Книжная лавка господина Нара

Foster The People — I Would Do Anything for You Imagine Dragons — Thunder Яркое синее небо без единого облачка слепило глаза и выглядело в крайней степени подозрительно. Шикамару с сощуренными глазами пялился на него уже минут пять, стоя у распахнутого окна с чашкой уже остывшего противного растворимого кофе. Неожиданно ушедший холод, усиливающийся с каждым днём недели, в пятницу сменился давящей на виски духотой и нещадно палящим солнцем уже ранним утром. «Затишье перед бурей», — пронеслось в мозгу, но парень, спохватившись и кинув взгляд на наручные часы, мысль сразу же потерял, глотком осушил кружку, поморщился и подхватил рюкзак, мешком валяющийся под кухонным столом. Наспех побросав в него купленные вчера банки, он не сдержал улыбки. Чертовка-пятница сегодня просто обязана подарить ему счастливые часы, — в этом он уж точно не сомневается. Нара быстро обувается, хватает с тумбы ключи и бросает последний взгляд на окно кухни. Вслух чертыхнувшись, он проходит обратно, закрывает окно и всматривается в небо, абсолютно не вызывающее у него доверия. Он хватает первую выпавшую из шкафа хлопковую рубашку в клетку и пулей вылетает из квартиры. В отличие от холода, запах аммиака на нет сходить не собирался. В среду утром Шикамару застал пришедшую раньше Темари расхаживающей по подсобке и мотавшей в разные стороны головой. — Чуешь, чем пахнет? — она почти вплотную подошла к нему, сосредоточенно возведя глаза к потолку и вызывая у Шикамару нервный трепет. — Э, — Шикамару потянул носом воздух, — Духами. — Да нет же, — Темари раздражённо цокнула, сцепляя руки на груди. — А, шампунем ещё каким-то. Это персик? Она закатила глаза, дала ему шутливый подзатыльник и отправилась дальше медленно обходить комнату, шумно принюхиваясь. Спустя минуту до него, наконец, дошло, что запах усилился и чувствовался ещё и в комнате с диваном. В четверг они уже оба пытались вычислить источник усиливающегося с каждым днем запаха, а Темари, не на шутку разволновавшись, скармливала ему историю про свою двоюродную бабушку, недавно тогда въехавшую в новостройку: — Она нам с братьями звонит, — раскрасневшись от нахлынувших чувств, она взмахнула руками и снесла пару книг со стеллажа, — И знаешь, голос такой, будто к ней уже старушка Смерть явилась, и та ей чай заваривает напоследок. В общем, приезжаем мы, всем и страшно и непонятно, как она вообще сама умудрилась телефоном воспользоваться, и… — она набрала в грудь побольше воздуха, расширила глаза и описала в пространстве руками весь масштаб этого «и», — И лежит она, в квартире этот запах, а она сама с огромными глазищами просит, чтобы мы какого-то чёрта из-под дивана достали, а то он заколебал ей пятки кусать. Шикамару, не сдержавшись, громко прыснул, тут же прикрыл рот ладонью и получил очередной увесистый подзатыльник за то, что не прочувствовал весь объём их пахучей проблемы и не сумел поддеть острым словцом нечестивых застройщиков, пожалев при этом словившую неплохой, как подумалось Шикамару, трип. В тот день он твёрдо зафиксировал в сознании факт её гиперэмоциональности, связанный с её двоюродной бабушкой, и решил при ней старушку больше не упоминать. Сейчас же запах его волновал меньше всего. Все мысли, казалось, все процессы в организме и каждая его клеточка были заняты лишь одним: волнительным ожиданием конца пятничного рабочего дня. Ни разу недовольно не сморщившись и не предприняв ни одной попытки заснуть в метро, он бодро, насколько вообще мог действительно проявлять пресловутую для него бодрость, шагал к книжной лавке, встретив по дороге роющегося в рюкзаке около скамейки Саске, являвшего собой полную противоположность его настрою. — Это не рюкзак, а склад какой-то хуйни, которая из ниоткуда появляется, — он выуживает из недр многочисленные бумажки, незамедлительно отправляющиеся в стоящую рядом урну, — Сука, кто придумал делать ключи такими маленькими. — А ты попробуй без напряга поискать, — Шикамару закуривает и с улыбкой оглядывает небо, — Быстрее найдёшь. Саске косо оглядел беспечно весёлое лицо шатена и нахмурился ещё больше. — Ты бухой что ли? Нара тихо засмеялся, хлопнул друга по плечу и скрылся за дверьми книжной лавки. Учиха же мрачно проводил его взглядом, заметил в урне что-то поблескивающее и громко выругался, прежде чем засунуть в мусорку руку за ключами, выброшенными вместе с хламом из рюкзака. Его настрой не утих и к полудню, когда духота в воздухе стала почти осязаемой, а в магазин потянулись покупатели всех его любимых и чаще нелюбимых типов: возлюбленные у самого центрального столика, тянущие сладкий кофейный напиток с пеной взбитых сливок из одного стакана; парочка бешеных детей, имеющих идею фикс дотронуться своими немытыми лапками до всего, до чего они смогут дотянуться; дамочки средних лет с выражением брезгливости на лице, в которой наученный годами Шикамару безошибочно распознавал попытку изобразить начитанность и интеллигентность, покупающих безыдейную макулатуру; и даже до скрежета зубов раздражающие люди, занимающиеся интеллектуальной мастурбацией перед ним с ожесточенным желанием двойными жирными линиями подчеркнуть свой всенепременно стоящий выше, нежели у какого-то там продавца книжной лавки, ум с целью удовлетворения своего эго. Сегодня Шикамару Нара никто не стянет с трона до одури хорошего настроения. И Темари. Темари сегодня была ярче обычного. Или это так освещение обманчиво играется с его зрением? Сегодня она улыбалась лучезарнее, сегодня её самая простецкая гулька на макушке выглядела идолом женственности, а Тони Старк на футболке будто даже подмигивал ему, Шикамару. Ну, или же он действительно перенюхал пары аммиака, витавшие в подсобке, и в скором времени чёрт под диваном уже не будет казаться ему чем-то смехотворным. За час до закрытия он, выйдя покурить, удивленно пялится на утопающую в сумерках улочку, словно, кто-то щелкнул переключателем света. Холодный ветер носил по опустевшей улочке пакет с фирменным изображением кондитерской, а небо на глазах стремительно затягивалось угольными тучами. Очередной с каждой минутой усиливающийся поток приносит неприятную волну мурашек и желание курить как можно быстрее. Однако Шикамару, словно кот, почуявший сметану, расплылся в ухмылке и удовлетворенно прикрыл глаза. Дождался-таки. Книжная лавка выплёвывала спешащих укрыться по домам покупателей, провожая их стуком закрывающихся дверей. И лишь двоих оставшихся в магазине факт надвигающейся бури не заботил совершенно. Двери закрыты на ключ раньше официального конца сокращённого дня, музыка из колонок играет куда громче, чем всего полчаса назад, основной свет выключен, и лампочки светят в некоторых местах лишь над столиками, погружая проходы книжных стеллажей в полумрак, а на одном из столиков статно высятся бутылки медовухи. Спустя пару часов непринуждённых разговоров перед двумя людьми ветхая и пыльная коробка, которую Шикамару только что снял со шкафа в подсобке. Коробка с когда-то принадлежавшими его дедушке вещами. Он благоговейно выуживает из неё предметы на стол под внимательным взглядом блондинки. Сначала на свет появляется потёртая чёрная шляпа. А потом омерзительная фарфоровая фигурка кота, явно страдавшего отдышкой и ожирением. — Стрёмная херабора, — Нара с выгнутой бровью неприязненно тычет в фигурку пальцем, заставляя ту закачаться. Эта вещь с образом его деда совершенно в голове парня не сочеталась. — У него взгляд убийцы, — Темари делает глоток медовухи и в удовольствии зажмуривается, — Посмотри, он как будто сейчас нож нам в печень всадит. Шикамару усмехается и аккуратно достаёт стопку заботливо перевязанных атласной лентой чёрно-белых фотографий. Темари мигом бережно развязала ленту и принялась с закусанной губой изучать их. На одной из фотографий она особо тепло улыбается, и Шикамару замечает, что фото цветное, и на нём замерли все три поколения мужчин семьи Нара на фоне книжной лавки. — Вы так все похожи, — она откладывает застывший момент и, поддаваясь всем телом вперёд, словно в попытке воссоединиться с запечатленными чёрно-белыми днями, рассматривает давно минувшие дни, — Твой дедушка, уверена, был очень интересным человеком. Шикамару на секунду принимает задумчивое выражение, усмехается и невольно окидывает взглядом магазин, в котором прошли всё его детство и, пожалуй, самые важные уроки выживания от дедушки в виде лекций о мате и настоящей сущности людей. Не то, чтобы дед садился перед ним с серьёзным видом и учил разговаривать нецензурно с подробными разъяснениями, к какому мату относится тот или иной человек. Господин Нара просто забывал, что где-то между огромными стеллажами сидит его маленький и ужасно внимательный внук с очередной книжкой в руках, и в своих выражениях при уходе самых раздражительных покупателей не стеснялся. — О да. А ещё он напрочь не переносил людей. Возможно, открывая книжную лавку, он надеялся, что контактировать с ними будет куда меньше, чем его товарищи по предпринимательству. — А я подумала, что он считал книжную лавку своим делом жизни, — Темари разочарованно отрывается от очередной фотографии и смотрит на шатена. — Считал, — он кивает, — Он и работал до последних сил, только чтобы не передавать дела отцу. Свято верил, что при его здесь хозяйствовании лавка попросту погибнет. Да и отец это понимал, ведь дед привить ему страсть к книгам так и не сумел, так что старался вообще лишних движений не делать. В прямом смысле. — А тебе, значит, привить сумел? — В каком-то смысле, — Нара пожимает плечами и отпивает медовый напиток, — Думается мне, что с моим рождением он на это и целился. Эссе Оруэлла о книготорговле он читал мне почти трижды в год даже тогда, когда я в люльке ещё палец сосал, закаляя перед будущими трудностями, видимо. — Я не читала его, — блондинка, явно недовольная этим фактом, хмурится, — Но дай-ка угадаю, там говорится про неблагодарную профессию всех бедных книготорговцев? — В точку, — они смеются и чокаются бутылками, — Серьёзно, он даже попросил знакомого типографа распечатать ему это эссе самым крупным шрифтом, чтобы толщина была объёмной, и обложку сделать как у библии. Он протягивает руку в коробку и выуживает библию его дедушки на обозрение. Темари громко хохочет, зажмурившись, а Шикамару, не теряя момента, с полуулыбкой наблюдает за ней. Она откладывает одну из старых фотографий в сторону, а остальную стопку с осторожностью связывает лентой. На фото его дедушка стоит возле дверей книжной лавки, хмуро вглядывается в объектив и крутит в руках свою чёрную шляпу. На обратной стороне почти неразборчивая подпись: «Открытие Книжной Лавки». — Они не должны тут лежать, — задумчиво протягивает Темари, дотрагиваясь до стопки фотографий, — Это же история трёх поколений. Ты мог бы сделать отдельный стенд что ли. — Да кому это интересно? — Шикамару фыркает и отмахивается. — Ты ошибаешься, — громко заявляет она и хлопает ладошкой по столу, — У нас столько постоянных покупателей, столько людей, которым это место не безразлично. На свете есть тысячи и тысячи книжных лавок, но, чёрт возьми, эта лавка одна из особенных. Шикамару, замерев, смотрел, как его помощница злостно взирает на него зелёными глазами. Он хрипловато рассмеялся, почувствовав почему-то себя катастрофически виноватым перед этим напористым и въедливым взглядом, и не придумал ничего лучшего, как открыть новую порцию медовухи. Неожиданно постукивающий по стёклам дождь утихает, заканчивая свой, как оказалось, лишь вводный аккорд, и уступает куда более мощному, более безжалостному инструменту его природную партию. Раздался оглушительный гром, и оба молодых человека непроизвольно встрепенулись, вглядываясь в почерневшую улочку за окнами. Темари расширила в удивлении глаза, благоговейно замерла, принимая ошеломительную и чересчур громкую, а оттого и небывалую партию. Следом разом взорвались сигнализации и всех, казалось, стоящих в радиусе километра машин. Блондинка мигом подскочила к компьютеру за главной стойкой, парой щелчков мышки погрузила книжную лавку в тишину и переглянулась со всё ещё находившемся в почтительном трепете шатеном. Грозовые тучи нещадно поливали землю сплошным потоком воды. Прислушиваясь к звукам, царствующим вне обители книг, обоим пришло сравнение об огромном душе, что с неистовой скоростью барабанил в стёкла окон. Музыка, начавшая играть, прозвучала удивительно тихо. — Ты только представь, насколько эта природа беспощадна, — весело перекрикивая вступление песни, она заправляет выбившуюся из пучка прядь волос за ухо, — Этот гром, эта буря. Господи, просто представь, одна лишь сверкнувшая для нас вдалеке молния может разрушить чью-то жизнь, несколько жизней. Она живо подскакивает к Шикамару и с невиданной ранее для него искрой в глазах, с пылающими то ли от выпитого алкоголя, то ли от раздирающих чувств щеками, с опять выбившейся прядью, лезущей на лицо, задерживает на секунду дыхание и под очередное громогласную ударную волну хлопает в ладоши. — А мы будем сидеть здесь в тепле и наблюдать лишь издалека, только представь! Она машет головой в попытке отогнать назойливую прядку головой, прикрывает глаза и начинает прищёлкивать пальцами в такт музыки. Резкая остановка, поворот, и вот блондинка плавно покачивает бёдрами, поддаваясь мелодии, ритмично передвигает ноги и хохочет во всё горло. — Вымаливаешь благосклонность у громовержца Зевса танцами? — подперев щеку рукой, он с тёплой усмешкой наблюдал за развернувшейся перед ним картиной. — Я что так похожа на поехавшую в мешке и с бубном в руках? — с ноткой обиды она вновь, вставая на цыпочки, кружится вокруг своей оси. — Заметь, не я это сравнение высказал. — Вообще-то, я занималась бальными танцами в детстве, — заявляет она. — Ты и бальные танцы? — Шикамару прыскает и недоверчиво прищуривается, — И что стало с теми бедными мальчиками, которых ставили тебе в напарники? — Действительно хочешь узнать? — она коварно ухмыльнулась и прислушалась к новой заигравшей медленной композиции, — Тогда вперёд, поднимайся. — Хочешь пригласить меня на танец? — не без улыбки Шикамару выгибает бровь. Темари задорно кивает и настолько, насколько это вообще можно сделать в мешковатых джинсах и кроссовках, элегантно делает реверанс. Нара этот вид забавляет. Он косится на её гульку на голове, которая за день успела растрепаться, на раскрасневшиеся от медовухи щёки, футболку с изображением Тони Старка и поднимается к ней на встречу. — Надеюсь, твои кроссовки стальные, — серьезно предупреждает он. — Что ж, — она сдувает прядку волос, лезущую в глаза, — Не думай, что я такой уж и спец в бальных танцах. Меня исключили из той группы спустя две недели. — Серьезно? Из-за чего? — Не помню уже, — она на секунду задумывается, а Шикамару готов поспорить, что знает ответ заранее, — По-моему, я с кем-то подралась… но не суть. Может, уже потанцуешь со мной? Lana Del Rey — Born To Die Темари нетерпеливо хмурится, и Шикамару подходит к ней вплотную, делая глубокий вдох. Он не волновался так даже перед своим первым сексом в школе. Даже перед своей матерью, когда пришёл впервые в жизни домой бухой в хламину и заблевал ковёр перед входной дверью. Даже в тот самый день, когда три года назад его отец всучил ему увесистую папку с документами, подписанную аккуратным каллиграфическим почерком матери: «Книжная лавка». Парень мягко кладёт руку на талию, боясь, что положил её слишком низко, и девушка подумает в очередной раз, что он грёбаный извращенец, и чувствует тепло её тела. Он ощущает её легкое прикосновение к своему плечу и берет ее вторую ладонь в свою. Нежная. У него же не вспотели руки? Они медленно начинают кружиться, окружённые лишь пустыми креслами и столиками, стеллажами и тысячами книг, ароматами древесного парфюма, который она медленно-медленно незаметно вдыхает носом, и лёгких цветочных духов, от которых у него начинает кружиться голова. Искоса он опускает глаза чуть ниже своего подбородка, натыкаясь ими на её макушку и пристальный взгляд зелёных поблескивающих глаз, изучающий его подбородок, гладко выбритый утром, и небольшую сегодня же оставленную бритвой царапку на скуле. Темари в очередной раз пытается сдуть надоедливую прядь волос с лица, а Шикамару вдруг, не отрывая глаз, отпускает её ладонь, поддаваясь секундному внутреннему порыву, и прикасается подушечками пальцев к её бархатной щеке, бережно заправляет шелковую прядь за ухо. Она удивленно на него смотрит, и он все еще не до конца понимает, зачем он вообще это сделал? — Не хочешь пососаться? — слова произносятся непроизвольно и намного раньше, чем мозг успевает их обдумать. «Ну ёб твою мать», — проносится в голове человека, которого окружающие, знакомые с ним, называют периодически гением. — Пососаться? Тебе что, 13? — она пытается рассмеяться, но из пересохшего горла вырывается лишь слабый зачаток смешка. — 23, но мой психологический возраст равен 78, — машинально отвечает Нара Шикамару хриплым голосом, решает отключить грёбаный и никому не нужный мозг и поддаётся вперёд. К чёрту, всё равно помрём. Он чувствует её дыхание на своём лице, слышит аромат духов и шампуня, но теперь улавливает и ещё один более концентрированный и загадочный. Её губы приветливо приоткрыты, а глаза слегка расширенно смотрят на парня снизу вверх. Её губы шероховатые и на вкус похожи на мёд, а глаза плотно закрыты. Медовый поцелуй, тягучий, медленный и сладостный, он бы сказал, почти такой же солнечный, как и сам летний, только что собранный с сот мёд. Парень плавно проводит ладонью по спине, чувствуя под тонкой тканью футболки позвонки, чувствуя, как её руки сжимают хлопковую, первую выпавшую утром из шкафа рубашку, а сама она подрагивает в его объятиях, подстраивается под тот ритм, что задают его губы и язык, танцуя теперь под их нежным руководством. Не разрывая поцелуя, они медленно пятились в сторону подсобки. Её руки беспорядочно водили по его плечам, спине и горячей шее, снимая красно-синюю рубашку и оставляя её одиноко лежать на полу. Шикамару же мучительно, но лишь на миг приостановился, чтобы аккуратно пройти заставленный коробками коридор и раздвинуть чёрный диван. Дугласу Адамсу стоило писать в своём романе о совершенно другом путеводителе и назвать его «Автостопом по телу Темари но Собаку». Хотя Нара точно уверен, что надпись на титульном листе должна была бы остаться неизменной и той же сакральной: «НЕ ПАНИКУЙ». Но вряд ли бы и она спасла тяжело дышащего парня от бешеного сердцебиения, гулкими ударами раздававшегося в ушах. Да и, пожалуй, будь у него тот самый путеводитель, разве мог бы он теперь признать себя несомненным первооткрывателем этой галактики, что томно вздыхала на ухо под натиском его губ. Он был исследователем. Вечным странником на необъятном пространстве сначала шеи и плеч, а затем и острых девичьих ключиц. Снимая белую футболку с девушки, он не сдержал шумного выдоха и принялся открывать новые, вызывающие головокружение и жар по всему телу территории молочно-белого бюста, так чертовски соблазнительно поднимающегося в такт учащенному женскому дыханию, засасывая горошины сосков, сминая упругую грудь ладонями и оставляя всё новые красные метки в районе ключиц и шеи губами. Метки первооткрывателя этой галактики. Этой вселенной, что занимала собой всё пространство в каждой клеточке его организма. Она прижимается так, будто готова раствориться в нём, и громко ахает, когда Шикамару проникает пальцами под тонкую материю нижнего белья и начинает размеренно двигать ими, вцепляется ногтями в крепкие плечи и выгибается навстречу. Совершенно нагие, тяжело вздыхающие и не сводящие с друг друга глаз. Музыка, играющая на повторе в зале, раскаты грома, неожиданный оглушающий удар где-то на крыше остались незамеченными. Они одновременно вздрогнули лишь тогда, когда сплелись в единое целое под первым толчком мужских бёдер. Буря бушевала не за дребезжащими окнами книжной лавки. Буря сейчас сконцентрировалась на старом разобранном чёрном диване. Страстная и жаркая. В голове у Нара лишь на малую долю секунды пронеслась мысль о том, что в этой комнатушке, возможно, и не случалось никогда ничего более грандиозного, чем то, что сейчас происходило между ним и Темари. Если бы только Шикамару знал, насколько он близок к истине. Ведь почти 50 лет назад до прихода в этот дом его дедушки на том месте, где сейчас двое людей пристально изучали тела друг друга, была непримечательная и до уныния серая комната, в которой складировались и пылились на полках сотни книг. И заглядывала в эту самую комнату хозяйка лишь раз в неделю ради орошения водой чахлого и постоянно болезненно желтоватого фикуса, чья смерть, возможно, и была самым чувственным и вызывающим облегчение за всю историю существования комнаты событием вплоть до сегодняшней ночи, вплоть до самого сладостного завершающего па этого танца. До разливающихся по всему телу искр, до выпаленного горячим шепотом на ухо мужскими губами «люблю». Вплоть до её самого тягучего, словно мёд, финального стона. — Я ещё никогда не кончала под Лану Дель Рей, — сонно бормочет она, утыкаясь носом ему в шею. Шикамару все ещё тяжело дышит и сквозь накатывающий волнами сон усмехается, крепко прижимая её к себе. — Спасибо… — зачем-то добавила Темари спустя минуту и умиротворенно моментально засопела.