Великий

Лучше бы он просто умер в тот день вместе со своей семьей. Смотря теперь на их общий портрет, ему было трудно сдержать нараставшее внутри отчаяние. Раньше он блистал и светом своим заливал все вокруг. У него было множество друзей, хотя и врагов хватало. Но где теперь все они, эти «друзья?» Разбежались, едва узнав о его положении. Кому нужен калека, урод, лишь тень от прежнего человека? Только слугам, которым он платил, и он был уверен, что и те оставили бы его без сожалений. — Ваш чай, мистер Фицджеральд, — сказал дворецкий, ставя небольшой поднос с чашкой на столик. Он смотрел словно сквозь него, лишь бы не показывать отвращения, но Фрэнсису и не нужно его видеть, он чувствует его всем своим нутром. Эти люди чужие, они здесь лишь ради денег. Некоторые даже приторно улыбаются, пытаясь заслужить его расположение, выраженное в денежном эквиваленте. Но его не проймёшь такими фокусами, давно уже его натура утратила какую бы то ни было чувствительность, а теперь и подавно. Слуга ушел, и, едва за ним закрылась дверь, Фрэнсис встал с кровати и медленно подошел к зеркалу, прикрытому тканью. Фицджеральд протянул изуродованную огнем руку к краю полотна и резко сдернул его. Зеркало в очередной раз открыло правду — он чудовище, снаружи и внутри. — Ну здравствуй, новый я, — прошептал он, проведя рукой по зеркальной глади. Из потустороннего мира зеркала на него смотрел не человек — живой труп. Весь покрытый страшными ожогами, которые нельзя было скрыть ни одеждой, ни многочисленными бинтами. Огонь оголил череп, изуродовал некогда красивые руки и… Фрэнсис снял повязку, скрывавшую правую половину его лица, обнажая пустую глазницу. Урод. Калека. Ходячий мертвец. Врач в больнице сказал, что не выжил никто, а ему самому лишь чудом удалось избежать участи своих любимых. Тот страшный пожар забрал не только его красоту, здоровье, но и самое дорогое, что было у него в этой жизни. К чему теперь все его богатства, если их не с кем разделить? Вот уже долгие месяцы он не показывается за пределами своего дома, не принимает гостей. Операции не вернут ему прежний вид, и ничто не вернёт ему утраченного в огне. Фрэнсис подошёл к столику, взял чашку с горячим чаем, но так неловко, что почти все ее содержимое пролилось на него. Боль. Он не чувствует ее, больше нет. Фицджеральд стиснул зубы и с громким криком швырнул чашку прямо в стену. Та разлетелась на множество осколков, но ему было совсем не жаль. Эта чашка… она совсем как его жизнь — ещё мгновение назад была целой и радовала взор, а теперь от нее остались лишь крошечные осколки фарфора. Его воля сломлена. Кажется, тот пожар забрал и его самого в ту ночь, оставив после себя лишь уродливую тень.