Сложности совместной жизни

Это сражение длится веками. С древних времён и по сей день те, в чьих сердцах пылает взаимная любовь, вынуждены противостоять окружающей среде, а самое главное — друг другу. В ходе битвы шепчутся заверения, что с завтрашнего же дня порочный круг будет разорван и всё закончится, однако с наступлением глубокой ночи древняя война продолжается. Курьер хмурится. Они не собиралась участвовать в этом сражении, но бывший легат не оставил выбора. Поджимая к ступням замёрзшие пальцы ног, Курьер делает единственное, что ей остаётся после вероломного поступка Джошуа Грэхема. С громким сопением она тянет к нему руки и осторожно, чтобы не разбудить, пытается стащить с его плеч хотя бы немного одеяла. Курьер понимает, что любимый не виноват. Она помнит, как он чтит Библию и верит, что жадность — великий грех, однако туловище бывшего легата, похоже, с этим не согласно. Каждую ночь он умудряется завернуться в кокон, из которого торчат лишь босые щиколотки да кончик обгорелого носа. Выглядит укутанный Джошуа крайне очаровательно, а его размеренное дыхание умиротворяет, но ночная прохлада Умного дома даёт о себе знать. За несколько месяцев пребывания в своём высокотехнологичном жилище Курьер так и не разобралась, почему с наступлением темноты температура в помещении падает. Возможно, это сделано в целях экономии — спросить у доктора Мёбиуса теперь уже не получится. Раньше от замерзания спасало широкое шерстяное одеяло, казавшееся бесконечно огромным. Впрочем, когда в Умном доме появился Джошуа, Курьер поняла, что размеры были сильно переоценены. Также она выяснила, что во сне бывший легат чрезвычайно силён. — Отдай, — вцепившись в край, Курьер тащит одеяло на себя. Сопение Джошуа звучит громче, и в нём отчётливо слышится возмущение. Рука так и чешется дать подзатыльник лысой, с местами пробивающимися короткими волосками, башке! Разумеется, Курьер этого не сделает. Её возмущение — ненастоящее, ведь оно смешано с умилением, которое никуда не девается даже когда тело начинает покрываться гусиной кожей. — Вот же жадина-браминятина, — потерпев сокрушительное фиаско, Курьер дуется, скрещивает руки — и всё это лёжа на боку. Сходив на кухню — раз уж всё равно не спит — и нахлебавшись воды прямо из сонно возмущающейся Раковины, она тихонько возвращается обратно. Окончательно замёрзнув, Курьер ложится на свою половину кровати и коротко ухмыляется. «Не хочешь делиться? Ладно, будь по-твоему!» Она больше не пытается стащить главное сокровище ночи — всё равно бесполезно. Вместо этого Курьер частично раскрывает возлюбленного, чтобы прижаться к нему холодным телом и только после этого укрыть его, а заодно себя. При этом она клянётся, что завтра же купит второе одеяло, чтобы вот так вот не мучиться каждую ночь. Впрочем, такие обещания Курьер даёт вот уже месяц — с тех пор, как Джошуа окончательно перебрался в Умный дом. Возможно, она даже осуществит их. Когда-нибудь. А сейчас ей хорошо и так. Всё-таки засыпать, уткнувшись носом в покрытую привычными уже рубцами, пахнущую травяной мазью спину любимого мужчины, по-особенному приятно.