Мемуары капитана Уайлда

3-его сентября мы ушли из Звериполя. Корабль был перегружен, а на борту оставалось только двадцать зверей из команды. Как вы могли уже понять, Фин и остальные дезертиры смогли-таки удрать с корабля. Ни один дезертир не вернулся. Я очень скучал по Фину, ведь это был единственный зверь, кого я знал хорошо. Фин оставил только записку, в которой написал, что когда-нибудь мы увидимся и он приложит все силы, чтобы найти меня, ну а пока я должен продолжать свое дело без него. Было раннее утро, солнце еще не поднялось над горизонтом. Мы подняли якорь и запели песню. Я думаю, это самая прекрасная песня. В каждом плавании она поется только один раз, когда поднимают якорь на пути к дому. Левингтон запел первым, потом присоединились другие: Все вымпелы вьются, и цепи гремят, Наверх якоря поднимая, Плывём мы домой, плывем мы домой, На солнце зловеще сверкая! Паруса развернулись, и через несколько часов Звериполь лежал далеко позади, бледный и нереальный, как будто мы никогда не ходили по его пыльным улицам. Однажды утром зазвучал корабельный колокол. Раз, потом еще... Затем быстрее и громче, пока не зазвучал, как колокол пожарной машины. Левингтон и я стояли наверху. — Пожар на корабле! — закричал он, спускаясь с быстротой гепарда. Я поспешил за ним, пытаясь увидеть, где горит. Не было видно ничего, кроме парусов, наполненных ветром. Палуба оказалась пустой. Вся команда стояла на носу: Капитан, первый помощник и все свободные от вахты. Облако черного дыма извергалось из канатного люка и расплывалось по оснастке фок-мачты. Мы побежали. Тяжелые едкие клубы дыма мешали дышать. — Проклятье, горит канатный люк, — тихо сказал Левингтон. Капитан повернулся и бросил на него свирепый взгляд. Мы стояли, глядя на извергающийся дым. Боцман и два матроса держали над люком трос. Затем из дыма раздался хриплый голос: — Тащите. Они тянули медленно и ровно. Сначала появилась голова зверя, потом грудь и наконец все тело. Это был Бен. Его отнесли к наветренной стороне и положили на палубу. Я бросился к Бену. Он лежал на спине с закрытыми глазами, как мертвый. Капитан поспешил к Левингтону: — Что там? Огонь большой? — Думаю да, сэр. - Левингтон закашлялся. Орикс повернулся к первому помощнику: — Загляните в трюм, товарищ. Я думаю, надо передвинуть мешки с пшеницей от греха подальше. — Его голос был масленый, как всегда. Кто-то вылил ведро воды на голову Бена. Он внезапно сел, ошеломленно осмотрелся и сказал почти беззвучно: — Канистры с бензином, — потом громче: — Канистры с бензином!!! Мы знали, что он имел в виду, сама мысль об этом вызывала ужас. В комнатном люке было шесть больших канистр с бензином. Они могли взорваться, и тогда загорится весь корабль. — Дайте мне трос и я принесу их, — сказал Левингтон. До сих пор никто особо не замечал его. — Я вытащу канистры, — повторил он настойчиво, обвязывая трос вокруг пояса. Кто-то завязал ему нос и рот мокрым платком. Он скрылся в темноте люка с огнетушителем. Мы услышали его зов. Первый помощник и капитан наклонились над люком и вытягивали канистры одну за другой. Нам приказали включить насос, но он сломался. Парусный мастер приступил поспешно к работе. Он сшивал ведра из парусины, а мы носили в них воду. Когда мы вернулись, Левингтона вытягивали. Он стонал, лицо его почернело, а одежда обгорела и дымилась. Его пытались расспрашивать, но он оттолкнул всех, качнулся на подветренную сторону, схватился за поручни, и его вырвало. Он упал на колени. Второй помощник мигом оказался рядом. — В чем дело, Левингтон? Тот сделал пастью несколько судорожных движений, но не произнес ни звука, а только показывал на задние лапы. Второй помощник вытащил нож и разрезал брюки. Лапа выглядела ужасно, была покрыта волдырями, под коленом - черная корка обгоревшей шерсти. — Сильный ожог, — пробормотал Второй помощник. Он повернулся и закричал на нас: — Нечего стоять и чесать свой хвостатый зад! Берите его и несите в койку. Подошел Орикс: — Огнетушитель принес пользу? Левингтон лишь покачал головой — Слишком сильно горело, — слабо проговорил он. Капитан закричал, чтобы мы гасили огонь. Его голос разнесся по палубе. Работа началась. Это было ужасно. Тридцать шесть часов мы носили воду в ведрах и выливали ее в воронку, тащили пустые ведра к борту, наполняли и снова выливали в воронку. Отдыхающих не было. Все были на палубе. Волны захлестывали палубу, мы промокли от кончика хвоста, до ушек, но времени, чтобы переодеться, не было. Мы залили водой канатный люк, а потом и цепной ящик, поскольку огонь наступал уже на перегородки. К позднему вечеру, на вторые сутки, огонь утих. Мы повалились, как пустые мешки, там, где стояли. Сонные, мы падали на палубу, на крышки люков, всюду. Весь корабль спал. Бодрствовали только двое: сигнальщик и рулевой.

***

19-ого октября был солнечный, ветреный осенний день. До полудня мы прошли добрую часть пути, делая около десяти узлов по ветру. Ветер медленно менялся на юго-западный. На юге собирались серые бледные облака и скрыли солнце. Все стало серым. Ветер повернул на юг. Волнение возрастало, и волны, покрытые пеной, дрожали со сдержанной силой. Около четырех часов я освободился. Новая вахта появилась в плащах и сапогах. Мы отдыхали в кубриках, в тепле коек. Корабль трещал и дрожал при яростных шквалах. Мы не могли спать. Я услышал пронзительный свисток третьего помощника и хриплую команду: — Готовьте третий парус. Спускай. Затем послышался топот ног на палубе, скрип блоков и грохот цепей. Мы лежали в койках напряженные и ждали команды «Все наверх». Я высунул голову и увидел свинцовое небо. Палуба была покрыта пеной, а высоко надо мной развевались обрывки верхнего паруса. В следующий момент мы услышали хорошо знакомые шаги и масленый голос произнес: — Думаю, пора поднять свободных от вахты. Мы, злые, выскочили из коек даже раньше, чем Левингтон приказал: — Все наверх. Снаружи были натянуты страховочные тросы, лодки прочно закреплены. Орикс в своей белой фуражке стоял на мостике. — Приготовиться, взять гитов и бык-гордень! Мы побежали по своим местам. И началось! — Тяни, еще тяни! - выпевал боцман, и мы бросались на бык-гордень со всей силы. Он трещал и скрипел, и понадобилось целых полчаса, чтобы закрепить его. К семи часам стало темно. Казалось, шторм ждал ночи. С каждой волной мы черпали на борт огромное количество воды, она текла по палубе, смывая все, что не было крепко привязано. Вахта всю ночь простояла на мостике, потому что на палубе нельзя было удержаться. Об отдыхе и мысли не возникало. Дважды за ночь мы меняли курс с правого борта на левый, а это значит, что паруса нужно поднять и снова опустить. К одиннадцати часам мы увидели длинный ряд мачт, обозначавший дорогу в гавани, как аллея тополей туманным утром. Мы искали плавучий маяк, но в тумане ничего не могли различить. Я стоял в средней части корабля с веревкой в руках, как вдруг увидел, что выбежал капитан и и закричал: — Отдать якорь! Мы тонем. В тот же момент раздался глухой звук, корабль вздрогнул. Орикс закричал: — Все на корму, надеть спасательные пояса! Снова зловещий звук снизу. Потом еще и еще, долгий перекатывающийся грохот… — Отдать якорь с правого борта! Лязг цепей внезапно уменьшился, и в тишине мы услышали три коротких металлических удара. Мы стояли застыв, не понимая, что случилось. — Цепь лопнула, ее звенья врезались в борт, — задыхаясь, говорил боцман. — Приготовить ракеты! Сигнал бедствия! — приказал с мостика капитан. Нас охватила паника. Сигнал бедствия! Это конец! «Сахара» снова повернулась боком к шторму и дрейфовала к берегу. Не было никакой возможности управлять ей. Она двигалась беспомощно, по воле волн и ветра, как кусок дерева. По всему кораблю раздался треск, потом снова. Мы тонули во второй раз. Был вывешен сигнал бедствия, ракеты вспыхивали высоко над оборванными парусами. Темнело. С приливом, волны все больше разбивали корабль. Вскоре, после пяти часов ожидания, подошел спасательный катер и взял нас на борт. Капитан сел на нос. Лицо его было бледным, как воск, он смотрел на обломки «Сахары», держа в лапах корабельный хронометр. Была ночь, когда мы добрались до Тропического леса. Нас провезли по темным улицам и разместили в общежитии.

***

Судьба «Сахары» была решена через три недели. Причина: общее крушение. Орикс улетел в Центр, докладывать хозяевам. Нас собрали на и привезли в Медовлендс, как пассажиров третьего класса...моряки без корабля. Там мы и разделились. Вместе остались только Левингтон, Бен и я. Мы решили завербоваться в морской конторе в Сахара-сити. Туда мы прибыли в неудачный день декабря, перед Рождеством. В конторе на Грин-стрит горел свет. Маленький зверь, со странной шляпой за столом посмотрел на нас, когда мы вошли, и продолжал писать. Сидящий в глубине комнаты зверь в черном встал со стула и подошел к нам. Это был капитан Орикс. — Думаю, мы должны обменяться рукопожатиями, джентльзвери — сказал он, протягивая свою лапу. Мы поклонились и пожали ее. Затем нам выдали наши документы. Мы пошли в контору получить деньги. Сначала заплатили Левингтону, потом Когтяузеру. Подошла моя очередь... — Вы должны нам 20 зверодолларов, — сказал клерк. — Что вы сказали? — мягко говоря обалдел я. — Я сказал, что вы должны нам 100 зверодолларов, - любезно повторил клерк. Бодрый молодой зверь очень хотел побыстрее отделаться от нас. — Но как это возможно!? Как? — Пожалуйста, читайте сами. — И он протянул мне бумагу. Это был счет юнги Николаса Уайлда, написанный самим Ориксом. Начинался он с пары сапог, затем шел длинный список сигарет, ниток, иголок и прочих странных вещей, которые я стянул на борту. Я уставился на бумагу. — Высокие цены, — сказал я. — С этими деньгами можешь купить корабль, — засмеялся Бен. Но мне было не до смеха. Я полгода работал, мерз, голодал, был несчастлив — и все за это?! — А как я доберусь до дома? — спросил я, кипя от ярости. — Компания приготовила вам аванс - стоимость проезда. На комфортный транспорт вам не хватит, однако вам и не нужен комфорт. Мы уже сделали вам большую услугу, юный мистер лис, — милостиво пояснил клерк. — Вы, чертовы пи… — начал я. Левингтон положил на мое плечо свою лапу: — Заткнись, мой лисёнок. Бери свои деньги, и пойдем. От этих подонков больше ничего не получишь. Я вздохнул, и мы ушли. — Не беспокойся, Ник, — сказал Бен на лестнице, — мы что-нибудь придумаем, а пока можешь пойти с нами. — Я заплачу за тебя, — сказал Левингтон, поигрывая деньгами в кармане. — И я, — добавил Бен. Левингтон свистнул такси, и мы отправились к подружке Бена. Хоть и идти было совсем не далеко, но Левингтон настоял на том, чтоб мы поехали на такси. Он отказывался делать хоть один шаг пешком, пока в кармане есть деньги. Закончили мы на черном диване в доме подружки Бена. Сам Бен сидел справа, Левингтон слева, я посередине. Мы пили, пока слезы не полились из глаз. Бен промямлил: - Еще одно плавание, Уайлд, и у меня будут деньги, чтобы купить «Льдинку в Сахаре», знаешь, недалеко от гавани. Это золотая жила. Там всегда будет шумно, и ты, когда придешь, получишь столько алкоголя, сколько выпьешь. Давай выпьем за это! И так пили мы без перерыва. После шестого стакана Левингтон засвистел в свой боцманский свисток, чем всех удивил. Он взял мой счёт и пообещал, что оплатит всё на пару с Беном и мы ушли, так как мой поезд уходил в четыре утра. Такси привезло нас на вокзал. Качаясь, мы шли лапу об лапу по платформе. Поезд уже подали. Он был ярко освещен. Мы поклялись друг другу, что никогда не покинем друг друга. Зверь в синей шинели подал сигнал, и мне удалось заскочить в вагон, когда поезд уже трогался. Левингтон и Бен стояли обнявшись на платформе и смотрели в след уходящего поезда, они продолжали махать лапами, пока не пропали из виду.