Tutte le strade portano all'inferno

Бьякурана - страшно помятого, с Венками, не уступающими ему по кондиции избитости, выпроводили с территории Вонголы, пообещав прислать письменные извинения. Но тот, падла, был чем-то пугающе доволен. Лучше бы помер, Тсуне бы дышалось спокойнее, чем от этой вот "улыбки Моны Лизы", что не предвещала ничего хорошего. Вендиче, в свою очередь, к ситуации отнеслись со странным пониманием. Это потом она вспомнила, что да, они с Мукуро тоже тесно знакомы, потому молча свалили, поливаемые руганью Варийских офицеров вслед. Вот от последних так просто избавиться не получалось, пока их босс, наконец, не отловил ее и... Тсуна чувствовала себя униженной. Она, скрипя зубами, в сотый раз попыталась оторвать расплавленные металлические застежки черного пиджака… бесполезно. Дорогая ткань все так же поражала крепкостью и огнестойкостью — даже под напором ее собственного пламени чертова тряпка продолжала исполнять свою простую задачу и надежно “прикрывать срам сучки-Донны от похотливых уёбков”. Правильно. Савада приказала не трогать юбку? Базара нет. Но ноги он ей прикроет, ага. Так, что своими силами Донна больше пойти не сможет, разве что ползком или вдоль стеночки, гусиными шажками и опираясь на его надежное плечо. Ублюдок красноглазый. Тсуна ему все припомнит. До самой последней ноты. В ее случае, правда, месть будет не холодной, а тщательно вымороженной во льдах Антарктиды и приправленной жидким азотом. В кабинет постучались. Тсунаеши чертыхнулась и, оперев руки на подлокотники, спустила ноги со стола. Открыла ящик и смела туда покореженные ножницы и сломанный охотничий нож, который притащил помятый Гокудера. Заметила старую знакомую фляжку в глубине, но настойчивый стук заставил ее тяжело вздохнуть и выкрикнуть недовольное “Входите”. Как будто кого-то могло остановить ее недовольство. Ведь обычно так стучаться смели от силы пара-тройка человек. И, конечно, этим человеком должен был быть именно он. Реборн смерил ее пристальным взглядом. Правильно поняв выражение лица бывшей ученицы, а ныне Донны, он оттеснил стоявших за спиной Хранителей и закрыл перед ними дверь, не слушая возмущенных возгласов и проклятий. Привычно подошел ближе, но опускаться в кресло не стал, предпочитая давить сверху. Савада только хмыкнула — старые добрые способы вернее тонких психологических приемов, которые так любил изучать на досуге Мукуро. — Доигрался? — она чуть провернулась в кресле, позволяя учителю увидеть “сотворенное руками его”. Ну, не прямо его, скорее Занзаса, но все же. Она тоже умела давить на людей. Реборн закатил глаза, выражая, что думает об ее умениях в сфере “прессования личности”. Сравнил, опыта у киллера было несравнимо больше. Как и способностей к этому делу. — Самой разобраться было никак? — Аркобалено неожиданно обошел стол и… опустился на колени, внимательно разглядывая македонский узел. Ощупал сплавленный металл. — Уж с одним Хаято ты могла совладать. — А акулу ты и не заметил? — возмутилась Тсуна, откидываясь в кресле. — Серьезно, Реборн? Тебе не надоело? — устало вышло. Учитель неожиданно закатал рукава безупречно выглаженной черной рубашки, размял пальцы, позволяя слабым огонькам пробежать вдоль костяшек. А уж затем, абсолютно спокойно, принялся разрывать раскаленный добела сплав. Солнце. Точно. Излечивающее в лице Луссурии, резкое и быстрое — Сасагавы. И губительное, несоизмеримое в мощи своей — Реборна. Если бы Аркобалено решились соревноваться между собой в чистой силе, победитель был бы ясен как день. Савада молча наблюдала как медленно, одна за другой, раскрываются ее “кандалы”. — Я рассчитывал на Бьякурана, — между делом сообщил брюнет, не отвлекаясь от работы. — Томазо были щелчком по твоему глупому носу. А Мельфиоре — это та сила, с которой нельзя не считаться. — Мельфиоре и так у нас, — глухо пробурчала она в ответ. — Мало ли на что ты рассчитывал. Все равно все как всегда — через ж… Зашипела, почувствовав, как пробежали чужие пальцы по открывшемуся и чувствительному колену, обжигая. Реборн с абсолютным спокойствием высвободил ее левую ногу и закинул куда-то на стол, чтобы не мешала, и принялся за правую. Заматывал ее Скайрини с изобретательностью и усердием — благо, размеры пиджака позволяли. Не слушая крики Донны и полностью игнорируя сопутствующие раздражители вроде ее Хранителей. От злости на сученыша Тсунаеши наорала на всех жаждущих помочь и кое-как, чуть ли не допрыгав до своего кабинета — перед этим ее тащили на плече, как мешок с картошкой, выкинув после в спальне, на полу (угадайте, кто это был), — заперлась там. Остыла немного, приняла подношение Хаято — самого выгнала вон, чтоб не раздражал — и даже настроилась на позитивный лад после звонка Мукуро, благоразумно решившего контактировать с взбешенной Донной дистанционно. — Из чего вообще сделана эта тряпка, — раздраженно фыркнула Сеньора босс, покосившись на часы. Если этот Спенсер не соврал и удаленное управление сработало правильно… только бы сработало. “Если” — это, конечно, не продуманный план, но стратегиями Гокудеры она располагать не могла и все дела придумывались посредством коллективного девичьего разума. Не гениально, но достаточно коварно. Пять минут седьмого. Отлично. Интересно, как там связь? Стараясь не коситься в тот самый угол, Тсуна попыталась устроиться выразительней, и внезапно съехала вдоль спинки, случайно задев подбородок Советника коленом. Он скривился, без всякого стеснения схватил ее за голое бедро и рывком вернул на место. Тсуна залилась бы краской, но... именно Реборна стесняться не получалось. Наверное, потому что киллер и не думал вкладывать в свои действия хоть какой-то намек. Или потому что видел ее и не в такой степени “обнаженности” лет, эдак, с четырнадцати. Когда Тсуна услышала от Мукуро про его видение “Десятого Дона”, она чуть не поседела. И взяла с блудного и подлого Хранителя клятву, что тот никогда, нигде и вообще, ни за что не повторит свои кощунственные речи. А затем, уже залив шок бокалом вина, поняла. Приняла. И дополнила с помощью Бьянки и Миуры. Тсуна покосилась на шляпу, которая то и дело сползала на высокий лоб. Помедлила, а затем наклонилась и сняла ее. Реборн смерил ее насмешливым взглядом, изобразил издевательский поклон, обжигая другую лодыжку. Сволочь. Привлекательная, слишком опасная сволочь. Спасибо, Небо, точно на ее стороне, хотя некоторые действия Советника заставляли сомневаться в оном. Савада вспомнила посмеивающегося Рокудо. Бред, конечно, но местами иллюзионист был прав. Аркобалено Солнца, ее Наставник, человек, которого здраво опасались не за взрывной характер или просто силу. Вот уж кого-кого, а его кандидатуру Скайрини попирать бы не осмелился. Не то что Занзас, вообще никто, пусть Реборн не имел Семьи и других сопутствующих атрибутов. Наверное, не уважай она так их отношения, выбор был бы самым оптимальным. Но Тсуне не хотелось… рисковать. Их саркастичные перепалки и подколы, его высокомерие и ее показательное смирение, все это могло либо остаться, либо превратиться в фикцию. Да и извратить символ своего начала как Донны в просто супруга — было неправильно. Чужая рука задержалась на ее щиколотке чуть дольше положенного, и, почувствовав внутри мигом вскруживший голову отклик, Савада решилась. Нет пути обратно. Реборн не дурак и легко додумается до этого “решения”, не сейчас, возможно, но очень и очень скоро. Так что лучше предупредить проблему. Тсуна, не позволяя себе больше сомневаться — а вдруг у них все получится? И первого сына назовут Леоном, ага — рывком поддалась вперед и накрыла чужую руку своей. Киллер, мигом почуяв неладное, уставился на нее черными глазами. Но, видимо от неожиданности, позволил ей такую вольность. — Знаешь, — мягко начала Савада, напуская в голос “того самого”. Бьянки, впервые услышав эти нотки по отношению к Мукуро, схватилась за сердце и заставила повторять. Мадонна, держащая в одной руке ягненка, а в другой — за спиной — пистолет. Савада Тсунаеши, не флиртующая, но мягко ведущая под руку прямо к волчьей яме. — Я правда от всего этого устала, — притворяться было не нужно. Тсуна потому и творила такой беспредел. Не знала куда еще деться. — Не могу больше, Реборн. Киллер, заметив промелькнувшее отчаяние, нехотя отвел глаза. Он может и не признается никому никогда под страхом смерти и Апокалипсиса, но ученицу свою жалел и делал поблажки. Даже больше — дорожил идиоткой, и оттого еще более рьяно взялся за эту, как оказалось, неблагодарную миссию. А делов-то — найти ей, наконец, такого же идиота. — Хорошо, — Советник попытался убрать руку, но Савада неожиданно не поддалась, с силой вжимая его ладонь в собственную прохладную кожу. — Я больше не буду поднимать эту тему, раз ты так быстро сдалась. Хотя такой слабости я от тебя не ожидал, Тсунаеши. Он со все большим подозрением косился на ее обманчиво хрупкую руку, удерживающую его на месте, но Тсуна мастерски сбила репетитора со следа. — Я не сдалась, — чуть более вкрадчиво начала Савада. Оборвала себя, напустила побольше грусти и того самого — смирения: — Просто взвесила все “за” и “против”. Реборн неверяще поднял глаза. Дернул угольной бровью. Красавчик, все-таки. В груди даже зародилось слабое сожаление — этого знойного сицилийца ей не видать. Но вот от другого, не менее “знойного”, ей просто необходимо избавиться. Mi dispiace davvero, Reborn. — … и решила пойти самым простым для всех путем, — закончила она, рассеивая ту вероятность будущего, где Советник Вонголы торжественно менял пустышку Аркобалено на кольцо Десятого Дона. В палате на другом конце города Бьякуран захохотал — тут же схватившись за живот, в который славно прилетело эфесом кое-чьего меча — и принялся обзванивать знакомых, выпутываясь из бинтов и отмахиваясь от суетящихся вокруг Венков. Он выиграл этот спор, а значит, хотел свои проценты. Аркобалено Солнца обладал недюжей интуицией и внимательностью, но уже позволил заманить себя в ловушку. Губы у него дрогнули, обнажая ровные белые зубы, но он и сам понял — поздно. Реборн вздохнул, смиряясь, почти улыбнулся. Выросла-таки, чертовка. Еще раз похвалив себя, он соизволил обратить на не закончившую свою проповедь Дону. Савада мысленно перекрестилась, а затем медленно наклонилась ниже. И еще. Так, что почти соприкасалась носами со своим Советником. Она никогда не видела его глаза так близко... Так, чтобы ракурс был максимально недвусмысленным. Чувственным, таким, чтобы в него можно было поверить. Реборн чуть наклонил голову к плечу, скорее по привычке: женщины любили бросаться на него без раздумий, а стукаться зубами ему было не по нраву. Тсуна это поняла. — Выходи за меня? — тихо, но достаточно для чувствительного микрофона, выдохнула она. По ее подсчетам в кабинете Скайрини сейчас горел стол.