Не теперь

От бункера Лост-Хиллз, находившегося на западной окраине, до центра Мэксона оказалось минут пятнадцать ходьбы. Пахло здесь так же неприятно, как в большинстве послевоенных поселений — ржавчиной, неистребимой гнилью и затхлостью. Вдобавок с восточной окраины тянуло жирным дымом и металлом, оттуда же доносились приглушенные расстоянием гудение станков и гулкий грохот молотов. Однако по сравнению с какой-нибудь Мегатонной Мэксон выглядел оплотом цивилизации. Двухэтажные щитовые казармы, пронумерованные и выстроившиеся ровными улицами, блестели относительно свежей краской. Почти со всех крыш свешивались порядком выцветшие и покрытые копотью флаги и баннеры, на которых красовалась непременные крылья, мечи и шестеренки. На потрескавшихся бетонных мостовых Нора не заметила ни брошенного хлама, ни мусора — непременного атрибута бостонских или вашингтонских улиц. Обитатели Мэксона, облаченные в униформу и увешанные оружием, выглядели по-военному подтянутыми и по-военному же угрюмыми. И все-таки, даже здесь нашлось место музыке. Брезентовые навесы магазинчиков образовывали маленький опрятный квартал в самом центре города. В одной из открытых закусочных включенное на полную громкость радио играло безликий, но воодушевляющий военный марш. В свое время от всех этих фанфар, тарелок и бодрой, как перестук сухого гороха, дроби Нору здорово подташнивало. Сейчас же она, улыбаясь, остановилась на пороге уставленной столиками и огороженной тросом площадки. Ей почему-то вспомнилось, как они с Нейтом однажды сидели в уличном кафе под точно такую же музыку и пытались жевать картошку-фри под барабанный ритм, кивая друг другу, как два болванчика. Они часто дурачились. Смех был для них бальзамом, настоящей аква-витой в мире, полном обреченного безумия. Данс смеялся редко — исключая тот период, когда ему отшибло память. Но звук его смеха был для нее лучшей на свете музыкой. Она нестерпимо по нему скучала. — Страж Марш! — окликнули ее. Нора обернулась на зов с не до конца погасшей нежной и грустной улыбкой на губах. Ей приветственно махал рукой высокий и нескладный юноша, вчерашний подросток, с нашивками паладина на комбинезоне. Он не мог быть никем иным, как Майклом Финчем. Его светло-русые волосы были аккуратно подстрижены, но упрямые вихры все равно торчали на макушке и топорщили челку, придавая отпрыску старейшины задорный щенячий вид. — Доброе утро, паладин Финч, — поздоровалась она, подходя поближе. — Будете оладушки? Очень вкусные! У Курта на них лимит, но вам, наверное, можно, — Майкл тоже улыбался. Глаза у него были ясные и голубые, как васильки. — Ее еще не поставили на довольствие. Я бы запомнил, — проворчал повар, обряженный в униформу скриптора. — Да брось. Это же Страж Марш! — Майкл огорченно вздохнул и посмотрел на Нору: — Хотите, я вам свою порцию отдам? Оладушки и вправду выглядели и пахли весьма неплохо. Не то, что выданная ей час назад каша, которую переварили до состояния клейстера и, кажется, заправили машинным маслом вместо сливочного. Впрочем, есть ей в любом случае не хотелось. Нора покачала головой: — Благодарю, я уже позавтракала. Но чай с вами выпью с радостью. — Здорово! У меня столько вопросов... — начал было Майкл, потом перебил себя с тревогой: — Вы ведь не торопитесь? — Полчаса поболтать могу. Я как раз кое-кого жду, — от этого восторженного веснушчатого лица уголки ее губ сами снова поползли кверху. Нору сотни раз расспрашивали о довоенном мире, и обычно она представляла, что хотят услышать ее собеседники. Но юного паладина интересовали вовсе не еда, телевидение или магазины, и даже не военные технологии, связь и транспорт. Майкл начал расспрашивать о людях — тех, чьими именами назывались площади и скверы или в чью честь воздвигали монументы и памятники. И о современниках Норы. Кем они были? Что любили? Чего боялись? И Нора рассказала о «бостонском чаепитии», ставшем камешком, что вызвал лавину, о Джордже Вашингтоне и войне за независимость. А потом — о своих соотечественниках, которых власть имущие перестали считать людьми, отняли у них правду, свободу и выбор, а затем сбросили им на головы ядерные бомбы. Рассказала кратко, но информативно и образно — будто снова выступала перед послушниками. И совершенно не удивилась, когда еще в начале ее импровизированного урока истории вокруг них с Майклом снова собралась небольшая толпа. Едва она замолчала, ее принялись забрасывать вопросами — во многом уже знакомыми ей по обсуждениям лекций в Цитадели. Нора отвечала быстро и четко, порой перекрикивая поднимающийся гомон. А сама незаметно наблюдала за Майклом. Он молчал, напряженно обдумывая услышанное, и кидал на нее пытливые взгляды. Нора разглядела в них разгорающуюся искру интереса и мысленно себя похвалила. Кажется, ее наживка была успешно проглочена. Бэрри охарактеризовал паренька как недалекого, бесхарактерного и полностью зависящего от воли отца. Майкл выполнял нормативы на грани сдачи, хотя наставники утверждали, что он способен на большее. Точно так же, от сих до сих, справлялся и с порученными ему заданиями за пределами Мэксона. Ни с кем не дружил, но ни с кем и не ссорился. Единственной его страстью были книги, пока старейшина Финч не запретил ему читать что-то, не имеющее отношения к военному или оружейному делу. Бэрри отметил на полях, что Майкла не интересовало ничего из того, что могло предложить ему Братство — ни война, ни наука, ни политика. К главной идее Братства он тоже относился с прохладцей. Проктор, целеустремленный, как граната в полете, не сумел его понять и не знал, как подступиться. Их единственный разговор не закончился ничем. Должно быть, в лексиконе Бэрри просто отсутствовали слова «романтик» и «мечтатель». Финч-младший не смог увидеть мечту в оберегании технологий. Нора поманила его новой — о свободе. И, похоже, угадала. Стоило немного выждать, чтобы потом поговорить с ним снова. А сегодняшний разговор закончился, хотела она того или нет. Потому что к их столику протолкался рыцарь Бартоломью, похожий на изображения чумного доктора —сутулый, неизменно мрачный и с круглыми очками поверх массивного, будто клюв марабу, носа. Он являлся главой отдела внутренних расследований, можно сказать, ее коллегой. Но Бэрри рассказывал, что работы у этого рыцаря обычно бывало немного. — Страж Марш, вот вы где, — проскрипел он, недовольно над ней нависнув. Изображать недовольство Нора умела ничуть не хуже. — Рыцарь Бартоломью, вы заставили себя ждать, — ее тон был настолько ледяным, что собравшаяся толпа тут же притихла и начала рассасываться. — Вы раздобыли нам транспорт? В игру «Умори напарника» она включилась накануне, едва с ним познакомившись, и уже делала успехи. В прошлом Нора так же старательно бесила коллег, чтобы те держались подальше. Ее величали стервой абсолютно не зря. Стекла очков оскорбленно сверкнули: — Не знаю, как там у вас, на Восточном побережье, а у нас найти свободный винтокрыл — это не брамина подоить! Здесь все занимаются делом, Страж Марш, никто не собирается предоставлять вам машину по первой же прихоти. Нора поглядела на него с веселым недоумением: — Не знаю, как у вас, на Западном побережье, а у нас доятся не брамины, а браминихи, — позволила остаткам еще не разошедшихся слушателей посмеяться и добавила: — А если вы считаете расследование убийства прихотью, я могу попросить Совет предоставить мне другого помощника. Кстати, на мой вопрос вы не ответили. Бартоломью густо покраснел — скорее от злости, чем от смущения — и нервно дернул шеей: — Винтокрыл будет готов через полчаса. — Чудесно! Значит, вы можете пока уладить вопрос с постановкой меня на довольствие. И, если поторопитесь, мы успеем съесть по чудесной оладушке. Вы ведь придержите для нас парочку, скриптор Курт? — с улыбкой повернулась Нора к повару. — И скажите, дорогой шеф, у вас бывает кофе? Когда я веду следствие, мне жизненно необходим кофе! Нет? Какая жалость. О, рыцарь Бартоломью, может, вы заодно и этот вопрос решите? — Вы слишком много себе позволяете, Страж Марш! — воскликнул он с негодованием. — В самом деле? — Нора с любопытством склонила голову. — Меня заверили, что на время расследования у меня полностью развязаны руки. Я пытаюсь действовать максимально эффективно, рыцарь Бартоломью. Жду от вас того же — старейшина Дюран описывал вас как хорошего специалиста и очень полезного и расторопного человека. — Но я вам не послушник на побегушках! — Нам придется сотрудничать, так решил Совет, — напомнила она терпеливо, словно разговаривала с ребенком. — Во-первых, тратить время на пустые пререкания — не лучшая стратегия. А во-вторых — вы обязаны исполнять приказ старшего по званию. Когда Бартоломью, скрежеща зубами, ушел, Майкл расстроенно покачал головой: — Вы слишком с ним суровы. — Нас ждет непростая работа, — Нора спокойно отпила остывший травяной чай. — Не исключено, что рискованная. А рыцарь Бартоломью мне не доверяет и вряд ли успеет начать — на установление доверительных отношений у нас не хватит времени. Поэтому он должен всего лишь слушаться. Беспрекословно. — А мне кажется, он просто вам не нравится, — паладин с сомнением нахмурился и этим неуловимо напомнил ей Шона. У Норы заныло сердце. Она решительно отогнала мысли о сыне и сказала, усмехаясь: — Я умею сотрудничать с людьми, которые мне не нравятся. Знали бы вы, как мы порой грыземся с рыцарем-капитаном Келсом! Но только тогда, когда это не мешает общему делу. Общее дело — вот что важно. А остальное пустяки. — И это дело — найти убийцу? — оказывается, взгляд Майкла, когда надо, мог быть и предельно серьезным. — Не только, — отозвалась она тихо. — Вам ведь рассказывали, почему я сюда прилетела? — Только в самых общих чертах... — Он опустил ресницы, задумавшись. А потом посмотрел на нее с восторгом и испугом: — Кажется, Бостон снова становится началом важных перемен? — Хотелось бы, чтоб на этот раз все-таки обошлось без войны, — вздохнула она. — Если хотите, мы поговорим об этом завтра утром. — Хочу! — глаза Майкла засияли. — Мне тоже пора. Буду ждать завтра! Нора кивнула, пряча улыбку. Кажется, этот малыш не привык к тому, что его воспринимают всерьез. Улыбка погасла, едва она вспомнила, для чего подошла к этому кафе — Нора намеревалась использовать Майкла в грязной игре против его отца. И ее в который раз накрыло душной яростью пополам с отвращением. Больше улыбаться ей в этот день не пришлось. Визит в бункер Картера, на этот раз официальный, стал для нее тем еще испытанием. Она внимательно осмотрела труп старейшины и место преступления, изучила отчеты врачей и охраны, дотошно опросила весь административный аппарат покойного, отсмотрела записи с видеокамер. Как и предполагалось, никаких улик против нее не было. Поэтому все, что от нее требовалось — вызвать уважение окружающих своей бурной деятельностью и едкими, но справедливыми комментариями работы предшественника — собственно, рыцаря Бартоломью. Каждый, кто работал в ФБР в ее время, в совершенстве умел поднимать вокруг себя шум: все летело в тартарары, уровень преступности рос, как на дрожжах, и для агентов стало жизненно важным наглядно демонстрировать свою значимость. Работать тихо и незаметно означало загреметь в армию или в полицейские войска — это называлось оптимизацией штата. Нора не была исключением, ей точно так же приходилось пускать пыль в глаза, а потом переводить тонны бумаги, еще раз обосновывая собственную незаменимость. И сейчас она симулировала расследование довольно уверенно. Вот только какая-то часть ее разума упорно сопротивлялась этой комедии — время от времени ей хотелось расхохотаться и бросить свой исписанный блокнот прямо в лицо рыцарю Бартоломью. Наверное, так рвалась наружу очередная тихая истерика. Нора не давала ей шанса. Вечером она получила сомнительное удовольствие в очередной побеседовать со старейшинами. И почему-то это окончательно ее подкосило. В висках пульсировала тупая боль, а горло сделалось сухим и болезненным, как наждак: Нора ничего не могла поделать с глухой яростью, которую вызывали у нее эти постные лица. Накануне она держала себя в руках гораздо лучше. Да и разговор в прошлый раз вышел куда более коротким. — Нет, как я и говорила, я не стану предоставлять вам отчет о расследовании, — отрезала она сурово. — Каждый из вас является подозреваемым. Нора не стояла перед их полукруглым столом, уставленным кучей дисплеев, под прицелом лазер-гатлингов десятка паладинов в силовой броне, а сидела на довольно удобном стуле. Теперь старейшины предпочли встретиться с ней узким кругом, охраны не было, а оружие носил один рыцарь Бартоломью. По крайней мере на виду. Но сейчас ей было еще неуютнее, чем тогда. Четверо мужчин за столом переглянулись. — Мы это понимаем, Страж Марш, — интонации глубокого баритона Гарсии Дюрана можно было назвать дружелюбными. — Завтра вы сможете приватно побеседовать с каждым из нас. — Допросить, — поправила Нора жестко. — И не завтра, а сегодня. А еще я хотела бы заменить напарника. Рыцарь Бартоломью не выдерживает мой темп и задает слишком много лишних вопросов. Кроме того, мне придется сделать обыск в бункерах каждого из вас. — Неприемлемо! — разгневанно воскликнул Миура. — Это противоречит пункту Устава о неприкосновенности старейшин. Он единственный из Совета постоянно носил силовую броню — явно модернизированную и не раскрашенную, а отполированную. И выглядел сейчас, как разъяренный самурай с какой-нибудь древней гравюры. Воображение даже дорисовало яркий флаг, закрепленный за его спиной. Нора поморщилась, услышав знакомое словечко из чужих уст. — Вы ведь хотите узнать имя убийцы? — спросила она язвительно. — К тому же, предполагается, что честному старейшине Братства Стали нечего скрывать от своих братьев и сестер. Старейшины загомонили все разом, но Джеймс Кларенс при этом прищурился так, что у Норы неприятно засосало под ложечкой. В придуманном им плане действий об обысках ничего не говорилось. А потом он, видимо, решил, что плюсы перевешивают минусы. — Я согласен! Истина стоит некоторых неудобств, — громко сказал Кларенс. — От мысли, что убийца может сидеть в этом зале, мне сильно не по себе. Мой бункер в вашем полном распоряжении, Страж Марш. Он посмотрел на Нору и развел руками, мол, действуй. Но его взгляд говорил: «Попробуй, рискни причинить мне вред! Мы ведь знаем, кто настоящий убийца». Нору затошнило сильнее, она глубоко вздохнула, утаптывая злость поглубже, и ее голос прозвучал уверенно и спокойно: — Благодарю вас, старейшина Кларенс. Это разумный подход. — Что ж, я тоже «за», — усмехнулся Финч, дородный, пухлощекий, с маленькими недобрыми глазками. — Боюсь, все мои самые сокровеннее тайны уже стали достоянием общественности. И мне почему-то кажется, что наш таинственный враг не ограничился мной. Вполне может оказаться, что подобные папки собраны на каждого из нас. — Мне скрывать нечего! — рубанул воздух рукой Миура. — Но это нарушает правила. И, в конце концов, оскорбительно! — Согласен, — поморщился Дюран. — Некоторые личные секреты должны оставаться... личными. Нора покачала головой: — Я хочу устроить обыск не из любопытства. И дальше меня ваши тайны не уйдут. Старейшина Дюран скептически хмыкнул: — Это вы так говорите. Мы сняли с вас обвинения, но ваша благонадежность все еще под вопросом. А в свете некоторых событий... — Гарсия, мы это уже не раз обсудили! — с досадой одернул его Финч. — Давай разберемся сперва с этим кризисом. Нора почувствовала, что еще немного — и она все-таки не удержит себя в руках, и наговорит им все, что о них думает. Но ей пришлось сделать очередное усилие и произнести негромко и холодно: — Спасибо за поддержку, старейшина Финч. Значит, двое из вас отказываются содействовать следствию? Миура и Дюран переглянулись, а потом с явной неохотой согласились на обыск — с условием, что будут присутствовать при нем лично. Нора до конца сомневалась, что эти люди прогнутся. Может быть, они действительно оказались слишком напуганы. А может, рассчитывали перепрятать компромат до того, как она начнет поиски. Но главное, о чем ей сказало их согласие — старейшины не сомневались, что живой она Калифорнию не покинет. «Что ж, посмотрим», — подумала Нора и опустила взгляд, пряча вспыхнувший в нем мрачный огонь. — А теперь мы бы хотели послушать вас, рыцарь Бартоломью. Каково ваше мнение о работе Стража Марш? — старейшина Дюран явно попытался взять реванш. Как ей пояснили, Бартоломью был именно его ставленником, бесконечно ему преданным. Но Бартоломью вряд ли смог помочь ему укрепить позиции. Он предельно желчно рассказал, как его закидывали вопросами, заставляли уточнять неведомые ему детали и находиться в трех местах разом. Припомнил и злополучные оладушки. — Не могу сказать, что эта суетливая деятельность принесла плоды. Однако вынужден признать: судя по вопросам, которые задавала Страж Марш, ее выводам и последующим действиям, она вела себя достаточно профессионально, — с неохотой процедил он в итоге. — Оценил послушник паладина, — пробурчала Нора в сторону, продолжая играть свою роль. Ее реплику услышали. Бартоломью снова недовольно поджал губы, а старейшины, в который раз, начали переглядываться. — Что именно вас не устраивает? — брюзгливо поинтересовался Кларенс. — Скорость обработки информации, осведомленность в нюансах взаимосвязей между подразделениями Братства, отсутствие навыков стенографии, выносливость, наконец. Я быстро передвигаюсь, а мой напарник за мной не поспевает и вечно теряет меня из вида. Вы ведь собирались наблюдать за мной все время, так? Не спорю, рыцарь Бартоломью очень неглуп и весьма наблюдателен. Но он меня тормозит. И все время оспаривает мои приказы, — Нора опять задрала подбородок и скрестила на груди руки. — Неужели у вас нет никого более быстродейственного и дисциплинированного? — Проктор Бэрри, — Дюран посмотрел на Кларенса. — У него есть алиби, и он в неплохой физической форме для представителя Ордена Пера. По прочим параметрам он точно подходит. — Не уверен, что Дуглас владеет стенографией, — отозвался тот с сомнением. — К тому же, он сейчас работает над усовершенствованием гидравлического молота... — Вызовите его, Джеймс! — попросил Финч нетерпеливо. — Молот может подождать. Мы — нет. Кларенс поломался еще немного, и дал себя уговорить. Нора зааплодировала бы, но ей не хватило сил на позитивные эмоции. — Это все, о чем вы хотели нам сказать, Страж Марш? — сухо спросил Миура. — Нет, — ее нервы были напряжены, будто до предела натянутый трос. — Я хотела бы связаться с Вашингтоном и сказать старейшине Дансу, что со мной все в порядке. Новый обмен взглядами под грохот ее собственного сердца длился дольше, чем она была способна вынести. Но разве у нее был выбор? — Если она не скажет ничего, кроме этого, думаю, вреда не будет, — задумчиво произнес Финч. — Протестую! — Миура опять гневно раздул ноздри. — Переговоры с врагом исключены! Нора довольно убедительно приподняла бровь: — С каких это пор Братство Восточного побережья стало вашим врагом? — С тех пор, как старейшина Данс выдвинул нам ультиматум! — Джон Миура казался по-настоящему взбешенным. Таким старейшина нравился ей гораздо меньше. Бэрри описывал его, как честного и доброго служаку, всем сердцем преданного Братству Стали и каждому из его членов. Миура не любил интриги и всегда склонялся к наиболее рациональным решениям. В отличие от прочих старейшин, он поднялся с самого низа, добросовестно пройдя всю карьерную лестницу — послушник, скриптор, проктор Ордена Щита, главный проктор и, наконец, старейшина. Но Бэрри был слишком юн, когда произошел раскол в Братстве Восточного побережья, а времена, когда излишне активного паладина Оуэна Лайонса отправили на восток осваивать Пустоши, а по сути — изгнали, и вовсе не застал. Интересно, что говорил Миура тогда? Что-то Норе подсказывало, что именно консерватизм и боязнь перемен подняли его так высоко. Кажется, этот орешек окажется куда крепче, чем она думала вначале. — Теперь, когда формального повода для противостояния нет, я могу попросить его... — все же начала Нора, но ее перебили. — Мы не намерены обсуждать это с вами, Страж Марш! — громыхнул Дюран. Он даже встал, опершись широкими ладонями о стол. — По крайней мере, пока. — Пусть поговорят, — Кларенс обвел их очередным многозначительным взглядом. Отдельный стальной укол достался ей. — Это даст нам время все обдумать. Дюран пожевал губами, кивнул и сел обратно: — Две минуты, Страж Марш. И ни слова о сложившейся у нас ситуации, иначе ваш статус будет снова пересмотрен. Миура грохнул по столу кулаком и угрожающе на нее уставился: — Я буду стоять рядом, Страж Марш! Она устало пожала плечами: — Да ради бога. Определите очередность и место допросов, а мне нужно примерно полчаса, чтобы встретиться с этим вашим проктором Бэрри и ввести его в курс дела. Я могу идти? Ее отпустили. Нора вышла из Зала Совета едва сдерживая вызванную гневом дрожь. Она снова пошла поперек плана Кларенса, и это наверняка вызовет последствия. Ей было все равно. Главное — она доберется до вожделенного микрофона и удержит Данса от поспешных поступков. Как удерживало старейшин это расследование. Нора мысленно снова пожелала Бэрри удачи. Каким бы чудовищем она его ни считала, силовые методы проктор явно оставлял на самый крайний случай. Нора не знала, какие козыри он припас. Но, похоже, их действия действительно откладывали военную эскалацию. Нора надеялась, что ее голос подействует на Ричарда отрезвляюще — если Данс получил послание, переданное Псиной Кодсворду, он, наверняка, пребывает в ярости не меньшей, чем она сама. Но эмоции могут лишь повредить их делу. Нора не была уверена, что ее допустят до радиостанции, поэтому описала ситуацию на бумаге — буквально парой предложений. Как было условлено, Кодсворд ожидал ее записку, которую потом должен был быстро отнести пилоту спрятанного среди руин винтокрыла. Погода стояла ясная, трех дней, чтобы добраться до Вашингтона, должно было хватить с лихвой. Нора бессильно стискивала кулаки, представляя опасности, которые могут подстерегать машину в пути. И вымышленный супермутант с базукой, подстреливший Стража Картер или пока еще сидящий в засаде, стоял там не на последнем месте. Ее саму ждала задача не менее сложная: каким-то образом выяснить — доставлена ли записка. И если нет — суметь намекнуть на опасность так, чтобы не вызвать подозрений Миуры. Слишком много тонких мест и всевозможных «если». Все, что ей оставалось — быстро шевелить мозгами и положиться на судьбу. Но мозги уже подвели ее однажды, а судьба оказалась весьма немилосердной. У Норы снова свело внутренности от отвратительных воспоминаний. Шаг сбился, из горла вырвался короткий всхлип. Нора закашлялась, чтобы его скрыть. Очередной приступ паники был совсем некстати. Рыцарь Бартоломью с подозрением на нее покосился, но промолчал. Нора вышла из бункера и уселась на бетонный блок ограждения, выравнивая дыхание. Бартоломью уже сказал ей, что проктор «по удачному стечению обстоятельств» находится в Мэксоне, на одном из заводов Братства. И согласился сдать ее с рук на руки на улице, а не в помещении. В этом не было никакого скрытого смысла — Норе всего лишь хотелось оказаться как можно дальше от зала Совета. И увидеть, наконец, Бэрри. Его гранитное спокойствие весьма ей сейчас пригодилось бы. Потому что сама она была настолько далека от спокойствия, насколько это было возможно, не рыдая, не заламывая рук и не катаясь по земле. Впрочем, все это она не раз проделала в своей голове, пока его дождалась. Проктор поздоровался с Бартоломью, принял его планшет со стопкой листков и повернулся к Норе. — Добрый вечер, Страж Марш. Итак, что мне нужно делать? — У нас есть полчаса. Обсудим все за едой? Я еще не ужинала... И не обедала. — Идемте, — невозмутимо кивнул он. — Кафетерий Луиса еще открыт, и это недалеко. До свидания, рыцарь Бартоломью. — Кафетерий? А там есть кофе? — спросила Нора со слабой надеждой. — У скриптора Курта не было. — Посмотрим, что я смогу с этим сделать, — все так же хладнокровно отозвался Бэрри. И Нора почему-то почувствовала, как ярость и страх потихоньку разжимают хватку на ее горле.