Не теперь

Доктор Брайан, носивший звание рыцаря, оказался маленьким человечком с крупной головой, увенчанной пушистым нимбом волос вокруг сияющей лысины. Более невоинственную внешность представить было сложно — голубые пуговки глаз подпирались пухлыми щеками, задорно вздернутый нос усыпали веснушки, а губы складывались кокетливым бантиком. Наверное, нелегко было командовать людьми, норовившими разулыбаться, глядя в лицо, поэтому доктор держался намеренно холодно и высокомерно. Это выглядело едва ли ни более комично, чем если бы он скакал колобком. Он пришел в кабинет проктора с металлическим чемоданом в руках, в сопровождении бесшумного медицинского протектрона и не стал задавать никаких вопросов — видимо, ему уже описали ее случай. Доктор деловито разложил Нору на кушетке, спрятанной за солидным металлическим шкафом, без всякой нежности прощупал ее многострадальный, покрытый синяками живот, с помощью робота сделал кучу рентген-снимков, а потом вправил ей сломанную переносицу, нашпиговал уколами, утыкал капельницами, облепил заживляющими пластырями и оставил лежать под прогревающими манипуляторами протектрона. — Хотите отдохнуть или продолжим разговор? — раздался из-за шкафа голос Бэрри, когда врач покинул его кабинет. — Слушать я в состоянии, — отозвалась Нора, стараясь не слишком разнежиться под успокаивающими прикосновениями. На самом деле ей ужасно не хотелось возвращаться к проблемам. Лекарства, тепло, ультрафиолет и слабые электрические импульсы делали с ее телом чудеса. Ей казалось, что оно рождается заново, собирается обратно в единое целое из разрозненных и погнутых кусков. Было бы здорово сделать такой же массаж на душе. Но светило ли ей это хоть когда-нибудь? Вряд ли она отважится рассказать хоть кому-то о том, что с ней здесь случилось. — Хорошо, — проктор зашел в закуток с кушеткой и присел в изножье. В голове мелькнула вялая мысль, что она валяется перед ним в одном белье, а потом Нора вспомнила, что Бэрри видел ее, когда на ней не было ничего, кроме крови и грязи, и снова расслабилась. — Вы были правы насчет изоляционизма — он превращает сталь в жесть, — начал Бэрри невозмутимо, словно они по-прежнему сидели, разделенные столом. — За двести лет в семьях возникли династии, которые потом выродились в традиции престолонаследия. Нередко во главе Братства оказывались люди для этого крайне неподходящие. Ведущие Братство совершенно не туда. Но сейчас самое время для перемен. Если мы все выживем, нам придется отредактировать и Кодекс, и Устав. У нас нет выбора — вчера в Братстве возник самый серьезный кризис за двести лет... Из-за вас. С нее мигом слетела вся благостность. Нора приподняла голову и внимательно посмотрела на Бэрри. Тот недобро усмехнулся: — Старейшина Данс вышел на связь и объявил Совету ультиматум. Он требует вашей выдачи и автономии для Восточного отделения. В противном случае грозит развернуть полномасштабные военные действия, заручившись поддержкой Среднезападного Братства и Новой Калифорнийской республики... Вижу, вы не удивлены. Ее пульс подскочил до пары сотен ударов в минуту. Данс все-таки не стал выжидать условленный месяц. Нора сглотнула, благословляя его упрямство. Выходит, именно оно спасло ей жизнь и рассудок! — И что ответил Совет? — Старейшины в панике, — проктор дернул углом рта, а потом склонился к ней и отчеканил: — Вы не понимаете, что натворили! Совет ни за что не позволит себе еще раз уронить лицо. Они уже объявили Восточное отделение отступниками и приспешниками Анклава. Преступниками и агрессорами. И теперь речь идет о том, чтобы нанести по нему ядерный удар. Для спасения мира, конечно же. В глазах Норы потемнело, словно ей снова врезали по печени, а воздух в легких превратился в кипяток. На сетчатке всплыло зеленое пятно, отпечатавшееся после взрыва в реакторе Института. Она тяжело задышала, резко отстранилась от манипуляторов протектрона и привстала, стиснув кулаки. — Это не блеф? Братство ведь клялось защищать мир от ядерного безумия! Они действительно посмеют? Ради амбиций?! — Давайте, не будем говорить об амбициях и о том, кто кого и на что вынудил, — холодно предложил Бэрри. Его глаза вновь превратились в стальные кинжалы. — А подумаем о том, что вы можете сделать. Именно вы привели Братство на грань катастрофы. — Я?! — Нора подалась к нему, опасно натягивая трубки капельниц и вызывая этим недовольное гудение робота. — Не нужно все сваливать только на меня, проктор Бэрри! Но было поздно. На ее плечах уже лежала тяжесть всего мира — втрое, вдесятеро большая, чем раньше. И она сделает все, все, что угодно, пойдет на любые сделки, любые преступления, лишь бы не дать упасть на Бостон или Вашингтон новой ядерной бомбе. Осознав это, она беззвучно шевельнула губами, а потом улеглась обратно и позволила протектрону продолжить свою работу: — Расскажите, в чем заключается наш договор. Но предупреждаю, пока я здесь, старейшина Данс не отзовет ультиматум, особенно после ответной угрозы. Если он что-то решил, то пойдет до конца. Даже я не смогу на него повлиять. Бэрри помолчал, сверля ее взглядом, а потом иронично приподнял бровь: — А вы не выглядите виноватой или напуганной, Страж Марш. Даже не знаю, что это — самоуверенность, глупость или маска? — казалось, его позабавила эта мысль. — Это здравый подход к проблеме, проктор, — ответила Нора устало. — Итак? План проктора Бэрри был внешне прост — он предлагал надавить не на Совет, а на каждого старейшину по отдельности и предложить им способ сохранить лицо, не вступая в открытое противостояние. Он рассчитывал воспользоваться аналитическими способностями Норы, как бывшего спецагента, а также ее ораторским талантом и навыками лазутчика и снайпера. — Я ждал удобного момента. И вот он, удобнее уже не будет, — мрачно прищурился Бэрри. — У меня есть свои идеи, но хотелось бы сперва узнать ваше мнение. И он передал ей документы в двенадцати папках — досье на действующих членов Совета и их предполагаемых преемников, кропотливо собираемое им в течение нескольких лет. Стопка выглядело внушительно. Чтение отняло у Норы около трех часов. За это время доктор Брайан успел вернуться за протектроном, поменять лекарство в капельницах и скормить ей безусловно питательный, но не слишком вкусный суп. А проктор Бэрри — задымить кабинет сигаретами, которые он в последний час подкуривал одну от другой, углубившись в какие-то записи. Подбор документов оказался... интересным. Копии писем, записи тайных переговоров, расшифровки радиовызовов. А ремарки Бэрри на полях — емкие и точные — выдавали в нем человека проницательного, умного и крайне циничного. Нора читала, все больше увлекаясь. Портреты членов Совета обозначились ярче некуда. Как она уже знала, каждый из них не только курировал свою территорию с бункером в центре, но и являлся своеобразным министром. По ее мнению, самой неприятной и мощной фигурой здесь был «министр обороны» Рональд Картер. Он буквально держал за горло своих коллег. По сведениям Бэрри, именно он отдал Нору в руки рыцарю Гейлу. А документы характеризовали старейшину, как классического фанатика и параноика — из тех, что не только с удовольствием отправляют на костер других людей, но и охотно горят на них сами. Он любил идею, и только ее. И вряд ли осознавал, что живые люди никогда не смогут стать столь же идеальными, как модели в его голове. Его главным соперником был Дэррен Финч, «министр экономики» — не менее опасный, ревниво и преданно любящий власть. Она же являлась его слабым местом. Постоянным союзником он не был никому и никогда, однако временным его можно было попытаться сделать. Именно Финч был автором двусмысленного приказа Хранителю Генри Кадену. «Министр политпросвещения» Гарсия Дюран показался Норе человеком, искренне любящим Братство. Но представляющим тот самый тип лидера, который она лично ненавидела и опасалась — из тех, кто точно знает, как надо, кто готов отстаивать свою, единственно правильную, точку зрения с оружием в руках. На «министра производства» старейшину Джеймса Кларенса было удивительно мало материала. Из того, что Нора прочитала, можно было сделать вывод, что это хитрец, лицемер, флюгер и виртуозный приспособленец. Однако, судя по пометкам Бэрри, Кларенс порой умудрялся настолько запутать Совет, что мнения делились строго поровну, и принятие решения в итоге выпадало на его долю. Нередко это решение оказывалось купленным одной из фракций. Более всех симпатичен ей был «министр исследований» Джон Миура — человек жесткий, но последовательный и мудрый. Во время переговоров только он хоть немного прислушивался к тому, что она говорила, и проголосовал против ее заключения под стражу. Но для политика он был крайне брезглив и патологически честен. — Интересно, тут еще помнят пословицу: «Слишком много поваров портят бульон»? — пробормотала Нора, закрыв последнюю папку. А потом взглянула на проктора: — Кажется, я поняла, кто ваш патрон. — В самом деле? — глаза Бэрри заинтересованно блеснули. — Старейшина Кларенс, верно? При его стиле без тайного помощника не обойтись. Проктор хмыкнул и не ответил. — Вы проделали большую работу, — она кивнула подбородком на стопку с папками. — Знаете, Бэрри, я уверена, что вы метите на самый верх. Но чего именно вы хотите? — Для начала — не допустить войну. — И перекроить Братство? Под своим единоличным началом? — Почему бы и нет? Ведь, выражаясь вашими же словами, повар должен быть один, — Бэрри смотрел на нее спокойно, с легкой насмешкой. Нора прошлась по кабинету, а потом остановилась, уставилась на проктора в упор и процитировала: — «Кулак — нам совесть, и закон нам — меч!» Вам бы подошли эти слова, Бэрри. — Ричард Третий? — отозвался тот, склонив голову набок. — Интересная ассоциация. — Имя Кларенс навеяло. Я все гадаю, какую роль вы ему отводите? И старейшинам, и всем нам? Боюсь, на смену разрозненной своре придет целеустремленное чудовище. Думаете, вы один знаете, как надо? Тот опять усмехнулся: — А вы знаете? Право в руках того, кто способен его взять. Посмотрите на себя. Мы похожи, вы ведь и сама из таких, Страж Марш. Вы многократно повторяли, что всего лишь хотите мирной жизни. Очаровательная скромность! Вы уже изменили лицо Восточного побережья и судьбы всех, кто там живет и служит. А все потому, что когда-то взяли на себя обязательства перед горсткой грязных фермеров. Но долг, мой дорогой Страж, имеет обыкновение расти, как сталагмит — капля за каплей. И в какой-то момент ответственность и обязанность становятся правом. Вы его забрали, убив Мэксона и Кадена. Уже тогда вы понимали, что на этом пути нельзя остановиться, не так ли? Поэтому и прилетели сюда — пытаться изменить всех нас так, чтобы вам стало удобнее жить. Не вы ли чудовище такое же целеустремленное? Я тоже хочу перемен. Но буду делать так, как удобнее мне. Мне здесь жить. А вы будете помогать. Впрочем, уверяю, вас я не обижу. — Право — ядерная граната без запала, — ответила Нора угрюмо. — Легко подорваться самому. Я вас поняла. Но мне не нравится выбор — кровь или грязь. Война или подлость. Бэрри вновь достал из ящика бутылку и стакан. Налил, посмотрел на виски, словно в янтарной жидкости был скрыт какой-то ответ. — Что поделать. Некоторые вещи не доставляют удовольствия. Их просто нужно сделать. Я знаю, вы по-своему симпатизировали Артуру Мэксону. И все же сделали так, чтобы он умер. — Я не... — начала было Нора, но замолчала, качая головой. Ее горло перехватило виной, страхом и неизбежностью катастрофы. Сможет ли она когда-нибудь посмотреть в глаза Дансу? Сможет ли она жить, зная, на что пошла практически добровольно? Но она не должна думать об этом сейчас. А потому подняла взгляд и снова спросила: — И кто же из старейшин не переживет перемен? — А как по-вашему? — губы Бэрри тронула сдержанная улыбка. Он смотрел на нее, словно прочитал все ее мысли. Нора вздохнула и сделала шаг с обрыва. Она будет кричать от ужаса и отвращения к себе только тогда, когда достигнет каменистого дна. Не раньше. — Картер. Остальных можно либо купить, либо запугать, либо убедить. Хотя, Дюрана можно переубедить, лишь сев на него сверху всем Советом. — Отлично, дорогой Страж. Похоже на план. Давайте, обсудим детали.