Сингер, Вик и Малышка

Сэм проснулся рано — как всегда, когда ждал неприятностей. В последнее время часто просыпался ни свет ни заря. И вот, похоже, черед неприятностей настал. — Выписаться из номера? — переспросила девица за конторкой, жуя резинку. Не посмотрела на Сэма даже — мыслями была далеко. — А смысл? Все равно сегодня из города не уехать, а ночевать в участке не так уж здорово. А вы туда и попадете, если попытаетесь смыться. — Я не уезжаю из Карни, просто кое-кто пригласил пожить до конца ярмарки, — соврал Сэм. Слышал, конечно, что в больших городах и сейчас еще идут проверки приезжающих, но что такое творится и в Карни, не знал. Хотя, если подумать, накануне ярмарки этого можно было ожидать. Девица дернула плечом, но спорить не стала — принялась оформлять счет. “Как знаешь, мы внакладе не останемся”, — перевел Сэм для себя ее действия. На всякий случай улыбнулся извинительно. — Праздник начнется в полдень, — смягчилась она. — Самое веселье будет на главной площади, а кое-что поинтереснее, если хотите знать, — в начале Западной дороги. Тут она впервые поглядела на Сэма внимательно — и, видимо, удовлетворившись осмотром, подмигнула. И Сэм немного повеселел: мысль о том, что подступы к Восточной дороге будут сравнительно свободны, грела здорово, да и приятно было нравиться. Вещи ему собирать не пришлось — все сложил еще с вечера, осталось только кинуть в саквояж зубную щетку и расческу, да не забыть маленькую подушку. Это Бобби настоял на том, что Сэм брал ее с собой в странствия. Сэм сперва взял, только чтобы не затевать споров, а потом привык к ней. От подушки пахло болотной золотничкой и чуть-чуть мелиссой, и запах этот успокаивал, напоминая об отварах, которые Бобби заставлял пить, когда сердцу особенно нездоровилось. Выскользнув из отеля удачно — девица куда-то отлучилась, — Сэм свернул за угол и побрел более или менее в сторону Восточной дороги, по пути ища, куда бы спрятаться. До первого часа пополудни ему это удалось благодаря счастливой находке — музею истории Карни. Здание музея, довольно красивое и каких-то благородных, приятных глазу пропорций, выглядело полузаброшенным, но вывеска уцелела. И музей по-прежнему работал — в нем даже настоящие билеты продавали! Внутри, сразу за тяжелой обшарпанной дверью, в клетушке прямо у входа сидела пожилая дама и щурилась на входящих. Перед ней висела лист с надписью: "Осмотр любой экспозиции — три доллара. Полный осмотр музея — пять долларов. Дети до шести лет бесплатно". Бумага, на которой напечатано было объявление, пожелтела и сделалась хрупкой, но, будучи затянутой в прозрачный пластик, сохранилась. — А цены те же? — робко спросил Сэм. Дама в каморке кивнула. — Я хотел бы полный осмотр, — решился он. На второй час блуждания по музею Карни открылся ему с ранее не виданной стороны: Сэм забрел в ту часть экспозиции, где было много старинных фотографий и постеров с изображениями, сделанными поздним вечером или ночью. Так он узнал, что некогда в Карни было прекрасное освещение — и не так уж давно, еще лет двадцать назад, электричество для него использовалось всюду. Теперь же в городе многие улицы освещали газовые фонари — мощности главного генератора на все недоставало. Сэм припомнил Дикий трек, залитый кипящим белым светом, и подумал: неужто мэрия поощряет это смертоубийственное развлечение? А если нет, откуда для него берут электричество? Энергии ведь и вправду теперь мало. И, однако, ночная жизнь в Карни из-за этого не иссякла: Сэм обнаружил, что целых два стенда в музее посвящены празднованию открытия ярмарок. В эти дни население Карни ненадолго удваивалось, и в честь начала ярмарки весной и осенью проходил карнавал. Начинался он в канун первого ярмарочного дня и продолжался до рассвета; и в это время улицы Карни заполнял круговорот веселящейся публики. Сэм смотрел на снимки смеющихся ртов и таинственно блестящих в прорезях полумасок глаз, на звериные морды и птичьи перья, меха и блестки — и думал: они веселятся, эти люди, а ведь где-то это время идут проверки приезжих. По мотелям, барам и норам ходит полиция и самодеятельные отряды, чтобы задержать и запереть до конца ярмарки под замком всех сколько-то подозрительных по срокам пребывания чужаков. Не за проступки — на карантин. Карни дорожил остатками благополучия и хотел быть уверенным, что обезопасил себя от Чумы. По-видимому, совет Вика не болтаться по улицам связан именно с этим. Сэм на миг поддался искушению, подумал: а может, пусть? Так ведь все решится. Запрут в камере на неделю — считай, что пристрелят. Примерно та же вероятность выжить, каких бы врачей к нему ни позвали. А потом спохватился: к чему умирать раньше срока? Стоит хотя бы попытаться. И карнавал, затрудняющий передвижение, мог бы даже пригодиться, если раздобыть наряд, затейливый настолько, чтобы его не могли опознать по приметам — которые, конечно, администраторы мотеля сразу же передали в полицию. Быть может, за этой суетой им с Виком удастся ускользнуть. Обойдя все залы, он поблагодарил смотрительницу, дремавшую где-то посреди музея, и кассира на входе. Та даже стала смотреть снисходительней. Спросила: — Понравилось? — Очень, — сказал правду Сэм. — Особенно маскарад — у нас такого не бывает. А не скажете, можно где-то купить костюм для него или их только сами делают? Не знаю, получится ли еще приехать и будет ли случай поучаствовать, а раз уж я здесь... Дама немного пожевала губами. Потом велела: — Идемте. Выволокла себя клетушки у входа (оказалась куда более неуклюжей и полной, чем виделась сквозь стекло) и потащилась к другой каморке, ближе к залам. — Вот, — сказала, отперев дверь, — смотрите. Когда-то у нас перед карнавалами продавались маски и тому подобное. Маски и вправду были: стоило зажечься газовому рожку, как они буквально выпрыгнули из темноты. Малиновые, черные, белые, осыпанные блестками, с венками из бумажных цветов надо лбом, с раскрашенным перьями и смешными носами, они не уступали той красоте, которая запечатлена была на снимках — и которой, как думал Сэм, давно уже не осталось. Конечно, они несколько запылились; иные выглядели помятыми, но в целом привести их в порядок было несложно. Наверно, любую из той груды, что покрывала поверхность большого стола. — Что-то из этого можно купить? — Сэм зачарованно шагнул к столу. — Знаете, — дама смерила его взглядом, — вас непросто преобразить так, чтобы не узнать было. Но я знаю, что поможет… И она, тяжело вздыхая, наклонилась и потащила из-под стола длинную коробку. Сэм присел, чтобы помочь. Откинул крышку. Прямо на темной ткани лежала чуть пожелтевшая маска Чумного доктора с гигантским носом-клювом. — Берите, — скомандовала дама. — И не спорьте: от вашего роста и выражения лица только что-то впечатляющее может отвлечь. Примерьте! Не маска — полумаска, обнаружил Сэм, когда вытащил находку. Завязал тесемки и убедился: длиннющий пластиковый нос тяжел — заставляет закидывать голову, как то делают горбуны, и втягивать шею в плечи. Только тогда не возникает ощущения, будто вот-вот воткнешься головой в пол. — И плащ, — борясь с одышкой, дама наклонилась за тканью и набросила ее Сэму на плечи. Поправила что-то жесткое на спине. Накладной горб, сообразил Сэм, это же настоящий накладной горб! — Смотрите! Повернула его — и слева от себя он увидел основательно запыленное зеркало, а в нем — высокую унылую и пресутулую фигуру. — Вот, — дама вручила ему пластиковый же фонарь и огромную масленку, а на шею водрузила цепь с гигантской пластиковой шестерней. — Теперь вы — Доктор машин, и можно спорить на что угодно, что вы и сами себя не узнаете, если увидите. Сэм глянул еще раз в зеркало и замер. Это было чудовищно. И великолепно! — К этому есть еще башмаки на толстой подошве, но вам они ни к чему, — критически осмотрев его, решила дама. — Ну, что? Нравится? — Невероятно, — пробормотал Сэм. — Просто невероятно! Сколько это стоит? — Берите так, — отмахнулась она. — Его уже списали — этот образ мало кому подходит. Сэму подошел — даже саквояж с его собственными вещами в образ Доктора вписался, как родной. И Сэм оставил в музее еще десятку — проходя мимо каморки-кассы, бросил ее в окошко. Из суеверной мысли, что лучше уж он заплатит сейчас за костюм, чем потом вынужден будет расплачиваться за более серьезные вещи. И, может, потому, что заплатить ему удалось, музей он покинул с легким сердцем. Даже рискнул по пути к выходу из города завернуть в какое-то заведение, где торговали спиртным и едой. По правде сказать, предпочел бы местечко без выпивки, но не знал, где такое искать — шмыгнул в первое попавшееся, едва миновав патруль. Нет, никто его не остановил, но от нервов забурчало в животе так громко, что Сэм спохватился: да он же голодный с утра! Уж Бобби бы ему устроил… Бобби и впрямь пилил его неустанно за нарушения режима, соблюдение которого считал необходимым. Не для себя, разумеется, необходимым — для Сэма. Сон и еда входили в этот режим, как и отсутствие алкоголя, и ограничение волнений. С последним выходило особенно скверно, а насчет спиртного Бобби так наставлял: — Если пить, выбирай что покрепче. И на все возражения отвечал: — И пусть не нравится, и пусть сразу вырубит! Подумаешь, голова болеть с утра будет! Зато сердце в порядке. Сердце у Сэма никогда еще не было в порядке и вряд ли от виски стало бы, но проверять это, то есть напиться на пути к свободе и потерять по собственной глупости последние шансы на спасение, он не хотел. Поэтому в забегаловке спросил только дежурное блюдо и воды — соврал, будто выпил уже, и не хочет вырубиться и проспать все веселье. А оно уже началось — за столиками до половины народу была в маскарадных костюмах. Ну, и Сэм свой снимать не стал, тем более, что рот личина Доктора не закрывала. Так, упер носище маски в крышку стола — и стал есть. Где-то позади небольшая компания планомерно набиралась и начинала шуметь; где-то слева слышался пронзительный женский голос. — Да, брось, Дилли! — перекрыл все рык. — Какая еще Чума! Нет ее в городе, а если б и была — вон, Доктор в углу сидит, он нам мигом машины вылечит! Остальное потонуло в ржании, а Сэм спохватился: рано расслабился, надо сваливать, пока не прицепились. К тому же этот Дилли, Диллингтон — он ведь не врет про Чуму; а что если он трогал зараженную игрушку еще до того, как Вик с нее все убрал? Что если он стал переносчиком заразы? Черт, страшно! Ему, с его машинкой в груди — совсем. Так что когда Сэм поднялся и поплелся к выходу, пошатывало его непритворно. Но никто его не окликнул, и патрули цепляться не пытались — среди прочих масок и гротескных фигур, которых на улицах заметно прибавилось, он ничем не выделялся. Довольно скоро стемнело основательно. Сэм благополучно дошел до последних домов, выбрался на Восточную дорогу и зашагал по ней, почти невидимый в своем маскарадном черном плаще. Дорога стелилась под ноги неохотно, взбрыкивала, подставляла то выбоины, то кочки, но все-таки вела куда нужно. И хотя идти оказалось куда тяжелее, чем Сэм рассчитывал, все же он шел. Просто переставлял ноги, и еще, и еще. Даже думать себе не позволял, что будет, если Вик не дождется. А потом перед глазами у него потемнело, как всегда во время видений, и ему вдруг открылась: дорога, быстро мелькающие по сторонам деревья, темный блеск перед глазами где-то — в окрестностях Су-Фолс, в местах, которые он как будто бы узнал. И металлическая тварь, и Вик на ее спине — и все. Никого более. Самого Сэма там не было. Он смотрел на это со стороны, бестелесно. Раньше видения его не обманывали. Значит, Вик не довезет его живым? Сэм пошатнулся, но побрел дальше. Ладно, если он умрет, то хотя бы на пути к дому. Не здесь, в Карни.