«Abussus abussum invocat». Беда никогда не приходит одна. Поэтому жди череду событий и последствий после своих действий.
Думаешь, что можешь что-то сделать, а тебе это не аукнется? Аукнется — да ещё как, и это может быть хорошо продемонстрировано на примере действий Кати Соколовой. Девушка решила перевестись в новую школу — встретила друга детства, с которым уже и не надеялась увидеться, и настроилась завоевать сердце преподавателя по латинскому языку. Кате понравился мужчина — она поспорила с соседкой по комнате, что добьётся его (но совершенно ещё не понимает, к каким последствиям это приведёт). Катя предложила Ире прогуляться по школьному парку — они обнаружили труп… И это уж точно ничего хорошего не сулит. Но всё это не значит, что наши действия влекут только негативные последствия, это лишь значит то, что нам необходимо думать о наших поступках и действиях, осознавать возможные реакции ото всех: от самих себя… от окружающих… от вселенной… Антон не может поверить подругам, что они, действительно, нашли труп. Это розыгрыш, бред, сумасшествие, но никак не правда. Разве в такой элитной школе могло произойти преступление? Здесь же все… не такие, как в других учебных заведениях. Здесь другие люди. И Антону не верится в эту историю падения на труп от слова «совсем». Хотя девчонки не стали бы его обманывать; разыгрывать — да. Но Шастун видел состояние Кати — девушка была шокированной, растерянной, с трясущимися руками — и Ирины, которая, с одной стороны, утешала Соколову, а, с другой, хотела убить Антона за то, что он заставил их ждать его, а сейчас и вовсе не верит им. Либо они обе гениальные актрисы, либо они просто ему не лгут. — Покажите мне, — просит Шаст. И в следующую секунду парень жалеет о просьбе, потому что на него обрушивается гневный взгляд Иры. Шастун точно бы был уже кучкой праха, если бы взглядом можно было убить. — С ума сошёл? — Восклицает Кузнецова, прижимая голову Кати к своей груди. — Ты видишь её состояние? Мы туда сейчас не вернёмся! — Как мне тогда вам поверить? И Ирина понимает, что единственный способ, чтобы Антон сейчас поверил им, — пойти на то злосчастное место и доказать балбесу Шастуну свою правду. Но девушке совсем не хочется оставлять Соколову одну в таком состоянии, а идти вместе с ней туда — вообще не вариант, это только усугубит положение. — Пойдём, — вдруг подаёт голос Катя, отстраняясь от подруги Антона. — А теперь ты с ума сошла? — Возмущается Ирина, взглянув на девушку. — Кать, ты уверена, что хочешь увидеть это снова? — Конечно, я не хочу это увидеть, — качает головой русоволосая. — Но ещё больше я не хочу, чтобы Шаст нам не верил и считал сумасшедшими. Кузнецова горько, но смиренно вздыхает и кивает соседке. Им будет сложно снова видеть ту картину, но они всё же будут рядом друг с другом и точно сумеют поддержать. И компания друзей идёт туда. Направляются в то место, где бы Кате сейчас хотелось находиться в последнюю очередь. Но нужно смотреть в глаза своим страхам, нужно преодолевать их, иначе ночью просто не уснёшь — твой мозг, как специально, будет посылать тебе всякие видения, картинки и мысли о том, от чего тебя в дрожь бросает. Порой наши разум и чувства — самые главные враги нас самих. С каждым шагом, что приближает ребят компанию к месту, где лежал труп, Катю начинает всё больше трясти. Снова видеть это не было никакого желания. Но необходимо. — Если вы нашли мёртвую девушку, почему вы не пошли к Добровольскому? — спрашивает по пути Антон. — Или вообще сразу к Попову? — он улыбается, подмигнув Кате. — Почему ко мне? — Вообще не время для шуток, Шастун, — бурчит Ира, недовольно реагируя на его слова о Попове. Неужели Шаст до сих пор думает, что девочки выдумали историю о трупе, да ещё и смеет шутить по поводу заинтересованности Кати Арсением Сергеевичем? Не вовремя совсем. — И всё же? — Объясняться, что мы ночью гуляли по территории, в тот момент хотелось меньше всего, поверь, — тихо отвечает Соколова. — Поэтому сразу к тебе. Думали, что ты поверишь сразу и подскажешь дальнейшие действия, — девушка замолкает на некоторое время, резко останавливаясь на месте, — это там… Шастун напрягается. Он с каждым шагом до этого места всё больше сомневался в своём неверии в эту историю. Невозможно сыграть такие эмоции. Невозможно так убедительно говорить обо всём. Может, это просто правда? Антон идёт первым по направлению, которое указывает Ира, плетущаяся за ним и держащая крепко за руку дрожащую Катю. Парень освещает всю территорию фонариком на телефоне и затем произносит, как-то страдальчески выдохнув: — Классная шутка, девочки, а я уже поверил. — Да ты придурок или чё, какая шутка? Ирина, совсем уже разозлившись на парня, пихает его в плечо, и тот с недовольным видом поворачивается к ней. — Тут нет ничего и никого. Что я ещё должен думать?! Шутницы две, спелись за день. — Да как нет никого? — возмущается Катя и, выхватывая телефон с включённым фонариком, сама освещает территорию. — Да быть этого не может… Ира, где… где она? Она была здесь! Кузнецова прекращает испепелять взглядом не доверяющего им парня и присоединяется к соседке с осмотром территории. Это точно то место: вот лавочки рядом, то самое расположение деревьев. Это точно здесь. Но никакого трупа нет. — Девочки, — зовёт Шастун подруг, — может, если уже на то пошло, вам это всё причудилось? Вы случайно не пили ничего? — Да сколько можно, Шаст, ты издеваешься, что ли? — В злости Ирины уже слышатся страдальческие нотки, недоверие парня уже не просто раздражает, оно до безумия бесит. — Мы, по-твоему, сумасшедшие? А эту грёбанную кровь, что на Кате, мы у неба попросили? О, небо-небо, принеси нам вина и крови, мы же хотим Шастунишку разыграть, так? Антон вдруг устремляет свой взгляд на землю, освещенную фонариком, и прищуривается. — Ир… — Какого чёрта ты нам не веришь? Катя — твоя подруга детства. А я с тобой рядом уже четыре года. Что за недоверие? Шастун даже не двигается, не отрывая взгляда с опавших листьев. — Ир! — Да что?! — Я верю, — тихо произносит Антон, смотря в одну точку, куда в эту же секунду уставились и девчонки. Он замечает на опавших листьях, на которые вдруг Катя направила свет фонарика несколько секунд назад, капли крови, чёрную розу и клочок бумаги, тоже окроплённый кровью. Шаст забирает гаджет у подруги и приседает на корточки рядом с найденной уликой. Всё это совершенно не нравится парню. — Это та бумажка, что была в руке у девушки, — шепчет Катя, смотря на вещь, которую Шаст уже держал в своих руках. — Улика, — тоже шепчет Антон, посветив дальше фонариком, — что-то мне подсказывает, что тело просто успели утащить до нашего прихода. Смотрите на листья, кажется, в том направлении… — он указывает рукой за спины подруг. — Ребят, пожалуйста, давайте уйдём отсюда? — Кузнецова дёргает Шастуна за куртку и тянет за руку Катю. — Мне совсем не улыбается то, что мы тут не одни. — Уходим. И ребята как можно скорее убираются из того злосчастного места, в спешке совершенно не заметив, что за ними из окна интерната пристально наблюдают две пары глаз. — Они знают. *** Девочки не могут уснуть почти всю ночь, лишь под утро на несколько часов погружаются в царство Морфея, но в 8:20 их будит любопытный Шастун, которому не терпится поговорить с подругами обо всём случившемся. Ночью обсуждать это уже не хотелось, да и сил не было, а с утра, с чистой головой, уже можно погрузиться в это дело сполна. На самом деле, и с утра не хочется ничего обсуждать — лишь только забыть всё это и никогда не вспоминать. Хочется, чтобы это всё было страшным сном, прогнанным лучами рассветного солнца. Но любопытство играет в каждом из друзей. И не только оно, но и опасение за собственную жизнь. Если в интернате убийца, то вполне вероятно, что в ближайшее время может появиться новое безжизненное тело. И не факт, что это не будет кто-то из компании. Они садятся втроём за большой стол в комнате девочек и приступают к обсуждению. — Получается, тело утащили как раз в то время, пока мы искали Шаста и разговаривали с ним, — начинает разговор Ира, вертя в руках простой карандаш, которым собирается записывать на листочке известные факты или просто тезисы о вчерашней находке. — Я не понимаю, почему это тело утащили? — хмурится Катя, откидываясь спинку стула. — Если убийца расправился с девушкой и оставил её в саду, стал бы он после всего утаскивать куда-то тело? Мне кажется, он как раз хотел, чтобы оно было обнаружено. И очередная мысль, которая ставит в тупик. Ирина записывает на листок фразу «Кто мог утащить труп?» с огромным знаком вопроса, так сильно надавив на карандаш на точке, что тот сломался. Тихо ругнувшись, девушка откидывает его и берёт другой, вдруг вспомнив, что утащивший тело человек оставил несколько деталей на месте преступления. — А что с той запиской? — спрашивает Ирина, посмотрев на Шастуна. Шастун вытаскивает из кармана спортивных штанов клочок бумаги и аккуратно разворачивает его. Он пытается прочитать и затем обращается к Кузнецовой: — Кажется, это по твоей части, подруга, — он протягивает ей записку. — Латынь? — Она, — кивает девушка и читает написанное вслух. — Divinum opus sedare dolorem. Feci еа et animam levavi. Кате кажется, что этот язык везде преследует её. Новая дисциплина, учитель, который свёл её с ума, а теперь ещё и записка из рук убитой девушки… почему так много латинского языка? Это ведь не просто совпадение или случайность? Случайностей вообще в жизни не бывает… всё закономерно и запланировано, а то, что нам кажется совершенно случайным, оказывается стечением обстоятельств или запланированным либо кем-то свыше, либо кем-то другим, но точно не просто случайным. — И что же это? — Известный афоризм. «Божественное дело — успокаивать боль. Я сделал это и облегчил свою душу». Девушка с опаской поднимает взгляд на друзей и кладёт бумажку на стол, не желая больше прикасаться к улике, которую, по-хорошему, надо было сразу отнести Добровольскому и вообще всё рассказать ему, а не сидеть в раздумьях в комнате, а лучше вообще бы не касаться всего этого: ни записки, ни трупа, ни всего этого дела. — Божественное дело, облегчил душу, — тихо повторяет Соколова. — Что за чёртов фанатик? Он думает, что творит божественное дело, убивая людей, и облегчает этим свою душу, — девушка ненадолго замолкает. — Это послание? Если эта записка была там и если это, правда, послание, то убийца точно хотел, чтобы это тело было обнаружено. — Намекаешь, что это точно не убийца утащил труп? — Я намекаю, что мы должны заняться этим делом, — Катя серьёзно смотрит на Антона и Ирину, — ребят, мы не можем это просто так оставить, я не смогу спокойно спать по ночам, если мы забьём на это всё. Ирина фыркает: — А разрушая чужую семью, ты будешь спать спокойно? — Мы же всё обсудили, Ир, — устало отвечает новенькая, — не начинай. А Антон хмурится, немного не понимая разговора своих подруг. — То есть ты собираешься и мужика из семьи уводить, и убийство расследовать? На учёбу времени не хватит, Кать, — иронично говорит Кузнецова под офигевший взгляд Шастуна. — Точно не будешь спокойно спать по ночам, если уведёшь, — она подмигивает, а парень ещё больше округляет глаза. — Мужика уводить? — переспрашивает Шастун. — Ир, ну чего ты? — Катя вздыхает с видом великой мученицы, игнорируя вопрос друга. — Мы же разобрались с тобой по поводу Попова, а время всегда найдётся на все дела: и на любовные, и на детективные, и на учебные. — По поводу Попова? Дела любовные? — снова переспрашивает Шаст, окончательно обалдев от замыслов девчонок. — Так! Вы обе с ума сошли? Кать, я знал, что ты всегда чудаковатая была, но не настолько же… Катя недовольно цокает и качает головой: — Хватит осуждать меня. Оба. Это моё решение и моё желание… всё же насчёт убийства, вы со мной? — А у нас есть выбор? — улыбается Ирина. — Одну же тебя не отпустишь в эту дрянь. *** В столовой сегодня так же мало людей, как и вчера, только за большим преподавательским столом, кажется, стало больше человек. Рядом с Арсением Поповым сидит его друг и учитель русского языка — Сергей Вячеславович Лазарев, держащий за руку красивую темноволосую женщину — учительницу английского языка — Анну Владимировну Седокову. К троим любителям языков вскоре присоединяется директор Павел Алексеевич Добровольский с Ляйсан Альбертовной, его женой и заместителем директора по учебно-воспитательной работе в школе. Всех их Катя видела ещё вчера, отметив, что преподаватель русского языка не уступает в харизме Арсению Сергеевичу. Но голубоглазому дьяволу всё же нет равных, своими океанами он пленил юную девушку и не хотел отпускать из своих сетей. Новыми лицами для Соколовой оказываются физрук Артём Викторович Пиндюра, химик и биолог Дмитрий Темурович Позов, математик и физик Михаил Михайлович Марвин, историк Алексей Андреевич Сурков, а также две женщины, которых Катя ещё не видела: Юлия Алексеевна Франц — учительница истории и обществознания — и Оксана Александровна Фролова — школьная медсестра и психолог, и в дополнение к этому жена Арсения Сергеевича. Именно эта очаровательная женщина, которую трепетно держит за руку учитель латинского. «Ира была права, — думает Катя, увидев Оксану рядом Арсением, который что-то шепчет ей на ухо, а женщина мило улыбается, — они очень красивая пара…» Она уже на секундочку размышляет о прекращении своей глупой затеи, но вдруг вспоминает, что эта глупая затея — всё-таки спор с Ириной о мужчине мечты. Смотришь на Попова и видишь всё своё прекрасное будущее рядом с этим человеком… как он крепко обнимает тебя, прижимая к своему сильному телу, как нежно и трепетно целует, окуная в волны своей заботы и нежности. И ты таешь только от этих мыслей. «А кто-то тает не от мыслей, а от самого этого мужчины на законных основаниях, — мысленно бурчит Соколова, — повезло тебе, Оксана, такого мужика окольцевала». Зависть — нехорошее чувство. Но как обойтись без него, когда какой-то человек, а не ты трогает (и не только) такой экспонат? Как спокойно жить с мыслью, что этот сын Аполлона и Афродиты любит не тебя? — А у вас Добровольский преподавателей выбирает, если у них есть в резюме пункт «умею свести с ума учеников внешностью и харизмой» или если они из модельного агентства? — Интересуется Катя у сидящей рядом Ирины, поглядывая за стол учителей. Девушка заливается смехом, а Шастун неоднозначно хмыкает. — Я серьёзно. Русовед и математик — бомба. Про Попова молчу, уже сама знаешь. — Что, Катерина, ты уже на троих претендуешь? — сложив руки на столе, спрашивает Антон у сидящей напротив девушки. — Нет, дорогой мой, претендую только на голубоглазого любителя мёртвых языков, — отвечает девушка, вызывая смешок друга. — А Оксана… красивая. — Оксана чудесная, Кать, — добавляет Шаст. — А особенно она чудесна рядом со своим мужем, с которым она в браке с тех пор, как они школу окончили. И они счастливы, понимаешь, нет? — Не взывай к моей совести, Антошенька, — девушка специально использует уменьшительно-ласкательную форму имени друга, зная, как он ненавидит все эти «Тошенька», «Тоша», «Антоша». — Моя совесть сразу же засыпает, как только я вижу Арсения Сергеевича, — и снова Катя смотрит за стол преподавателей, где Попов уже не обнимал Оксану, а обсуждал что-то с русоведом. Шастун сначала морщится, будто лимон съел, потому что он услышал одну из ненавистных форм своего имени, а затем и вовсе закатывает глаза. Его подруга сошла с ума, она не понимает, что семья — это святое, а разрушить семью — это большой грех. И даже совесть Кати спит. Чёртов Попов парой реплик и взглядов очаровал его впечатлительную подругу, и теперь гадай, к чему приведёт вся эта история. Но ясно точно, что приведёт она не к хорошему концу и каждый из них пожалеет, что допустил всю эту ситуацию. Катя пожалеет о затее, Ира — о споре, Шаст — о том, что не предотвратил ничего. Соколова вновь смотрит на стол, за которым сидел Арсений Сергеевич, только ни его, ни Оксаны Александровны там уже не было. А были они совсем рядом. — Доброе утро, ребята, — медсестра приветливо улыбается, подойдя к столу, где сидят Антон, Ира и Катя, — рада видеть вас. Катерина, верно? — обращается она к Соколовой, и та кивает, — я школьная медсестра и психолог — Оксана Александровна, можно просто Оксана. Зайдёшь ко мне после завтрака? Нужно некоторые документы дополнить и побеседовать. — Конечно. Девушка улыбается ей в ответ, потому что не улыбнуться Оксане нельзя, даже несмотря на то, что она жена человека, который вскружил Кате голову. А этот человек собственной персоной за спиной своей избранницы сидит на корточках перед девочкой лет девяти-десяти и поправляет ей одежду, под конец мило целуя в щёку. «Дочь?» — проносится в голове у Катерины. Вот она, семья… та самая семья, на разрушение которой нацелилась девушка. В сердце даже что-то защемило от этой нежности и любви, исходящей от Арсения Сергеевича и его девочек. А ребёнок похож на Попова: такой же нос, губы и невероятные голубые глаза… а от этого становится ещё больнее внутри. Преподаватель обращает внимание на ребят, кивнув и улыбнувшись им, а затем удаляется со своей семьёй. Улыбается всем, не тебе одной, девочка, очнись! Даже внутренний голос настроен против Кати. — О чём же Оксана хочет уже побеседовать с тобой? — с интересом спрашивает Антон, делая глоток уже остывшего чая. — Уж не о том ли, что ты глаз на её счастье положила? Отвечать у Соколовой совершенно нет желания. Ирония друга уже начинает надоедать и выводить из себя. Катя понимает, что её задуманный поступок не блистает благими намерениями и не ведёт к всеобщему счастью, но она ожидала хоть какой-то поддержки от друга, хотя бы обычного молчания и не упоминания всей ситуации, но никак не постоянных упрёков и ироничных подколов. Но девушка благодарна Ире за то, что та уже не так яро противостоит намерениям Кати. Остаётся лишь угомонить Шастуна, что является крайне сложным. А, может, и невозможным. А насчёт разговора с Оксаной понятно, что женщина о замыслах Кати знать не могла, а ребята не могли рассказать: Ира бы не стала точно, а Шаст… Шаст просто не стал бы — Катя, по крайней мере, надеется на это. Значит, медсестра-психолог хочет поговорить о чём-то, касающемся учёбы, жизни… о чём там ещё психологи могут спрашивать? Но точно не об Арсении Сергеевиче, нет. — Я, пожалуй, пойду, — произносит девушка, выйдя из-за стола, и, убрав за собой посуду на специальный стеллаж, направляется к кабинету медсестры. Лучше сразу сходить к женщине, тем более она сама попросила прийти к ней после завтрака. Катя по пути заходит в уборную, вымыв руки после еды, стоит пару минут перед зеркалом, смотря в отражение и думая о том, верно ли она поступает, и уже затем приходит к кабинету Оксаны. Только девушка заносит руку перед дверью, чтобы постучать, как вдруг та открывается, и Катя резко успевает отскочить, чтобы не схлопотать шишку на лбу. — Ох, Катерина, прошу прощения, — приятный мужской голос отзывается буквально в каждой клеточке тела. Катя поднимает глаза чуть ли не травмировавшего её мужчину и расплывается в улыбке. — Я не ушиб вас? Всё нормально? «Нет, Арсений Сергеевич, ничего не нормально, вы травмировали моё сердце и разум, как мне жить теперь вообще?» — проносится в голове у девушки. — Не ушибли, всё хорошо, я успела отойти. — Хорошая реакция, — произносит Попов, — ещё увидимся. «Лучше бы мы с вами вообще не виделись, Арсений Сергеевич…» Катя заходит в кабинет Оксаны после ухода Попова. Женщина сидит за своим столом и сосредоточенно рассматривает какие-то документы, делая какие-то пометки на листах. — Оксана, вы просили меня зайти, — начинает разговор Катя, чтобы отвлечь медсестру от бумаг и обратить внимание на себя. — Да, садись, Катя, — она указывает на стул напротив неё. — Я взяла у Добровольского твои медицинские документы, всё в порядке, и нам осталось лишь провести беседу. — Хорошо. *** Ирина и Антон после ухода подруги из столовой направляется в комнату девочек, чтобы продолжить обсуждение ночного приключения. Без Кати, конечно, делать этого не хочется, но друзьям не сидится на месте и хочется хоть как-то структурировать известную информацию и поломать голову над ней. — Ты хочешь обойти весь интернат в поисках нашей «подруги»? — удивляется Шастун затее Кузнецовой. — Во-первых, это опасно: убийца в интернате. Если он узнает он нашей заинтересованности этой пропавшей девушкой, у нас точно будут проблемы. А, во-вторых, мы сами с ума сойдём, пока расспросим всех. Ирина в какой-то мере согласна с другом, но им ничего не остаётся делать, как узнать информацию об убитой. Это единственное, что они могут сделать, чтобы прийти хоть к какому-то выводу и новому этапу расследования. — Антон, у нас не очень большой интернат, — возражает девушка. — И тем более сейчас, до начала новой четверти, очень мало народа в школе, эта девчонка либо не уезжала на каникулы, либо вернулась совсем недавно. А, значит, у Добровольского должны быть сведения. Он и охрана всегда фиксируют отъезд и приезд учащихся, нам просто нужно достать эти бумаги. — Проникнуть в кабинет к Павлу Алексеевичу ради каких-то бумажек? — хмурится парень, явно не одобряя идею проникнуть в кабинет директора. — Так мы установим личность, Шаст, — Ирина настаивает на своём. — Нам просто нужен будет отчёт о тех, кто пребывал вчера в интернате. Шастун задумывает: его подруга права, так будет проще узнать личность жертвы. Намного проще, чем допрашивать абсолютно каждого человека в школе, да и не так опасно, потому что таким способом у них меньше шансов попасться причастным к преступлению. — И как мы проникнем в кабинет к Добровольскому? — Думаю, ночью, других вариантов нет. Нужно как-нибудь стащить его ключи. Но прежде мы должны рассказать всё Кате. Несомненно в план нужно посвятить лидера и затейника их кружка по расследованию убийств в интернате — Шастун был с этим согласен, но посвящение Кати в идею Ирины сейчас не так остро волновало парня, как затеи самой Кати насчёт одного голубоглазого мужчины в школе. — Кстати, о ней, — парень хмурится, — что вы задумали насчёт Попова? Ир, мы и так вляпались в опасное дело, а тут ещё и… — Она очаровалась им, как и многие другие в интернате, и решила… влюбить его в себя. Девчачья прихоть. — Вечно она вляпывается куда-нибудь и делает слишком поспешные выводы, — произносит Шастун с недовольством в голосе, — понимаешь, она очень вспыльчивая и эмоциональная. Она всегда такой была. Её слишком тянет ко всем приключениям и опасностям, она любит играть, любит поддаваться своим соблазнам и желаниям. Но, понимаешь, она может перегореть, оставить на полпути… и ещё она может разрушить семью Попова и, получив желаемое, остыть. Я просто боюсь за неё, Ир, не первый же год знаю. *** Соколова чувствует, что сейчас её друзья обсуждают их общее дело, но присоединяться девушка почему-то сейчас не желает, и поэтому после посещения кабинета Оксаны Александровны она направляется в библиотеку, где хочет посидеть в тишине и о чём-нибудь поразмышлять. Да хотя бы учебник по латинскому языку почитать, но точно побыть одной. В библиотеке снова никого, и Катя убеждается в непопулярности этого места среди учащихся, но ей же это и на руку, тишина и одиночество — вот что сейчас нужно Соколовой. «Надо же, даже Арсений Сергеевич не здесь, — произносит про себя Катя, — обычно он всегда здесь, стоит мне сюда прийти». Катя берёт в руки первую попавшуюся книгу. Кажется, это что-то из мировой классики, но девушка просто листает странички, особо не вдумываясь в слова и смысл, что нёс автор в строках этого произведения. Но вдруг её взгляд цепляется за одну цитату: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Девушка проводит пальцем по буквам и слегка хмурится. — Как иронично, — едва слышно шепчет Катя, усмехнувшись этим словам. —«Божественная комедия» Данте Алигьери, похвально, — вдруг слышится где-то рядом. Катя резко поворачивается к источнику звука, а Арсений Сергеевич садится рядом на соседний стул. — Desine sperare qui hic intras. Произведение написано на итальянском, но эта фраза на латыни мне нравится больше, — улыбается. — Почему думаете, что это иронично? Снова этот Арсений с ней в библиотеке, снова латинский. Снова он такой невозможный… в небесно-голубого цвета рубашке, что так красиво сочетается с его ясными глазами. Сложно совладать собой рядом с таким мужчиной, особенно когда он так близко, когда смотрит в упор и с интересом. Но девушка пока держится. После обнаружения мёртвого тела Катя поняла, что школа-интернат «Fortuna» — опасное место, и именно из-за этого цитата «Оставь надежду всяк сюда входящий» ученице кажется весьма ироничной, ведь все они теперь тут в опасности, а те, кто ищет здесь пристанище для спокойствия и укрытия от внешнего мира, не смогут найти. Fortuna — удача; нет, не надейся на удачу здесь. Но говорить это Арсению Сергеевичу нельзя, как и отрекаться от своих слов, значит, можно перевести всё на личное, что Катя и сделала. — Я решила перевестись в эту школу, потому что захотела в жизни перемен, думала, что здесь смогу стать лучше, — отвечает Соколова, отводя взгляд от учителя, — знаете, я не чувствую себя в безопасности в этом месте, но зато я чувствую, что некоторые решения, принятые мной совсем недавно, окажутся фатальными. И не только для меня, но и для других. Уже за один день в этой школе я оказалась в состоянии шока не раз, я чувствую здесь опасность, воздух будто бы пропитан беспокойством и тревожностью. Это не фортуна, это безнадёжность. — Катя усмехается и снова смотрит на цитату. — Мне почему-то кажется, что эти слова могли бы висеть на входе в интернат. Арсений выглядит серьёзным в течение всей реплики ученицы, но на последних словах искренне смеётся под удивлённый взгляд Кати. — В произведении Данте Алигьери, — спешит объяснить Попов приступ своего веселья, — эта цитата в виде надписи была размещена над вратами Ада. Считаете, что наш интернат — ад? — Я не знала этого, — улыбается Катя, — но, кажется, попала в точку, — она закрывает книгу и откладывает её в сторону, полностью обращая всё своё внимание на Арсения Сергеевича. — А вы, как я понимаю, знаете всё о латинском и заучиваете чуть ли не каждую цитату? — Ну что вы, — качает головой учитель, — знать всё об этом языке невозможно, но основное и чуть поглубже мне известно. А цитаты… цитаты я просто люблю, поэтому и хорошо запоминаю их, не заучиваю. «Надеюсь, меня Вы тоже хорошо запомните, Арсений Сергеевич. Я стану цитатой в Вашей жизни».Vires unitae agunt «Силы действуют совместно».