«Болото жалких сожалений и вины, Смотри, как я задыхаюсь в нем. (Смотри!) Как я о помощи молю униженно. Внутри меня хрипит чудовище, и знаешь, Это ты его и создал! Так будь любезен и прикончи эту тварь. С добром, со злом Смирись, прими. Устал? Разбит? Так отдохни. Ложись, но не прощайся, нет, Увидимся во сне».
Ему кажется, что от своего мертвого отца Вэриан заработал трупное окоченение, словно по венам у него бежит не горячая кровь, а жидкий азот. Его руки чесались, а ногти и кончики пальцев синели и чернели, это распространялось по его коже, как болезнь. Он спит раз в два дня, ведь солнечный и лунный свет изводят его глаза, его разум, его душу и заставляют истощающую энергию бурлить в его крови. Вэриан ловит себя на том, что считает собственные вздохи и слушает ритм своего сердца в тщетных попытках убедиться, что еще жив. Стыдно признавать, но мальчик готов отдать все, чтобы вернуться в кромешную тьму своей камеры. Дни складываются в недели, а жить легче не становится. Он просто хочет узнать о Темном Королевстве и Лунном опале. Ему нужно двигаться, чтобы не заледенеть окончательно, не собирать пыль, как завалявшийся хлам. Как безвольный труп. Его душа клокочет и бьется в отчаянии, не находя себе места. Вэриан поет, собирает энергию, разрушает камни, но бездонная пустота, о которой он раньше и не подозревал, никак не желает заполниться. Ему нужно больше, чтобы перестать ощущать это тошнотворное бессилие. Его грудь постоянно болит от напряжения, повисшего на нем после кончины Квирина. Алхимик думает, что если начнет кричать, то может стать легче, но ему все еще нет дела. При всем желании, он не может заставить себя заботиться о собственном благополучии. Большую часть немногочисленных разговоров ведет Кейн. Они оставили лошадей, когда ушли достаточно далеко, и купили новых в комплекте с повозкой. Вэриан мало волновался, где она взяла на это деньги. Такие мелочи больше не имеют для него значения, лишь бы они могли как можно скорее добраться до нужного места. Алхимик старается занять свои руки и голову вычислениями, формулами, координатами, но шипящий шум в его голове словно нарастает. Он сходит с ума. Он не сильно против. — Мы почти добрались до Вэрдэроса, — сказала Кейн, бросив на партнера краткий взгляд, чтобы убедиться, что тот слушает. — Я добуду провиант. Тебе просто придется позаботиться о наших вещах. Я вернусь до заката, в лучшем случае. — Не хочешь заночевать? — вяло поинтересовался Вэриан. — Безопаснее в лесу. Я предпочла бы держаться оттуда подальше, — на лице женщины проступило неясное беспокойство, которое она тут же скрыла. Мальчик ничего на это не ответил. Если бы ему пришлось описывать свои отношения с леди Кейн, то алхимик вряд ли сможет ответить сию минуту. Он все еще не был уверен, почему пиратка решила ввязаться в подобную авантюру. Возможно, она действительно одержима местью настолько, что это просто не дает ей спокойно жить. А возможно, ее слишком привлекают возможности магии, чтобы игнорировать шанс узнать ее секреты. Или есть другая, более абстрактная цель, вроде гонки за впечатлениями. В любом случае, не ему судить. Вэриан через все это проходил, но теперь понять собственные желания сложнее, чем его напарницу. Ему точно не нужны секреты магии, месть или приключения. Хотя он не прочь узнать, с чего началась вся эта грустная история с горьким послевкусием. У него все еще не нашлось иной мотивации. Мальчик смотрел в каньон на город весьма удручающего вида. Он едва ли мог разглядеть людей на улицах с такой высоты. Большую часть дня ему приходится носить защитные очки, лишь бы немного облегчить боль в глазах. Как бы Вэриан не старался приспособиться к постоянному свету солнца, это все еще казалось невозможным. Последствия пребывания в тюрьме не могла исправить даже магия, но зато могла временно вернуть ясность зрения. Сидя в своей повозке, он думал, как удачно иметь рядом с собой пусть и корыстного, и ненадежного, но сильного человека. У самого алхимика вряд ли хватило бы сил позаботиться о себе, не говоря уже о банальном пропитании. У него нет навыков ни в охоте, ни в рыбалке, только в собирательстве. Но на ягодах и грибах тоже далеко не уедешь, не беря во внимание сезонность данного провианта. У Вэриана и желания о чем-то беспокоиться практически никакого. Даже за волосами, которые решил оставить, он больше не ухаживает. Какое-то время он просто ходит вокруг телеги или гладит лошадей, пока Рудигер резвится в кустах. Тело мальчика пока плохо реагирует на большие нагрузки и быстро устает. Его конечности все еще ноют после ночи побега, а плечо время от времени пронзают призрачные боли. Кажется, словно все вот-вот развалится. Словно раны сейчас откроются, а мышцы и связки разорвутся и сгниют прямо под кожей. Вкус гнили уже витает в воздухе. У Вэриана времени критически не хватает, но спешка лишь ускорит ход часов. Солнце клонилось к закату, а небо начинало окрашиваться оранжевым и розовым, когда едва слышимые шаги не нарушили покой мальчика. Раньше он бы и не заметил такой тонкий звук, но его слух весьма обострился за время одиночного заточения. Вэриан вскочил на ноги и посмотрел в сторону крутого спуска, но быстро расслабился, увидев красную макушку. Кейн закинула на уступ мешок и тут же появилась сама, на удивление, в приподнятом настроении. — Все оказалось лучше, чем я предполагала, — ответила она на вопросительный взгляд алхимика и закатила глаза, внутренне насмехаясь над чем-то. Губы ее изогнулись в гадкой усмешке. — Принцессе и ее друзьям пришлось иметь дело с Бароном и этим городом задолго до нашего прибытия. Я была бы благодарна, если бы не была разочарована. — Что случилось? — все же спросил Вэриан, недовольный расплывчатой формулировкой. — Это уже не важно, — вздохнула она и забралась в повозку вместе с продовольствием. — Я устала, так что следи за дорогой один. Я проложила для тебя маршрут, — Кейн передала карту и сразу же укрылась одеялом, явно симулируя крайнюю усталость. Впрочем, она могла быть действительно вымотана. — Мы не пойдем напрямик? — спросил мальчик после изучения карты. Казалось, что их путь будет довольно долгим. — Мы не сможем пройти лес Невозвращения. Обход займет несколько дней с нашим темпом, но это все же лучше, чем умереть, утонув в болоте или еще что-то. Мы не будем рисковать. Вэриан согласно промычал в ответ. Он еще раз проверил маршрут. У него не было особых возражений, хотя им и придется отойти от камней, они легко смогут найти их на другой стороне леса. Кейн права: нет никаких причин рисковать своими жизнями, только чтобы двигаться быстрее. Учитывая характер Рапунцель, у них есть все шансы перегнать принцессу. Поэтому, Вэриан дергает вожжи и сворачивает на развилке.***
Он просыпается неожиданно без всякой на то причины. Кажется, ему снился сон, но вспомнить его содержание никак не получается. Вэриан сонно потирает глаза, бездумно глядя на навес над повозкой, которого не было, когда он заснул. Дождь тихо барабанит по ткани. Должно быть Кейн установила, пока он спал. Он не чувствовал движения, было очень темно, а воздух был настолько мокрым и холодным, что было видно дыхание. Это как-то напомнило о тюремной камере. Тепло Рудигера под боком было утешительным и заземляющим. Вэриан повернулся на бок и поудобнее перехватил енота, накрывшись одеялом. Сквозь тьму едва можно было разглядеть очертания затылка женщины. Несмотря на дождь и тишину парень чувствовал странное беспокойство, словно под кожей бегают жуки. Сознание все еще было туманным со сна, и он надеялся не развеять это состояние и снова заснуть, но как бы Вэриан не возился, лечь удобно никак не получалось, какая-то конечность непременно начинала затекать. Горячая ладонь опускается ему на лоб, от чего юный алхимик вздрагивает. Рука Кейн странно нежная, несмотря на грубую кожу и мозоли. — Ты холодный, как лед, малыш, — бормочет она, придвигаясь ближе. Женщина укрывает их двумя одеялами и прижимает к себе. С Рудигером между ними они едва умещаются под тканью, но так гораздо теплее. Вэриан чувствует предательское смущение, находясь в объятия чужого человека, и утыкается в изгиб шеи, чтобы скрыть его. Кейн не пахнет розами, но и его волосы, он знает, не особо свежие, так что жаловаться было бы глупо. Несмотря на все неудобства, парень чувствует нечто, вроде удовлетворения или благодарности. Он перестал спать с отцом пять лет назад, или того больше, а о теплом месте для сна в его камере можно было только мечтать. Вэриан слушает ровное дыхание пиратки, которая на удивление быстро заснула, и пытается спать снова. У него не получается, но это, по крайней мере, уже похоже на отдых, а не пытку.***
Путешествие к морю заканчивается быстрее, чем Вэриан предполагал. Это время прошло для него в прострации, совершенно незамеченным. Только под конец его омертвевшие эмоции начали просыпаться, вновь заставляя чувствовать вкус к жизни. На самом деле до недавнего момента все, что он мог делать, это просто поддерживать себя живым и способным двигаться, но все остальное отошло на второй план. Подросток начал замечать только сейчас, насколько смерть отца на самом деле повлияла на него, что он даже не позволял себе грустить о потере. Он просто не давал себе принять реальность. Но теперь Вэриан чувствует себя немного лучше: больше спит, больше ест, лучше следит за собой и, наконец, обратил внимание на окружающий мир и свои чувства. Он чувствовал боль и грусть, но не такие, когда Квирин только был заточен в янтарь, перемешанные с надеждой и гневом, которые также не позволяли погрузиться в ситуацию с головой. Самообман был сладостным добровольным пленом, но настолько хрупким в своей наивности. Сейчас же у алхимика больше нет ничего, что удержало бы его от горя, кроме собственного упрямства. И теперь он готов начать принимать реальность. Леди Кейн достала для них билеты на паром до континента, и сейчас они завозили свою телегу на корабль. Капитан судна выглядел далеко не приветливо, казалось, что он швырнет тебя за борт, если подойдешь слишком близко, но женщина нашла к нему примитивный подход — деньги. Как она и сказала: «деньги нужны всем, просто одни люди нуждаются в них больше». Видимо, нуждается достаточно сильно, чтобы игнорировать два розыскных плаката. Темные волны разбивались о борт, сполна окатывая Вэриана брызгами. Соленый воздух наполнял легкие, взбадривая и освежая. Смена обстановки пошла ему на пользу, вновь побудив природное любопытство. Подросток наслаждался бескрайней синевой, криком чаек и наблюдением за косяками рыб, впервые за долгое время чувствуя необходимый покой. Он вспоминал тот день, когда отец отвел его на рыбалку, но вместо удочки Вэриан предпочел прочесывать берег на предмет интересных камней. В итоге Квирину удалось ненадолго заставить сидеть беспокойного ребенка на месте, что чуть позже позволило тому самому выловить небольшую рыбку. Подросток с любовью думает об отце, смотрящего на него с одобрением и гордостью. — Вижу, ты очарован морем? — спросила Кейн, прислоняясь спиной к перилам с выражение знания или превосходства. — Я никогда не был так далеко от твердой земли. Это довольно… ново, — неопределенно пожал плечами он. — Просто радуйся, что у тебя нет морской болезни, иначе эта поездка была бы довольно неприятной, — хмыкнула она, обратив свой взгляд к горизонту. — Море — единственное место, где меня ничто никогда не ограничивало. Я могла направить корабль в любую точку земли, и ничто не могло меня остановить. Без острых ощущений в тюрьме было довольно тоскливо. Наступило непродолжительное молчание, в котором, на удивление, было вполне комфортно. Вэриан задумчиво смотрел на женщину. — Кейн? — нерешительно спросил он. Пиратка повернулась к нему и вопросительно вскинула бровь, приглашая говорить дальше, но алхимик вдруг понял, что не знает, что сказать. Он отвернулся в смущении. — Ничего, я-я просто… — Вэриан глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и вновь посмотрел на Кейн. — Спасибо. — Ты не должен благодарить человека, который использует тебя, — надменно предупредила она. — И все равно ты сделала для меня куда больше, чем люди, на которых я мог надеяться, — грустно ответил подросток, потирая шею, пытаясь снять напряжение. — Надеюсь ты понимаешь, насколько грустно это звучит, — Кейн неожиданно мягко улыбнулась и взъерошила его и без того спутанные волосы. — Впрочем, ничего нового. Пошли внутрь, пока не начался шторм.***
Это было странно тихое место. Вокруг была кромешная темнота, которую разбивал только небольшой костер, рядом с которым Вэриан и сидел. Толстой веткой он переворачивал поленья, стараясь поддержать затухающее пламя, но с каждой секундой становилось все темнее. Красный свет неподалеку привлек его внимание, подросток повернулся и увидел Рапунцель и себя самого рядом со связанным королем. Ситуация не выглядела хорошо. — Мне нужен твой отец для небольшого эксперимента, — злобно сказала копия, готовясь вылить на Фредерика какой-то химикат. Вэриан поморщился от увиденного. Это так принцесса видит его? Как бездумного злодея, который будет использовать людей для экспериментов? Он не мог спорить, что творил ужасные вещи, от подобного нельзя отмахнуться и сказать, что это ничего не значит, но разве подросток хоть раз вел себя так? Хоть раз он добровольно упивался злодеяниями и угрозами, искренне ликуя от отчаяния на чужих лицах? Он хотел заставить их страдать, не чтобы чувствовать себя лучше, а чтобы другие могли понять, через что ему самому пришлось пройти. Вэриан никогда не строил из себя безумного ученого. Таким жестоким он был, только когда не думал ясно в тумане ярости и боли. — Нет! — закричала Рапунцель, кинувшись на иллюзию, обратившуюся в красный дым под ее прикосновением. Девушка стала безумно оглядываться, словно не замечая костра. Возможно, так и есть. — Значит, таким ты меня видишь? — тихо спросил подросток себе под нос, но слова прозвучали неожиданно громко, привлекая внимание принцессы. Она резко обернулась к нему и непроизвольно отступила, глаза расширились в замешательстве. Но когда Вэриан не сдвинулся с места, Рапунцель нерешительно стала приближаться. — Вэриан? — робко уточнила она, прижимая руки к груди. — Что ты здесь делаешь? — Это сон, очевидно. Ты не можешь спрашивать меня о подобном, — раздраженно закатил глаза он, вновь подтолкнув поленья. Несмотря на все старания, огонь неумолимо гас. — Ты, ах, выглядишь ужасно, — неловко сказала она, явно не зная, что еще делать. Вэриан не впечатлено посмотрел на нее. Рапунцель неловко хихикнула, нервно закусила губу и убрала торчащие пряди за уши, после чего обреченно выдохнула. — Слушай, Вэриан, я знаю, что между нами произошло много плохих вещей, и мне очень-очень жаль, что подобное случилось с твоим отцом. Но, я уверена, что мы сможем найти способ спасти Квирина в темном королевстве. Я обещаю… — Тебе нужно больше думать о вещах, которые обещаешь, — прошипел алхимик, глубоко нахмурившись и с укором посмотрев на принцессу. — Иначе ты еще не раз пожалеешь о собственных словах. — Я подвела тебя, обещала помочь и не пришла, когда ты нуждался во мне, но я не повторю ошибки. Ты тоже часть Короны, и я хочу помочь тебе, помочь Квирину, — отчаянно продолжила Рапунцель, искренне желая, чтобы ее слова достигли сердца подростка. — Пожалуйста, дай мне еще один шанс. Мы можем начать все сначала. — Уже поздно, принцесса, — холодно ответил Вэриан. Тлеющие угли едва освещали его пустое лицо, но в глазах еще можно было заметить бурю эмоций. — Спасать уже некого.***
— Ламбардскую тропу нам не перейти, — говорит Кейн, указывая на каньон на карте. — Предположительно, камни проходят прямо вдоль качающегося моста. Если мы повернем сейчас, то дойдем до переправы тогда же, как и до начала тропы. Так же, как с лесом Невозвращения, просто обойдем. Вэриан рассеянно кивнул, чувствуя себя несколько сонным. Погода стояла удивительно солнечная, но воздух оставался прохладным, а не удушающе жарким. Они сделали привал, чтобы поесть и пополнить запасы мяса. Подросток не может охотиться также эффективно как его партнерша, так что его работа заключается в готовке. Он мог бы расставить в округе несколько ловушек, но пока настроишь хотя бы одну, Кейн уже закончит. Ловушки хороши, если ты остаешься на месте какое-то время, а не находишься в движении постоянно. Это заставляет алхимика чувствовать себя несколько бесполезным, снова. Он не охотится, не добывает ресурсы, не просчитывает самый эффективный маршрут, не может держать в руках меч, когда камни далеко, его способности становятся бесполезными. У Вэриана есть только его алхимия, но большую часть времени она никак не помогала. По крайней мере, из-за своей бессонницы он может держать ночную вахту большую часть времени. — Ты можешь научить меня стрелять из лука? — спросил подросток после того, как тщательно обдумал этот вопрос. — Совесть замучила? — удивительно проницательно подметила женщина, усмехнувшись. — Да, вроде. Кажется, это могло бы пригодиться в долгосрочной перспективе, — смущенно кашлянул в кулак Вэриан. — Почему бы и нет, — ответила Кейн, вставая и протягивая ему руку, чтобы помочь встать. — Бери лук, надевай колчан, натягивай тетиву. Посмотрим, на что ты способен. Вэриан так и сделал, неловко поставив стрелу и выстреливая в ближайшие кусты. Пиратка отрицательно покачала головой, ясно подтверждая, что это провал. — Когда держишь лук, вся ладонь должна быть сзади, а не только большой палец, — объяснила она, поправляя руку в правильное положение, — не вытягивай руку полностью, это мешает стрельбе и может покалечить. Тетиву держи тремя пальцами, натяни ее так, чтобы большой палец касался угла рта или подбородка. Локоть должен быть выше плеча, ступни твоих ног должны быть параллельны цели. После выстрела не опускай лук еще пару секунд. Пробуй еще раз. Стараясь соблюдать все инструкции, подросток встал в стойку и прицелился в дерево. Стрела долетела, но все еще воткнулась слегка низко. Его руки немного заболели от напряжения. Он вопросительно взглянул на свою спутницу, которая одобрительно кивнула. — Немного слабовато и медленно, но у тебя хорошая цель. Продолжай тренироваться, пока не приноровишься. Просто помни, что я говорила, — Кейн одобрительно похлопала его по плечу, после чего вернулась к тени дерева. Вэриан смущенно посмотрел ей вслед, после чего пошел за стрелами. Впервые за долгое время у него на губах играла маленькая, но счастливая и невинная улыбка, а в груди было тесно не от горя, а от искренней радости от успеха и чужого одобрения. Он уже и забыл, каково чувствовать себя ребенком, взявшимся за новое дело.***
Гроза продолжается уже полтора дня, что заставляет их с Кейн изнывать от скуки. Они укрылись в пещере, когда только начался дождь, но потом день закончился, прошла ночь, и вот уже прошел полдень, а солнца за сплошным полотном туч так и не видно. Если так пойдет и дальше, у них кончится еда. — Без ставок не интересно, — проворчала Кейн после нескольких часов игры в карты. Она мастерски перебросила колоду из руки в руку и отложила в сторону. — Мы можем сходить вглубь пещеры и осмотреться, — указал Вэриан на темный тоннель со скучающим выражением. Они избегали его, поначалу не желая искать проблем, — делать все равно нечего. — Отлично, — согласилась она, выпрыгивая из повозки и зажигая самодельный факел. — Енот за главного. Помолись, чтобы мы не заблудились и не провалились в шахты. — Он Рудигер, и я не умею молиться, — закатил глаза подросток, почесав своего питомца по макушке, после чего отправился следом с посохом со светящимися колбами. — Разве вы в деревнях не ходите в церковь? — Кейн с легким интересом подняла брови. — Отец никогда не заставлял меня ходить, а когда стал старше, наука стала интересовать меня больше, чем Бог. Не то, чтобы я не верил, но и верить особо не получается. Это все просто обошло меня, — объяснил он, сам слегка задумавшись. — А ты? — Неужели ты думаешь, что хоть один преступник искренне верит в Бога? — пиратка издевательски усмехнулась. — Откуда же мне знать, — пробурчал Вэриан, слегка раздраженный подобным отношением. — У воров, пиратов, разбойников, убийц и прочего сброда зачастую нет банальных принципов или кодекса чести, чего уж говорить о Божьих заветах и тому подобном. Даже если кто-то из нас и верит, они ясно понимают, что в Рай дорога закрыта, — удивительно весело рассказывает она, осматривая каменные стены. — Вера, как показывает практика, не очень-то помогает выживать. — Я могу это понять, — ответил парень, оторвав взгляд от пола. Эта тема ему не очень нравилась. — Ты действительно никогда не встречала человека, которому могла бы доверять? — Был. Но она оставила меня, когда нашла способ обеспечить свою жизнь. Она не бросила меня и не предала, просто она вдруг поднялась по социальной лестнице и мы перестали видеться, — с ностальгией рассказала Кейн, хотя совсем не звучала грустно. — Ей повезло. После этого они некоторое время шли в тишине, каждый погруженный в свои мысли. Вэриан смотрел в спину женщины и думал, насколько доверие неоднозначная вещь. Он сам полон противоречий в этом вопросе, или, точнее, взрастил слишком много сомнений из-за черных камней, что заставило пересматривать устоявшиеся взгляды. Алхимик любил отца, доверял его решениям, жаждал его одобрения, но после аудиенции короля, он перестал понимать ситуацию, и вера пошатнулась. Тогда он поверил в Рапунцель и ее словам, доверился ей столь сильно, что ее отказ ранил куда сильнее, чем должен был. Вэриан не дурак и не эгоист. У него было время обдумать слова и поступки принцессы по пути к дому. Он знал, что она сделала лучшее решение для Короны, и принял это, как бы горько ни было глотать эту правду. Негативное отношение слегка ослабло, но оно вспыхнуло с новой силой, когда подросток увидел отца застывшим в янтаре с мучительным выражением лица. Он потратил больше суток, пробуя все возможные реактивы в лаборатории и машины в мастерской. Ничего не сработало. Когда первая волна горя прошла, Вэриан вдруг подумал, что даже если бы он смог уговорить Рапунцель пойти с ним, Квирин уже был бы в ловушке. Спешка не имела значения. Тогда он ждал, когда принцесса придет сама. Парень верил, что она не оставит его, но прошел еще день, жители Старой Короны ополчились на него из-за нелепого слуха, а потом и вовсе оставили одного в разрушенной деревне. Дни шли, средства для испытаний заканчивались, Рапунцель и другие не приходили, а вера Вэриана сгнивала в разочарование, обиду и темную решительность достичь желаемого, невзирая на средства и жертвы. Кейн, с другой стороны, не пытается делать вид, что заслуживает доверия. И она его действительно не заслуживает. Это делает все проще, алхимику не нужно чувствовать себя плохо из-за сомнений и стараться сделать доверие взаимным. Но, также, он может доверять своей спутнице в другом, более тонком аспекте, больше связанном с ее эгоизмом. Такой человек будет заботиться только о себе и своих чувствах, и Вэриан может не сомневаться в этом, отсюда прогнозируя ее поведение. Однако, за время, которое они провели вместе, алхимик привязался к ее компании. Он действительно благодарен Кейн за ее присутсвие и, какую-никакую, заботу. Несмотря на свои высокомерие и грубость, женщина все еще была по-своему добра, завуалированно утешая в плохие времена и обучая всяким мелочам, вроде разделки мяса, стрельбе из лука и другому. Вэриан честно не знал, что бы с ним случилось без нее. Пещера кончилась, выводя их в другую, большую и круглую, с более высоким сводом, освещенную светом, проникающим сквозь многочисленные дыры, сквозь которые падали капли дождя. Стены были полностью усеяны рисунками всевозможных животных, а напротив входа стояла странная статуя. Это была фигура человека в плаще, у которого ясно видны были только ладони, протянутые вперед. Статуя была больше, чем обычный человек, в слегка сгорбленном положении, поэтому не понять, высока ли фигура, а лицо, почти полностью скрытое капюшоном, не могло быть точно мужским или женским. — Интересное местечко. Может здесь есть чем поживиться? — присвистнула Кейн, проходя внутрь и осматриваясь. Вэриан прошел вдоль стен, проведя по рисункам рукой. Краска не стиралась, явно была нанесена очень давно, так как все цвета выцвели в черный и коричневый. Не было никаких признаков потайных ходов, вроде подозрительных трещин и выпирающих камней. Не имея других идей, подросток подошел к статуе, внимательно ее осмотрев. Этот образ странным образом вызывал мурашки. «Заблудшая душа, возьми мою руку, и я пронесу тебя сквозь тьму жизни к свету», — гласила надпись на небольшом постаменте. Вэриан с подозрением осмотрел предложенную гранитовую руку, но все же нерешительно положил на ладонь кончики пальцев. Ничего не произошло. — Что ты делаешь? — вдруг спросила Кейн, явно какое-то время наблюдавшая за ним. — Следую инструкции, — пожал плечами подросток. — Это какая-то загадка? — она слегка нахмурилась, прочитав надпись. Алхимик почувствовал странную тревогу, когда женщина протянула руку, чтобы схватить вторую ладонь, но его словно что-то парализовало, не позволяя двигаться или говорить. Вэриан не успел даже толком запаниковать, когда пальцы Кейн коснулись камня и все потемнело.***
Он не видел света, ничего не видел и был напуган до безумия, но вместо крика из горла рвался слабый писк. Его глаза не желали открываться, а любой звук словно проходил сквозь толщу воды. Конечности были слабыми, совсем не похожие на человеческие, а тело покрывал скромный слой шерсти или пуха. Вэриан чувствовал холод, отступающий перед мехом, в котором он вяло копался, и язык, проходящийся по спине. Он чувствовал голод и вкус молока, но ничего не понимал, едва осознавая себя, веря, что должно быть что-то еще, кроме настоящего, но не находя доказательств. Время идет, глаза открываются, и впервые Вэриан видит свою мать-лису, что мучает его неправильностью, но почему-то странно утешительно. У него четверо братьев и сестер, с которыми надо конкурировать за влияние, но он избегает их и их жестоких игр, как чумы, прячась за мать, прижимаясь к ней, пытаясь понять, что с ним не так. Вэриан и сам становится слегка рыжим, когда мать приносит в нору тушку кролика, позволяя им иметь немного. На секунду он думает, что не должен есть мясо сырым, но его братья и сестры, уже прикончившие свои порции, лезут к нему, и инстинкты Вэриана берут свое, заставляя сражаться за добычу. Он не понимает, почему дети должны быть такими злыми. Он просто хочет, чтобы мать уделяла ему больше внимания. Однажды им разрешают выйти из норы на солнечный свет. Сначала Вэриан ненавидит это, не желая покидать уютную темноту, но ему быстро становится одиноко и страшно, что с матерью может что-то случиться, если потеряет ее из виду, поэтому идет следом. Солнечный свет больно режет глаза, но его тепло приятно ласкает шерсть. Вэриан идет к матери, жмется к ней, утыкается носом в пушистую грудь и не понимает, почему ему так грустно, словно он однажды терял это. Она лижет его голову и это успокаивает тревогу. Он не думает о будущем, слишком его страшась, словно заранее зная, что в нем много неизбежных лишений. Вэриан растет, не позволяя братьям и сестрам кусать и притеснять его, рыча и нападая в ответ. Он испытал слишком много, даже не помня этого, чтобы позволить кому-то близкому причинять ему боль. Его верность и безоговорочная любовь будут принадлежать только матери. Вэриан учится охотиться, когда молока и приносимой родителями еды начинает не хватать. Сначала он перебивается жуками, потом учится выуживать из травы и норок мышей, а следом развивает достаточную скорость, чтобы самому поймать кролика. Он непривычно устойчив на ногах, мастерски скрытен, тих и грациозен, и все это наполняет его гордостью. Несмотря на свою привязанность, Вэриана гнетет чувство, что ему нужно куда-то идти, что-то искать, поэтому с каждым днем он отходит все дальше от норы, исследуя местность и узнавая новые запахи, но каждую ночь всегда возвращается. Его братья и сестры уже ушли, Вэриан редко замечает их в лесу, но они избегают друг друга. Мать больше не подпускает его близко, но он не злится и не грустит, прекрасно зная, что она больше не может заботиться о нем с наступлением зимы. Это не мешает ему быть поблизости. Когда Вэриан замечает охотника, он не чувствует опасности, крадясь следом. Его движения, его одежда, его оружие вызывают в нем чувство знакомства и подсознательное доверие, словно человек не будет угрожать. Это наваждение исчезает, когда охотник спускает стрелу и слышен звериный вскрик, который так хорошо знаком. Спокойствие Вэриана быстро становится безумной яростью, он бездумно кидается на человека, впиваясь зубами в руку, потом спрыгивает и кусает за другую. Тот вопит и бросается прочь, а дикий лис еще немного бежит следом, хватая за пятки. Он возвращается к месту трагедии, убедившись, что охотник не вернется, и вьется вокруг неподвижной матери, скуля. Она не двигается, не дышит, и как бы Вэриан ни старался ее трясти, это не уберет стрелу из ее груди и не вдохнет новую жизнь. Он хочет ненавидеть человека, найти и убить, но при этом странная тоска говорит, что тот нуждается в шерсти и мясе, чтобы выжить самому. Не чувствуя в себе гнева, только разочарование и горе, Вэриан последний раз прижимается к матери и уходит, не оглядываясь. Тошнотворное чувство дежавю еще долго преследует его. Проходят сезоны, а нужное место все никак не находится. Он не знает, что ищет, но все неправильно. Города и леса проходят мимо, словно их и не было. Почему-то Вэриану кажется, что он становится более диким, забывает больше. На смену чувствам и мыслям пришли инстинкты, тянущие вперед. Он ощущает и понимает себя еще меньше, чем раньше. Однажды он выходит к дому возле реки и видит женщину в красном платье, от присутствия которой шерсть встает дыбом, и девочку, чей вид вызывает острую горечь на языке. Он больше не доверяет людям, хотя подсознательно продолжает тянуться к ним, искренне интересуясь их жизнью и их вещами. Вэриан решает остаться поблизости. Женщина уходит утром старая и угрюмая, но вечером возвращается молодой и цветущей. Ему кажется, что он знает, в чем секрет, но не может сказать точно. День за днем он возвращается, ожидая увидеть что-то, что поможет ему понять себя, но место удивительно неизменное и спокойное. Вэриан практически улавливает сладкий аромат лжи в воздухе, смотря на поддельную семейную идиллию. Жаркие дни лета, палящее солнце и душный застойный воздух мучали его и заставляли желать забиться под скалу и никогда не выходить. И вот, однажды, женщина возвращается домой такая же молодая, как и каждый раз до этого, но вместо самодовольного веселья на ее лице застыла смесь раздражения, гнева и страха. Каждое утро она становится все старее, но ушедшие годы не возвращаются вечером вместе с ней. Вэриан знает, что случилось на подкорке своего мозга, но все так же не может прикоснуться к этим знаниям. Он наблюдает за разворачивающейся трагедией с чувством неизбежности. Вид златовласого младенца в руках женщины вызывает в груди острую боль и чувство предательства, ранее ему не знакомые, но преследовавшие с самого рождения. Вэриану грустно за этих девочек, но он не находит в себе сочувствия, поэтому бежит подальше. Он никогда не знал, к чему стремится, но теперь, что-то осознав в глубине души, понимает, что все это время не гнался за эфемерной целью, а от чего-то спасался. Жизнь ощущается простой, разбитая на несколько записанных в его голову действий. Но это не похоже на бесцельное существование. Вэриан живет для себя, ему не нужно думать о мире, который прекрасно справляется с собой без постороннего вмешательства, и это прекрасно. Он может наслаждаться своим стремлением понять основы мира, созерцая его. Он понимает важность каждой жизни и каждой смерти, и что все это он несет в себе. Вэриан скучает по матери и тому, кого когда-то знал, но уже не помнит, но больше это не приносит столько боли, как раньше, сменившись грустной ностальгией. Думается, насколько этот мир мал, когда он встречает черно-бурую волчицу, с которой точно уже встречался. Вэриан знает Кейн не долго, как и она его, но они единственные в этом мире, кто знают больше, чем должны, поэтому инстинктивно держатся вместе. Вместе охотятся, вместе коротают ночи, глядя на луну, вместе бредут без цели в неизвестность, довольствуясь этим. Внутри у них все еще есть эта забытая жажда большего, но теперь они могут позволить себе действительно оставить ее на потом. Жизнь похожа на странный отдых, из которого, однако, хочется выбраться. Здесь и сейчас для них находиться неправильно. Может, мир чувствует то же самое, может, они сами шли к этой судьбе, но однажды стая охотничьих собак гонит их в угол. Стук копыт лошадей сзади и восклицания людей преследуют попятам. К тому моменту, когда дорогу преграждает каменная стена, Вэриан едва может дышать. Его сердце бьется бешено врозь с мириадами мыслей. Инстинкты воют, и сейчас он подчинится им без сомнений, прекрасно зная, что это их тупик, но продолжая сражаться. Кейн рядом с ним, такое же дикое животное на пороге смерти. Их морды искажены оскалом страха, направленным на врагов. Нет злости, нет гнева, нет обвинений, нет сомнений, нет печали, только агрессия и темная торжественность. Кровь повсюду, клоки шерсти летят в стороны. Пока люди направляют свои стрелы, они впиваются в чужие глотки, терпя собственные раны. Все заканчивается быстрее, чем Вэриан успевает выдохнуться со свистом, прорезавшим воздух, и болью. Смерть кажется знакомой.***
В темноте Вэриан стоит напротив себя же. Напротив рыжей лисы, напротив человеческого мальчика. Он протягивает руку и встречается с подставленной под прикосновение головой. Кажется, он нашел свою дорогу.***
Вэриан яростно пытается сморгнуть наваждение, когда позабытое чувство реальности неожиданно накрывает с головой. Его пальцы все еще касаются ладони статуи, он яростно одергивает их, когда замечает. Подросток тяжело дышит и испуганными глазами смотрит на женщину, чей собственный взгляд застыл в непередаваемой панике. Ее глаза сужаются в отчаянии, она сжимает губы так плотно, что они сливаются в линию. Его собственные пальцы впились бы в ладони, если бы не перчатки. Внезапно Кейн хватает его за запястье и тянет к выходу. Над ним Вэриан успевает заметить еще одну надпись: «Обратись к своему сердцу, и свет души укажет верную дорогу», — но язык словно отнялся. Свет колб с посоха, о котором он успел позабыть, освещает путь в темной пещере. Мысли заземляет только прикосновение, такое чуждое, но вместе с тем — знакомое. Когда они достигают своей телеги у выхода, Рудигер прыгает в объятия алхимика, который нежно гладит его шерсть, спеша сесть рядом с Кейн, чтобы избежать этого места. Снаружи дождь закончился, а солнце клонится к закату. Они оба истощены и разбиты ужасным опытом, но оставаться здесь еще хуже. Они прекрасно заночуют в любом другом месте. Вэриан сидит слишком близко, опираясь на чужое плечо. Вся дистанция, которая была негласным правилом большую часть времени, исчезла. Кажется, они были вместе так долго, что по-другому просто и быть не может. Это неправильно. — Я видела своего отца, — вдруг говорит женщина. Подросток не смотрит на нее, понимая, что ей нужно немного уединения. Ее голос дрожал и ломался, но вопреки скрытым в его голове ожиданиям, был счастливым. — Я так рада, что смогла увидеть его еще раз. Алхимик закрывает глаза в покое, когда все остальные чувства успокоились. Рудигер беспокоится на коленях, но Вэриан пока не настроен объяснять. Да и как кому-то объяснить подобный опыт? Им нужно отдохнуть, они заслужили. В конце концом, сегодня они пережили смерть. — Я рад за тебя, — шепчет он, почти бессознательно. Кейн обхватывает его плечи рукой, притягивает к себе и прижимается щекой к его волосам. Вэриан делает вид, что не чувствует ее слез.