***
Когда Эмма спустилась по лестнице, план уже созрел в её голове. Киллиан вернулся, и это факт, который Свон не может игнорировать, как и узы, связывающие его с Дэвидом. Но это не означало, что, разрешив это посещение, она не будет смотреть на него как коршун на добычу. Любое дело требует особого подхода. Точно так же это касалось Киллиана. Эмма собиралась вновь работать с ним, потому что её это устраивало, потому что его предложение заинтересовало её, а также потому, что, несмотря на всё происшедшее с Джонсом за эти пять лет, никто не мог с ним сравниться. Ни на сцене, ни у самого хитроумного сейфа. Это означало, что Эмма использует Киллиана в своих целях, возьмёт всё, что ей причитается, и удалится. Есть ещё, правда, Генри. Нагнувшись на предпоследней ступеньке лестницы, Эмма подобрала игрушечную машинку и положила её в карман, но не выпускала из руки, думая о ребёнке, чьи пальцы запускали эту игрушку в гонке по ковру и возили по каменистым тропинкам двора. Ребёнке, который сейчас, утром, находясь в детском саду, наслаждался общением с друзьями. Могла ли Свон забыть о связи Киллиана с ребёнком, о существовании которого он ничего не знает? Неужели ей теперь жить с этой иллюзией до самой смерти? Должно пройти время, заверила себя Свон, направляясь на кухню. Ей нужно время. Душа её ничуть не успокоилась, когда она увидела Киллиана сидящим, как и раньше, за кухонным столом. Он выглядел там вполне на своём месте, с чашкой кофе в одной руке и куском пирога — в другой. Робин смеялся. Он явно был рад возвращению блудного сына. Локсли явно был готов всё простить и забыть. Эмма, увидев его, готова была сделать то же самое. — Хороший фокус, Джонс. Ты что, через трещину в стене пробрался? Киллиан ласково улыбнулся, увидев Эмму. — Из пяти вещей, по которым я больше всего скучал, была кухня Робина. — Этот парень всегда был прожорлив. Садись, Эмма. Я сейчас сделаю тебе кофе. — Спасибо, не надо, — произнесла Свон холодным тоном и почувствовала дрожь, когда Робин отвёл от неё взгляд. Проклятье, они что, хотели, чтобы она с духовым оркестром пришла? — Если ты уже позавтракал, мы можем приступить к работе. — Я готов. — Джонс встал, прихватив ещё один кусок пирога из стоящей на столе плетёной корзиночки. — Возьму один на дорожку. Киллиан бросил взгляд на Локсли и вышел в распахнутую Эммой дверь. — Робин всё ещё занимается садоводством в одиночку? — спросил Джонс, когда они шли по усаженному цветами двору. — Иногда он разрешает… — Эмма хотела сказать «Генри», — кому-нибудь из нас помочь. Но всё равно Робин никого не подпускает к розам. — Он почти не состарился. Я боялся… — Киллиан прервался, взяв Эмму за руку, в тот момент, когда она потянулась к дверной ручке. — Может быть, тебе это непонятно, — я боялся, что всё изменилось. Но когда я сидел сейчас там, на кухне, я понял, что всё осталось на своих местах. Запахи, звуки, вся атмосфера, ничего не изменилось. — Тем легче для тебя. Киллиану захотелось сказать Эмме что-нибудь резкое в ответ на столь ядовитое замечание. — Не совсем. Ты изменилась, Эмма. — Я?! Свон повернулась. Джонс стоял ближе к ней, чем ей хотелось, однако она не собиралась ни отпрянуть, ни прильнуть к нему. Эмма стояла прямо и прохладно улыбалась. — В былые времена я мог всё узнать по выражению твоего лица, — прошептал Киллиан. — Но ты выдернула штепсель. У тебя тот же облик, тот же запах, тот же голос. Представляю себе, если бы я затащил тебя в постель, ты испытала бы те же чувства, но ты выдернула этот чёртов штепсель… — Джонс, не отрывая глаз от Эммы, провёл рукой по её щеке. — Другая женщина взяла верх над той, которую я запомнил. Которая из них ты, Эмма? — Я именно такая, какой хочу быть. — Свон повернула ручку и открыла дверь. — Я такая, какой сама себя сделала. Эмма ударила рукой по выключателю. Перед взором Киллиана предстало залитое светом большое помещение с разноцветными ящиками, длинными столами и всяческими приспособлениями для показа фокусов. — Ты ведь видел шоу. Так что ты теперь имеешь представление о том, как я сейчас работаю. В основе моего стиля — элегантность с элементами блеска, всё должно выполняться изящно и плавно. — Да, очень симпатично. — Киллиан впился зубами в кусок пирога, разбрасывая сахарную пудру. — Хотя и есть, по-моему, излишняя женственность. — Правда? — Эмма подняла бровь и взяла серебряный кинжал с рукояткой, инкрустированной драгоценными камнями, который использовала в фокусах. — Тебе, наверное, больше нравится ходить по сцене, бить себя в грудь и играть мускулами? Киллиан усмехнулся. — Я думаю, мы найдём золотую середину. Прислонившись бедром к столу, Эмма постучала лезвием ножа по ладони. — По-моему, мы не совсем друг друга поняли, Джонс. Шоу показываю я. Я вполне могу разрешить тебе устроить своё возвращение в одном из номеров, но за постановку отвечаю и буду отвечать я. — Моё возвращение… — Киллиан провёл языком по зубам. — В одном ты права, душа моя. У нас с тобой недопонимание. Бывшие могут возвращаться с блеском. В Европе на меня смотрели разинув рот. — Приятно, что так много народу в этих деревеньках ходит на третьесортные представления. Киллиан прищурился; глаза его сверкнули. — Положи-ка этот нож и повтори то, что ты сейчас сказала. Эмма улыбнулась и провела кончиком пальца по острию ножа. — Значит так, я вижу нас двоих в представлении типа «только сегодня вечером». Рекламы будет достаточно, чтобы распродать все билеты. «Единственный вечер иллюзий с Эммой Свон». — Эмма взмахнула копной светлых волос. — И внизу мелким шрифтом «с участием Киллиана Джонса». — По крайней мере, твоё эго не изменилось. Я согласен, Эмма. — Киллиан приблизился к ней. — Ты хочешь быть гвоздём программы. Что ж, я буду джентльменом. Но на афише одним шрифтом будет написано: «Свон и Джонс». Эмма повела плечом. — Это надо обсудить. — Послушай, я не собираюсь тратить время на твои мелкие пакости. — Мелкие пакости? Ты считаешь, что всё это мелочи? Эмма развернулась и вонзила нож Киллиану в сердце. От его ошеломлённого взгляда Свон чуть было не упала на стол и едва не захлебнулась от смеха. — Ну ты и болван… — Сильна… — Киллиан потёр ладонью то место, куда «вошёл» бутафорский нож. Сердце словно и вправду остановилось. — Правда, сильна. Ну, ладно, может, о делах всё-таки поговорим или тебе поиграться охота? — Конечно, о делах, — Эмма отбросила в сторону нож и уселась на стол. — Это моё шоу; оно длится час и пятьдесят минут. Я готова отдать тебе двадцать. — Мне нужно пятьдесят пять, включая десять минут в финале, когда мы появляемся вместе. — Ты хочешь занять место Пурша? — Киллиан удивлённо посмотрел на Эмму, и она улыбнулась. — Это кот, Джонс. Я выхожу в финале вместе с пантерой. — Перенесём его к последнему номеру перед антрактом. — А какого чёрта ты всё это решаешь?! — Это моё шоу, Эмма, — сказав это, Киллиан подошёл к одному из ярко раскрашенных ящиков. Этот ящик был по высоте таким же, как Джонс, и был разделён на три равных по размерам отсека. — Я хочу показать трюк с освобождением — разделение на несколько частей, над которым я сейчас работаю, один крупномасштабный фокус и исчезновение. Чтобы хоть чем-то занять руки, Эмма взяла в руки три шарика и начала жонглировать ими. — И это всё? — Нет. Финал — это отдельный номер. Джонс обернулся, взял ещё один шарик. Войдя в ритм Эммы, он подбросил этот шарик к её трём. Свон подхватила его, не моргнув глазом. — «Пылающее зеркало» — мой любимый трюк, — проговорил Киллиан, глядя на Эмму. — Я хочу показать тот вариант фокуса, который мы начинали готовить до круиза. У меня уже почти все детали отработаны, и я хочу начать репетировать как можно скорее. — Редкая вещь… — Свон оценила задумку Джонса. — Требует много декораций и довольно опасная. В наше время большинство владельцев залов не позволяют её ставить. — Хорошо, что у нас есть связи, а подходящий реквизит у тебя точно найдётся, — отозвался Киллиан. — Ты многого хочешь. — Ага. — Киллиан сделал шаг вперёд и быстрым движением перехватил у Эммы шарики. — Главное в этом фокусе — знать, когда нужно двигаться и когда ждать. — Джонс улыбнулся ей сквозь дугу из шариков. — Здесь будем репетировать или в доме, который я купил на днях? — Да? — Эмме стало интересно, но уж очень не хотелось себе в этом признаваться. — А я думала, ты в гостинице ночуешь. — Нет, я люблю, когда у меня своё жильё. У меня приличных размеров особняк неподалёку от старого кладбища Лафайетт, в Гарден-Дистрикт. Мебель я пока ещё не покупал, так что места у нас будет предостаточно. — И всё же… — Я вернулся, Эмма. — Киллиан бросил ей шары, но она откинула их в сторону. — Привыкай к этому факту. — Да мне наплевать, что ты живёшь в дорогущем особняке в одном из самых богатых районов Нового Орлеана! У нас с тобой деловые отношения, и речь идёт только об одной сделке. А о возвращении в труппу даже не думай! — А я уже в труппе, — сказал Киллиан, — и это значит, что ты идёшь к чёрту. — Джонс поднял руку в неприличном жесте. — Почему бы нам не обсудить организационные моменты? Лерой со Сми уже сомкнули головы над проблемой безопасности, а… — Стоп! — Разгневанная Эмма соскочила со стола. — Что значит «сомкнули головы»? — Это значит, что Сми приехал со мной. Они с Лероем пошли обсуждать устройство системы безопасности в общем и сигнализации в частности. — Я этого не допущу! — Свон оттолкнула Джонса, освободив себе путь. — Понятно? Я этого не допущу! И у тебя не выйдет вернуться сюда в ритме вальса и захватить власть. Я уже три года всем здесь руковожу. С тех пор, как отец… с тех пор, как он перестал руководить. А Лерой — мой человек. — Не думал, что Ворчун стал собственностью с тех пор, как я уехал. Придя в бешенство, Эмма отпрянула. — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Он — часть моей семьи. Он — часть моей труппы. А ты всё это бросил. Киллиан кивнул. — Я не только это бросил, но и многое другое. Хочешь перейти на личности? Ладно. Я пять лет прожил без всего того, что так много значило для меня. И прожил именно потому, что значило. Теперь я возвращаю это, Эмма! «К чёрту осторожность, вежливость, сдержанность!» — подумал Джонс, схватив Свон за плечи. — Всё возвращаю, без остатка. И ничего меня не остановит. Свон могла вывернуться из его объятий. Она могла царапаться, кусаться и с боем освободиться от его хватки. Но Эмма не сделала этого. Что-то в его взгляде, что-то звериное и бесконечно несчастное словно приковало её к полу и не дало ей оторваться даже в тот момент, когда он впился в её губы. Эмма почувствовала вкус ярости, досады и чего-то ещё, быть может, страсти столь глубокой, что и словами не выразить. Былые, тщательно спрятанные желания вырвались наружу, и Эмма ответила жаждой на жажду. О, как она всё ещё хотела его. Как хотела Свон вновь забыть о времени и пространстве и просто быть. Всё это было совсем как тогда, вкус его поцелуя, движение губ, сильное, захватывающее чувство, которое заставляло её тело предаться любви. И всё же, это было не совсем так, как раньше. Когда её руки сомкнулись вокруг него, Эмма почувствовала, как Киллиан похудел. Как будто он взял лезвие и безжалостно срезал с себя всё, кроме мяса и костей. Помимо телесных, Свон почувствовала и другие перемены. Нынешний Киллиан уже не так охотно смеялся, не так легко расслаблялся, не так сладко любил. Но Эмма всё ещё хотела его. Джонс мог овладеть ею здесь же, на столе, где поколениями творились чудеса. Или на полу, покрытом волшебной пылью. Здесь и сейчас. И если бы Киллиан сделал это, если бы вернул утраченное, он обрёл бы спасение, обрёл бы душевный покой. Но даже если бы это в результате принесло ему ад и хаос, он всё равно благодарил бы бога. Эти мысли владели Джонсом в то время, когда его руки касались тела, которое таяло в его объятиях. Эмма была единственной. Всегда была. Никто и ничто не могли остановить его сейчас. Кроме него самого. — Всё так же, как было… — Киллиан прервал поцелуй и уткнулся носом в её шею. — Эмма, чёрт возьми, всё так же, как и было между нами. И ты это знаешь. — Нет, не так, — сказала Свон, всё ещё прижимаясь к нему и желая его. — Скажи мне, что ты ничего не чувствуешь! — разгневанный, почти взбешённый, Киллиан оттолкнул Эмму, чтобы посмотреть на её лицо. Он увидел то, что хотел увидеть — тяжёлый взгляд, бледную кожу, распухшие губы. — Скажи мне, что ты ничего не почувствовала, когда я поцеловал тебя, не почувствовала, когда ответила на мой поцелуй! — То, что я чувствую, не имеет значения! — Свон едва ли не прокричала эти слова, словно пыталась тем самым убедить себя в этом. — Значение имеет только то, что есть. Я буду доверять тебе, когда ты выйдешь на сцену, и даже буду доверять, когда ты пойдёшь на дело. Но ни в чём другом, Киллиан, я доверять тебе не буду. Никогда. — В таком случае я обойдусь без твоего доверия. — Джонс погладил Эмму по голове. — Возьму всё остальное. — Ты ждёшь, когда я скажу, что хочу тебя? — Свон отпрянула и дважды вздохнула, чтобы выровнять дыхание. — Так и быть, я хочу тебя, Джонс, и, может быть, на кое-что решусь. Но никаких условий, никаких обещаний, никаких обязательств. У Киллиана возникло такое ощущение, как будто кто-то месит мышцы его живота как тесто. — Решай немедленно! Эмма чуть было не расхохоталась. В этом приказе она вдруг увидела того, былого Киллиана. — Я осторожно подхожу к таким вещам, как секс. — Свон пренебрежительно взглянула на Джонса. — И пока на этом остановимся. — Ты осторожничаешь, — пробормотал Киллиан, вновь приблизившись к ней, — потому что ты боишься, что дойдёшь до гораздо большего. Джонс наклонил голову, чтобы поцеловать Свон, но на сей раз она ударила его ладонью по щеке. — Таков твой ответ? Осознавала Эмма это или нет, но они сделали ещё один шаг навстречу друг другу. И именно поэтому Киллиан улыбнулся. — Зависит от вопроса. — Вопрос таков: сможем ли мы сделать целый ряд сложных дел, если кровь в нас бурлит? Эмма улыбнулась в ответ, бросая ему вызов. — Я смогу, если ты сможешь. — Замётано. — Киллиан взял руку Эммы. — Но по ходу дела я всё-таки затащу тебя в постель. Почему бы тебе не прийти ко мне? Мы там… порепетируем. — Я серьёзно отношусь к репетициям, Джонс. — И я тоже. Ни Свон, ни Джонс сначала даже не заметили, что за ними подсматривали две пары любопытных глаз. Затем смущённые Лерой и Сми, решившись, вышли из своего укрытия и вызвались помочь с подготовкой реквизита для репетиции «Пылающего зеркала». Если у Ворчуна было, пусть и смутное, но всё же представление об этом сложном трюке, то напарник Джонса не имел о нём ни малейшего понятия. И Сми раздирало неуёмное любопытство увидеть красивый номер в исполнении Эммы и Киллиана. Когда всё было подготовлено, он кивнул Лерою, и они, удобно расположившись, завороженно наблюдали за репетицией. Фокус начинался с того, что Киллиан самодовольно всматривался в зеркало. Вдруг по другую сторону стекла он увидел красивую девушку. Эмма поманила его к себе, и, в конце концов, Джонс уступил искушению и перешагнул барьер. Внезапно они поменялись местами — теперь Свон стояла по эту сторону зеркала. Появилось облако дыма. Трансформация — и Эмма превратилась в Дьявола. Джонс оказался в Аду, прикованный к полу. Вокруг него вздымались яркие языки пламени. Они горели и перед зеркалом, закрывая единственный путь к отступлению. Стены огня медленно сдвигались. В тот момент, когда пламя приблизилось к Киллиану, ему удалось освободиться от оков. Сквозь огонь Джонс прыгнул к задней стороне зеркала. Дьявол побежал к нему, взлетел в воздух и исчез. Киллиан разбил зеркало молотком и, выбравшись, неспешно прошёлся по сцене. Затем он резко остановился и щёлкнул пальцами. Яркая вспышка света — и он сам стал Дьяволом… Усмехнувшись раздавшимся аплодисментам Лероя и Сми, Эмма пересекла комнату и встала у окна. Помощники торопливо попрощались с ней и подошедшим Джонсом и быстро ретировались. Свон повернулась на каблуках и спрятала руки в карманы. Она нащупала там крохотный автомобиль и вспомнила о Генри. Это уже было слишком. Улыбка угасла в её глазах. — Отложим остальное до завтра? — Это ещё что такое? — Киллиан раздосадованный барьером, который снова возник между ними, схватил Эмму за подбородок. — Что ты ещё придумала? — У меня сегодня просто нет времени этим заниматься. — А я, знаешь ли, совсем не это имел в виду. — У меня есть право на свою личную жизнь, Киллиан. Дай мне свой адрес, и я приеду к тебе завтра утром. Чтобы репетировать. — Хорошо, Эмма. — Джонс опустил руку. — Будем играть по твоим правилам. Пока. Я ещё кое-что хотел сказать тебе перед уходом. — Что именно? — Дай мне повидаться с Дэйвом… — Киллиан начал терять терпение, увидев, что Свон заколебалась. — Чёрт тебя возьми, Эмма, терзай меня сколько хочешь, только не наказывай так жестоко! — А ты ведь совсем меня не знаешь… — устало произнесла Эмма, после чего повернулась и пошла к двери. — Я отведу тебя к нему.***
Киллиан знал, что это будет удручающее зрелище. Он собрал все вырезки из газет, где рассказывалось о состоянии Дэвида и прочитал всё, что только мог найти о болезни Альцгеймера. Джонс считал себя готовым увидеть все физические перемены, которые произошли с Дэйвом, а также готовым к своему эмоциональному восприятию. Но не мог представить себе, насколько тяжело ему будет увидеть Нолана, этого кумира его детских лет, таким высохшим, старым и разбитым болезнью. Киллиан провёл час в комнате, где тихо играла классическая музыка. Он говорил без остановки, хотя и не получал никакого ответа, и всё время смотрел на лицо Дэвида, пытаясь увидеть на нём хоть какой-нибудь признак того, что старик узнаёт его. Джонс вышел только тогда, когда в комнату вошла Мэри Маргарет и мягким тоном сообщила, что Дэвиду надо делать упражнения. — Я ещё приду… — Киллиан положил свою руку на руку Нолана и почувствовал в ней слабый пульс. — Я хотел бы показать тебе пару новых трюков. — Надо заниматься, — сказал Дэвид, уставившись на крепкую, узкую ладонь Киллиана. — Хорошие руки. Надо заниматься. — Нолан внезапно улыбнулся. — У тебя есть потенциал. — Я ещё приду, — повторил Киллиан и, ничего не видя перед собой, направился к двери. В коридоре он заметил Свон. Она стояла у окна и смотрела на улицу. — Мне очень жаль, Эмма. Когда Джонс встал за её спиной и обнял за талию, Свон не возражала, и даже прижалась к нему. — Здесь никто не виноват. Хотя я поначалу обвиняла врачей, судьбу, бога, даже тебя за то, что тебя не было рядом… — Когда Киллиан поцеловал её в макушку, она зажмурилась. Но, открыв глаза, Свон поняла, что они сухие. — Отец просто ушёл туда, где он должен быть. Вот так я с этим и смирилась. Боли он не чувствует, хотя иногда мне кажется, что есть какая-то глубинная боль, которую я не замечаю. Но я знаю, что нам повезло, что мы можем держать его дома, рядом с нами до окончательного ухода. — Я не хочу терять его… — Знаю. — Эмма чувствовала понимание и не могла не потянуться к нему. Она накрыла ладонью руку Киллиана, лежавшую на её плече. Их пальцы сомкнулись. Там, где речь шла о Дэвиде, Эмма была податлива без всяких ограничений. — Киллиан, я хочу ввести правила, и не для того, чтобы наказать тебя. Я хочу, чтобы ты виделся с Дэвидом как можно чаще. Я знаю, что это тяжело, больно, но я должна быть убеждена в том, что это помогает ему. Ты был и есть — часть его жизни, притом немалая. — Мне не нужно рассказывать тебе о своих чувствах к нему и о том, что я сделал бы для него, если бы мог. — Нет, нет, не надо ничего делать, — Эмма тяжело вздохнула. — Просто давай мне знать, когда ты к нему идёшь. Посещения без предупреждения нарушают его режим. — Бога ради, Эмма, о чём разговор. — На то есть причины, — Свон повернулась, приняв решительную позу. — Не буду вдаваться в подробности. Я просто хочу определить границы дозволенного. Ты здесь желанный гость. Отцу хотелось бы, чтобы ты им был. Но на моих условиях. — Значит, мне надо предварительно договариваться? — Именно. Самое лучшее время — утро, как сегодня. Где-нибудь между девятью и одиннадцатью. — В это время Генри находится в детском саду подумала Эмма. — Тогда мы сможем назначать репетиции на вторую половину дня. — Хорошо. — Киллиан пошёл к двери. — Составляй для меня это треклятое расписание. Эмма услышала, как громко хлопнула входная дверь. Этот знакомый звук едва не заставил её улыбнуться.