Не теперь

...Лопасти винтокрыла рубили воздух с яростным ревом, разрывающим уши. Но сирена ядерной тревоги звучала еще громче, разрывая сердце страхом. Этот заунывный пронзительный вой когда-то впитала каждая клетка ее тела, сейчас оно вновь вибрировало от смолкшей двести лет назад звуковой волны. Нора словно наяву видела, как небо продырявливает тонкий и хищный силуэт ракеты, как он вонзается в землю, а потом восстает чудовищным грибом. И его погибельное сияние снова сдувает с лица земли дома, дотла испепеляет их обитателей, не разбирая правых и виноватых. Сжигает ее саму — и на этот раз никакого убежища не будет. Если ее близких спалит адское пламя, она сгорит вместе с ними, даже если останется жива... Выйдя из кафетерия, Бэрри сказал ей почти на бегу: — Сюда летит «Придвен». Старейшина Данс предупредил Совет, что его визит несет дипломатический характер. Он пообещал оставить дирижабль вне подконтрольных нам территорий и прилететь в Мэксон на нашем винтокрыле. Совет согласился его принять. Но Миура сорвался. Мысли Норы брызнули во все стороны разом, будто детеныши болотника под сапогом: в ее душе боролись радость и негодование: — Какого черта?! Зачем ему сюда лететь? Негодование победило. Как он мог оставить Вашингтон и Бостон без прикрытия? — Откуда я знаю? — огрызнулся Бэрри. — Он не откровенничал. Я надеялся, что это вы мне объясните — зачем. Но потом. Вы не услышали главное — старейшина Миура разругался с остальным Советом. И исчез. Проктор кратко рассказал, как ему удалось перехватить и подслушать радиоразговор с Вашингтоном. После Совет собрался за закрытыми дверями, но даже так было слышно, что совещание закончилось скандалом. Миура покинул Лост-Хиллз стремительно, будто теннисный мяч, выпущенный из хламотрона. Встревоженный Бэрри сразу же кинулся прощупывать почву и выяснил, что старейшина никому не сообщил, куда направляется. Но наблюдатели проктора в аэропорту узнали — адъютант Миуры, рыцарь Моррис, поспешно забрал из ангара закрепленный за старейшиной винтокрыл и куда-то улетел, не отметив маршрут у диспетчера. — Боже, храни нас грешных, — глубинный ужас, пронзивший спинной мозг, заставил Нору вспомнить фразу, забытую, казалось бы, навсегда. — Вы же не думаете, что он... — Именно это и думаю! — рявкнул проктор. — У него уже получасовая фора, а нам еще нужно забрать из научного центра старшего скриптора Остина. Дверь ракетного комплекса придется взламывать, нужен хороший хакер. Не успеют... Они не успеют! Воздух снова предательски покинул ее легкие. Нора закашлялась, проклиная свой вконец разболтавшийся организм, старейшину и спровоцировавшего его Данса. — Вы сказали Совету, что... — Конечно, нет! — опять сердито перебил ее Бэрри. — Вы же не считаете меня идиотом? Вдруг вы с Шульцем правы? Я не хочу, чтобы наш винтокрыл подбили на подлете к Аризоне! Так что мы действуем на свой страх и риск. Техника они нашли не сразу, и ему потребовалось время, чтобы собрать нужное оборудование. Бэрри нервничал все сильнее, поэтому, когда начальник аэропорта, раздраженный выходкой Морриса, попытался с ним поспорить, зло на него рыкнул: — Под мою ответственность, рыцарь-сержант! Или пойдешь под трибунал сам! Это помогло. Тот буркнул: «Ad victoriam!» — и дал отмашку пилоту. Чуя неприятности, пилот тоскливо посмотрел на начальство, но послушно нацепил наушники. Бэрри занял место рядом с ним и знаком приказал Норе сесть за пулемет. Старший скриптор Остин, рыжий, как апельсин, аккуратно загрузил своей объемистый кофр и занял место в хвосте винтокрыла. Прежде, чем надеть наушники самому, Бэрри обернулся, достал из-за пазухи блокнот и потянул ей: — Расположение турелей и видеокамер, уязвимые места и слепые пятна. Вам нужно будет отключить один сектор, Страж Марш. Интервал между отключениями не должен превышать три минуты, иначе поднимется тревога. Пока работают камеры и турели, старший скриптор Остин к двери подойти не сможет. Три выстрела подряд станут нам сигналом выдвигаться. — Когда это вы успели так подготовиться? — потрясенно спросила Нора, быстро пролистывая подробные тактические схемы. — Понятно, что не сегодня, — видно было, что сдержанность Бэрри вычерпана до дна. Он глубоко вздохнул и все же пояснил: — Начал сразу, как только заговорили о войне. — Проктор отвернулся и прикрикнул на пилота: — Да взлетай уже, черт тебя возьми! Три с половиной часа до пустошей Аризоны тянулись, словно вечность. Разум не желал брать верх над эмоциями, и Норе пришлось сотню раз пересмотреть план, нарисованный Бэрри, чтобы перестать умирать от ужаса. Впрочем, сама дорога обошлась без происшествий. Не раз и не два она заметила внизу весьма крупные отряды каких-то людей, слишком хорошо экипированных для дикарей, укрепленные лагеря и даже массовые вооруженные стычки. Здесь бурлила своя собственная насыщенная жизнь. Но одинокий винтокрыл лишь провожали взглядами и обстрелять не пытались. Нора вспомнила географию и прикинула, что они приземлились где-то возле Финикса, в пустыне Сонора. Винтокрыл сел в распадке между двух голых крутых склонов. Вход в ракетный комплекс находился всего в пятнадцати минутах ходьбы — нужно было лишь обойти холм. — Вдвоем мы управились бы быстрее, — она быстро накинула на плечо ремень штурмовой винтовки, которую нашла в винтокрыле, и посмотрела на Бэрри. Тот нахмурился: — Я — аналитик, а не оперативник. И мне есть, чем заняться. Поспешите, Страж Марш! Нора кивнула, спрыгнула на землю и рысью помчалась в обход комплекса. Необходимость действовать наконец-то избавила ее от пустого беганья по кругу внутри головы. Между мыслями и чувствами снова встал надежный барьер, у нее была ясная цель — мишень посреди благостной пустоты. Нора четко шла по трассе, размеченной в блокноте Бэрри: находила ориентиры, считала шаги, с одного удара разбивала прикладом приборные щитки турелей и вводила затверженные наизусть команды. Полчаса ушло на дорогу до первой линии турелей, зачистка сектора заняла чуть больше пятнадцати минут. Она встала напротив входа в бункер, рядом с покинутым винтокрылом Миуры, и трижды пальнула в воздух. А потом снова почувствовала страх, и липкий пот опять потек между лопаток. — Это, в конце концов, унизительно, — пробурчала она под нос, глубоко вздохнула и приказала себе: — Соберись, тряпка! Не время раскисать! — и барьер устоял. Бэрри и Остин появились довольно быстро. Старший скриптор провел сканером по магнитному замку и принялся стучать по клавиатуре, программируя ключ-карту. Нора смотрела ему через плечо, и зеленые ряды цифр троились в ее глазах. — Все будет хорошо, — вдруг сказал Бэрри, покосившись на нее. — У Миуры не было полного доступа, ему тоже требуется время, чтобы взломать несколько дверей, особенно дверь командного центра. Запуск системы и наведение ракеты на цель тоже требуют времени. К тому же, я сейчас выяснил — он сделал крюк до своего бункера. Забрал личного робота и сына. Теоретически, он потерял всю фору. — А он может выпустить ракету без полного доступа? — Нора с надеждой подняла на проктора взгляд. Она и сама понимала, что вопрос глупый — если бы не мог, Бэрри так не забегал бы. — Может, — подтвердил тот мрачно. — Для того, чтобы отдать этот приказ системе, нужно два ключа. Один хранился у Миуры, другой — у Картера. Каким-то образом второй ключ тоже оказался у него. Коды доступа в бункер знает Финч, а в командный центр — Дюран. У Кларенса коды системы безопасности. Обмениваться этой информаций строжайше запрещено. Нора помолчала, обдумывая, а потом невесело усмехнулась: — У вас коды Кларенса, так? Иначе откуда пароли к турелям и камерам? И я не думаю, что он отдал их вам сам. Так что, если их смогли раздобыть вы, смог бы и кто-то другой. И слишком уж легко Миура обошел дверь. Даже если предположить, что его робот — хакер, оборудование для этого требуется специфическое. Уж если Остин нашел все не сразу... А еще два ключа в одних руках. Выходит, Миура хорошо подготовился. Вам не кажется, что он и есть агент Анклава? Эта растянувшаяся на недели истерика могла быть спектаклем. Непонятно, какую цель это преследовало, но слишком многое сходится. — Советую не забывать, что старейшина Миура возглавляет научную работу Братства и прекрасно умеет обращаться с техникой. Арестуем его, допросим и выясним. А смысла гадать сейчас не вижу, — Бэрри пожал плечами, а потом с удовлетворением кивнул: — А вот и наш вход. Остин не только вскрыл дверь, но и, воспользовавшись кодами Кларенса, оперативно вошел в систему безопасности бункера. — Командный пункт разблокирован, — доложил он дрожащим голосом, вглядываясь в экран входного терминала. — Идет процесс расконсервации и перезагрузка системы. Осталось еще минут десять-пятнадцать. — Значит, поторопимся, — и Бэрри первым шагнул в лифт. До минус двенадцатого этажа кабина ползла ужасающе долго. Проктор успел рассказать, что они приедут в комнату отдыха для персонала, из которой можно попасть в командный пункт только по вертикальной лестнице. Ведущая в КП дверь имела собственный контур безопасности. — У нас нет к ней кода, — признался он с досадой. — Если Миура успеет заблокироваться, Остину придется повозиться. — Еще минут пятнадцать-двадцать, — подал голос скриптор. — Слишком много, — Нора сжала челюсти, а потом спросила: — Два ключа ведь предполагают, что для запуска ракет нужны два человека? — Да. Они должны сперва одновременно повернуть свои ключи, а потом так же синхронно нажать на кнопки. Один человек с этим не справится, — отозвался Бэрри. — Значит, Миура будет там не один. Но вряд ли он потащит в КП пятилетнего ребенка. Так что, скорее всего, кто-то из его помощников — люди или робот — останутся в комнате отдыха. — Хм, — Бэрри хищно усмехнулся. — И этот кто-то поможет нам проникнуть внутрь без взлома. Отлично, Страж Марш. — На всякий случай, приготовимся к штурму. Турели точно обезврежены? — Остин обиженно кивнул. — Хорошо. Старший скриптор, отойдите в угол и присядьте. А лучше лягте. Проктор, вам пистолет или ружье? Насколько я знаю, стрелять вы все-таки умеете. — В пределах нормативов. — Он задумчиво склонил голову: — Давайте винтовку. Нора достала из кобуры «беретту» и объяснила, как им нужно действовать. Лифт, наконец, доехал до минус двенадцатого, двери бесшумно отворились, и Нора с Бэрри, рассчитывая на эффект неожиданности, выскочили из кабины в разные стороны. Комната отдыха оказалась просторной, обставленной аскетично и функционально, как обычная казарма — только терминалов тут было побольше, а под потолком зловеще повернулись в их сторону дула нескольких лазерных пулеметов. Врагов тут не оказалось. На полу возле кухонного стола, в обнимку с красным грузовиком с эмблемой нюка-колы, сидел мальчуган — черноволосый и черноглазый, как и его отец. В его взгляде не было испуга, только любопытство. Нора и Бэрри невольно замерли, а потом, как по команде, опустили оружие. — А! — сказал мальчик. — А я тебя знаю! — он уверенно ткнул пальцем в проктора. — Ты же часто приезжал к папе. Бэрри немного нервно усмехнулся: — Все правильно, Джек. Мы с твоим папой занимаемся наукой. Когда-то давно он был моим учителем. Нора приподняла брови. Об этом факте Бэрри не упомянул ни разу. — Ты тут совсем один, малыш? — спросила она с вполне искренним беспокойством. — А где твой папа или рыцарь Моррис? — Ушли наверх, — Джек показал на массивный вертикальный люк, к которому вела металлическая лестница, заканчивающаяся небольшой площадкой. — А потом папа спустился и забрал у меня Арчи... Мистера Арчибальда. Сказал, чтобы я сидел тут и не мешал, потому что он сильно-сильно занят. — Тебе, наверное, скучно? — Нора подошла поближе и погладила мальчика по жестким вихрам. — Ты не голоден? Хочешь пить? — он отрицательно помотал головой. — Мы пришли поговорить с твоим папой. Хочешь с нами? Глаза Джека оживленно заблестели, он поднялся на ноги и аккуратно отряхнул от пыли брюки: — Хочу! А папа не заругает? Улыбка Норы стала кривой: — Он будет слишком занят разговором с нами, малыш. — Она сглотнула, посмотрела на Бэрри, и тот одобрительно кивнул. — А давай устроим ему сюрприз? И немного поиграем. Ты скажешь ему в переговорное устройство, что у тебя хм-м... прихватило живот. Как будто бы ты самый больной на свете мальчик. Он сразу разволнуется, откроет дверь и увидит нас. И так обрадуется, что разрешит тебе посидеть с нами, пока мы разговариваем. А потом мы все пойдем пить чай. Идет? Горечь во рту стала нестерпимой. Обман ребенка Нора всегда числила среди самых гнусных человеческих проступков. Но времени придумывать что-то еще у них попросту не было. «Не думать! — приказала она себе. — Поужасаюсь позже». Джек радостно рассмеялся: — Идет! Взрослые редко соглашаются со мной играть. Он подбежал к стене и нажал кнопку вызова. Нора знаками показала, чтобы он схватился за живот и начал изображать страдание. Какое-то время Миура молчал, но потом все-таки ответил: — Что такое?! Я же велел тебе меня не беспокоить! — голос у него был хриплым, с визгливыми нотками. — Мне пло-охо, — захныкал Джек, попытавшись подмигнуть Норе. — Живот болит! Как будто ножом режет! Я, наверное, умираю, — и он опять очень талантливо всхлипнул. Норе показалось, что вот-вот умрет здесь она. На глаза навернулись слезы, ей пришлось так прикусить губу, что зажившая было корочка снова лопнула. — Подняться сможешь? — немного поколебавшись, спросил Миура. — Мистер Арчи тебя осмотрит. Только не трогай тут ничего, понял? Настенный коммуникатор затих, а люк чуть приоткрылся. — Расконсервация и перезагрузка завершены пять минут назад, — тихо сообщил Остин, оторвавшись от терминала, к которому прилип сразу же, как стало понятно, что опасности нет. — Начат процесс наведения ракеты. — Идем, Джек, — Нора очень надеялась, что голос ее не подводит. «Никакой опасности для малыша, — уверяла себя она. — Мы решим все дело миром». Джек принялся карабкаться наверх — слишком поспешно для «самого больного на свете мальчика». От спешки он оскользнулся на верхних перекладинах, Нора успела его подхватить и вошла в помещение командного пункта, безотчетно прижимая ребенка к своей груди. — Сюрприз! — с истерическим весельем сказала она, осознав, что случись что — выстрелить не успеет. Пистолет лежал в кобуре, а руки были заняты малышом. Но вряд ли в нее будут стрелять — Джек совершенно неожиданно стал ее живым щитом. Стрелять в нее действительно не стали. Большую часть командного пункта занимали массивные компьютерные консоли и два пульта, разделенных длинным, уставленным какими-то приборами, столом. За одним, держа в руке небольшой ключик, сидел Миура. Без своей хромированной силовой брони он, казалось, стал в два раза меньше. Рядом с другим парил Мистер Помощник — тот самый Арчибальд. Его манипуляторы сжимали такой же ключ. А на полу лежала ничком неподвижная фигура рыцаря Морриса — не то мертвого, не то находящегося в глубоком нокауте. — Стоять! — Нора ринулась вперед, зачем-то пересаживая мальчишку на одну руку вместо того, чтобы отшвырнуть его от себя, и выдирая «беретту» из кобуры. Но Миура среагировал мгновенно: вставил ключ в подсвеченную скважину и повернул. Робот безукоризненно точно повторил его жесты. Пульт засиял разноцветными лампочками, а на табло над ним побежали цифры обратного отсчета. Норе казалось, что она продирается сквозь густое желе — медленно, как во сне. На самом деле едва ли прошло больше секунды «Это еще не конец! — пронеслось в голове. — Кнопка не нажата!» — Убери руки от моего сына! — и Миура быстро положил палец на крупную серую кнопку, до этой секунды защищенную прозрачным колпаком. Ту самую кнопку, поняла Нора. Почему-то не красную. — Один шаг, Страж Марш, и ракета взлетит... Джек, сообразивший, что происходит что-то не то, дернулся в ее руках и снова жалобно захныкал. — Нет, — в голове Норы было абсолютно пусто. Не было ничего, кроме мишени с намалеванным в самом центре сердечком. Маленьким, будто детским. Ярко-алым, как артериальная кровь. — А если вот так? Она приставила ствол «беретты» к виску Джека и сделала маленький шажок вперед. — В Бостоне меня ждет сын, — Нора не узнала собственный голос. — Убьешь его, убьешь моих людей — лишишься своего. — Мастер Джон, мне следует вмешаться? — робот обеспокоенно шевельнулся. — Одно движение, и я выстрелю, — пообещала она очень спокойным тоном. Таким спокойным, что уже, наверное, мертвым. — Уберите руки от пульта, старейшина, — сдержанно попросил из-за ее спины Бэрри. — Вы видите — она не шутит. Миура впился в нее долгим взглядом. Неизвестно, что он прочитал в ее глазах, должно быть, что-то ужасное. Потому что по его лицу пробежала судорога, и он медленно положил руки себе на колени: — Отпусти его. Но Нора продолжала целиться. Кожа у мальчишки была совсем бледной и прозрачной. Сквозь нее было видно, как пульсирует кровь в тонкой голубой жилке на виске. Нора стояла так до тех пор, пока обратный отсчет на табло не закончился, и огоньки на пульте не погасли. А потом просто разжала руки, и Джек неловко съехал вниз по ее боку. Мальчишка кинулся к отцу и спрятал лицо в его коленях. — Выходите отсюда, старейшина, — все таким же неживым голосом приказала Нора. — Вы арестованы за превышение полномочий и попытку развязать ядерный конфликт без санкции Совета, — добавил проктор. Его тон был довольным. Таким довольным, что ее рука дернулась, чтобы разрядить в него всю обойму. Только это не имело никакого отношения к белой мишени с красной сердцевиной. А на свете не могло быть ничего помимо нее. Миура дрожащими ладонями обнял сына за плечи, а потом мягко развернул в сторону люка. Она на них не смотрела. Совсем не смотрела. Но взгляд черных угольков детских глаз, полных обиды и ужаса, упал на ее душу, как на твердый снежный наст. И тот начал шипеть и проседать, продырявленный до самой земли. Нора покачнулась и почувствовала под своим локтем чью-то руку. — Отлично сработано, Страж Марш, — это был Бэрри, и он за что-то ее хвалил. Требовалось ответить. — Спасибо, — слово скатилось с языка, будто холодный стеклянный шарик. Скатилось — и пропало. — Да что с вами? Идемте, — ее подтолкнули к выходу. Пальцы так крепко сжимали «беретту», как будто от этого зависело что-то очень важное. Спускаться из-за этого было неудобно. Спустившись, она остановилась, не зная, что делать дальше. Бэрри приказал ей сопроводить до винтокрыла невысокого человека, ставшего отчего-то еще меньше, и человека совсем маленького, в глаза которого она не смотрела — нет-нет, не смотрела. Нора подчинилась. Подчиняться было легко. Гораздо легче, чем видеть черную дыру, прожженную в белом насте. Уж лучше она продолжит смотреть на белую мишень с алым сердечком. Это было больно, но просто. Нора довела людей до распадка, «береттой», которая у нее была теперь вместо руки, показала на винтокрыл. Села напротив них на скамью. Молчала, смотрела и не видела. Через какое-то время вернулся Бэрри. Он говорил какие-то слова, но они отскакивали от ее головы, как стеклянные шарики. А потом винтокрыл взлетел, и все, что от нее требовалось — это сидеть и молчать. Когда они приземлились, вокруг появилось очень много людей, они что-то кричали, что-то спрашивали, и ее вежливое: «Да, да, спасибо», — их почему-то не устраивало. В конце концов много лиц сменились одним — знакомым, круглым и смешным. Рыцарь Брайан. Он зачем-то светил ей в зрачки фонариком, тыкал какими-то иголками, а потом усадил на стул и всунул в руку стакан с горькой и невкусной водой. Нора послушно ее выпила, потому что это избавляло ее от необходимости отвечать на стеклянную дробь бессмысленных вопросов. Брайан попытался отнять у нее пистолет, но Нора рывком выдернула руку, и доктор почему-то прикрыл голову ладонями, будто ждал удара. А потом благословенная пустота начала иссякать. И это было очень и очень плохо, потому что на ее место хлынула ослепляющая боль. Нора сжала виски кулаками и сдавленно застонала. Поняла, что ее рука все еще сжимает «беретту», и обрадовалась — сейчас боль прекратится! Но чьи-то сильные пальцы перехватили ее запястье и жестко выкрутили пистолет из руки. — Идемте, Страж Марш. Вам нужно отдохнуть. Я вас провожу. Голос принес неожиданное облегчение. Бэрри. Она позволила снова ухватить себя за локоть и куда-то увести. — Что случилось? Снова вопрос. Но не стеклянный, как все отскочившие от нее слова, а стальной и острый. Он грубо вспорол остатки ее пустоты, белая мишень окончательно растворилась. И Нора услышала — о чем ее спросили. Ее затрясло. Зубы стучали, губы подергивало, а издаваемые ею звуки никак не складывались в речь. — Выпей! — очередной приказ заставил ее собраться. Пальцы стиснули стакан, и в горло опять полилась какая-то жидкость. Она допила до конца, прежде, чем поняла, что это было вино. Нора глубоко вдохнула, а потом выдохнула. И слова, наконец, сложились: — Я чуть не убила ребенка, Дуглас. Боль стала ярче, насыщенней, обзавелась десятком оттенков, и каждый из них был, как смертельная рана. — Что со мной стало? — прошептала она. — Что вы все со мной сделали? Что я сама с собой сделала?! Бэрри что-то ответил, но она не услышала. В глазах плыло, звуки опять смазались, Нора все еще не понимала, где находится. Она была там, у ядерного пульта. Снова видела широко распахнутые черные глаза Джека Миуры напротив своего лица. И маленькая «беретта» у его виска казалась совсем нестрашной, почти игрушечной. — В моих руках была смерть, — сказала она вслух, не осознавая этого. — Я точно так же могла бы прижимать к его горлышку нож или вовсе держать за шею. Мне хватило бы сил ее свернуть — она такая тонкая... Где эта чертова «беретта»? Нора машинально хлопнула по кобуре — но та почему-то была пуста. На плечо опустилась рука. Прикосновение было неправильным — слишком легким. Стакан в ее ладони вновь наполнили, Нора послушно попыталась сделать глоток, но почему-то расплескала больше, чем донесла до рта. Руки ходили ходуном, будто ее било током. А может и вправду било? Ошеломляющая боль облизывала каждый ее нерв. — Тише, тише, — прошептал чей-то голос в самое ухо. Стакан исчез, другого плеча тоже коснулась рука, такая же неправильная. — Никто ведь не умер, все живы, ты меня слышишь? — Я хочу домой, — жалко проскулила она. — Я пойду к Амари и вырежу все это из своей головы... Я снова хочу стать собой! — Ты по-прежнему защищаешь своих людей, Нора. Тебе больно, ты устала, ты выбита из колеи, но это пройдет... — Пройдет? — слово полоснуло по оголенным нервам тысячеваттным хлыстом. Она вцепилась в лежащие на плечах руки, будто хотела их раздавить, и прорычала: — Пройдет?! Пока я знаю это о себе — ничего не пройдет! Я не могу... Как я буду смотреть на Шона? На Данса, на них всех? — Нора сглотнула и безвольно разжала хватку. — Мне нельзя домой. Вот ЭТО нельзя пускать к людям. — Нора, прекрати себя казнить! Ты сделала то, что могла, чтобы всех спасти. Ей, наконец, удалось сфокусировать взгляд. Она увидела в глазах Бэрри сострадание, и оно словно ударило ее по лицу наотмашь. Как он мог ее жалеть?! Нора вздрогнула всем телом, а потом медленно положила ладони ему на плечи. — Мне нельзя домой, — повторила она, неотрывно глядя на проктора. Стало еще больнее, так больно, что казалось правильным. Обреченное безумие заставило ее привстать на цыпочки и впиться в его губы отчаянным поцелуем, отрезающим путь назад, на «Придвен». Бэрри на мгновение замер, а потом порывисто прижал ее к себе и ответил на поцелуй с отчаянием не меньшим. Нора приникла к нему всем телом, пытаясь не то спрятаться, не то рассадить кожу о грубые заклепки плаща, запустила пальцы в его волосы, крепко прижала голову Дугласа к себе. А потом не выдержала и жалобно застонала, не разрывая поцелуя. Боль стала нестерпимой. Но недостаточной — ведь она все еще дышала. Как же ей хотелось это исправить! Бэрри вырвался из ее хватки и отпрянул. Глаза его стали почти черными и глядели ошеломленно и дико. — Нора... — прохрипел он. А потом с трудом сглотнул и продолжил: — Зачем? — Так нужно, — прошептала она в ответ. — Меня больше нет. И это — правильно. — Ошибаешься, — его интонация вновь затвердела сталью. — Это неправильно. Нора не слушала. Ее руки скользнули по его спине, а потом коснулись холодных застежек прокторского плаща и принялись их расстегивать — одну за другой. Но Бэрри поймал ее пальцы, а потом подхватил ее на руки, отнес к кровати и усадил себе на колени, как ребенка. Он положил ее голову себе на плечо, обнял и принялся ласково гладить по волосам, приговаривая: — Если ты скажешь мне это завтра, то мы... А если нет, сделаем вид, что ничего не было. Я не стану пользоваться твоей слабостью. Нора, милая, видела бы ты себя. Сумасшедшая женщина, сердце мое, прекрати себя мучить. И меня заодно... Мы солдаты, Нора. Мы все — и ты тоже, как бы ты ни отбивалась. И мы на войне. А на войне все по-другому. Слышишь? Не вини себя, не надо. Все пройдет, слышишь? Его голос, его прикосновения, наконец, достигли цели. Нора всхлипнула — протяжно, с трудом, словно у нее было разорвано горло. Потом еще раз, так же судорожно. — Вот и правильно. Лучше поплачь, — Бэрри поцеловал ее в висок. — Ты жива. Ты не одна. Я с тобой, Нора. Не думай ни о чем. И она действительно заплакала. Сперва беззвучно и бесслезно, а потом ее боль, ее ужас, безысходность и горе все же выплеснулись наружу, и Нора разрыдалась по-настоящему. А Бэрри все гладил ее по голове и потихоньку укачивал. До тех пор, пока она не выдохлась и не обессилела окончательно. Боль по-прежнему билась в ее грудную клетку, но уже не так исступленно. Бэрри поднялся и осторожно положил ее на кровать. — Спи, Нора. Тебе действительно нужно как следует отдохнуть. — Не уходи! — она с испугом поймала его за руку. Он застыл. — Хорошо. Не уйду. Но ты спи. Он приставил к кровати стул и сел рядом. Нора закрыла глаза. Но, прежде, чем смогла уснуть, вздрагивала и озиралась. И каждый раз увидев спокойную фигуру, откинувшуюся на стуле, успокаивалась. Через какое-то время она снова проснулась. Вспомнила все, что произошло, и ее опять накрыло болью, ужасом и острым, как клинок убийцы, отвращением. Нора сдавленно застонала, и на ее плечо вновь легла рука — незнакомая, слишком легкая, но тоже обещающая тепло и поддержку. Она с благодарностью за нее ухватилась, и грубая лапа тьмы чуть отпустила ее сердце. Нора сделала судорожный вдох. Воздух был горьким на вкус и слишком плотным, он заполнял легкие неохотно, как вода. «Ты жива. Ты не одна», — вспомнилось ей. И следующий глоток кислорода дался легче. — Дуглас, — позвала она. — Да? — Приляг. Спать, сидя на стуле, то еще мучение. Она отодвинулась на край кровати. Бэрри немного поколебался, а потом все же занял освободившееся место. — Где она — эта граница, когда ты перестаешь быть героем и становишься подлецом? — тихо спросила Нора. — Граница, за которой нельзя что-то делать — даже ради самой хорошей цели? — Не знаю. Не уверен, что она есть, — так же негромко отозвался он. — Но зато знаю, что нужно уметь себя прощать. Иначе вина перебьет позвоночник. И простить — не значит оправдать. Она вздохнула, глядя в потолок. Ей казалось, ее позвоночник не просто перебит — размозжен по всей длине. А потом спросила просто для того, чтобы нарушить тишину: — А тебе было за что себя прощать? — Да, — Бэрри помолчал и усмехнулся: — Иногда так хочется считать себя хорошим человеком. Но я тот, кто я есть. — Я не хочу быть тем, кто я есть, — Нора повернулась к нему и уткнулась лбом в его плечо. — Значит, работай с тем, что имеешь. И скажи — ты бы стала пытать всю жизнь, ну, скажем, старейшину Данса, если бы он сделал то же, что и ты? Нора задумалась. А потом вспомнила, как винтокрыл Братства взорвал рейдерское гнездо, в котором держали детей-заложников. И как они с Ричардом разругались из-за этого. Он был действительно расстроен смертью тех девочек. Но все равно считал, что его братья поступили правильно. Пожалуй, он смог бы выстрелить в ребенка, чтобы остановить ядерный удар. Она бы не сумела принять его решение, но приняла бы его самого — рано или поздно. — Но я не солдат, я не хочу им быть! — сказала она с тоской. Бэрри провел ладонью по ее волосам. — Ты не просто солдат, Нора. Ты — Страж, лидер. Пример. А хочешь ты или нет — уже неважно. Ты все равно будешь за собой вести, будешь охранять, спасать, защищать. И гореть, как костер. Потому что по-другому не получится. Только не сгорай совсем, прошу. — Костер? — Нора слабо усмехнулась. — Не вижу никакого костра. Вокруг только темнота. И холод. Он тоже повернулся к ней лицом и нерешительно коснулся кончиком пальца ее щеки — легко-легко, почти невесомо: — Не знаю, смогу ли я осветить твой путь. Но согреть — да. Хотя бы сейчас, — притянул ее к себе и крепко обнял. И в этом жесте не было ничего, кроме участия и бесконечной нежности. Ей и в самом деле стало теплее. И она опять заснула.