Чем больше размалывают сандаловое дерево, тем сильнее его сладкий аромат, чем сильнее давят стебель сахарного тростника, тем больше он дает сладкого сока, чем больше накаляют золото, тем ярче его блеск. Точно так же, когда добродетельный человек сталкивается с превратностями судьбы, благородство его натуры проявляется ещё ярче. Сатья Саи Баба
Серый дым грязного цвета стремительно заполнял помещение, в котором находилась девушка. Воздух постепенно нагревался, становился тяжёлым и тягучим, металлическая дверь раскалилась от огня. Дышать становилось всё труднее и труднее, Микасе казалось, будто её что-то вдавливало в кровать, а в лёгкие заливали жидкий огонь. Голова раскалывалась, в висках кололо, грудь болела из-за пневмонии. Девушка повернула голову набок откашливаясь кровью, забрызгивая ею белоснежную простынь. Поначалу Аккерман, не оставляя надежду на то, что всё-таки сможет вырвать руки из прочных тисков ремней, всячески дёргалась, извивалась, даже кричала о помощи (или это уже кричали её голоса в голове) в надежде на то, что кто-нибудь её услышит. Но это не дало никакого результата, кроме как сдвинутой на пару сантиметров больничной койки. Со временем она оставила эти жалкие попытки, понимая всю плачевность этой ситуации — с улицы доносились громкие крики, чьи-то грозные команды и звук выпускающегося из баллонов УПМ газа. Ясно было одно — все легионеры уже давно эвакуировались. — Сколько мы спали?! — Какая же дура наша хозяйка?! Зачем она вообще согласилась сюда тащиться? — Вы что! А если бы она умерла? — Да какая разница вообще? Пусть умирает! На одну дуру меньше в мире. — Ты в курсе, что если умрёт она, мы тоже умрём? — … — В любом случае, мы не так далеки от этого сейчас… Микаса не могла ничего возразить голосам. Просто не осталось сил. Горячий пот струился не только по лицу, но и по всему телу, тонкая больничная сорочка прилипла, да так, что, казалось, и клеем не отдерёшь. Дым плотной пеленой стоял в воздухе (точнее его, как такого, уже и не осталось), глаза щипало так сильно, что Микаса закрыла их, болезненно жмурясь. Тяжёлое дыхание только усугубляло ситуацию, обещая брюнетке тяжёлое отравление. Если конечно она выберется… Девушка застыла, отсчитывая вероятно последние секунду своей жизни до того момента, пока огонь поглотит её. Последнее, что она запомнила, это подползающие к ней языки пламени и медленно убивающий едкий дым... — Помогите… — прошептали онемевшие губы и замолчали. В это время за дверью… — Нет! Ну, надо же было возвращаться из-за такой ерунды?! — блондинка быстро бежала по горящему замку перед двумя парнями. Энни была изрядно потрёпана, кое-где были видны подпаленные пряди волос, выбившиеся из причёски. Злость буквально кипела в ней, выливаясь желчью на своих друзей. Ну как друзей. Соплеменников, что ли… — Энни, это не ерунда! — вторил девушку ещё один блондин. — Ты бы не вернулась за вещью, которую подарил тебе на память твой отец? — Леонхарт не ответила, но Райнеру это и не нужно было. — Вот и Берт должен был вернулся за подарком матери. Так что не бузи. Энни лишь раздражённо хмыкнула, уворачиваясь от очередной обрушавшейся горящей балки, и круто свернула налево, пробегая коридор мед. корпуса. Бертольд и Райнер последовали за блондинкой.***
— Где Микаса? Очкастая! Где она?! — Она… о-она. Я н-не знаю, — Зое замялась, впервые ощущая на себе огромную вину и перед Микасой, и перед Леви. Если бы не она, девушка бы не заболела, не легла бы в лазарет с осложнениями серьёзной болезни и не подверглась бы такой опасноти. Зое видела сквозь пелену злости и гнева в глазах капитана и проблески страха. Страха, что она умрёт… О нет, нет… Он не простит ей такого. Никогда не простит. Но сделать что-либо она уже не могла. — Что значит, не знаешь?! — Ривай чувствовал, что ещё один такой ответ от учёной, и популяция титанофилов потеряет своего создателя. Он дал самое элементарное задание — НЕ убить Микасу. Но кажется очкастая без его надзора делала всё с точностью да наоборот. — Майор Ханджи! Капитан Леви! — к испуганной девушке и нависшему над ней, как грозовая туча, мужчине подбежал Dr. Коулсон. — Командор просил меня доложить, что мы не можем досчитаться трёх солдат, а в крыле «B» завалило проход в сектор «Gamma»*. Пациентку вытащить не возможно… — еле отдышавшись, отрапортовал Фред. Ханджи побледнела, потом посинела, покраснела и снова побледнела. — Кто лежал в секторе «Gamma»? — убийственный взгляд пал на бедного доктора, явно не вовремя появившегося здесь. — Микаса Аккерман, сэр…***
Комнаты отделения мед. корпуса не были сделаны из камня, как остальные замка. Это были кафельные белые стены, белый потолок и белый пол. Окна были закрыты. Из-за этого здесь не было огня, как такового, горели лишь балки под потолком в коридорах, но дым заполнил всё вокруг. Дышать было практически невозможно, поэтому Энни, Берт и Райнер сняли свои куртки, и прижимая плотную ткань ко рту, а глаза плотно жмуря, старались как можно быстрее покинуть это место. Пробегая мимо очередной железной двери сектора «Gamma» Браун остановил тихий хрипящий голос. — Помогите… — Вы слышали? — блондин остановился и устремил свой взгляд на дверь. — Райнер не неси чуши. Валим отсюда быстрее! — Энни злобно уставилась на парня, но тот не слушал её. — Я точно слышал голос о помощи! — Мы в секторе «Gamma»? — Бертольт задумчиво посмотрел на озлобленного друга и такую же девушку, метающих ненавистные взгляды в адрес друг другу, даже не ожидая, что те ответят. — Здесь вроде Микаса лежит… Вмиг глаза обоих блондинов расширились. — Нет! Аккерман останется здесь! — Мы должны помочь! — одновременно крикнули они. — Это не наша забота! — Энни рассердилась ещё больше. Мало того, что Микаса её унизила ещё в тот день в кад. корпусе, вызвав её на «урок боевых искусств». Прошло всего 15 минут, а Леонхарт уже лежала под брюнеткой (Авт.: кхм-кхм, ну вы поняли) истекая потом. — Не наша, но мы поможем, — Райнер выбил дверь, попутно морщась от ужасной боли. Раскалённое железо прожгло лёгкую рубашку и оставило огромный уродливый ожог на руке. Плоть горела, тошнотворный запах задел все обонятельные рецепторы, въедался в голову. Браун на секунду взвыл от боли, было ощущение, что его руку отрывают. Вновь и вновь, ломая кости и разрывая связки. Но, сжав зубы, двинулся к девушке, что не подавала никаких признаков жизни. Парень разорвал ремни, что оставили кровоточащие раны на тонких бледных запястьях и схватил её на руки. В это время в палату вбежали Бертольт и Энни. Девушка быстро пнула дверь ногой, стараясь не повторить историю с ожогом, как у Райнера, а парень придвинул к ней тумбочку, тем самым забаррикадировав её. Оба солдата сели на пол спиной к деревянному элементу скудной больничной мебели и зажали уши. — Ложись! Райнер среагировал молниеносно, уложив сначала девушку на пол, а потом уже и сам лёг поверх Микасы, прижимая её и, возможно, спасая. Блондин последовал примеру друзей и зажал уши, только не свои, а бледной еле дышавшей, как он уже понял, брюнетки. За дверью прогремел ужасный взрыв. Когда всё более-менее стихло, троица снова подорвалась. — Валим отсюда и побыстрее!