Ветер, который сбежал

      Джонс отметил для себя, что карнавальную жизнь нельзя назвать сказочной или волшебной. Скорее наоборот — она была грязной и потной, но от простых обывателей её умело скрывали за красочным фасадом. Сплошной обман. Иллюзия. В воздухе витали резкие запахи жареных блюд, дешёвого одеколона и немытых тел. Краски, такие яркие в темноте ночи, казались тусклыми в свете дня. Карусели, быстрые, завораживающие под звёздным небом, выглядели старыми, изношенными и просто небезопасными под жарким летним солнцем.       Что же до приключений… Вместо них Киллиану пришлось скрести до блеска чёрный длинный фургон Дэвида и помогать Лерою менять масло и свечи зажигания в пикапе-тягаче.       Голова и плечи Ворчуна были под капотом, глаза сощурены, почти закрыты, — он внимательно прислушивался к шуму работающего вхолостую двигателя. Лерой бурчал себе под нос незатейливую мелодию и, иногда хмыкая, что-то поправлял в моторе машины.       Джонс топтался рядом, переминаясь с ноги на ногу. Жара была адская. Даже выцветший платок, который он повязал на голову вместо банданы, постепенно намокал от пота. Он ни черта не разбирался в машинах и, честно говоря, не очень-то и хотел — ведь водить ему всё равно не придется ещё много лет. Поэтому Джонса раздражало то, как Ворчун бормотал и что-то регулировал в моторе. — По-моему, двигатель работает нормально.       Лерой открыл глаза и моргнул. Он был весь перемазан машинным маслом — тёмный полосы жира на руках и лице; испачкана и белая мешковатая футболка с геометрическим принтом. Казалось, Ворчун был совершенно счастлив. — Не слышишь, — поправил Лерой мальчишку и опять закрыл глаза. Потом ещё что-то подправил аккуратным движением — мотор в ответ «замурлыкал». — Вот и хорошо, — пробормотал Ворчун.       В мире Лероя не было ничего волшебней или привлекательней, чем хорошо смазанная и исправно работающая машина. — Господи, да это ведь просто дурацкий грузовик!       Лерой вновь открыл глаза и улыбнулся. Ему едва исполнилось двадцать. Но из-за роста и неторопливых манер другие ребята в городке, где он вырос, считали его, мягко говоря, странным. Ворчун не умел доверять или любить кого попало, но к Киллиану почему-то почувствовал особую снисходительную привязанность.       Улыбка Лероя была такой торопливой и чистой, как у ребёнка, что Джонс невольно тоже улыбнулся в ответ. — Ты уже закончил или что? — Да, уже закончил… — В подтверждение своих слов Лерой опустил капот, заглушил мотор и положил ключи в задний карман штанов. Он никогда не забывал чувства гордости, охватившего его, когда Дэвид впервые доверил ему ключи. — Сегодня вечером мы уезжаем в Нью-Хейвен. — А сколько мы там пробудем? — Дня три, может, — четыре, — коротко бросил Лерой. Потом достал из кармана замусоленных старых штанов пачку «Winston», встряхнул её и вытащил зубами одну сигарету, а затем предложил пачку Киллиану. Джонс тоже взял одну с нарочито небрежным видом. — Сегодня вечером придётся потрудиться. Пока всё загрузим…       Киллиан сунул сигарету в рот и пожевал её, в ожидании, когда Лерой чиркнет зажигалкой. — Почему такой человек, как мистер Нолан, выступает на этих дешёвых карнавалах?       Вспыхнуло ровное пламя, и Ворчун поднёс его к своей сигарете. — У Дэвида для этого есть свои причины.       Лерой дал прикурить мальчишке, потом облокотился на машину и задумался, мечтая о долгой и спокойной поездке.       Киллиан осторожно вдохнул дым первый раз на пробу, сразу подавился и отрывисто закашлялся. Он чуть не задохнулся и кашлял, пока слёзы не потекли из глаз, но, когда Лерой удивлённо взглянул на него, попытался взять себя в руки. — Обычно я другие курю, — пропищал Киллиан исчезнувшим голосом и решительно затянулся ещё раз. Теперь Джонс попытался проглотить дым, но снова подавился. Покрываясь холодным потом, мальчишка понял, что не в силах больше сдерживаться: его выворачивало наизнанку. Ощущение было такое, словно глаза полезли на лоб, а из желудка поднималась тяжёлая давящая волна. — Эй! Эй, парень! — Ворчун, напуганный позеленевшим лицом Киллиана, стукнул его ладонью по спине, но немного не рассчитал — от такого удара Джонс упал на колени. Его вырвало. Лерой потрепал мальчишку по голове своей огромной лапой: — Вот так да! Ты заболел? Что с тобой? — Что-то случилось? — с этими словами к ним быстрым шагом направлялся Дэвид. Но шедшая позади мужа Мэри Маргарет обогнала его и опустились на колени рядом с мальчиком. — Киллиан, бедненький ты мой, — причитала Бланшар, гладя его рукой по спине. — Не вставай, подожди, солнышко. Сейчас всё пройдет, — проговорив это, она вдруг заметила тлеющую сигарету, выпавшую из руки мальчика, и прицокнула языком: — А это что такое? Откуда у ребёнка эта дрянь? — Это я виноват… — Лерой с жалким видом уставился на мыски своих тяжёлых ботинок. — Я не подумал, когда предложил ему сигарету, Дэвид. Это я виноват. — Он не должен был её брать, — Нолан покачал головой, глядя, как Киллиан согнулся, опёрся руками и его тело сотряслось от приступа рвоты. — И вот он расплачивается за это. Ещё один бесплатный урок. Никогда не берись за то, с чем не сможешь потом справиться. — Ой, оставь ребёнка в покое! — отозвалась Мэри Маргарет.       Руководствуясь своим материнским инстинктом, она прижала перемазанное лицо Киллиана к груди. Джонс почуял пьянящий аромат дорогих духов. Обнимая мальчика, Бланшар сердито посмотрела на мужа. — То, что тебя самого никогда в жизни не тошнило, ещё не причина, чтобы быть таким безжалостным! — Совершенно верно, — согласился Дэвид, пряча улыбку. — Ну что ж, мы с Лероем оставляем его на твоё попечение. — Мы сейчас тебя вылечим, — прошептала Мэри Маргарет Киллиану. — Пойдём со мной, солнышко. Пойдём, обопрись на меня. — Я в порядке…       Киллиан с трудом встал на ноги. Голова кружилась, слабость словно паутиной оплела всё его тело. Он настолько обессилел, что даже не почувствовал стыда, когда Мэри Маргарет чуть ли не понесла его обратно в фургон. — Не волнуйся ни о чём. Тебе просто надо лечь и немного отдохнуть, вот и всё. — Да, мэм, — просипел Джонс. Он и сам хотел лечь. Может, так ему будет проще умереть. — Ну-ка, прекращай звать меня «мэм», Киллиан. Зови меня просто Мэри Маргарет, как все остальные. — Она аккуратно придержала его левой рукой за плечи и открыла дверь фургона. — Ложись прямо на диван, а я принесу тебе холодное полотенце.       Застонав, Киллиан упал на подушку лицом вниз и от всей души взмолился, чтобы его больше не вырвало. — Сейчас, сейчас, малыш. — Вооружившись влажным полотенцем и, на всякий случай, тазиком, Бланшар опустилась на колени рядом с ним. — Скоро тебе станет лучше, вот увидишь. У меня был кузен, которому тоже стало плохо, когда он впервые закурил, — она говорила с ним, как с больным, тихим, успокаивающим голосом, который так естественно получается у некоторых женщин. — Но он быстро поправился.       В ответ Киллиан издал только слабый хрип. Мэри Маргарет продолжала что-то говорить, прикладывая мокрое полотенце к лицу и шее мальчика. — Тебе надо отдохнуть, закрой глаза, — она слабо улыбнулась, увидев, что мальчик засыпает. — Вот так-то лучше, солнышко моё. Проснёшься совсем здоровым.       Не в силах удержаться, Бланшар ласково пригладила его взъерошенные волосы. Они были длинными и густыми, мягкими, как шёлк.       У мальчика действительно красивое лицо, размышляла Мэри Маргарет. Загорелая кожа, под ней — крепкие тонкие кости. И эти ресницы. Она вздохнула ещё раз. Всё же, каким привлекательным бы ни был этот мальчик и как бы её душа ни стремилась наполнить жизнь детьми, Бланшар не чувствовала уверенности, что Дэвид правильно поступил, взяв Киллиана в труппу.       Он не был сиротой, как Лерой. В конце концов, у этого ребёнка была мать. Хотя собственная жизнь Мэри Маргарет была очень нелёгкой, она считала невозможным, что мать не отдала всю себя, чтобы только защитить, укрыть, холить и лелеять своего ребёнка. — Могу поспорить, что она любит тебя до безумия, — прошептала Бланшар и тяжело вздохнула, глядя на Киллиана: — Худой, кожа да кости. Смотри-ка, умаялся, вспотел — вся майка насквозь мокрая. Хорошо, сейчас мы её с тебя снимем и постираем.       Мэри Маргарет осторожно потянула майку на спине наверх. Её пальцы застыли на влажной материи, изо рта вырвался короткий непроизвольный вскрик. Киллиан застонал во сне, но не проснулся. Глаза Бланшар наполнились горячими слезами жалости и гнева, и она быстро опустила майку обратно.       Дэвид стоял перед зеркалом, установленным на сцене, и репетировал фокусы, основанные на ловкости рук. Он смотрел в отражение, где наблюдал глазами зрителей, как золотые монеты то появлялись, то исчезали у него между пальцев. Нолан усовершенствовал старый трюк «Таинственные монеты» бесконечное количество раз, улучшая и оттачивая его. Усовершенствовал точно так же, как любой фокус или трюк, которые узнал или придумал с того дня, когда впервые появился на углу улиц Бурбона и Сент-Луиса в Новом Орлеане со своим бильбоке* — ловил его чашечками быстро мелькающий шарик. Тогда у него был только складной столик и картонная коробка, в которую прохожие кидали монетки и иногда купюры.       Нолан редко вспоминал о тех днях. Теперь Дэвид преуспевающий человек в возрасте под сорок. Но иногда перед ним возникал тот несчастный, отчаявшийся ребёнок, которым он был когда-то. И каким сейчас увидел его в облике Киллиана Джонса. «У мальчишки однозначно есть способности, — подумал Дэвид, быстрым движением пальцев разделив золотую монету на две, затем на три. — Только для того, чтобы их раскрыть, потребуется немного времени, заботы и… правильное направление. Тогда из Киллиана что-нибудь обязательно получится».       А вот что именно должно было получиться из Джонса — это Нолан оставлял на усмотрение Всевышнего. Если мальчик всё ещё будет с ними, когда они доберутся до Нового Орлеана, то тогда и будет принято решение.       Дэвид поднял руки вверх, хлопнул в ладоши, и все монеты разом исчезли. Кроме одной, с которой он начинал трюк. — У меня в рукаве ничего нет, — пробормотал Нолан и подумал о том, почему же люди всегда этому верят? — Дэйв! — крикнула Мэри Маргарет. Слегка запыхавшаяся от бега через всю ярмарку, она спешила к сцене, где репетировал муж.       Нолан всегда был рад видеть её. На Мэри Маргарет, в коротких обтягивающих шортах и футболке, пыльных сандалиях, действительно стоило посмотреть. Но когда он протянул жене руку, чтобы помочь ей взобраться на сцену, и увидел её лицо, то его улыбка тотчас же исчезла. — Что случилось? Что-то с Эммой? — Нет, нет! — Потрясенная до глубины души, она обвила его руками и крепко прижалась. — С Эммой всё в порядке. Она пошла с одним из рабочих кататься на каруселях. Но этот мальчик, этот бедный маленький мальчик!..       Тогда Нолан засмеялся, нежно прижав жену к себе. — Мэри Маргарет, дорогая, он быстро оправится. Хотя потом ещё долго будет переживать и смущаться. Но это всё пройдёт. — Нет, Дэйв, дело не в этом… — Из глаз Бланшар уже катились слёзы, поэтому она уткнулась лицом в его шею. — Я уложила его на диван, а когда он уснул, хотела снять с него майку. Она намокла от пота, мне не хотелось, чтобы он спал во влажной одежде, — всхлипнув, она замолчала и глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. — Вся спина Киллиана в шрамах, старых и свежих, есть даже едва затянувшиеся рубцы. От пояса, ремня, или чёрт знает чего ещё, — Мэри Маргарет вытерла слёзы тыльной стороной кисти, слегка размазав подводку. — Кто-то его бил. — Отчим, — голос Нолан казался спокойным, хотя он с трудом сдерживал обуревавшие его в этот момент чувства. Дэвиду всегда удавалось совладать со своими страшными воспоминаниями — но от ярости и боли за этого мальчишку у фокусника потемнело в глазах. — Я не думал, что всё было настолько серьёзно. Ты считаешь, его нужно отвести к врачу? — Нет, — поджав губы, Бланшар покачала головой. — Это практически только шрамы, жуткие шрамы. Не понимаю, как можно было так обращаться с ребёнком! — Мэри Маргарет снова всхлипнула, и Дэвид протянул ей бумажный платок. — Я не была уверена, что ты правильно поступил, когда взял его к нам. Думала, что его будет разыскивать мать… — Мэри Маргарет смотрела в одну точку, её карие глаза словно остекленели. — Мать?! — резко бросила она. — Да я своими руками задушила бы эту суку! Даже если она сама его не била, как могла позволить, чтобы такое случилось с её маленьким мальчиком?! Она заслужила, чтобы её высекли. Я и сама бы это сделала, если бы мне предоставилась такая возможность! — Злючка ты моя! — Нолан нежно взял её лицо в ладони и поцеловал. — Боже мой, Мэри Маргарет, как же я люблю тебя! За всё. Теперь пойди умойся, выпей чашечку чая и успокойся. Киллиана никто и никогда больше и пальцем не тронет. — Нет, никто, — голос Мэри Маргарет звучал на удивление спокойно, а взгляд потеплел от любви. — Он теперь наш.

***

      Киллиана больше не тошнило, но он страшно смутился, когда проснулся и увидел, что рядом с ним сидит Мэри Маргарет и пьёт чай. Джонс хотел было как-то извиниться, но, перебив его запинания, Бланшар весело завела речь о чём-то постороннем и принесла ему тарелку с куриным бульоном.       Пока Киллиан не спеша ел, Мэри Маргарет продолжала рассказывать что-то забавное и почти убедила его, что никто не заметил, как он опозорился.       Тут в фургон, словно маленький торнадо, ворвалась Эмма. Она была покрыта грязью с головы до ног, волосы, которые мать так аккуратно заплела утром, — в диком беспорядке. На колене — свежая ссадина, на шортах — длинная рваная дыра, по краям которой торчали нитки. От девочки сильно пахло животными — она только что закончила играть со шпицами из цирка дрессированных собачек.       Мэри Маргарет снисходительно улыбнулась маленькой грязнуле. Больше всего она любила видеть детей за едой или перепачканными после долгих и весёлых игр на улице. — А кто же это такая? Неужели моя Эмма?       Девочка захохотала и подбежала к холодильнику, чтобы налить себе чего-нибудь холодного. — Я каталась на каруселях, а потом Джимини разрешил мне бросать кольца столько, сколько захочу, — Эмма залпом выпила вишнёвый сок, и на грязной мордашке появились залихватские пурпурные усы. — Потом я играла с собачками, — добавила она и перевела взгляд на Киллиана: — Это правда, что ты курил сигарету и от этого заболел?       Джонс оскалился, но ничего не ответил. — Не пойму, зачем тебе это надо было? — продолжала она, тараторя, как сорока. — Дети не должны курить. — Эмма, Эмма! — Мэри Маргарет вскочила и попыталась увести девочку за занавес в другую комнату. — Тебе надо привести себя в порядок. — Но я только хочу узнать… — Поторопись, Эмма. До представления не так уж и много времени осталось. — Но я только у него спрошу… — Ты спрашиваешь слишком много. Иди.       Обиженная от того, что её прогоняют, Эмма посмотрела на Киллиана с неприязнью, получив в ответ такой же враждебный взгляд. Тогда она быстро показала ему язык и скрылась за занавесом.       Раздираемая между смехом и сочувствием, Бланшар повернулась к мальчику. На лице Киллиана явно читалась злость от унижения. — Ну, ладно. Думаю, нам пора приниматься за работу, — улыбнулась Мэри Маргарет. Слишком проницательная, чтобы спрашивать, как он себя чувствует, Бланшар просто предложила: — Киллиан, может, ты возьмёшь веера и будешь раздавать их зрителям, когда они будут входить в шатёр?       Киллиан молча кивнул и резко отпрянул назад, потому что Бланшар неожиданно протянула к нему руку. Он ожидал удара. Мэри Маргарет поняла это по тёмному, застывшему взгляду глаз Джонса. И увидела, как этот взгляд сменился непониманием и смущением, когда она быстрым и ласковым движением взъерошила ему волосы.       Никто и никогда не прикасался к нему вот так. Потрясённый, Джонс смотрел на Мэри Маргарет, чувствуя ком в горле. — Не бойся, — тихо сказала она, словно это был их секрет. Киллиан не мог произнести ни слова. — Я тебя не ударю, — Бланшар погладила его по щеке. — Никогда.       Ей очень хотелось обнять его, но она подумала, что для этого слишком рано. Ведь, в отличие от неё, Киллиан ещё не знал, что теперь он — её сын. Пусть и приёмный. А Мэри Маргарет Бланшар умела оберегать то, что ей принадлежало и было дорого. — Если тебе что-нибудь понадобится, — твёрдо произнесла она, — иди прямо ко мне. Понял?       Киллиан смог только кивнуть и встал. В груди у него что-то давило, в горле пересохло. Понимая, что может вот-вот разреветься, Джонс поспешил выйти на улицу.       В тот день он усвоил три важные вещи. Пожалуй, Дэвид назвал бы их «бесплатными уроками», и все три урока Киллиан запомнил навсегда. Во-первых, он никогда больше не курил дешёвые сигареты без фильтра. Во-вторых, он возненавидел маленькую пройдоху Эмму. И в-третьих, что самое важное, он влюбился в Мэри Маргарет.