но даже если так и было, Маринетт искренне надеялась, что с её родителями всё в порядке. Вот только… как потом она посмотрит им в глаза? Хоть родители и не знают, что это именно их дочь лишила жизни человека, она никогда не сможет отпустить это. — Нет, п-постой… п-прош-шу… В её голове продолжал раздаваться этот сиплый голос. Вызывающий толпы мурашек, пробирающий до костей, он буквально вторил её внутреннему «я», обещая ей заслуженное наказание. ЛедиБаг протёрла раздражённые глаза, зажмурилась до мушек под глазами, с тихим писком вырвала клок тёмно-синих волос. А шептавшиеся люди всё собирались вокруг них и собирались. Одни смотрели на когда-то чистую душой героиню со смесью ужаса и презрения. Другие вовсю тыкали в неё пальцем и кричали что-то. Третьи снимали их на камеру, чтобы первыми выложить сенсацию в интернет. Но никто не подходил, всерьёз опасаясь воинственно настроенного Кота Нуара. — Даже не думайте приближаться! — рычал он, следя за каждым движением в толпе. Её верный рыцарь так и не отвернулся от неё. Она бы так и продолжала задаваться этим вопросом, если бы была способна здраво мыслить. Он буквально оттащил её от неподвижного тела мужчины, поднял на руки, будто та ничего не весит, и скрылся среди возвышавшихся над всеми крыш. — Какая же ты дурочка, — ласково шептал он ей на ухо, бережно держа её на руках. А Маринетт и думать забыла о том, что время трансформации было на исходе. Её пищавшие серьги… Как она могла не обратить на это внимания? Она не думала о том, что буквально через пару секунд ярко-розовая вспышка озарит пространство вокруг, открывая Коту её настоящую личность. И что он посмотрит на неё не осуждающе, а понимающе. Будто бы знает её очень давно. Будто… окажись на её месте, он бы сделал то же самое. Кот смотрел на неё со смесью любви и тоски во взгляде, и от него волнами исходила щемящая нежность. Ещё чуть-чуть, и она снова заплачет. — Ты не виновата. Ты просто очень любишь свою семью. Маринетт неожиданно ощутила, как неподъёмный груз падает с её плеч.