Гарри Поттер и Избранный

К сожалению, по дороге до станции Хогвартса не было ни одной революции, и Гарри так никто и не похитил, ведь он не Избранный — и Гарри всё никак не мог перестать улыбаться, как дурачок, от этой мысли. Зато он смог погладить фестрала, пока никто не видел. Всю малышню собирал Хагрид, Гарри запрокинул голову, чтобы увидеть его лицо — боже, ему ведь ещё на Снейпа снова снизу-вверх смотреть придётся. — Привет, Генри! — помахал великан Гарри. — Он там, — шепчет Поттер в ответ и тыкает пальцем в сторону брата и его новой компании, — я — Гарри. — А, я эта, прости, Гарри, — извинился Хагрид, но Гарри отмахнулся, мол, со всеми бывает, близнецы вообще до жути похожи, Фред и Джордж ему в свидетели. Хагрид довольно «профессионально», с точки зрения магической педагогики (убей учеников до того, как они начали учиться), усадил будущих великих волшебников в хлипкие лодки. Гарри готов поклясться, что видел, как бледно-зелёный и неуклюжий Невилл, чуть не упал в воду, но, слава всем богам и старику Мерлину, его в последний момент успел подхватить какой-то парень, которого сам Поттер не знал. Бывший аврор сощурил глаза, поправил на переносице очки и окрестил крепкого мальчишку Подозрительным. Любой человек, которого Гарри Поттер не помнил или не узнавал, автоматически становился «чёта падазрительна» по методике Грозного Глаза, конечно. Гарри оказался в прекрасной компании брата, которого приходилось тянуть за мантию, чтобы тот не свалился, когда Генри решил посмотреть на поверхность озера; Сьюзен Боунс делала вид, что не замечает этой картины, за что Гарри поставил плюсик к её характеристике; и… Рона. Просто Рона. Ну, Рон так Рон — ничего нового. Впрочем, Гарри меньше всех волновал открывший вид на замок — о, а вон ту Башню Гарри-аврор лично отстроил! В другой реальности. Мелочи жизни, в самом деле. Лодка не перевернется — день можно считать успешным. Гарри чувствовал себя маленьким мальчиком, который смог вернуться в свое волшебное детство: стены Хогвартса казались такими огромными, небо чёрным-чёрным, Запретный лес с этого обзора казался достаточно пугающим, а потом Невилл чихнул и Гарри вспомнил, что он сорокалетний мужик в теле одиннадцатилетки и его ждут уроки, эссе, общежитие и Снейп. Последний пункт даже в разъяснении не нуждается: Снейп — и всё понятно. Пришла МакГонагалл, и Гарри, не сдержавшись, помахал ей рукой. — Ты кому машешь? — дернул его за рукав Генри, понизив голос до шёпота. — МакГонагалл, — беспечно ответил в его сторону Гарри, радуясь, что по привычке не добавил «директрисе». — Профессор МакГонагалл, — жёстко поправили его сзади, сердце Гарри пропустило удар, и он обернулся. Гермиона. Гарри знал, что должен отвернуться, что не должен смотреть на неё, что ему вообще стоит держаться от неё как можно дальше, но… это же Гермиона! Его лучший друг, который никогда не давал впадать в отчаяние, который всегда выручал в малой и большой беде, который прошёл с тобой через Ад. Друг, который умер по его вине. Семнадцать лет. Тринадцать в его и четыре в этом мире. Семнадцать лет назад он похоронил свою подругу; семнадцать лет назад он бросал сухую нагретую землю в яму с сосновым гробом; семнадцать лет назад Гарри Поттер навсегда закрылся от людей и запер все глубокие чувства на замок, бросив ключ в ту же могилу. Сейчас Гермионе одиннадцать лет, почти двенадцать, у неё проблема с непослушными волосами и она не может найти друзей из-за своего детского зазнайства — она живая. — Ты кто? — спрашивает Генри, складывая руки на груди, немного нелепо путаясь в широких рукавах. — Гермиона Грейнджер, — говорит девочка, протягивая руку. Мальчики переглядываются. — Генри Поттер, — говорит он, а в глазах Гермионы узнавание. — А я Рон, — влез второй мальчишка, — Рон Уизли, — и тоже пожал ей руку, прежде чем она успела что-то сказать. — А это Невилл, — указал Генри на ещё одного члена их компании. — И мой брат, Гарри. Гермиона тянет и ему руку для рукопожатия. Гарри очень долго смотрит на протянутую ладонь. И отворачивается. — Открыли двери, — ровно говорит он, будто ничего не произошло и душа не разорвалась пополам. — Стройтесь в одну колонну! — громко говорит Минерва МакГонагалл и строит учеников. Сердце не болит. Нисколько. Ведь его нет.