Измена всегда была интересным действием.

Молчание дорого стоит, например оно может забрать в цену себе доверие близкого. Можно долго философствовать на эту тему, но Тэхёну надоело уже. Он просто понимает, что молчание для него — вещь необходимая. Если он не будет делать это, Чонгук всё узнает о его связи с Хосоком, а Тэ просто не мог этого допустить. Омега даже не хотел изменять ему, оно само завертелось! Пара выпитых бутылок после тяжёлого дня, Чонгук как раз разрешил ему погулять, ну и…догулялся… Тэхён смотрит на альфу, что радостно обклеивает маленькую укулеле и грустно улыбается. Ему нравится быть с ним рядом в такие моменты, уютные, семейные… В детстве, когда парень должен был сидеть в проклятой маске, за которой скрывалась его уродская родинка белого цвета, что росла каждый день, он мог лишь мечтать об этом. Сидеть рядом с любимым человеком, улыбаться ему, помогать приклеивать очередную наклейку с маленьким кроликом, что смешно показывает «саранхэ», высунув язычок, касаясь руки альфы. Да вот только, мальчик в том возрасте, не думал, не мечтал о том, что в этот момент Тэхён будет думать о совершенно другом человеке, о котором Чонгук знает лишь то, что Хосок очень хозяйственный, и никогда не ругается при нём. В отличие от Чона-старшего. Альфа может иногда так накукурится, что нецензурная брань слетает с губ как будто это обычные слова наподобие «Привет», «Нормально», «Я люблю тебя». Тэхён садится сзади мужа, и слегка приподнимает футболку, смотря на спину. На ней есть немного шрамов от прошлой «родинки», всё таких же чёрных, и он медленно проводит кончиком пальца по ним. Чонгук лишь слабо вздыхает, и склоняет голову вниз. — Как твоя метка? — Почти что полностью зажила. Лишь на шее немного осталось. Тебе не больно, когда я трогаю шрамы? , — в ответ он получает лишь мотание головой, и устало смеётся. — Нет, конечно. Больно было, когда они начали гореть спустя неделю пребывания в этом мире. От твоих касаний лишь мурашки по коже. — Я настолько холодный? — Это плохо? — Чон берёт укулеле в руки, и медленно проводит по струнам, уже нахмурив брови. Расстроенная. — Ты знаешь как настроить её? — Ох…нет, не знаю. Он перехватывает инструмент, и пытается настроить его всеми силами, молясь о том, чтобы он не сломал ничего. А потом поднимает взгляд на Чона, и просто. — Хей, а ты сломал свою маску?.. — Нет, а что? --…Ничего… Как на тебя её нацепили? — С самого рождения. Увидели, что я такой-сякой, и от греха подальше закрыли лицо отвратительной белой маской, похожей на сову. Тэхён вздохнул. Смешно даже, он никогда не видел его в маленьком возрасте, никто не видел его лица в том мире, считали изгоем… А тут такой же мальчик. С такой же маской. Он помнит, как мальчик тут же взял его за руку, обнял, и просто заплакал в плечо незнакомца. А Ким обнимал его, похлопывая по плечу, знает он, каково это. — На каком месте? — спрашивает мальчик, надеясь, что его поймут правильно. Спрашивает он лишь о метке, ведь знает, что таких людей очень мало. Они что-то вроде избранных, только наоборот. Их тут презирают. — На спине…а у тебя?.. — Щека. Переходит на скулу. Наверное, дело не ограничится одной маской. Поясню. Если ты носишь маску, значит родители боятся показывать тебя свету. В данном случае, они боялись, что Чонгука просто не примут, пусть сделали только хуже. Маска — отродье, а метка была лишь на спине. Метка тоже имеет какую-то роль, например, это то, что хотят дать тебе сверху. Если это просто узоры — плыви по течению, никого не трогай. Узоры собираются в какой-то рисунок, начни делать что-то. Тэхён смотрит на свои узоры, и не понимает, почему у других такого нет. А мама лишь продолжает щебетать своё, мол, «Тебе дали знак свыше, радуйся». Но нету радости, если не с кем ею поделиться. А этим мальчикам не с кем делиться. Разве что, с друг-с-другом.