Кисть набухает. Почки бесстыдно раскрылись солнцу, Тонкие пальцы трогают сочный лист. Щуришься, улыбаясь. Мандарины валятся с горизонта К голым ступням, застывшим как обелиск... © К. С.
***
— Просыпайся, малыш, — Питера будит низкий тихий голос и едва слышное гудение металлической руки. Прикосновение к щеке нежное, мягкое и невесомое. — Баки?.. Ммм... не хатю, — мальчишка ворочается в коконе из одеял, потирая кулачками сонные глаза. Мужчина подхватывает его, как есть, завернутого в мягкую ткань пледа, качает легонько на руках, бережно прижимая к себе, и ребёнок маленьким теплым кулем виснет на его шее. Бак тихонько смеется, слыша сонное сопение и чувствуя, как несильно тянет за волосы детская ладошка. Идет на кухню, чтобы включить чайник и достать продукты, управляется со всем одной рукой, второй все так же прижимая к себе не проснувшегося до конца пацана. Тому требуется несколько минут сладкой, ласковой неги, прежде чем поднять голову и пролепетать о том, что он готов идти умываться. Бак только кивает, пряча улыбку, и опускает того на пол. Пит бредёт в сторону ванной, гремит там стаканом и принадлежностями для умывания. Барнс слышит шум воды, шорох полотенца и тихое сопение. Пока ребенок занят чисткой зубов, Бак ставит на стол пакет молока, пачку хлопьев, тарелку и возвращается к миске с тестом для блинов. Буквально через пять минут на кухне появляется бодренький уже Пит и подходит ближе, цепляясь ладошками за футболку. — Доблае утло, Баки! — ребенок щербато улыбается. Мужчина гладит его по голове чистой ладонью и тоже улыбается, произнося: — Доброе утро, Питер. Это становится своеобразной традицией, Пит подходит и желает доброго утра, внимательно глядя на реакцию мужчины. Будто лишний раз проверяет, все ли у них хорошо. Вот и сейчас мальчишка улыбается, успокоенный, и вприпрыжку бежит к столу. Пока он доедает свои хлопья, Барнс успевает дожарить блины, вымыть посуду и разлить по чашкам кипяток, разбавляя чай в кружке Пита холодной водой. Они вместе едят блины с джемом и запивают их сладким чаем. — Сегодня приедет Мэй, малыш, — негромко говорит Барнс, и Питер буквально начинает светиться от радости. — Плавда?! А когда, Баки? — Она прилетает после обеда. Если хочешь, мы можем встретить ее в аэропорту.***
В аэропорту шумно, громко и людно. Вокруг — не прекращающее движение людское море, обтекающее мужчину с ребенком на руках. На Барнсе темные джинсы, белая футболка и черная широкая мантия-балахон, весьма удобно скрывающая металлическую руку, а так же дающая возможность спрятать оружие. За спиной болтается рюкзак, а на сгибе левой руки удобно устроился вертлявый ребенок. Питер оглядывается по сторонам, глядит на огромные горящие неоном экраны, широкие окна, на людей, снующих вокруг. Они приехали заранее, до прибытия Мэй еще порядка двадцати минут, поэтому все время до этого Бак гуляет с Питером. Мальчишка завороженно прилипает носом к стеклу, глядя, как в воздух поднимаются самолеты. Потом они покупают в автомате со снеками несколько шоколадных батончиков, пачку чипсов и круглые печеньки. Барнс берет себе воду, а у Питера в рюкзачке — маленький черный термос с эмблемой железного человека, до краев наполненный сладким чаем. Они сидят на одной из этих аккуратных лавочек внутри, прямо перед огромным панорамным окном, и смотрят на голубое небо. Пит болтает ногами и лопочет что-то о том, что «у Эдди, моего длуга, был такой зе самолёт, как этот, только иглусецный, и он ну такой класивый». Барнс кивает, на ребенка поглядывая, и чистит ему прихваченный из дома мандарин. Пацан радостно жует сладкие дольки, потом хрустит печеньем и запивает все это безобразие чаем.***
Само собой, они рассказали обо всем Мэй. Это просто нельзя было скрыть, в конце концов, женщина, несмотря на то, что уехала на три недели в Англию, частенько звонила племяннику. В итоге, когда через неделю после происшествия ничего так и не изменилось, а писать смс-ки от имени Питера уже откровенно не прокатывало, пришлось выложить всю правду. Поэтому на плечи Старка возлегла миссия — информировать Мэй Паркер о случившемся. Несмотря на весь талант Тони в риторике, без небольшой истерики не обошлось, но всё-таки вышло убедить ее, что все относительно в порядке. Старк поговорил с ней по видеосвязи и даже выслал фотки Пита, потому что слова — словами, но морально подготовить женщину нужно. Та, закончив разговор, открыла пришедшие на электронную почту файлы и на несколько минут потеряла дар речи, с почти суеверным ужасом разглядывая фотографии. На одной ее малыш сидел на плечах у Джеймса Барнса, на другой — корчил рожицы, глядя в камеру, пока на заднем плане мисс Романофф в привычно черной одежде указывала куда-то за кадр деревянной лопаточкой, стоя у плиты. На третьей, — та была смазанной, — Питер прыгал на кровати, закиданной игрушками. Помимо фотографий были и видео. Дрожащими пальцами женщина щелкнула кнопкой мышки. На первой записи длиной всего в тридцать восемь секунд в первый же миг мелькнуло лицо Пита, который зажимал ладошкой рот и пытался смеяться как можно тише. Ребенок выглядывал из-за темно-синей гардины. Камера в его руке тряслась, но можно было понять, что он прячется. В нескольких метрах от него ходил, намеренно огибая тяжелую шевелящуюся ткань, высокий афроамериканец, мистер Уилсон, кажется, который вопрошал в пустоту о том «куда же подевался этот хитрющий мальчишка?». Следующая видеозапись была сделана на улице. В кадр попали сначала лакированные туфли, затем уходящая вниз аллея, чей-то забор и, наконец, дерево. «Ты что там делаешь, карапуз?», голос самого Тони было сложно не узнать, да и подобным образом Питера называл только он. Мальчишка выглянул из-за дерева и пробормотал, что он «гладит Стиви». На закономерный вопрос о том, кто такой Стиви, из кустов показалась радостная морда золотистого ретривера. Дальнейшая съемка прервалась, потому что Старк согнулся пополам от хохота. Третья запись была почти без звука. Мэй всмотрелась в едва различимый силуэт дверного проема, затем снимающий шагнул в комнату. Там было чуть светлее, потому что экран телевизора, на котором беззвучно шли «Том и Джерри», давал небольшое освещение. В кадр попал диван, на котором, вытянувшись во весь рост и закинув ноги на подлокотник, дремал Барнс. Правой рукой он прижимал к своему боку спящего ребенка. Когда за кадром раздалась чуть издевательская реплика «Ну какие же вы сладкие пирожочки», Баки разлепил глаза и нахмурился, глядя в камеру. Поднял вверх металлическую руку и лениво оттопырил средний палец, все так же сонно бормоча «Иди к черту, Бартон». Человек за кадром хмыкнул, а Питер завозился под боком, лепеча что-то и пытаясь подняться. Барнс тут же потерял к Клинту интерес, наклонился к ребенку, шепча мягкое «Все хорошо, спи, малыш» и целуя того в макушку. Женщина досмотрела видеозапись в полной тишине, прижимая пальцы к дрожащим губам и пытаясь сдержать слезы. На следующий день, уладив все дела, она купила билет на самолет.***
Самолёт из Лондона садится в аэропорту Кеннеди ровно в два пополудни. Мэй Паркер, уставшая и вымотанная семичасовым перелетом, утомленно прикрывает глаза, двигаясь в людском потоке. Она бы прошла дальше, но в один момент в толпе раздается счастливый детский голосок, восклицающий «Тётя Мэй!», и буквально за две секунды Мэй находит взглядом ребенка на руках темноволосого мужчины. Замирает на несколько мгновений, потому что, несмотря на то, что да, она видела фотографии, да, знает, что произошло, — поверить все равно сложно. Женщина зажимает рот ладонью, всхлипнув, и быстрым шагом направляется к соскочившему с чужих рук и бегущему ей навстречу ребенку. Мэй отпускает ручку чемодана, который почти сразу забирает Барнс, и подхватывает на руки Питера. — Питер, малыш! — слов не осталось, она только прижимает к себе вихрастую макушку, покрывая беспорядочными поцелуями смеющегося Пита. Тот хохочет и вертится, а Мэй старается не разрыдаться, потому что это словно вернуться в прошлое: когда Ричард, Мэри и Бен еще были живы.***
Барнс ведет машину, — черный бронированный внедорожник, — по Метрополитен-авеню, иногда поглядывая в зеркало заднего вида. На заднем сидении Питер в детском кресле рассказывает Мэй о том, как на выходных он учился печь торт. Женщина тихо смеется и расспрашивает обо всем. — Баки тясто возит меня в больсую басню, в католой зывут супелгелои. И там есть мистел Сталк! Плиставляес, он — зелезный тилавек. Там весело, мозно иглать в плятки или догонялки, — тут голос ребенка падает до таинственного шепота. — Иногда Капитан Амелика иглает со мной в лото. Барнс молча улыбается и переводит взгляд на дорогу. На ужин они заказывают пасту и салат, и Питер долго выковыривает из салата сельдерей, вертит носом, отказываясь. Баки в таких ситуациях всегда теряется, но Мэй лишь хитро щурится и со вздохом произносит «Значит, так и не вырастешь». Сельдерей на тарелке исчезает уже через несколько минут. Барнс восхищен.***
Питер остается у Мэй, это ожидаемо. Джеймс давит внутри алогичную ревность и понимающе кивает на эту просьбу женщины. Оставляет ей номер своего телефона, долго прощается с Питером, потому что тот не хочет его отпускать, и уезжает. Домой не возвращается, едет в Башню — сидеть в пустой квартире одному нет никакого желания. В Башне тихо и светло, Пятница приветствует Джеймса мягким голосом, и мужчина поднимается на свой этаж. В его комнатах чисто, постельное белье свежее и пахнет какими-то цветами, но обстановка лишена уюта и малейшего намёка на обжитость. Бак оглядывает темно-синие стены, пару игровых приставок на журнальном столике. Бросает куртку в кресло и выходит. Если ничего за три недели не изменилось, тренировочный зал был на двадцать седьмом этаже.***
Питер приходит в комнату Мэй, когда уже за полночь. Женщина читает книгу при свете лампы, и мальчик робко жмётся к дверному косяку, прижимая к себе мягкую игрушечную акулу почти с него ростом. Мэй ласково улыбается ему, откидывает край одеяла, и Пит радостно залезает под тяжелую теплую ткань, прижимаясь ледяным пятками к женским ногам. Та охает от неожиданности и притискивает мальчишку ближе к себе. Он сопит ей в бок, комкая в пальчиках акулий плавник, и через несколько минут тихо произносит: — Потиму Баки уехал? Он меня больсе не любит? — на этих словах его голос дрожит, как и нижняя губа. — Мама с папой тозе не возвласяются. Они... они меня блосили? — Ну тише, тише, маленький, что ты? Конечно, Баки любит тебя, — мягко укачивая ребенка, шепчет Мэй. Сглатывает комок в горле и продолжает. — И мама с папой тоже. У них просто командировка, они на секретной миссии. А Баки приедет завтра, малыш. Как же он без тебя? — Плавда? — вытирая уже потекшие по щекам слезы, спрашивает Питер. — Конечно, правда, сладкий, — улыбается ему женщина. Целует в лоб, поправляя кудрявую прядку, гладит по щеке. — Мы все тебя очень любим. А сейчас ложись спать, нужно отдохнуть. Завтра мы втроем можем сходить в парк аттракционов. Питер послушно закрывает глаза и ждет, когда наступит завтра.