Касаться тебя. Мыслью, руками и языком. Не верить тому, что ты можешь вот так исчезнуть: Мы не умеем ценить то, что нам дано, Я надеваю пальто и бреду над бездной. © К. С.
***
— Тони, тебе нужно... О Господи! — светловолосая женщина отшатывается от дверного проема, пропуская бегущего ребенка. Питер проносится мимо, издавая клич команчей, затем вопит что-то, похожее на «Пластите, мисс Поттс!» и скрывается за углом. Пеппер намеревается уже шагнуть внутрь, но на этот раз в нее почти влетает дрон. [Прошу прощения, мисс Поттс] — раздается с потолка чуть извиняющий голос Пятницы. Наконец, женщина успокаивает дыхание, поправляет чуть сбившуюся юбку-карандаш и входит в столовую. Она находит Старка сидящим за столом над тарелкой рагу с абсолютно нечитаемым лицом. Тони пялится в пространство и механически возит вилкой кусочек мяса по тарелке. — Тони, ты... в порядке? — с тревогой спрашивает женщина. — М, да, да, — с все таким же странным лицом отвечает тот, не отрывая взгляда от одному ему видимой точки. — Чувствую себя, будто попал в торнадо, но в целом — порядок. — Что тут произошло вообще? — мужчина очень верно сказал про «торнадо», потому что стулья, хоть и не перевернуты, стоят, отодвинутые, по всему помещению, стол завален какими-то коробками, а на полу виднеются пятна, подозрительно напоминающие джем. — Пит и Ница играли... В салочки. Потом в прятки. Потом опять в салочки. — ...что? — в первую секунду Вирджинии кажется, что она ослышалась. — Ага, представляешь, — все так же флегматично бормочет Старк. —Искусственный интеллект нового поколения, практически всемогущий псевдоразум, для которого взломать Пентагон или НАСА — это так, мелочи... С помощью дронов играет в догонялки с пятилетним пацаном. После этих слов он с запозданием переводит взгляд на Пеппер и смиренно добавляет: — Мир катится в бездну.***
Дни проходят за днями, и лето сменяется осенью, а Питер все так же остается пятилетним крохой. Тони договаривается с администрацией университета, организует финансирование научной лаборатории и — о, чудо! — деканат любезно закрывает глаза на почти трехнедельное отсутствие одного из лучших студентов. Директриса улыбается и выражает свое сожаление по поводу «болезни мистера Паркера» и уверенность в том, что «способный юноша» без проблем наверстает пропущенный материал. Старк ослепительно улыбается и кивает, а покинув кабинет, морщится, как от зубной боли. Бюрократы и взяточники. Везде одно и то же. На самом деле, Башня... меняется. Это происходит незаметно, но если вспомнить, что было в начале, разница очевидна. Каждый, кто живет здесь, становится... мягче? Объединенные заботой о маленьком ребенке, они открываются друг другу, потому что нельзя относиться с прохладным вежливым безразличием к человеку, который приходит к тебе, уделанный в варенье/краске/муке и просит «подменить» его, держа на вытянутых руках хохочущего Паркера. И вот уже мягкий Брюс с бесконечным терпением помогает Питеру мастерить модель вулкана, извергающего овсянку («обязательно с зефилками, это летясие камни!»). Клинт однажды привозит своих детей, и Башня два дня стоит на ушах. Кэп впервые за долгое время улыбается невероятно солнечно и открыто, а на тумбочке в его спальне лежит скетчбук, полный зарисовок малыша со Мстителями в самых разных ситуациях (Щ.И.Т. еще неделю гадает, не появилась ли у Роджерса дама сердца, иначе из-за чего он так светится?). Больше всех, наверное, меняется Нат. В Романофф просыпается что-то настолько женское, совершенно для Вдовы не характерное. Отношение, какое бывает лишь у матерей к детям — своим ли, чужим, это не важно. Просто в одно мгновение насмешливый прищур и ехидная ухмылка сменяются улыбкой настолько нежной и искренней, и первое время остальные неловко отворачиваются, потому что непривычно им видеть русскую такой открытой. Ну а Тони... А что Тони? Тони просто прячется в мастерской и на какой-то черт в тайне от Барнса и Пепс мастерит крошечный костюм (Энтони Эдвард Старк, ты окончательно спятил!). Он без вебшутеров и прочих паучьих штучек, но ткань способна выдержать прямой удар ножа, а при необходимости, костюм доставит Пита в безопасное место. Карапуз приходит в полнейший восторг, отказывается снимать красно-синее трико и вопит что он «супелгелой». Тони за спиной недовольной Мэй подмигивает мальчишке, а женщина, поворчав, смиряется и все же соглашается с тем, что так действительно безопаснее.***
Барнс тренируется на стрельбище, когда у него в какой-то момент едва заметно дергается рука. Пуля, вместо того, чтобы привычно четко войти в десятку, прорывает плотную бумагу в районе восьмерки. Джеймс зависает на несколько секунд, пустым взглядом смотря в стену и пытаясь понять причину дрогнувших пальцев, а потом срывается с места. Он почти сбивает с ног какого-то лаборанта, пронесшись мимо с нечеловеческой скоростью, врезаясь в стены, когда его заносит на поворотах, и, кажется, даже пару раз оставляет на тех неприглядные вмятины. Но ему вообще не до того, потому что по загривку бегут ледяные мурашки, а внутренности сворачиваются в скользкий узел. Барнс привык доверять интуиции — чутьё у Зимнего невероятное, на каком-то совершенно ином уровне. Поэтому сейчас он мчится... к Питеру? Поймав, наконец, за хвост назойливую и мутную мысль, мужчина бежит еще быстрее. И когда он, наплевав на лифт, почти взлетает на несколько десятков этажей, до него доносится полный ужаса и боли детский крик. Мир выцветает до бледно-серого, в груди клокочет закипающей яростью низкий гортанный рык. В комнате — Романофф и Уилсон, и, едва увидев, как Сокол сжимает в ладонях тонкие запястья ребенка, Зимний издает что-то почти на грани инфразвука, что-то, что человеческое горло не способно воспроизвести. Один удар сердца — Уилсона отшвыривает к стене, как тряпичную куклу, и краем сознания Зимний внутри холодно отмечает: перелом левой руки и почти наверняка сотрясение. Звуки доносятся как из-под воды, что-то кричит ему рыжая шпионка, но всё, на чем сконцентрирован серый взгляд, — сжавшийся в комок ребенок на полу. Его. Нужно. Защитить. Эта мысль бьется в голове в ритме пульса, и все остальное отходит на задний план. Ребенок все еще на полу, плачет, пытается вырваться из женских рук и кого-то зовёт — Солдат не знает, кого, —(он даже не знает этого мальчишку)
но знает, что просто обязан его защитить. Полный бешенства взгляд обращается на женщину. Зимний, сгорбившись, шагает к ней, но не успевает ударить. Его отбрасывает обратно в коридор ударом чего-то достаточно большого и сильного. Рядом кто-то кричит, тащит его в сторону от ребенка, пока Солдат пытается вырваться из стального захвата, хрипя. — Пятница, протокол «Отморозок», живо!.. — чей-то голос ввинчивается в уши, но сейчас это не важно. Когда запястья сковывают магнитные браслеты, Солдат на миг замирает. Смотрит дико, почти не веря, и рвется вперед, туда, откуда доносится захлебывающийся болью детский крик. Не получается. Он не может оторвать ладони от стены. Но это не значит, что он не пытается. Бьется, словно под напряжением, рыча, хрипя и воя, так, будто его заживо режут, потому что знает, — ему нужно туда. Кожа на запястье правой руки уже через несколько минут превращается в лохмотья, из-под широкой и тяжелой полосы металла течет кровь. Левая гудит и высекает искры, и Зимний чувствует, как корежится металл сочленений и сервоприводов. Он. Должен. Солдат стирает запястье до костей, но это не помогает. Он готов собственную руку отгрызть, если это сработает, но вторая так же закована в браслет. Поэтому все то время, пока за дверью кричит, надрывая связки, ребенок, Зимний бессильно рычит, стискивая зубы, почти кроша их. Его разум рассыпается в пыль, и он бьётся, прикованный к стене, колотится, выгибаясь дугой. Сорванный голос дерет глотку, суставы трещат, выворачиваясь, позвоночник выламывается до хруста, а по щекам текут слезы. Когда ребенок затихает, Солдат обвисает в колодках и воет на одной ноте, безнадежно, тихо и обреченно. Он не знает, сколько проходит времени, прежде чем дверь открывается, и оттуда вываливается с трясущимися руками темноволосый мужчина, за которым идет на ватных ногах высокий блондин. Наткнувшись взглядом на прикованного Солдата, оба пораженно застывают. Роджерс обшаривает взглядом Барнса, и голубые глаза расширяются в ужасе. Запястье правой руки перемолото, пережевано, разодрано до мяса, и светло-серая майка на боку залита темной кровью. Ладонь левой руки почти оторвана от запястья, металл сочленений искорежен, виднеются тонкие провода. — Барнс, твою мать, какого ху... — Тони хрипит, ошарашенно глядя на то, что сотворил с собой Зимний. Он с опаской подходит ближе, негромко зовет: — Эй, придурок... Ты соображаешь вообще? Барнс несколько секунд молчит, бессмысленным взглядом сверля стену, потом поднимает мокрые глаза на Тони, разлепляя пересохшие губы, сипло выдыхает: — Миссия... провалена. Обнуление? За спиной Старка резко, судорожно выдыхает Стив. — Что еще за миссия, Барнс, ты спятил? — Миссия... Защищать... Не выполнил, — хрипло выплевывает Джеймс, все так же бессмысленно глядя в стену.***
Тони пьет. Трясущимися руками наливает в стакан коньяк и опрокидывает в себя, один за другим. И если в любое другое время старина Роджерс обязательно высказался бы о вреде алкоголя на немолодой организм, то сейчас Кэп молчит. Сидит рядом и молчит. И глаза у него — выцветшие до пепельно-серого. К коньяку не притрагивается, хотя Старк уверен, — если бы не полный иммунитет к опьянению, Стив вылакал бы уже половину его бара. Но так как градус его не берет, Роджерс курит. Дымит, как паровоз, сученыш, Пятница даже вытяжку включила, потому что дым стоит такой, что хоть ножом режь. Лицо у Стива такое же серое, как и глаза, губы сухие и обветренные. Большая трясущаяся рука комкает пустую пачку, рядом валяется еще одна, тоже пустая. Капля никотина убивает лошадь, да? В Роджерсе лошадок, видимо, как в хорошем движке. Тони чувствует, как дергается нижнее веко. Сжимает зубы, с интересом патологоанатома рассматривая собственную подрагивающую ладонь. Как-то раз Пепс сказала ему, что люди, которые физически ранят себя, — либо стараются заглушить боль еще большую, либо считают, что они заслуживают этого, наказывая себя подобным образом. А потом добавила, что порой сигареты или выпивка — это тоже один из способов причинения себе вреда. Старк жмурится и залпом допивает. Кровь пульсирует в голове, отдаваясь в ушах набатом. За. Слу. Жил. Повторяемое пятилетним ребенком «пожалуйста», перемежающееся рыданиями и мольбами прекратить, будет сниться ему в кошмарах.Боже, если ты есть...
Они оказались не готовы. Просто не готовы к тому, что Питера прямо во время собирания паззлов начнет ломать и корежить, выворачивать от боли. Все было хорошо, просто хорошо, и вдруг... В один миг. И никто ничего не мог сделать — только звать Стрэнджа, удерживать ребенка, чтобы не навредил себе во время судорог, и, черт побери, молиться. Все завертелось вихрем, и время утекало сквозь пальцы, тянулось, как резина, а Стрэнджа всё не было, и мучился от боли ребёнок — мучились они все. Без преувеличения, Старк может с уверенностью сказать, что это были самые худшие пятнадцать минут в его жизни. Потому что. Потому что Питер плакал от боли, просил и звал Баки-чертового-Барнса — того самого, что слетел с катушек в тот момент и висел, прикованный к металлической прослойке в одной из стен. Внутри кипит бессильная, отчаянная злость — на суку-судьбу, на весь мир, на себя. Безвольного Барнса с мертвым взглядом сдали на руки срочно вызванной Чо, женщина только хмурилась, укладывая пугающе покорного Солдата на подобие операционного стола. Старк оставил организационные вопросы на Пятницу и удрал к бару, а Роджерса прогнала сама Хелен, после чего тот печальной тенью отца Гамлета притащился следом за Старком.***
— Его правую руку я в порядок привела, но сами понимаете, мистер Старк, с левой справляться вам, это вне моей сферы деятельности, — Хелен, как всегда, говорит четко и по делу, не размениваясь на долгие разговоры ни о чём. — Так же посоветовала бы вам одного психотерапевта — мистеру Барнсу нужна профессиональная диагностика и психологическая помощь. Я оставлю вам контактные данные. — Спасибо, мисс Чо, это то, что нужно, — у Тони круги под глазами уже такого размера, что он может изображать панду, и голос охрип с похмелья, но он просто не может позволить себе расклеиться. Не сейчас. — Как Питер? — Обследование мистера Паркера не выявило отклонений от нормы. По всем показателям он в полном порядке, не считая небольшой слабости, но это компенсируется сном и здоровым питанием. Возвращение в привычное для его тела состояние произошло спонтанно, толчком, что вызвало сильные нарушения в работе внутренних органов и разрывы мягких тканей. Мистер Стрэндж весьма помог, так как, помимо хранителя неподвластных человеку технологий, он еще и врач. Насколько я поняла, Доктор смог замедлить время перехода из одного состояния в другое, что позволило ускоренной регенерации зарастить повреждения. Отмечу, что регенерация на привычно высоком уровне, так что по всем прогнозам, мистер Паркер будет полностью здоров уже через несколько дней. Я задержусь в Нью-Йорке на неделю, чтобы проконтролировать процесс восстановления. Тони шумно втягивает воздух, прикрывая глаза, и женщина тактично отводит взгляд от свидетельства чужой слабости. — Спасибо еще раз, Хелен. Медик лишь кивает и выходит за дверь.***
— Механизм процесса похож на синдром множественной личности. Проще говоря — «расщепление», — вежливый высокий мужчина, доктор Спенсер, снимает очки и откладывает папку с делом Дж.Б. Барнса на стол, переводя взгляд на Старка и Роджерса, сидящих напротив. — Во время сильного эмоционального потрясения подсознание предпочло выдвинуть вперед модус «Зимний Солдат», используя его в качестве второго эго-состояния. Травмирующее событие пошатнуло и так нестабильную психику, сработав на манер триггеров, и случился сбой. — Чем это грозит? — хрипит Роджерс, подаваясь вперед. — Мне жаль, но предсказать точно нельзя. Случай специфический. Единственное, что могу сказать точно: вероятность рецидива почти стопроцентна. Мычит, вжимаясь в кресло и жмурясь, Стив. Тони устало растирает лицо руками. — Что нам делать? — По возможности избегать стрессовых ситуаций, особенно в первое время. Я бы настаивал на подробном исследовании крови мистера Барнса, потому что, скорее всего, для него понадобится либо увеличение дозы лекарственных препаратов, либо разработка индивидуального состава. Сами понимаете, случай уникальный. — Этим займется доктор Беннер, — вымотанно произносит Старк, откидываясь в кресле. — Прекрасно. В таком случае, необходимо комплексное медикаментозное лечение, — нейролептики, возможно, антидепрессанты, — посещение психотерапевта и избегание травмирующих ситуаций. — Ладно. Ладно, хорошо, — тихо бормочет Старк, кидая короткий взгляд на совершенно убитого Роджерса. — Хорошо. Сейчас-то с ним что делать? — Сейчас он не опасен, ни себе, ни другим. Просто позвольте ему... Увидеть мальчика. Это должно помочь. Это и правда помогает. Барнс почти оживает, когда его пускают в палату. Молча переставляет кресло в дальний угол, чтобы видеть дверь и окна, а затем забирается в него с ногами, скашивая иногда глаза на спящего Питера. Роджерс смотрит на них обоих глазами побитой собаки, а Старк просто сидит на краю кровати мальчишки, едва слышно бормоча про «седые волосы и нервные клетки». Романофф и Уилсон в медблоке, отлеживаются после танцев с Зимним, а Мэй Паркер уже летит в Нью-Йорк из Вашингтона на личном квинджете Старка. Руку Призрака Тони починил. Ну как «починил» — не было у него времени на вдумчивое изучение механизма, так что мужчина только кое-что поправил и спаял металл заново, придавая бионике первоначальный вид. Работала она гораздо хуже, и это Старку было ножом по сердцу, — ущемление его профессиональной гордости всё-таки, — но не до того было. После нормально засядет за чертежи, подумает пару-тройку дней и сделает лучше, чем было. Но это все потом. Сейчас важно другое. Через сорок минут дверь в комнату открывается, и на пороге появляется Мэй. Женщина окидывает взглядом палату и шагает к Зимнему. Тони вскидывается, сам не зная, что собирается сказать, но не успевает, потому что Мэй Паркер обнимает Солдата. Тот напрягается весь, каменеет, но через несколько секунд будто сдувается и скованно приобнимает ее в ответ. Женщина тихо плачет, гладя Барнса по спине, и шепчет: — Бедные мои мальчики... Все хорошо, все будет хорошо, Джеймс... Бак стискивает ее сильнее, хрипло и часто дыша. Все будет хорошо. На следующий день Питер приходит в себя.***
Питер ласковым котом нежится под руками, подается под шершавую ладонь. С блаженной улыбкой трепетно прикасается губами к барнсовым скулам, переносице, целует морщинку между бровями. — Ты вернулся... — шепчет тот сорванно, хрипло, и грудь ходуном ходит, вдох-выдох-вдох. Пальцы скользят по лицу, с нажимом, чуть подрагивая, ведут вдоль линии челюсти, закрываются в каштановые кудряшки, массируют затылок. Пит улыбается, светло и солнечно, и Барнс узнает эту улыбку, потому что так же Пит улыбался ему в пять. Целует мальчишке руки, с невыразимым трепетом касается губами голубых венок под тонкой кожей. Паркер щурится, счастливый до умопомрачения, сидит, сжимая коленями мужские бедра, поглядывает из-под ресниц почти кокетливо. Голову склоняет к плечу, и Призрака дрожью болезненной пробирает вдоль хребта, скручивая что-то узлом прямо за ребрами. Сердце щемит от какой-то нечеловеческой, бесконечной нежности, которая топит, накрывает с головой при взгляде на мальчишку. Барнс вжимает в себя худое, жилистое тело и жмурится, потому что под веками печет.***
С выздоровления Питера проходит неделя, а тем временем настроения в Башне бродят... странные. Все рады, что Пит в порядке, но... По нему скучают. По тому малышу Питеру, которого Клинт таскал на руках, которого Нат пичкала своей kashey, Зимний катал на плечах, а Тони баловал, создавая пацану костюмчики. А сейчас вместо ребенка есть двадцатилетний парень, и никак не получается принять тот факт, что студент-Паркер и детсадовец-Паркер — это один и тот же человек. Градус неловкости достигает пика, прежде чем всё решает случай. Просто однажды утром Пит сидит на кухне, запихивая в себя тосты с джемом, рядом пьет свой кофе Тони. Это общая столовая, поэтому нет ничего удивительного, что примерно в одинаковое время туда сползается половина команды. И пока пацан обсуждает с Тони проект по квантовой механике, в помещении незаметно материализуются Клинт и Сокол. Мальчишка здоровается и просит Пятницу приготовить им кофе, возвращаясь к разговору. Клинт, проходя мимо, ерошит тому волосы. Ближе к концу завтрака в проеме появляется совершенно сонный Стив (Паркер уже на автомате заказывает кофе), а следом почти сразу возникает Наташа. Женщина, проурчав что-то, похожее на приветствие, проходит к стойке, но по пути останавливается рядом с Питером, подхватывает салфетку и, цокнув языком, вытирает с щеки мальчишки джем со словами «ну что ты за поросенок?». Пит в ответ только солнечно улыбается. Герои Земли возвращаются к завтраку и, наконец, понимают, что ничего не изменилось. Тони все так же мастерит для мальчишки костюмы, Барнс катает его на плечах, Нат не ворчит о неправильном питании — лишь с убийственной улыбкой ставит перед пацаном тарелку с супом, и тот предпочитает затолкать подальше свое возмущение и есть молча. У них всё, как раньше, и это прекрасно. ______________________ — Питер, а как вообще так вышло, что на тебя воздействовали какой-то инопланетной херней? — ...оу, ну. Ха-ха, видите ли, мистер Старк, я решил накрыть одну преступную группировку, промышляющую контрабандой краденного космического оружия после того вторжения в Нью-Йорк... — ...так, Барнс, подержи паршивца, я достану ремень.the avengers will return