___________________
— Итак, у тебя профильная художественная дисциплина? — спрашивает Чимин, лениво пролистывая пустые скетчбуки, Чонгук же, с другой стороны, склонился, пристально разглядывая те, что на нижней полке. — Не-а, — отвечает тот, беря один, и встаёт, — у меня психология и бухгалтерский учёт, двойная специализация. Просто искусство второстепенный предмет. Хотя я рисую со средней школы. Чимин кивает: — Я вообще не умею рисовать. Никто не хочет меня в свою команду, когда мы с друзьями играем в «Крокодила»¹. Чонгук хихикает, будто Чимин только что выдал самую смешную шутку века, но останавливается, когда понимает, как нелепо звучит. — Какой у тебя профильный? — Студент-медик, последний курс. Получу вид на жительство в следующем году. — Несмотря на то, что Чонгук знает Чимина всего два часа, он может уловить нервозность в его голосе и запросто разыгравшейся на лице. — Я уверен, что ты станешь отличным врачом, — Чонгук оглядывает его с ног до головы (и старается не обомлеть при мысли о том, какой крошечный доктор из него выйдет, крошечный и очаровательный), — и если пойдёшь в педиатрию, уже будешь на уровне детей. — Хорошо, Чонгук, — поддразнивает Чимин, игриво толкая парня, — уже шутки о росте? Чонгук пожимает плечами, смеясь. Они медленно проходят от и до по каждому ряду художественного магазинчика, иногда даже не замечая товары, пока шепчутся друг с другом. Чонгук узнает, что Чимина перевели только в этом году в местный университет, что объясняет, почему они никогда не сталкивались друг с другом. Он питает слабость к рождественским фильмам, любит даже самые низкосортные (— Прости, но «Рождественский коттедж» — художественное золото, Чонгук.), и он сломал ногу, когда ему было восемь лет в попытке улететь на Северный полюс. К тому времени, когда они прошли сквозь каждый ряд, Чимин узнаёт любимую еду Чонгука (жареный рис с кимчи и мясом), что он тайно боится статуй (потому что посмотрел определённый эпизод «Доктора Кто», когда был слишком юным) и что он бы занимался рисованием профессионально, если бы не чувствовал давление со стороны своей семьи, чтобы тот занимался бухгалтерским учётом. В конце концов они стояли у кассы перед молодой девушкой с окрашенными волосами и пирсингом в носу, она определённо выглядит так, словно ей нравится работать в независимом художественном магазине. Чонгук кладёт свой новенький скетчбук и упаковку из 64 карандашей фирмы Prismacolors (транжира) и тянет руку к сумке за кошельком, когда ладонь Чимина многозначительно ложится на его. — Не волнуйся, я сам. — Хён, эти цветные карандаши вроде как… — Я сломал твои, Чонгуки. Стёр их с лица земли. Позволь мне хотя бы заменить твои. Он пытается скрыть свою улыбку, когда Чимин прокатывает карточкой. Девушка переводит взгляд с одного на другого, прежде чем ухмыльнуться. Она держит рот на замке, упаковывая принадлежности в пакет. Она передаёт пакет Чонгуку. — Спасибо, хён, тебе не нужно было этого делать. — Я знаю, но мне хотелось. Уже в который раз в тот день они оказываются уединёнными в своём собственном маленьком пузыре, лёгкие улыбки украшают их лица. На этот раз продавщица вырывает их из него. — Хорошей ночи, ребята! — щебечет она, и они немного вздрагивают, прежде чем поспешно покинуть магазин. Чонгук делает вид, что не видит хитрой ухмылки на её лице, когда они выходят из магазина. Теперь они стоят возле него, внезапно застеснявшись, потому что уже нет того, на чём надо было безотлагательно сосредотачиваться. Чонгук шаркает носком по тротуару, пытаясь придумать, что сказать, чтобы не стоять там просто так с тупой улыбкой на лице. — Итак… — Что… — начинают они одновременно. Оба резко останавливаются и тихо смеются над собой. — Начинай, — подсказывает Чимин. — Нет, ты начинай. Чимин глубоко вздыхает, а потом пожимает плечами и смеётся. — Итак, моё любимое кафе прямо за углом, за их карамельный маккиато можно душу продать, и у них самые лучшие капкейки, которые я когда-либо пробовал. Я не знаю, есть ли у тебя планы на ближайшие пару часов или… Чонгук энергично качает головой (возможно, у него были планы заказать доставку и обожраться, смотря Netflix и плачась о своих невзгодах здорового образа жизни Тэхёну, но это кажется бесконечно лучше). — Круто, ну, э, да, если хочешь… — Кажется, что Чимин потерял весь свой энтузиазм после двухсекундной заминки, и видеть, как румянец разрастается на щеках Чимина, было словно Чонгука ударили в живот гигантским кулаком, усыпанным цветами и сердечками. — Ага, — подтверждает Чонгук, и даже ему самому неизвестно, откуда взялась эта учтивая напускная храбрость. Он ожидает, что она закончится через 0,2 секунды. — Веди? Чимин улыбается ему лучезарной улыбкой, и Чонгук прикусывает губу, пытаясь сдержать собственную, когда они направляются за угол. Выясняется, что поздний обед превращается в ужин, который переходит в прогулку в парке под лунным светом, а после выливается в договорённость встретиться на следующей неделе за просмотром фильма. Чонгук прощается с Чимином, обещая написать ему позже, и поднимается по лестнице, шагая через ступеньку, в свою квартиру. Он благодарен, что Сокджин и Юнги, кажется, не дома, потому что ему не хочется отвечать на вопросы о том, почему улыбка раскалывает его лицо надвое прямо сейчас. Он плюхается лицом на свою кровать, сильно улыбаясь в подушку, гадая, когда будет не слишком рано, чтобы написать Чимину. Он по-прежнему бесконечно счастлив, когда что-то бросается в глаза. Он поворачивается, и вот оно, смотрит ему в лицо, в рамке (идея Тэхёна) и висит прямо возле его кровати. Пакт Гедонизма. Он стонет, хотя хочется кричать. Он поднимает телефон. «Тэ, — пишет он, — я думаю, что проебался».___________________
— Так, когда ты в последний раз разговаривал с ним? — спрашивает Тэхён, нажимая кнопку «Х», пока Саб-Зиро не пинает Скорпиона через весь пол на нижнюю арену. — Ах, что? — бормочет Чонгук, засовывая свой телефон между диваном и бедром. Он снова переключает своё внимание на игру, прямо когда Тэхён бьёт последнее движение, а комментатор грохочет «ФАТАЛИТИ», в то время как Скорпиона убивают самым жестоким способом из всех возможных. — Ты вообще пытаешься, Куки? — скулит Тэхён, но когда он поднимает голову и видит Чонгука, снова заглядывающего в свой телефон, он понимает это. — Ты разговариваешь с ним прямо сейчас, да? — Нет, — Но Чонгук всегда был ужасным лжецом. Тэхён отбрасывает контроллер, прежде чем взмахнуть ногами, уложив их на колени Чонгука (на что Чонгук хмурится, но Тэхён не обращает на него внимания). — Я видел, как ты выходишь из бара с людьми, с которыми знакомился в ту же ночь, но это, — он махает рукой, выписывая круги перед лицом Чонгука, — я никогда не видел этого. — Чонгук вспыхивает, потому что знает, о чём именно говорит Тэхён. — Грёбанные сердечки в глазах, — говорит Тэхён, и Чонгук стойко игнорирует зрительный контакт. Хихиканье Тэхёна медленно стихает: — Он тебе действительно нравится, а? — Нравится, — отвечает Чонгук, и он пытается сдержать улыбку. — Ооу, Чонгуки вкрашнулся! — дразнит Тэхён, зарываясь пальцами в бока друга. Он останавливается только тогда, когда тот угрожает описаться на него. — Он тебя уже поцеловал? — спрашивает Тэхён, грудная клетка вздымается в попытках вернуть контроль над дыханием. Брови Чонгука сдвигаются, и он качает головой. — Ты вообще сказал ему о пакте? Молчание Чонгука — более чем достаточный ответ. Тэхён фыркает: — Тебе придётся сказать ему когда-нибудь, знаешь же. — Я знаю, но просто, — Чонгук убирает невидимую ворсинку с джинсов, — что, если из-за этого он захочет уйти? — Это глупо, — быстро возражает Тэхён, — он бы этого не сделал. И если бы сделал, то в любом случае он не тот, с кем бы ты хотел быть. Чонгук игриво постукивает по голеням Тэхёна на своих коленях, пока думает об этом. Тэхён может показаться немного чудным для окружающих, которые его плохо знают, но он проницателен и может на редкость хорошо понимать людей. И большую часть времени в его словах много смысла, если вам удастся пробраться сквозь его тарабарщину. Конечно, он прав. — Когда ты последний раз дрочил? И вот так запросто Тэхён нарушает комфортное молчание, в которое они впали, и Чонгуку грубо напоминают, что его лучший друг — чёртов идиот. — Тэхён, что за нахер? — Нет, послушай меня секунду, мы реально говорили об этом на психологии на днях, — он прижимается к подлокотнику дивана, вытягивая ноги под собой. — Сексуальное напряжение может затуманить твою лобную долю, которая является центром принятия решений в твоём мозгу. — Чонгук скептически смотрит на него, пока тот постукивает по передней части головы. — Так что, в принципе, чем ты возбуждённее, тем хуже решения ты принимаешь. Наверное, поэтому ты беспокоишься о Чимине. Ты не можешь безошибочно судить о его реакции, потому что твоя лобная доля затуманена озабоченностью. Чонгук открывает рот, чтобы сказать Тэхёну, что это самая глупая вещь, которую он когда-либо слышал, но закрывает его. Он наклоняет голову, думая об этом, и на самом деле это не так уж и несуразно. — Хах. — Он ещё немного думает, прежде чем столкнуть с себя ноги друга. — Подожди, ты куда? — Тэхён бросается вверх посмотреть через спинку дивана на удаляющегося Чонгука. — Очистить свой разум, — просто отвечает Чонгук, направляясь к своей комнате. — Чонгуки, — скулил Тэхён, с лицом, подёрнутым чем-то похожим на отвращение, — это отвратительно. Не могу поверить, что ты бросаешь меня, чтобы помацать свой член. — Умоляю тебя, я слышу, как ты и Юнги-хён всё время трахаетесь, вот что действительно травмирует. Тэхён на секунду задумывается: — Твоя правда. — Он плюхается обратно спиной на диван: — Поторопись и возвращайся, чтобы я снова мог надрать тебе задницу в «Мортал Комбат»! — Дай мне двадцать минут! — выкрикивает Чонгук, прежде чем хлопнуть дверью и запереться.___________________
Двадцать минут спустя, с головой яснее некуда, Чонгук понимает, что Тэхён абсолютно прав, потому что Чимин никогда не осудит его за что-то столь тривиальное. Он решает, что скажет Чимину, когда придёт время. Прежде чем он снова надевает штаны, чтобы присоединиться к Тэхёну, Чонгук печатает парню, спрашивая, не встретится ли он с ним завтра после урока рисования. Восторженный ответ Чимина почти мгновенен, и Чонгук замечает, что улыбается глядя в потолок. Вот, что значит ясная голова, думает он, когда она вновь лишь затуманивается, только на этот раз мыслью о Чимине.___________________
Чонгук сидит за весьма крошечным столом, пальцы его правой руки покрыты синей, пурпурной и красной красками, когда он слышит знакомый голос позади себя. — Знаешь, когда я увидел Детский Сеульский Центр Искусств, я был уверен, что ты случайно дал мне неправильный адрес. — Голос заводной и задорный, и Чонгук улыбается, прежде чем даже поднимается и оборачивается. — Да, по воскресеньям после полудня я помогаю с уроком рисования в детском саду. Сегодня день рисования пальцами, хён. — Чонгук машет пальцами в краске у лица Чимина. Тот видит блеск в глазах Чонгука и смеряет парня пристальным взглядом, пытаясь унять все возможно назревающие там шалости. К счастью, появление Чимина не остаётся незамеченным, и дети, сидящие за столом, который Чонгук только что освободил, обращают на него своё внимание. — Кто ты? — стреляет в Чимина маленький мальчик, рисующий фиолетовое дерево. — В вежливой форме, Джихун, — мягко делает замечание Чонгук. — Кто ты, хён? — исправляется Джихун, любопытство совсем не угасает. Чимин опускается на колени, чтобы быть на одном уровне с окружающими его детьми. — Меня зовут Чимин, я здесь, чтобы забрать Чонгук-ши. Джихун не выглядит убеждённым, но девочка рядом с ним закатывает глаза, прежде чем повернуться к Джихуну: — Он, очевидно, муж Чонгука-оппы, точно так же, как муж миссис Чой приходит, чтобы забрать её после занятий. Чимин громко надрывает живот от смеха, пока Чонгук пытается остановить румянец, ползущий по его щекам: — Муж?! Как думаешь, сколько мне лет, Хаён? Она пожимает плечами, снова обращая внимание на гоночный автомобиль, который рисует: — Я не знаю, старый? — Они, вероятно, просто помолвлены, — осмеливается девочка рядом с Хаён, и Чимин хочет спросить Чонгука, почему на девчушке яркий серебристый шлем, но прежде чем ему выдаётся шанс, Хаён спрашивает: — Что это? — Моя мама помолвлена, она сказала, что это то, что делают большие люди, когда они очень сильно любят кого-то. — Её шлем качается, когда она мудро кивает. — Никто не помолвлен, Алекс, — Чонгук машет перед собой своими разрисованными руками, но другая девочка, сидящая дальше за столом, уже заявляет, что если это правда, то она помолвлена со своей кошкой Чичи. — Значит ли это, что у Чонгука-оппы будет ребёнок, как у миссис Чой? — спрашивает Хаён у Чимина, и, когда Чонгук запинается из-за тупикового ответа, Чимин взрывается от громкого ржача. — Ни за что! — кричит Джихун, вставая со своего места, промазав и едва не перевернув чашку с водой для их пальцев, — Чонгук-оппа нетолстый! У Чонгука-оппы есть пресс! — Чимин чувствует, что может на самом деле умереть от смеха, наблюдая, как Джихун бьёт кулаками по животу, изображая твёрдый, как камень, пресс Чонгука. Чимин прекрасно понимает, что не помогает от слова совсем, смеясь так сильно, что у него текут слёзы из глаз, но Чонгук краснеет почти так же сильно, как в первый раз, когда они встретились. — Хорошо, ребята, я думаю, что мы на сегодня закончили занятие! — торопится Чонгук, — идите, приколите свои картины и отправляйтесь в комнату мисс Чой! — Дети легко отвлекаются и летят с места в направлении следующей комнаты. Их всего несколько, так что это не занимает много времени, и к тому моменту, как они все уходят, Чимин выпрямляется и пытается собраться. — Спасибо за поддержку, — произносит Чонгук с каменным лицом, и Чимин снова начинает хихикать. — Извини, я знаю, — говорит Чимин, но не особо убедительно, — и всё же они милые. — Чимин протягивает руку, чтобы помочь Чонгуку отнести краски для пальчиков к раковине. — Да, они забавные, — тихо отмечает Чонгук, выстраивая краски в ряд вдоль раковины, — я с нетерпением жду прихода сюда каждое воскресенье. — Как насчёт маленькой девочки в шлеме, — голос Чимина падает от беспокойства, терзаемый волнением её редкого заболевания или состояния. — С ней всё в порядке? — О, Алекс? — отвечает Чонгук, — да, она в порядке, просто большая поклонница Crayon Pop. Я думаю, что её мама купила этот шлем ей на Рождество. Носит его каждый день. — Не может быть, я люблю Crayon Pop. — Голос Чимина поднимается от взволнованности, когда он помогает отмывать палитры от краски. Чонгук смотрит на него с удивлением, видит это в глазах Чимина и не может не подразнить его. — Ты такой неудачник, хён, — тихо говорит Чонгук, и когда Чимин поворачивается к нему, чтобы постоять за себя, то видит, что пальцы Чонгука сияют свежей краской. — Куки, — Он настороженно смотрит на его пальцы, и прежний озорной блеск возвращается, — не смей. — О чём ты говоришь, хён? — Он на секунду притворяется невинным, прежде чем рвануть к носу Чимина. Последний отшатывается назад, едва ли уклоняясь от синих пальцев Чонгука. Парень снова тянется к лицу Чимина, но на этот раз он уворачивается, прежде чем вернуться обратно, чтобы поймать запястья Чонгука, не давая тому двинуться. Чонгук по-прежнему смеётся, но затем он смотрит на улыбку Чимина и чувствует, как сердце в груди сбивается с ритма. Они оба тяжело дышат из-за потасовки, и улыбка сменяется чем-то совершенно другим. Чимин поджимает нижнюю губу ко рту, и Чонгук замечает, что его передний зуб немного сколот, и думает, что это самая восхитительная вещь, которую он когда-либо замечал в Чимине. Или, может быть, это его красивая кожа. Или его носик, будто бы горнолыжный склон. Или то, как он смеётся, когда ему стыдно, и он находит нечто чем-то забавным. Или то, как сейчас кончики его ушей окрашиваются в алый. Или, вероятно, его глаза и то, как они опускаются, чтобы взглянуть на рот Чонгука. Между ними огонь пылает, и он чувствует притяжение, от которого хочется сократить маленький кусочек пространства, когда… — Чонгук-оппа? — Алекс появляется внезапно (или, может быть, не так внезапно, потому что не то чтобы Чонгук заметил бы прямо сейчас), совершенно не осознавая того, что происходит, и успешно разрушает магию момента. Они отпрыгивают друг от друга, оставляя почти сотню сантиметров пространства между ними, когда он вытирает пальцы о передник. — Что случилось, Алекс? — Он опускается на колени, чтобы ясно видеть её глаза. — Джихун сказал, что мой шлем дурацкий, — начинает она, выпятив нижнюю губу, — и что я выгляжу в нём глупо. — Ну, это неправда, — покачал головой Чонгук, — твой шлем очень крутой. Джихун, вероятно, просто расстроен, что он не додумался до него первым. — Ты уверен, оппа? — Её голос всё ещё дрожит и звучит тихо. — Я уверен, — твёрдо кивает Чонгук, — в следующий раз, когда кто-то будет смеяться над тобой или над твоим шлемом, ты просто скажешь им, что ты безупречна и идеальна такой, какая ты есть, хорошо? Кажется, это заставляет её почувствовать себя лучше, и она вспыхивает яркой улыбкой: — Хорошо, оппа. — Она убегает обратно в комнату миссис Чой, но перед этим резко оборачивается: — Можно я его стукну, оппа? Чонгук изо всех сил старается не рассмеяться, но так или иначе ему удаётся сдержать маленький смешок: — Ты не можешь ударить его, Алекс. Она вздохнула из-за поражения, а после проскочила обратно в другую комнату. — Я не собираюсь притворяться, что это не самая милая вещь, которую я от тебя когда-либо видел, — говорит Чимин, когда они снова остаются одни. Чонгук стоит и краснеет, внезапно застеснявшись, что Чимин был свидетелем всего этого. — Мне они нравятся, и мне нравится работать здесь, поэтому я стараюсь изо всех сил. — Чонгук снимает фартук и вешает рядом с раковиной. — Давай, пошли отсюда. — Он совершает нечто особенно смелое, хватая Чимина за руку, — ведь у него синие пальцы и всё такое — и выводит их из художественного центра. Он улыбается самому себе, когда Чимин сжимает его руку в ответ.___________________
— Чимин, этот фильм ужасен, и сейчас сентябрь. — Чонгук смеётся и корчится, когда Чимин тычет ему в бок. — А ну-ка прикрыл рот, «Малыш Санта» в любое время года шедевр. — Чимин надувается, но вполне себе уступает, ставя фильм на паузу. Он тянется к руке Чонгука, переплетая их пальцы, вызывая вспышку тепла в теле Чонгука. — Так что, если ты реинкарнировавший Гринч… — («Я никогда этого не говорил!») — какой твой любимый праздник? — Чимин повернулся к Чонгуку с блестящими глазами. — Хэллоуин, не так ли? — Нет! — выкрикивает Чонгук, но учитывая то, как Чимин улыбается, говорит ему, что парень знает, что он слишком много протестует. Если бы кто-то мог прочесть его так быстро и легко, Чонгук бы встревожился, но с Чимином… — Хорошо, да. Беседа затихает, наступает приятная тишина, которая устраивает их обоих. Чонгук держит руку Чимина в своей, крутя её из стороны в сторону, пока от нечего делать изучает её. Он поднимает взгляд и ловит глаза Чимина, и взволнованный предвосхищённый импульс пробегает по нему оттого, насколько те тёмные и полуприкрытые. Технически это их третье свидание, так что для Чонгука было бы вполне приемлемо приподнять лицо Чимина за подбородок, поцеловать парня мягко и сладостно, как он делал со своими прошлыми романтическими интересами. Но здесь другие ощущения, почти совершенно новые, наполняющие Чонгука грохочущим эмоциональным подъёмом. Те бабочки, танцующие по его животу, почти совершенно незнакомы, и Чонгуку хочется нежиться во всём этом как можно дольше. Поэтому, если Чимин хочет идти медленно, Чонгук не собирается спорить. Каким-то образом, Чимин становится намного ближе, как прежде в центре искусств, за исключением отсутствия хоть одного племени детишек лишь одной комнатой выше. Он так близко, что чувствует, как дыхание Чимина обдувает его лицо, а Чонгук почти боится двигаться, почти боится, что всё исчезнет, если он пошевелит хоть единой мышцей. Его грудь вздымается, и он не хочет ничего больше, кроме как наклониться вперёд и сократить бесконечно малое расстояние между ними, когда… — Ты можешь поцеловать меня, понимаешь? — голос Чимина подначивающий, но также глубокий и терпкий, и заставляющий мурашки спуститься по спине Чонгука. Он наклоняется вперёд, и его будто бьёт током до кончиков собственных пальцев рук и ног, когда их губы наконец соприкасаются. Чимин такой мягкий, как он себе и представлял, а на вкус сладкий, как ванильное мороженое, которое они ели раньше, но на основе пряности, похожей на корицу, которой он просто не может насытиться, и он напирает сильнее, чтобы получить больше. Рука Чимина опускается на его бедро, другая поднимается провести пальцами по волосам парня, и он притягивает Чонгука ближе. Язык Чимина слегка скользит по сомкнутой линии его губ, и челюсть Чонгука послушно опускается, позволяя парню двигаться вперёд, исследовать. Язык Чимина мягкий, но полный энтузиазма в своём целеустремлённом изучении. В конце концов жжение в лёгких становится слишком сильным, чтобы его игнорировать, и Чонгук отрывается, тяжело дыша. Чимин хочет посмеяться над выражением его лица, почти удивлённым, но вместо этого он прислоняется носом к щеке парня и шепчет: — Ты можешь снова поцеловать меня, знаешь? — Чонгук загадочно хихикает, прежде чем поцеловать Чимина снова, на этот раз глубже, сильнее. Чимин отрывается лишь, чтобы горячо произнести в его губы: — И снова, — и на этот раз Чонгук сцеловывает слова с губ, глотая их глубоко внутрь, пока они не расцветают в пламя. То, как грудь Чимина ходит ходуном, словно говорит: «Снова, снова», — А Чонгук ничего не может сделать, кроме как подчиняться, целуя и целуя, язык идёт глубже, чтобы вкусить каждый уголочек рта Чимина, каждый кусочек Чимина, что он может заполучить. Они занимались друг другом, пока не вымотались, а по телу не текла приглушённая энергия. Наконец, Чимин отодвигается, утыкаясь лбом к груди Чонгука, по-прежнему прижимая его к себе ближе, и, смутно Чонгук поражается, как они оказались в горизонтальном положении на диване Чимина. Их ноги сплетены вместе, и Чонгук не хочет ничего больше, кроме как остаться здесь на всю ночь, рукой крепко держа Чимина за поясницу, с внезапным приливом сил у обоих. — Мне завтра на работу, Чимин, — тихо говорит Чонгук, но не делает никаких попыток, чтобы и правда убрать свои конечности из личного пространства парня. — Уволься, — отвечает Чимин прямо в его тёплую грудь. — Ты шутишь, но… — Чонгук тихо смеётся. Чимину не обязательно знать, как часто он на самом деле думал об этом. Чонгук чувствует, как тот улыбается, и он благодарен за то, что парень берёт на себя инициативу выпутаться. Если бы за это отвечал он сам то, они, вероятно, никогда бы не сдвинулись. — Нет, иди, будь продуктивным членом общества, — Чимин встаёт с дивана, и Чонгук клянётся, что не вожделенно пялится на крошечную полоску кожи, которая появляется, когда Чимин вытягивает руки над головой. Когда Чонгук надевает обувь, он поворачивается к Чимину. Его губы распухли и саднят — возможно, потому, что у Чонгука слабость к укусам — и Чонгуку хочет снова на него наброситься, но знает, что если сделает так, то не сможет остановиться, и ему это выйдет боком. Тем не менее он берёт руку Чимина в свою, прежде чем поднести ко рту, чтобы поцеловать его пальцы. — Увидимся позже? Чонгук наслаждается зрелищем того, как жестокий румянец стремительно охватывает лицо Чимина, довольно хорошо дополняя его саднящие губы. — Да, — пищит Чимин, прежде чем прочистить горло, — да, поболтаем с тобой завтра. Каким-то образом дверь закрывается между ними, и Чонгуку кажется, что он идёт по облакам коротким путём до своей многоэтажки по соседству. Сокджин и Юнги сидят в гостиной, когда он возвращается домой, но они не обращают на него никакого внимания, пока тот плывёт в свою комнату, едва кинув слова приветствия. Пока он готовится ко сну, эйфория приливает волнами, когда он возрождает в памяти свои любимые части дня (вот подсказка — они все), крошечное, грызущее чувство напоминает ему, что он не рассказал Чимину об очень важных вещах, но парень слегка расслабляется, когда говорит себе, что они просто пойдут медленно и пересекут этот мост, когда доберутся до него.