Дьявол во плоти

— Держись, только держись! — голос Джирайи долетал до него сквозь пелену. Звуки отдаленного боя становились все тише и тише. Хотелось закрыть глаза, чтобы не слышать их вовсе. Сколько уже идет эта война, этот бесконечный бой? Орочимару считал, что ничего в этой жизни не боится. Даже пресловутого одиночества, что однажды настигло его и костистой рукой вцепилось в плечи мертвой хваткой. Так было, пока в его жизни не появились Они. Орочимару почти ничего не видел перед собой, кроме расплывчатого образа Джирайи, который пытался говорить с ним. Он слышал его, слышал, но не понимал, что он говорит. Резкий удар по лицу вернул его в реальность, но ненадолго. — Не смей отключаться, придурок, — голос друга дрожал от гнева. Почему он злится? На кого? На него или на врага, что нанес Орочимару это ранение? Стоит спросить как-нибудь позже. Дышать трудно, словно в легких что-то застряло и не давало сделать вдох. Он закашлялся, чувствуя, как по губам растеклось нечто горячее и липкое. Кровь, что же еще. Везде кровь. Это поле боя не имело границ. Враг не приходил по расписанию. Правило на войне было лишь одно — выживи, или выживут тебя. Орочимару прямо сейчас собирался его нарушить, но Джирайя не давал ему этого сделать. Вечно он мешается, балбес. — Мы скоро доберемся до Цунаде, только держись! Еще один удар, не позволивший ему отключиться. Как так вышло, что они разделились? Орочимару уже не помнил. И того, как его ранили, тоже не помнил. И почему Джирайя не бросил его. Едва ли у друга сил в избытке, чтобы тащить на себе еще и раненного товарища. Небо разверзлось дождем. Тяжелые капли хлестали по лицу, смывая кровь. Звук дождя всегда убаюкивал Орочимару лучше, чем колыбельная матери в далеком детстве. Так хотелось спать. Закрыть глаза и… — Орочимару! У смерти голос Цунаде. Если смерть похожа на сон, то почему бы не отдаться ей? Если смерть ласкова, как объятия матери, то почему бы не протянуть к ней руки? В конце концов, каждый однажды встретит ее. Эту старую даму в черном или молодую девушку в ярком наряде. Каждому она представляется по-своему. Только итог всегда один.