И Киллиан, и Эмма с жаром отвергли бы предположение, что они попались в сети заурядного курортного романа. Морской ветер, сияющие закаты и залитые лунным светом палубы могли повлиять на кого угодно, но только не на них. Они оба пришли бы в ужас от самой идеи медового месяца, но если честно определить этот важный период как возможность сосредоточиться на партнёре, лучше узнать друг друга и вволю насладиться сексом, то их медовый месяц подходил к своей третьей неделе.
Не обошлось без открытий. К своему облегчению Киллиан выяснил, что он не был ревнивым кретином. Теперь ему даже нравилось, как мужчины поворачивали головы, когда появлялась Эмма. Он мог улыбаться, наблюдая, как она с кем-нибудь флиртует, или как флиртуют с ней. Конечно, всё дело было в доверии и гордости, плюс самую малость нахальства. Эмма была красивой, и она была
его.
Эмма обнаружила, что под маской грубого, нервного мальчишки-ирландца, которого она знала почти всю свою жизнь, её любимый мужчина мог быть мягким и добрым. Впечатление искушённости и внешнее обаяние оказались тонким прикрытием для бушевавших в его душе страстей. К ним примешивались ещё обострённая верность и сильное желание любви — совсем как у неё самой.
Они оба могли сосредоточиться друг на друге даже в набитой людьми комнате. Им не надо было ни слов, ни прикосновений — одного взгляда было достаточно, чтобы понять, о чём думает другой.
Может быть, поэтому последний пункт в определении медового месяца выполнялся просто безукоризненно.
Но в этой феерии дней и ночей они оба соглашались, что им не хватало только одного. У них не было настоящей цели и настоящего дела. Воровская кровь не давала им покоя. Правда, они временно заглушили своё нетерпение, освободив некую миссис Хендриксон от её антикварных украшений с агатами и гранатами. Старая ворчунья провела на борту «Принцессы Янки» целых семь дней, постоянно то на что-то жалуясь, то чего-то требуя, и превратила жизнь Джекила-Хайда, директора круиза, в сплошной кошмар. Дэвид с труппой решили, что это вопрос чести — создать для мадам более вескую причину для жалоб и переживаний.
Но работа оказалась до безобразия простой. Эмме надо было только проскользнуть в каюту миссис Хендриксон между двумя своими номерами и найти шкатулку с драгоценностями в куче почти упакованного багажа. Но едва бросив взгляд на замок, она решила изменить первоначальный план. Вместо того, чтобы вынести шкатулку из каюты и передать Киллиану, Эмма сама открыла её с помощью шпильки миссис Хендриксон. Когда гранаты и агаты разместились в карманах её смокинга, Эмма заперла шкатулку, поставила на прежнее место и выскользнула из каюты.
Как и было запланировано, мимо проходил Киллиан, направляясь в сторону кормы.
— Проблемы?
Эмма улыбнулась.
— Вовсе нет, — многозначительно приподняв бровь, она похлопала себя по карманам. — Мне просто надо кое-что взять в каюте.
Киллиан усмехнулся.
— Не хочу опоздать к своему выходу.
Джонс притянул её в объятия и поцеловал. Ловкие пальцы нырнули в карманы Эммы и ощупали добычу.
— У тебя четыре минуты, Эмма.
Ей понадобилось меньше половины этого времени, чтобы спрятать добычу в двойном дне своего чемоданчика с косметикой и гримом. Эмма успела ещё освежить губную помаду, смазанную Джонсом, и затем вовремя появилась на сцене.
Все согласились, что это был очень элегантный комплект, в изящной оправе, с неплохими камнями. Но драгоценности были добыты без риска, поэтому победе недоставало сладости.
Члены труппы, все как один, погибали без настоящей работы.
— Может быть, нам надо попробовать что-нибудь сделать в каком-нибудь порту? — задумчиво произнесла Эмма. Она с матерью стояла на палубе. Новые пассажиры, севшие в Монреале, постепенно выходили из кают с бесплатными коктейлями в руках и фотоаппаратами наготове. Киллиан и Лерой удрали на Олимпийский стадион, чтобы посмотреть игру.
— Может быть, — Мэри Маргарет всё время возвращалась мыслями к Дэвиду. В тот день она проснулась ещё до рассвета. Муж сидел на узкой кушетке под иллюминатором, вокруг валялись его книги. В пальцах он вертел золотую монетку. Когда она в третий раз выскользнула и упала, Бланшар увидела выражение боли на его лице. Мэри Маргарет знала, эту боль она никогда не сможет облегчить.
— Я думаю, Ньюпорт, — продолжала Эмма. — Там полно особняков. Когда лайнер придёт туда в следующий раз, мы могли бы по крайней мере размять ноги.
— Ты так похожа на него, — Мэри Маргарет вздохнула и повернулась от поручня к дочери. — Если у тебя нет какого-нибудь дела, ты тотчас же пытаешься его придумать. Только так ты чувствуешь себя счастливой.
— Жизнь слишком коротка, чтобы не получать удовольствия от своей работы, — улыбка Эммы была быстрой и плутовской. — Одному богу известно, как я люблю своё дело.
— А как бы ты поступила если бы ничего не стало? — внезапно занервничав, Мэри Маргарет принялась вертеть в пальцах нефритовый кулон, который ей купил Дэвид. — Если бы ты больше не смогла ничего делать? Ни в магии, ни в другом?
— Если бы я проснулась однажды утром, и всё это закончилось и осталась только обычная рутина? — Эмма задумчиво поджала губы, потом рассмеялась. В двадцать один год трудно поверить, что и к вам когда-нибудь придёт старость. — Засунула бы голову в первую же подходящую духовку!
— Не говори так! — Бланшар схватила её руку и сжала так сильно, что Эмма поморщилась от боли. — Никогда не говори так.
— Мам, я же только шучу… — Глаза Эммы широко раскрылись от удивления. — Ты же знаешь меня. Люди, которые всю жизнь занимаются одним делом, как мы, забывают о том, что ничто не длится вечно. Не важно, прекрасно идут дела или ужасно — надо просто подождать, и всё переменится.
— Да, конечно, — чувствуя себя дурой, Мэри Маргарет отпустила руку дочери, но в горле у неё стоял ком. — Не обращай на меня внимания, солнышко. Кажется, я слишком устала.
Только теперь Эмма внимательно посмотрела на мать и увидела слабые, едва заметные тени под тщательно наложенным макияжем. Удивление сменилось тревогой.
— С тобой всё в порядке? Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, — Мэри Маргарет слишком долго прожила на сцене, чтобы показать только то, что хотела. — Просто устала. И так глупо, но кажется, я скучаю по дому. Мне уже так давно хочется снова отведать гамбо Робина.
— А-а, я тебя понимаю, — это так точно отражало и её собственные чувства, что Эмма улыбнулась и расслабилась. — Здесь прекрасная кухня, но через несколько недель готов отдать любые деньги за чизбургер и картошку-фри… И десять раз на дню мечтаешь никого не видеть и ни с кем не разговаривать.
«Нужно немедленно уйти и побыть одной, — поняла Мэри Маргарет, — пока не выдала все свои страхи и переживания».
— Знаешь, сбегу-ка я отсюда, — подмигнув, она поцеловала дочь в щёку. — На часок запрусь в каюте, сделаю маску для лица, ванночку для ног и прочитаю ещё одну главу из моего романа.
— О-о! Ты так это расписываешь, что я прям завидую.
— Знаешь, что? Прикрой меня на часок, а потом я прикрою тебя.
— Договорились. Если кто-нибудь будет спрашивать, я скажу, что ты пришиваешь на свой концертный костюм оторвавшиеся блёстки.
— Отлично, — с этими словами Бланшар поспешила прочь, чтобы быстрее оказаться за запертыми дверьми и только потом позволить себе разрыдаться и вволю наплакаться.
Оставшись одна, Эмма окинула взглядом палубу. Новые лица, подумала она, новые судьбы. Ей всегда нравилось разнообразие. Но всё-таки, сейчас ей хотелось, чтобы Киллиан был рядом с ней, а не прихлёбывал пиво на стадионе и ругал судей сразу на двух языках. С ним всё было интересней: рассматривать новых пассажиров, придумывать им имена и истории.
К этому времени Эмма уже поняла, что значит работать в десятом или двенадцатом круизе, и всё больше склонялась к мысли, что час в одиночестве, с маской на лице и романом в руках — не такое уж и плохое дело.
Но она повернулась с дежурной улыбкой на губах, когда кто-то окликнул её по имени. Улыбка на мгновение дрогнула, но Эмма справилась с собой, продолжая улыбаться. В конце концов, она была профессионалом.
— Уилл. Как тесен мир.
— Разве?
Казалось, Скарлетт сошёл с рекламы одежды для круизов. Горчичного цвета брюки с заглаженными складками, такими острыми, что о них можно было порезаться, как о лезвие ножа. «Мятая» рубашка из натурального льна, которая стоит чёрт знает сколько, и всё из-за этого якобы небрежного вида. На ногах — брендовая обувь, рука обвита вокруг холёной брюнетки. На ней были шёлковые брюки ярко-голубого цвета, в тон глазам, и мягкая драпированная блузка без рукавов того же оттенка. На Эмму произвела гораздо большее впечатление простая нитка крупных жемчужин с сапфировым кулоном. Камень был размером с большой палец Лероя.
— Белль, дорогая, познакомься с моей очень давней знакомой Эммой. Эмма, это моя жена Белль Френч Скарлетт.
— Как приятно, — Белль мило улыбнулась, но её глаза остались безучастными. Она быстро и крепко пожала Эмме руку, словно действительно была рада с ней познакомиться.
«Идеальная жена для политика», — подумала Эмма.
— Очень приятно.
«Так у неё ещё и серьги! Два каплевидных камня цвета индиго, над ними — великолепный жемчуг», — отметила про себя Эмма.
— Я удивился, увидев тебя на палубе, — начал Уилл. — И вдвойне удивлён тому, что ты в экипаже, — его взгляд переместился ниже, на значок с именем на груди Эммы, задержался на мгновение, опять поднялся вверх, к её лицу. — Ты что же, бросила свою магию?
— Нет, отнюдь. Мы будем выступать на борту ещё несколько недель.
— Великолепно. — Уилл конечно же это знал, он всё разузнал заранее и не смог отказать себе в удовольствии провести неделю вместе с Дэвидом и его семьёй. — Белль, Эмма — вполне самостоятельная волшебница.
— Удивительно, — её губы приоткрылись в улыбке, обнажив ряд безупречных зубов. — Вы выступаете на представлениях для детей?
— Пока нет, — Эмма взяла коктейль с подноса проходившего мимо официанта. — Вы впервые на борту «Принцессы Янки»?
— На этом корабле — да. Но я всегда очень любила круизы. Была на Карибских островах, по Средиземному морю — и тому подобное, — Белль рассеянно подняла руку, чтобы поиграть со своим кулоном. Окружавшие сапфир бриллианты вспыхнули маленькими искрящимися огоньками, отчего у Эммы забурлила кровь. Это было похоже на сексуальное возбуждение — как от долгого, неторопливого поцелуя.
— Как чудно, — Эмме понадобилось почти всё её самообладание, чтобы не облизнуться. — Надеюсь, что этот круиз вам тоже понравится.
— Уверена. — Эмме даже показалось, что сапфир лукаво «подмигнул». — Я так обрадовалась, когда Уилл предложил поехать в этот круиз во время нашего медового месяца.
— О, так вы молодожёны!
Эмма, зная, что это чисто женская реакция, и считая её неопасной, опустила взгляд на обручальное кольцо Белль.
«Да, — подумала она, — изумруд в десять карат, огранённый для кольца для помолвки, и симпатичное платиновое колечко с россыпью бриллиантов — для свадьбы».
Эмма пожалела, что у неё нет с собой ювелирной лупы.
— Ах, какая прелесть! Поздравляю, Уилл.
— Спасибо. Я буду рад вновь увидеть твою семью — и, конечно, Киллиана.
— Ещё увидишь. Было приятно познакомиться с вами, Белль. Счастливого плавания.
Эмма улыбнулась и пошла прочь. Наконец-то они нашли подходящую цель.
Киллиан воспользовался перерывом, чтобы прожариться и прогнать свою усталость в сауне на нижней палубе. Он сомневался, что спал больше пяти часов в сутки с того самого вечера, как Эмма, полная решимости, вошла в его каюту в шёлковом платье цвета слоновой кости.
Нет, Джонс не жаловался, но сауна ему не помешала бы. По меньшей мере, теперь у него было несколько свободных минут, чтобы прочистить мозги и обдумать всё то, что рассказала Эмма, выследив и поймав его сегодня после полудня.
Мистер и миссис Уильям Скарлетт.
«Надо же! Из всех круизов по всем портам и морям мира, — с недовольной гримасой подумал Джонс. — Ладно, чёрт побери, всю следующую неделю им никуда друг от друга не деться».
Но Киллиан не был уверен, что разделяет энтузиазм Эммы насчёт камешков невесты. Нет, это он должен был обдумать медленно и внимательно, просчитав все «за» и «против».
Деревянная дверь сауны скрипнула, и Киллиан открыл один глаз. Потом снова закрыл и остался сидеть неподвижно, прислонившись спиной к стене, на бёдра небрежно было накинуто белое полотенце.
— Слышал, что ты объявился на борту, Скарлетт.
— А ты всё вытаскиваешь кроликов из жопы, чтобы заработать на жизнь? — Уилл сел на скамью ниже Киллиана. Ему понадобилось лишь несколько вопросов, чтобы выяснить, где Джонс мог проводить свой свободный час. — И пляшешь под дудку старика?
— А ты — случайно не научился снимать колоду одной рукой?
— Я уже давно оставил эти игры.
Джонс только лукаво улыбнулся.
— Да? Значит, не научился. У тебя всегда был кривые руки — ни на что не годились, кроме как лупить маленьких девчонок.
— А ты злопамятный, — Уилл поудобнее облокотился на лавку.
Прошедшие годы благотворно отразились на нём. Он серьёзно занялся своим физическим обликом, и его тело отражало результаты ежедневных занятий с личным тренером. Скарлетт использовал своё положение, а теперь и деньги своей жены, чтобы стричься у лучших стилистов, регулярно делать маникюр, маски и массажи для лица. Он выглядел настоящим героем-победителем — молодым и привлекательным, но уже довольно значительным человеком. Теперь Уилл был богат, и жизнь стала ещё слаще.
— Странно, — продолжал Скарлетт, — а Эмма вела себя иначе. Она была весьма… хм… дружелюбна.
При этих словах Джонс почувствовал отнюдь не ярость, как могло бы быть раньше. Нет, это было только искреннее удивление.
— Скарлетт, да она бы тебя пережевала и выплюнула!
— В самом деле? — Руки Уилла на обжигающем дереве напряглись. Была только одна вещь, которую не смогли купить ни деньги, ни положение — чувство юмора там, где дело касалось его самого. — Думаю, что Эмма может найти меня более подходящим ей по стилю, чем тебе кажется. Такая женщина, как она, скорее оценит человека с положением, чем того, кто так и не научился смягчать острые углы! Ты всё такой же неудачник, Джонс.
— Я всё такой же… и во многом другом, — Киллиан открыл глаза и, наклонив голову, изучающе посмотрел на лицо Уилла. — Хирурги хорошо поработали с твоим носом. Теперь никто и не знает, что он когда-то был сломан, — Джонс лениво потянулся и спрыгнул вниз. — Кроме меня, конечно. Ладно, пока.
За Джонсом уже захлопнулась дверь, а Уилл всё сжимал и разжимал кулаки. Оказывается, старому приятелю нужен урок построже.
«Наверное, надо дать телеграмму Уолшу, — думал Скарлетт, заставляя расслабиться подёргивавшиеся от ярости мышцы. — Пришло время нажать посильнее».
Уилл разжал кулак и посмотрел на свою гладкую ладонь, где были видны глубокие следы наманикюренных ногтей.
«И намного сильнее», — решил он.
***
— Говорю вам, это отличный вариант, — Эмма хмуро переводила взгляд с одного на другого. Собрание, устроенное в каюте отца между выступлениями, шло совсем не по её плану. — У любой женщины, которая носит драгоценности вот так, днём, их должно быть полным-полно. И любая женщина, которая вышла за такого мерзавца, как Скарлетт, уже заслужила, чтобы их украли.
— Допустим, что это так, — Дэвид сжал пальцы, стараясь сосредоточиться на словах дочери. — Но опасно красть у тех, кого мы знаем и кто знает нас, особенно в такой сложной ситуации, как эта.
— Мы можем сделать это, — настаивала Эмма. — Робин, если я добуду для тебя фотографии и подробное описание самых лучших украшений, сколько времени понадобится твоим друзьям, чтобы сделать копии?
— Неделя, может быть, две.
Эмма чуть не зарычала.
— А если срочно?
Локсли задумался.
— Если мы накинем им за срочность, то… четыре или пять дней. Но это, конечно, без пересылки.
— Для этого существует «FedEx»… — Эмма вновь бросилась к отцу: — В последний их вечер на борту. Пока Белль доберётся домой и заметит разницу, мы уже будем вне подозрений! — Она с нетерпением ждала ответа. — Папа!
— Что? — Дэвид отпрянул, в страхе пытаясь нащупать ускользнувшую нить разговора. — У нас мало времени, чтобы всё хорошо спланировать.
Но как он мог что-то планировать, если ему насилу удавалось просто думать? У Дэвида под рубашкой выступил холодный пот. Они все смотрели на него, не сводили с него глаз. И в их взглядах он видел немой вопрос.
— Ответ отрицательный, — резко бросил Нолан, вставая. Он хотел, чтобы они ушли, ушли все. Дэвид не мог больше выдержать этого выражения жалости и удивления на их лицах. — Разговор окончен.
— Но…
— Окончен! — заорал Дэвид, отчего Эмма растеряно заморгала, а Мэри Маргарет прикусила нижнюю губу. — Я пока что здесь главный, юная леди! Если мне понадобятся твои предложения и советы, я сам тебя спрошу. До тех пор делай то, что тебе говорят. Понятно?
— Вполне.
Гордость не позволила Эмме склонить головы, но в глазах были потрясение и боль. Отец никогда не кричал на неё раньше. Никогда. Они ссорились, конечно, но всегда между ними оставались любовь и уважение. Сейчас же она разглядела в лице отца настоящую ярость.
— Если вы позволите, то я пойду пройдусь перед выступлением.
Киллиан медленно встал, когда за Эммой захлопнулась дверь.
— Я должен согласиться с твоими причинами отказа от этого дела, Дэйв, но тебе не кажется, что ты обошёлся с ней немного жестоко?
Дэвид, разъярившись, резко повернулся к Киллиану.
— Не думаю, что нуждаюсь в твоём мнении, как мне обращаться со своим собственным ребёнком! Ты можешь спать с ней, но отец у неё —
я! Моя щедрость по отношению к тебе в течение всех этих лет ещё не значит, что у тебя есть право вмешиваться в наши семейные дела.
— Дэвид!.. — Мэри Маргарет бросилась вперёд, чтобы удержать Киллиана за руку, но тот уже тряс головой.
— Всё в порядке, Мэри Маргарет. Кажется, мне тоже лучше пойти пройтись.
Море искрилось от света звёзд. Крепко схватившись руками за поручень, Эмма смотрела прямо перед собой. Где-то в глубине черепа билась мучительная боль — прямое последствие сдерживаемых слёз. Нет, она не будет хныкать, как ребёнок, от того, что её отругал отец.
Услышав шаги у себя за спиной, Эмма обернулась. Но это был не Киллиан, как она надеялась. Это был Уилл.
— Очаровательно, — сказал Скарлетт и поймал концы развевавшихся на ветру волос Эммы. — Прекрасная женщина в свете звёзд на фоне моря.
— Потерял свою жену? — Эмма нарочито заглянула Уиллу за спину, потом подняла брови. — Кажется, я нигде не вижу Белль.
— Белль не из тех женщин, которые любят сидеть у мужа в кармане.
Уилл сделал шаг вперёд и опустил обе руки на поручень, заперев Эмму между ними. Скарлетта пронзила быстрая похотливая дрожь. Эмма была красива и принадлежала кому-то другому. Для Уилла этого было достаточно, чтобы захотеть ею обладать.
— Белль привлекательная, умная, богатая и не без амбиций. Через несколько лет она станет отличной хозяйкой в Вашингтоне.
— Как же ты, должно быть, очаровал её всеми этими романтическими комплиментами.
— Некоторые женщины предпочитают прямой подход, — Уилл наклонился к Эмме, но был вынужден остановиться, когда она быстро подняла руку, толкнув его в грудь.
— Я не твоя жена, Скарлетт, но меня тоже устраивает прямой подход. Как насчёт вот этого? Я считаю тебя отвратительным, напыщенным типом, которого я вижу насквозь. Ты вроде дохлого скунса на обочине дороги. — Всё это было сказано елейным тоном и с самой обворожительной улыбкой. — А теперь, вали-ка лучше отсюда, пока я не сказала тебе что-нибудь действительно обидное.
— Ты пожалеешь об этом, — голос Уилла тоже звучал обманчиво мягко, чтобы не привлекать внимания гулявших поблизости пассажиров, но взгляд казался ледяным. — Очень сильно пожалеешь.
— Не понимаю, почему. Наоборот, я получила огромное удовольствие. — Взгляд зелёных глаз был так же холоден, как и его, но в их глубине тлел угрожающий огонёк. — Теперь, пожалуйста, уйди с дороги.
Бешенство заставило Скарлетта забыть о сдержанности. Схватив Эмму за руку, он толкнул её обратно.
— Я с тобой ещё не закончил.
— Думаю… — оборвав начатую фразу, Эмма толкнула Уилла в сторону и быстро встала между ним и появившимся на палубе Джонсом. — Не надо, — выдохнула Эмма сквозь сжатые зубы, вцепившись пальцами в лацканы пиджака Киллиана.
— Иди в каюту, Эмма, — Джонс, смотря поверх её головы, не сводил взгляда с Уилла. Если бы взглядом можно было убивать, то Скарлетт уже умер бы мучительной смертью.
— Нет.
Во взгляде Джонса Эмма увидела убийство. Если она отойдёт, промелькнуло у неё в голове, то похоже, Скарлетт закончит свой жизненный путь за бортом. Хоть эта картина и была чертовски привлекательной, Эмма не могла допустить, чтобы Киллиан нёс за неё ответственность.
— Через несколько минут нам выступать. Ты не сможешь выступать, если сломаешь руку о его челюсть, — Эмма злобно посмотрела через плечо: — Убирайся отсюда к чертям собачьим или клянусь, что я сейчас его отпущу!
— Хорошо. Мне не к чему устраивать здесь сцены. В другой раз, — Уилл кивнул Киллиану, — и в другом месте.
Эмма так и стояла, вцепившись в пиджак, пока не увидела, что Уилл ушёл с палубы.
— Чёрт тебя дери! — прошипела она.
— Меня? — Ярость Джонса всё ещё кипела, но он мог только таращиться на Эмму и повторять: — Чёрт
меня дери?
— Да. Ты хоть понимаешь, что ты чуть было не натворил? — Вся злость и разочарование, которые Эмма пережила с той минуты, как выбежала, хлопнув дверью, из каюты отца, выплеснулись теперь наружу и обрушились прямо на Киллиана. — Как мы объясняли бы Джекилу-Хайду, или даже капитану, почему ты избил пассажира и выбросил его бесчувственное тело за борт?
— Он лез к тебе. Твою мать, Эмма, когда я вышел на палубу, Скарлетт совсем прижал тебя к перилам. Ты что же, думаешь, что я мог просто стоять и смотреть, как этот ублюдок так с тобой обращается?
— А кто ты такой, сэр Джонс? Мой белый рыцарь? Знаешь, что я скажу тебе, приятель… — Эмма ткнула его пальцем в грудь: — Со своими драконами я смогу разобраться сама. Я не какая-нибудь слабая плакса, которой нужны спасители, — она снова ткнула в него пальцем, едва не оцарапав до крови. — Я сама смогу справиться. Понял?
— Ага. Понял… — Киллиан, решив, что действительно понял, дёрнул Эмму к себе, покрывая грубыми поцелуями, пока её приглушённые протесты не стихли и она не обняла его крепко-крепко.
— Извини, — отвернувшись, Эмма уткнулась лицом в его плечо. — Это не имеет никакого отношения ни к этому придурку, ни к тебе.
— Я знаю… — Киллиан поцеловал её в макушку. Он тоже чувствовал ожог от кнута, поднятого Дэвидом, и это было намного больнее, чем любые удары ремня Уолша Монка.
— Отец обидел меня, — голос Эммы внезапно стал таким тонким, что она сжала губы и попыталась придать ему больше твёрдости. — Он никогда раньше не обижал меня так. И дело не в работе, Киллиан. Дело было не в…
— Я знаю, — снова повторил Джонс. — Не могу это объяснить, Эмма, но возможно, Дэйв думал о чём-то другом. Возможно, он плохо себя чувствует. Может быть дюжина разных причин. Дэвид никогда раньше так не нападал на тебя. Не держи на него зла.
— Ты прав, — Эмма вздохнула и отстранилась. — Я приняла это слишком близко к сердцу… — Она подняла руку и нежно погладила Киллиана по щеке. — И выплеснула всё это на тебя, когда ты был таким милым мальчиком. Ты отлупил бы Скарлетта из-за меня, а, Джонс?
Киллиан с облегчением усмехнулся, довольный, что Эмма пришла в себя и уже в состоянии снова подшучивать над ним.
— Спросишь тоже, милая! Да я стёр бы его в порошок!
Эмма поёжилась от налетевшего порыва ветра и подставила губы Киллиану:
— О, как я люблю, когда меня целуют суровые парни!
— Тогда вот это должно тебе понравиться…
***
Покрытый ковролином коридор от его каюты до каюты Киллиана оказался для Дэвида одним из самых сложных переходов в жизни. Нолан знал, что его дочь там, с человеком, которого он всегда считал своим сыном. Дэвид поднял руку, чтобы постучаться, потом снова опустил. Сегодня весь день его пальцы ломило от глубокой, спрятавшейся в костях боли. И он с силой ударил ими о дверь, словно чтобы наказать самого себя.
Киллиан открыл дверь и тотчас же замешкался от неожиданности и неловкости. Замешательство Джонса выразилось в вежливом оцепенении.
— Дэйв? Тебе что-то нужно?
— Я хотел бы войти, если ты не возражаешь.
Киллиан на мгновение заколебался. По крайней мере, слава богу, что они с Эммой были ещё одеты.
— Конечно. Выпьешь что-нибудь?
— Нет, не надо. Спасибо. — Дэвид перешагнул через порог и остановился с жалким видом, глядя на свою дочь. — Эмма.
— Папа.
Они постояли так ещё мгновение, замерев, как в углах треугольника. Они втроём всегда были так близки, они столько пережили вместе. Дэвид понял, что все заготовленные им заранее речи улетучились из головы, словно дым.
— Извини меня, Эмма… — Это было всё, что он мог подумать или сказать. — У меня нет оправдания.
Её плечи расслабились.
— Всё в порядке. — Ради отца Эмма могла забыть даже о своей гордости. Так она и сделала, протянув руки и подбежав к нему. — Сама виновата, что слишком приставала к тебе.
— Нет! — Дэвид, униженный таким лёгким прощением, поднёс обе её руки к своим губам. — Ты защищала свою точку зрения, ты абсолютно правильно себя вела. Я был несправедлив… или что-то в этом роде… — улыбка Дэвида дрогнула, когда он вновь поднял взгляд на дочь. — Если это может служить утешением, то впервые за всю нашу совместную жизнь Мэри Маргарет кричала на меня и даже употребляла ругательства…
— Да? И какие же?
— Мне кажется, там был «
дурак», «
кретин» или что-то подобное.
Эмма покачала головой.
— Мне придётся научить её каким-нибудь словечкам покрепче, — она поцеловала отца и снова улыбнулась. — Ты помиришься с ней?
— Наверное, у меня это лучше получится, если я сперва помирюсь с тобой.
— Ну, со мной ты уже помирился.
— И с тобой… — пробормотал Дэвид, поворачиваясь к Киллиану.
— Понятно. — Хотя Эмме ничего не было понятно, но она уловила, что должна сделать. — Ну, тогда хорошо, пойду-ка я к маме и подготовлю её.
Эмма прикоснулась к руке Джонса, проходя мимо него, и оставила их одних.
— Я должен что-то сказать тебе, — Дэвид поднял руки в редком для него беспомощном жесте. — Наверное, я всё-таки что-нибудь выпью.
— Конечно, — Киллиан вытащил из нижнего ящика тумбочки небольшую бутылку рома и открыл её. — Боюсь, что у меня нет бокалов.
— Обойдёмся, если ты не против.
Кивнув, Джонс налил алкоголь в обычные стаканы.
— Ты хочешь поговорить обо мне и Эмме, — начал Киллиан. — Я уже думал, почему ты не захотел обсудить это раньше.
— Тяжело признаваться, но я не знал, как. То, что я сказал сегодня…
— Ты спорил с Эммой, — перебил его Киллиан, — не со мной.
— Киллиан… — Дэвид положил ладонь ему на руку. В его взгляде легко читались любовь и раскаяние. — Не захлопывай передо мной дверь. Я был зол, но злость, в отличие от распространённого мнения, не всегда высказывает правду. Я хотел сделать тебе больно, потому что мне самому было больно. Мне стыдно за себя.
— Забудь об этом, Дэйв, — смутившись, Киллиан отставил стакан с ромом и встал. — У тебя просто было плохое настроение, вот и всё.
— И ты считаешь, что то, что я сказал, будучи в плохом настроении, пересиливает всё, что я говорил и делал все эти годы?
Киллиан посмотрел на Дэвида и это снова был взгляд того дикого, отчаянного ирландского мальчишки.
— Ты дал мне всё, что у меня есть. Ты ничего больше мне не должен.
— Жаль, что люди не понимают, какой властью обладают слова. Тогда они бы больше их уважали. Эмме легче простить, потому что она никогда не сомневалась в моей любви. Я надеялся, что у тебя тоже не будет повода в ней сомневаться… — Дэвид, даже не пригубив, тоже поставил свой стакан рядом со стаканом Киллиана. — Ты — наш с Мэри Маргарет сын, которого мы так и не смогли родить. Можешь ли ты понять, что иногда я на долгое время забывал, что ты родился не от меня, а когда вспоминал, то это не имело никакого значения?
Целое мгновение Киллиан молчал — он просто не мог ничего сказать. Потом Джонс опустился на край кровати.
— Да. Потому что бывало время, когда я и сам почти забывал об этом.
— И может быть потому, что линии ваших жизней переплелись в моём сердце, мне было трудно, очень трудно принять то, что происходит между тобой и моей дочерью.
Джонс коротко усмехнулся.
— Да, я тоже переживал. Причём так, что чуть было не оттолкнул Эмму… — Киллиан поднял голову. — Но я не смог оттолкнуть её, отказаться от неё, Дэйв. Даже ради тебя.
— Эмма не ушла бы… — Нолан знал обоих своих детей. Он положил руку Киллиану на плечо и сжал его, хоть пальцы и пронзила боль. — Это бесплатный урок, — пробормотал Дэвид и увидел, как Киллиан улыбается. — У любви и магии есть очень много общего. От них душа становится богаче, а сердце — счастливее. И они обе требуют постоянных и настойчивых тренировок.
— Я запомню.
— Так что смотри, — Дэвид направился к двери, но остановился, так как ему в голову пришла ещё одна мысль. — Я бы хотел иметь внуков, Киллиан, — проговорил он, а у Джонса от изумления открылся рот. — Очень хотел бы.
