Чонгук: Хён… Я думаю, что я у Дэнни на Западном проспекте… Можешь приехать за мной, пожалуйста?
(Он послал кучу смайликов: сложенные в мольбе руки и ангелочков в надежде, что слабость Сокджина к эмоджи немножко его задобрит.) Сокджин:…Ты нахуй издеваешься? Сокджин: Пиздец. Буду там через 20. Чонгук посылает смайлик «удачи» и слово «должник» и ждёт. Когда Сокджин останавливает свою серую, что весьма разумно, машину, он снова молится всем, кто внимает, чтобы Сокджин сжалился над ним и не начал читать нотаций. Само собой разумеется, когда это Чонгуку так свезло? Он забирается и видит: парень уже в рабочей одежде, поверх его колен болтается коричневый фартук, руки же крепко обхватывают руль, а на лице, что поворачивается к Чонгуку, когда последний проскальзывает внутрь, — его «недовольное» выражение, с которым Чонгуку в последнее время пришлось познакомиться. Он пристёгивается и поворачивается лицом вперёд. Некоторое время они едут молча, что давит на Чонгука, потому что он-то знает, просто уверен, что Сокджин собирается что-то высказать. Всё началось с вздоха. — Куки… — Его голос вязкий, словно именно он, уставший и полуголый, только что проснулся с пиздецким похмельем на парковке «У Дэнни». — Не надо, хён. — Я просто хочу сказать… — Оставь это. — Уже в третий раз, Чонгук. — Постукивая пальцами по рулю, взбудораженный в своей сдержанной манере Сокджин перестраивается. Чонгук застонал, закатывая глаза и отворачиваясь пялиться в окно. Он так не хотел заниматься этим прямо сейчас. А лучше вообще никогда. — Что бы сказали мама и папа? — произнёс тот тихо, и Чонгук переводит на него сердитый взгляд, потому что тот играет грязно. — Они ничего не скажут, потому что не узнают, — отвечает Чонгук, констатируя факт, потому что он никоим образом не собирается позволять Сокджину разбалтывать родителям, даже под предлогом беспокойства. Которое у того и в самом деле неподдельное, но всё же. — Чонгук… — начинает тот, но Чонгук перебивает его. — Хён, ты помнишь то время в старшей школе, когда пришёл домой ужратый в точку, отчего тебя рвало по всей ванной, и я отчистил всё, чтобы мама и папа не узнали? И я уговорил их разрешить тебе остаться дома на следующий день, потому что у тебя «была мигрень»? Ты помнишь это время, хён? Потому что я да. Я помню это время. — Он демонстративно таращится на Сокджина, просверливая взглядом его лицо. Сокджин морщится. — Ладно, — уступает он, вздыхая. — Но я учился в старшей школе, Чонгук, — говорит он так, будто это было прям уж давно, но всё не так. Не совсем. — Ты на третьем курсе колледжа. — О боже мой, — бурчит под нос Чонгук, поворачиваясь обратно к окну. — Я лишь говорю, что, возможно, тебе следует умерить пыл своего гедонизма немного. За последние несколько месяцев ты три раза просыпался на стоянках разных забегаловок, Чонгук! «Вафельный домик», «У Харди», а теперь и «У Дэнни»! Что дальше? — «Международный дом оладий», — остроумничает Чонгук, скрестив руки на груди и насупившись. — Чонгук. Тот стонет, поворачиваясь лицом к крыше автомобиля. Он благодарен, что они почти добрались до их квартиры. — Может, мы продолжим позже, хён? Мой желудок думает, что мы на лодке, и у меня начинается морская болезнь. — Я действительно думаю, что нам нужно поговорить об этом сейчас, Чонгук. — И брови Сокджина свелись вместе, потому что он на самом деле серьёзно настроен провести этот разговор прямо здесь и сейчас. — Хён, — начинает Чонгук. — Нет, Куки, прямо сейчас, потому что это вышло из-под конт… — Останови машину. — Серьёзно, Чонгук? — удивлённо говорит Сокджин. — Ты думаешь, что я высажу тебя на обочину только потому, что ты не хочешь… — Сокджин-хён, если ты не выпустишь меня из этой машины прямо сейчас, я облюю все твои коврики, — предупреждает Чонгук заплетающимся языком. Это, кажется, затыкает Сокджина, поскольку он достигает обочины дороги за три секунды ровно. Чонгук распахивает пассажирскую дверь как раз вовремя, чтобы всё выпитое прошлой ночью повторно явило свой скверный облик. Сквозь дымку парень замечает руку Сокджина на спине, а когда откидывается обратно в машину, тот вытаскивает бутылку воды из-под подлокотника, его молчание говорит о многом. — Хорошо, — произносит Чонгук между глотками воды, живот всё ещё крутит, — лады. Я может, немного, потерял контроль.___________________
— Ты абсолютно уверен, что хочешь сделать это? Знаешь, раз подпишешь, то всё? Ну, если ты проебёшься, я выложу то видео с рождественской вечеринки прошлого года, где ты… — Да, Тэ, захлопнись! — говорит Чонгук, протягивая руку через кухонный стол и прикрывая Тэхёну рот. Он вздыхает: — Да, я хочу сделать это, да, я понимаю, что произойдёт, если я его нарушу. — Хорошо. — Тэхён откидывается на стуле, балансируя на двух ножках, когда прижимает ручку к губам, — но в классе нас учили, что мы должны ещё разок перечитать договор, прежде чем подписывать, итак, просто повторим? Чонгук кивает. Будучи будущим юристом и его лучшим другом, Чонгук знал, что Тэхён лучший кандидат на составление того, что они сочли «Пактом Гедонизма», чтобы у Чонгука было что-то веское и официальное, к чему бы он подошёл ответственно. Когда Сокджин высадил его вчера после «того самого (третьего) инцидента», он безотлагательно заснул, а затем проснулся от худшего на сегодняшний день похмелья в своей жизни. Когда он лежал в постели, чувствуя себя буквально на пороге смерти, то решил, что в его жизни необходимы перемены: таким образом, родился «Пакт Гедонизма». — Я, нижеподписавшийся, — начинает Тэхён, — настоящим обязуюсь воздерживаться от следующих противозаконных и гедонистических действий. Пункт номер один: я не буду пить или злоупотреблять алкоголем. Что включает, но не ограничивается ликёрами, пивом, соджу, коктейлями и глазированными десертами со спиртовыми добавками… — Подожди. — Чонгук наклоняется через стол к Тэхёну. — Что именно это значит? Злоупотреблять? Брови Тэхёна на секунду сводятся вместе: — Хм. Ты можешь прибухивать, но не нажираться? Не до такой степени, что это притупит твоё восприятие. Таким образом, ты всё равно можешь пойти тяпнуть с теми людьми с работы, которых ненавидишь. — Фу, не напоминай мне, — ноет Чонгук, думая обо всех типичных офисных работниках с его шаблонной работы и о своём шаблонном начальнике и… нафиг. — Лады, ага. Давай дальше. — Я не буду приобщаться к незаконному употреблению наркотических средств. — Затем он поднимает на Чонгука взгляд в ожидании кивка, чтобы продолжить. — Я буду воздерживаться от сексуальных контактов в течение следующих 90 дней, — начинает Тэхён, но вновь останавливается, — ага, нам понадобятся некоторые оговорки на этот счёт. — Он вопросительно смотрит на Чонгука. — Что, — отмечает Чонгук с вскинутыми бровями, начиная потихоньку заливаться румянцем, а уши приобретают красноватый оттенок. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, — говорит Тэхён, наклоняясь вперёд и вглядываясь через стол в Чонгука со зловещей ухмылкой, — о чём именно мы говорим? Обнимашки? Поцелуи? Никакого проникновения? Разрешены ли оргазмы? — Иисусе, Тэхён, — пытается Чонгук заставить Тэхёна умолкнуть во второй раз за десять минут, — не пиздаболь про «проникновение», боже мой. — Я просто хочу пройтись досконально. — Тэхён пожал плечами. — Значит, без проникновения? — повторяет Тэхён, ухмыляясь, просто чтобы увидеть, как тот рдеет пуще прежнего. — Без, — бормочет Чонгук, глядя вниз и в сторону от Тэхёна. — Без проникновения. — В любые отверстия любыми придатками? Чонгук смеряет его ещё одним взглядом. — Досконально! — кудахтает Тэхён, в защиту поднимая руки, прежде чем записать сие на бумаге перед собой. — Хорошо, как насчёт этого? Оргазмы разрешены только до тех пор, пока нет никаких прикосновений к коже, которая обычно скрыта под плавками? Типичный запретный плод? — Тэхён вскидывает глаза на Чонгука, словно в кои-то веки он серьёзен. — Никогда больше не говори «запретный плод» в моём присутствии. — Чонгук сильно растирает руками лицо, как будто это заставит румянец исчезнуть, — и как именно можно достичь оргазма без касаний в области плавок? — Это означает, что ты до сих пор можешь себе передёргивать, — декламирует Тэхён, подняв один палец, и весь сошедший с Чонгука румянец опять топит его лицо. Конечно же, они оба знают, что дрочат, но это никогда не было такой чётко сформулированной темой для разговора. — И два, оргазмы могут достигаться всевозможными способами, Чонгуки, это просто означает, что ты должен проявить изобретательность. — Тэхён дерзко подмигивает Чонгуку через стол, что для последнего повод закатить глаза. — В любом случае, это действительно спорный вопрос, потому что каковы шансы встретить кого-то, с кем мне просто надирает немедленно заняться сексом? — Чонгук скрещивает руки и откидывается на спинку стула. — Ну, мало ли, — щебечет Тэхён, — я трахнул Юнги-хёна в туалете ночного клуба, в котором мы встретились. И посмотри, где сегодня мы находимся! — Тэхён помпезно обводит рукой Чонгукову кухню. Чонгук кривит лицо от отвращения: — Лады, во-первых, я никогда не знал об этом и хотел бы по-прежнему оставаться в неведении. Во-вторых, не все пары являются парочкой ебущихся кроликов, как вы двое, ох божечки. И, в-третьих, опять же, хотел бы я не обладать этой информацией. Тэхён хихикает про себя, кладя ручку на бумагу, но останавливается ещё раз: — Ты уверен, Куки? — Его голос становится ниже, и Чонгук немного поражается сквозящей в ней искренностью. Они с Тэхёном любят время от времени шпынять и дразнить друг друга, но они бы не были беспричинно лучшими друзьями так долго. — Мне нужно начать заново, Тэ. Так что надо всё прекратить. Всё. — Он сглатывает с усилием от этой мысли перед тем, как слегка кивнуть. Тэхён кивает ему в ответ, прежде чем записать это в контракт. — Хорошо. Я думаю на этом всё. Что-нибудь ещё? — Он постукивает по бумаге, прежде чем взглянуть на Чонгука. Тот же медленно выдыхает, прежде чем кивнуть: — Да, я думаю, хватит. — Отлично. Мне просто нужно, чтобы ты подписал здесь, — указывая на место в середине страницы, — и здесь, мхм, инициалы тут, подпись и дата здесь внизу. — Чонгук продолжает подписывать документ, пока не добирается до низа. — И как только я подпишусь здесь внизу в качестве свидетеля, больше ничего. Последний шанс отступить! — Подписывай его. Тэхён чиркает своим размашистым почерком (будто у адвоката, думается Чонгуку) на оставшейся строке, и на этом всё. Дело сделано. Его гедонистический образ жизни подошёл к концу — по крайней мере, на следующие 90 дней — и Чонгук чувствует, будто в него вдохнули новую жизнь и заставили переродиться, словно он способен покорить мир. Он поворачивается с яркой улыбкой к Тэхёну, который не может не подпитаться его энергией. Начало для нового Чонгука положено.___________________
Будучи на ¾ пути к своей степени по бухгалтерскому учёту, он должен чувствовать восторг и успех из-за престижной стажировки, которой добился сам. Он почувствовал себя прекрасно, когда его впервые приняли, потому что его тяжёлый труд, наконец-то, окупился, когда ему позволили работать под руководством одного из топовых главных директоров в этой области. Но теперь когда он на самом деле работает в офисе… Если ему быть честным с самим собой, то с однообразием сложно получать удовольствие от работы. Сидя за своим компьютером в течение восьми часов, глядя, как числа прокручиваются вверх и вниз по экрану, пока не сливаются воедино; тратя перерывы лишь, чтобы принести своему боссу кофе с пончиками («потому что это формирует характер»), Чонгук понимает, что больше всего с нетерпением ждёт выходных. Его выходные всецело принадлежат ему и связаны с тем, что самому хочется. Конечно, в последнее время те приобретали характер исключительно нажраться или поколесить по местным ночным клубам, но порой ему нравится делать вещи, которые как ни странно законны или не угрожают его печени. В это субботнее утро, как и в судьбоносную субботу двухнедельной давности, разве только он полностью одет и не пьян, он приземляется в парке в паре кварталов от своего дома. Жёстко вонзается в спину кора дерева, о которое он опирается, пока сидит, а лучи света пестрят сквозь ветки, падая на альбом на его коленях, приходя в движение и преображаясь, когда лёгкий ветерок колышет наверху листья. Минуло так много времени с тех пор, когда у него была возможность просто мирно порисовать, угольный карандаш в его руке чувствовался почти чужим. К счастью, всё возвращается на круги своя, когда он забавляется с набросками всего, что попадется ему на глаза, карандаш давит на бумагу нарочитыми штрихами. Он дотягивается рукой до своей сумки, чтобы вытащить несколько цветных карандашей, намереваясь немного раскрасить малыша с воздушным змеем на другой стороне улицы, которого он рисовал, когда пронзительный крик разрывает воздух. — Чимин, стой, смотри! — Чонгук поднимает голову как раз вовремя, чтобы увидеть огромное пятно, направляющееся прямо в его сторону перед тем, как это пятно врезается в него. Его скетчбук и карандаши разлетаются, когда сам он врезается в землю, воздух выбивает из лёгких, глаза закатываются в глазницы. Он лежит там секунду, тщетно пытаясь снова собраться с силами, чтобы сесть и отдышаться. Он пытается сосредоточиться на листьях дерева над ним, когда лицо появляется в нескольких дюймах от его собственного. — Боже мой, ты в порядке? Охренеть, эй, ты в порядке? — кричит на него лицо. «Боже, он милый», — думает Чонгук, рассматривая красные волосы паренька, немного пушистые и разделённые рядком посередине. У него восхитительный, словно пуговка, носик и губы, за которые можно умереть, даже когда те обеспокоенно опущены. «Реально милый», — думает Чонгук рассеянно, но удивляется, увидев, как паренёк реагирует на его слова, и запоздало понимает, что, возможно, размышлял вслух. — Боже мой, у него сотрясение. Из-за меня он заработал сотрясение, — паникует парнишка, проводя руками вверх и вниз примерно на расстоянии сантиметров пяти от его тела, как будто боится, что сломал его окончательно. — Хён, — зовёт он через плечо, почти на грани того, чтобы разрыдаться, — подгони машину, мы должны отвезти его в больницу, он несёт чепуху! Я ударил его головой! Парнишка — Чимин? надо понимать — берёт Чонгука под колени и за плечи, по-видимому, чтобы понести его как невесту, когда Чонгук, наконец, приходит в себя достаточно, чтобы остановить его. — Подожди, подожди, я в порядке, — хрипит он, потянувшись принять сидячее положение. — Меня немного выбило из колеи, но я думаю, что я в порядке. Не думаю, что у меня сотрясение мозга. — А ты уверен? Поговори со мной! — громко говорит Чимин, будучи до сих пор не убеждённым в том, что Чонгук не в секундах от потери сознания. Он наклоняется вперёд, сидя у ног Чонгука, чтобы дотянуться до его лица, предположительно до щеки, чтобы проверить, по-прежнему ли та невредима. — Я разговариваю с тобой, — стреляет Чонгук в ответ, шлёпая Чимина по настойчивым рукам, — и перестань на меня орать. — Он тянется рукой назад, чтобы почесать затылок. У него там вероятно шишка, но он на 90% уверен, что у него нет сотрясения мозга. — Ой, извини. Прости. — Голос Чимина резко падает, и Чонгуку бы показалось это смешным, если у него всё же не было головокружения. — Хоби-хён бросил фрисби сюда, я не видел тебя за деревом, прости, прости меня! Красное пятно бросается Чонгуку в глаза, и он поворачивается, чтобы посмотреть на летающий диск, лежащий в траве позади себя, но тот лежит среди обломков его цветных карандашей, очевидно, сломанных под общим весом их обоих. — Мои карандаши, — несчастно произносит он, и глаза Чимина следуют за его взглядом, метнувшись к каше из сломанных художественных принадлежностей. — О божечки, это из-за меня, правда ведь? Я сломал их. — В своём стремлении дотянуться до сломанных карандашей, он недооценивает, насколько близко лицо Чонгука, и ударяет того прямо в нос. Чимин с ужасом наблюдает, как руки Чонгука взлетают к собственному носу. — Ох, блять, — голос Чонгука приглушён за ладонями, когда сам парень откидывается назад и неистово моргает, глядя в небо. Чимин застывает в недоумении, широко раскрыв глаза, уставившись на скривившееся лицо Чонгука. Он вырывается из своего потрясения, выкрикивая извинения и тянется чтобы... что-то сделать, но Чонгук шарахается от него. — Стоять! — визжит тот и немного краснеет, когда понимает, что кричит. Чимин отдёргивает руки, выглядя обиженным и смущённым, но не то чтобы он не заслуживает этого. — Просто… я истекаю кровью? Чонгук осторожно отводит руки от лица, уголки рта опускаются, пытаясь разглядеть собственное лицо. — Ты не истекаешь кровью, и мне действительно очень жаль. — Он встаёт и протягивает руку Чонгуку. Когда он настороженно смотрит на этот жест, Чимин не может совладать с безрадостным смехом: — Я не сделаю тебе больно на этот раз, обещаю. Чонгук хватает маленькую руку Чимина в свою и пытается притвориться, что та ни в коей мере не тёплая и ласкающая душу. Чимин поднимает его на ноги, и тот немного качается. Чонгук чувствует жар, бросающийся к его щекам, когда парнишка хватает его за локоть, чтобы привести в равновесие. — Спасибо, — бормочет Чонгук, и они долго смотрят друг другу в глаза, и Чонгук хочет отвести взгляд, но его глаза такие глубокие и карие, обрамлённые этими реально длинными ресницами, и Чонгук полностью осознаёт, что пялится, но, честно говоря, и Чимин делает то же самое. — Я подогнал машину к той стороне улицы, у него всё ещё сотрясение? — Они оба резко переводят взгляд на парнишку, стоящего в нескольких десятках сантиметров от них. Если это вообще возможно, его лицо краснеет ещё сильнее, когда он отскакивает от Чимина, и только с опозданием понимает, каким компрометирующим шагом это выглядело. — Нет, нет, я в порядке. Не беспокойтесь. — Он смахивает грязь и листья со своей одежды, а затем поворачивается к парнишке перед собой, — видите? В больнице нет необходимости. — Чонгук думает, что он безнаказанно доберётся до дома, прежде чем высокий голос Чимина доносит позади него. — Где ближайший художественный магазин, Хоби-хён? — Эм, я думаю, что есть один в нескольких кварталах отсюда, — отвечает тот в замешательстве. — А зачем? — Пойду, отведу... подожди, как ты сказал, тебя зовут? — Чонгук? — Я пойду, отведу Чонгуки за новыми цветными карандашами. Я поломал его своей вынужденной посадкой. — Не-не-не, всё в полном порядке, тебе не нужно… — Чонгук смотрит широко распахнутыми глазами на Чимина. — И всё же, я хочу, — голос Чимина звучит тише, и его лицо становится таким убедительным, отчего у Чонгука в животе разливается тепло. — Ладно, — говорит он, так же тихонько, и маленькая застенчивая улыбка украшает его лицо. Чимин не делает ни шагу, просто улыбается в ответ, поэтому Чонгук тоже продолжает улыбаться. Хосок смотрит на них, как те просто пялятся друг на друга. — Лаааадушки, — говорит он, поднимая брови, глядя на них обоих, — ну, во всяком случае, увидимся позже, Чимини. — Он собирается уйти. — Приятно познакомиться, Чонгуки. — Ой! Да, х-хён? Ага, приятно тоже с тобой познакомиться. — Чонгук запинается в словах, переводя взгляд с Чимина (с большим трудом) на Хосока. Тот останавливается на секунду, чтобы, подмигивая, послать Чимину воздушный поцелуйчик: — Не делай ничего, чего бы ни сделал я, Чимини! — Хён! — сердито выкрикивает Чимин ему вслед, а затем поворачивает горящие щёки к Чонгуку, — не слушай Хоби-хёна. Чонгук лишь улыбается Чимину, прежде чем кое-что приходит ему на ум: — О дерьмо, он должен был тебя подвезти до дома? Чимин качает головой: — Нет, я на самом деле живу прямо через улицу. — И показывает пальцем. — Ни фига, тот, который там! Красный? — Нет, тот, который рядом с ним. — Я живу в красном, — удивлённо говорит Чонгук, — я не могу поверить, что никогда не сталкивался с тобой раньше. — Ага, ну, я позаботился об этом. — Чимин по-прежнему смущён, но улыбается Чонгуку, и тот чувствует, как тепло расцветает по своему телу. Чимин кивает в сторону выхода из парка, а Чонгук собирает вещи в сумку, и они уходят.