Дьявол во плоти

Запёкшаяся кровь словно вторая кожа. Даже если её отмыть — это ощущение уже никогда не забудется. Остаётся с ним только свыкнуться, принять и сделать частью себя. Иного выбора у них нет. Они шиноби, и это их работа. Война никогда не приходит тихо и не стучится осторожно в дверь, сообщая о своём присутствии. Она кричит громко и истошно, заставляя содрогнуться в страхе тех, кто не имеет к ней никакого отношения, и тяжело вздохнуть тех, кто должен оказаться на передовой, защищая свой дом от нашествия вражеских паразитов. Для кого-то война была именно такой, но сколько людей, столько и взглядов. Орочимару не чувствовал, что идёт защищать родную деревню и её жителей. Для него эта череда бесконечных битв превратилась в проверку на прочность. Его навыки оказались всё ещё несовершенны, а оставшиеся за спиной десятки смертей оставили внутри скользкое и неприятное ощущение нереальности всего происходящего. Война не оставляла никого в покое, ломала жизни и судьбы, меняла как отдельных людей, так и целые деревни. И он исключением не стал. Его жизнь хоть и не вывернулась наизнанку, но стала иной. Его взгляды на мир, считавшиеся непоколебимыми, пошатнулись. Страх. Неисчезающая кровавая пелена перед глазами. Опустошение. Равнодушие. Жестокость. Смерть, смерть повсюду. Раньше казалось, что её он не боится, ведь она всегда сопровождала каждого шиноби в его пути. Но видя, какими жалкими и слабыми становятся люди на грани смерти, как они отчаянно цепляются за жизнь, которая быстрыми шагами удалялась от них, Орочимару не мог ничего не почувствовать. То нельзя было назвать просто страхом. Это было нечто гораздо более глубокое и сильное. Словно всё его естество противилось одной лишь мысли о том, что когда-нибудь и его постигнет та же участь. Что от него останутся лишь прах, а о его гениальности — лишь обрывки воспоминаний тех, кто имел счастье уцелеть. Признаваться в этом кому-либо он не стал. И даже самому себе он упрямо твердил о том, что ничего не боится и его жажда вечной жизни — это лишь желание постичь весь мир, а для этого ему нужно гораздо больше, чем одна человеческая жизнь. Запёкшаяся кровь словно вторая кожа. Уже не чувствуется. Уже стала частью его сущности. Это чувство, испытанное им однажды, никуда больше не исчезнет.