~~~
Парень просыпается неожиданно. Затуманенный разум улавливает жуткий гомон где-то совсем рядом, и в кровь сразу же выступает адреналин. Множество громких голосов, скрип и шорохи, казалось бы, под боком, заставили резко подняться, вызывая головную боль и легкую тошноту. В глазах слегка мерцает, но за шкурами больше не проблескивает дневной свет, сплошная мгла. — Тише-тише, — знакомый голос раздается слева совсем ласково, даруя надежду. — Мы вот остановились наконец-то. А они все говорят и говорят там, не знаю даже, выпустят ли воздухом подышать или будут держать тут, как дичь какую. В голосе старика нет ни намека на злость, обиду или страх. Скорее простая усталость, безропотная и даже повседневная, такая, какую испытывают после очередного рабочего дня все фермеры. Чимин думает, что именно этим делом жизни занимался этот человек. Юг — это одна сплошная плантация, людей и еды, как выражаются западники. Заниматься хозяйством на земле или в море, быть прислугой во дворцах или на рынке или скитаться по горящей пустыне — привычный уклад жизни для детей солнца. И далеко не многим эта жизнь уготована спокойной. Через пару минут им наконец-то позволяют выйти в сумрак. В этот момент, они стоят в самом сердце Севера - огромном поселении, скрытом внутри горного кольца. Многотысячные огни, горящие в каждом доме и уличных чашах, освещали это невероятное пространство. Тропинки и очаги пламени тянутся к самим горам, что защищают эту жизнь, как вены в человеческом теле, соединяются и расходятся вновь, прерываются и даже уходят по одной из сопок вверх в расщелину между скалами, перенося огонь, словно кровь, в самые отдаленные уголки этого сердца. Небо, затянутое тяжелыми тучами, давит на землю, из-за этого свет от огня рассеян, а очертания домов совсем мутные. У Чимина нет ни возможности, ни времени для того, чтобы рассмотреть и насладиться этим невероятным образом. Его подталкивают со спины и велят двигаться вперед под взором сотни людей. Они стоят в стороне, словно закаменелые фигуры, явно обескураженные появлением чужаков в столь недоступном для других месте, но каждый из них следит за южанами, как за кровными врагами, провожая их к величественной деревянной хижине. Высокий тесанный потолок из трех ярусов, удивительно просторный и теплый зал внутри встречает их небольшим количеством людей, собравшихся у большого очага в центре. Они проходят мимо, встречаясь лишь с особо яростными взглядами и останавливаются у небольшого пьедестала с парой ступенек. Эти люди невероятно разнятся между собой во внешнем виде, далеко не все из них выглядят так, как всегда описывают северян: большие и сильные. Несомненно, каждый имеет крепкое телосложение, но подавляющее большинство худые и относительно молодые, что совсем не укладывается в голове, когда все вокруг твердят об исполинах, заколенных во льдах. Но Чимин тушуется перед, казалось бы, мирными людьми, зная, что легенды никогда не рождаются просто так. С двух сторон южан обходят несколько человек, на плечах некоторых тяжелые меховые шубы, но оружия нет совсем. Они поднимаются на длинный пьедестал и предстают перед собравшимся народом, игнорируя троны позади них. Чимин не замечает на их лице и тени злобы, даже тот юноша, что вел себя откровенно враждебно с ними все это время, сейчас стоял внизу, в стороне, и наблюдал с некой тоской во взгляде, сожалением, крепко держа за руку юношу южных кровей. Шесть детей солнца, окруженные вольным народом и бескрайними льдами, преклоняют колени перед правителями северного края мира. — Вы можете встать, — аккуратно произносит мужчина на языке южных людей. — Меня зовут Ким Намджун. Сейчас вы находитесь в центре Севера, внутри горного кольца Хьёдэ. Перед вами - Ким Сокджин, правитель нашей страны, — он почтительным жестом представляет статного мужчину слева от себя, и южани склоняют свои головы. Чимин же замачет в словах Намджуна слабую заминку, когда тот, возможно, подбирал подходящие слова для представления людям далеким от понимания их статусов. Мужчина рядом кивает им в ответ и жестом руки останавливает Намджуна, который, кажется, собирался продолжить свою речь. Они оба были одними из самых высоких людей в этой комнате, однако Сокджин выглядел наиболее зрелым. У него темные, немного пушистые волосы, широкие плечи, на которых покоились лоснящиеся меха, и глаза, полные сострадания, они остаются такими, даже когда его лицо выражает всю серьезность намерений. — К сожалению, я не владею языком южного народа, — голос Сокджина неожиданно высокий и его речь на общем звучит со странным акцентом, — но мне сообщили, что один из вас говорит на первом языке. Я прошу тебя выйти вперед. Чимин мешкает секунду, переводя взгляд на своих собратьев. Двое зажали между собой совсем еще юную девушку, которая оказалась здесь вместе с ними по глупой случайности, пытаясь спрятать напуганное создание от жадных взглядов. Старик, с которым парень ехал в повозке, понуро пялился в пол, ведомый тяжелой атмосферой его скорого конца. А вот мужичок рядом был настроен определенно решительно, вероятно, готовый обороняться. Но в глазах каждого открыто читался страх за собственную жизнь здесь и сейчас, вне зависимости от последствий, что настигнут их завтра. Пак что-то тихо произносит им, призывая к спокойствию, и выходит вперед, замечая, как Намджун дублирует его слова для северян. — Представься. — Мое имя Чимин, — произносит он и глубоко вздыхает, его тело дрожит вместе с голосом. — Сейчас мы несем ответственность за ваши жизни, Чимин, и я уверен, что нет необходимости размениваться ими. Расскажи нам вашу историю. Парень слабо кивает и как-то неожиданно замечает небольшую фигуру по другую сторону от Сокджина. Пронзительный взгляд темных глаз твердо приковывает его к полу и заставляет повиноваться. Вот губы слабо сжимаются, из-за чего линия скулы выступает чуть больше, а за отросшей челкой черных волос видно, как брови сводятся к переносице. Ведомые необъяснимым чувством, они смотрели друг на друга неприлично долго, но в таком положении подставлялся лишь сам Чимин. Он резко опускает голову, глотая воздух, и чувствует мурашки на загривке. — Да, мы… — все же начинает он, — мы бежали, каждый из своего дома. Люди запада давно перестали быть для нас гостями из-за заключенного мирного договора, действующего уже многие столетия. Но в этот раз они зашли слишком далеко и с оружием в своих руках. Они стали открыто разорять наши деревни, принимая людей за своих законных рабов. Пару замков недалеко от столицы отдали западной знати, солдаты королевства бездействуют. Но нам удалось спрятаться на корабле, на котором перевозили зерно для Севера, и через четыре ночи мы прибыли сюда. — Почему ваша власть и народ не оказали сопротивление? Разве подобное бесчинство разрешено согласно вашему договору? — Я этого не знаю, но, как нейтральная страна, Юг и его жители никогда не сопротивляются - мы не участвуем в войнах, да и сражаться людей никто не учит. Мы в некотором роде пацифисты, но лишь в угоду себе, думаю, поэтому король позволяет всему этому происходить. К тому же, мы всегда были близки именно с Западом, это наш главный союзник. — Да, последнее нам прекрасно известно. Сокджин как-то недобро хмурится и замолкает на некоторое время, раз за разом обводя южан задумчивым взглядом. Люди вокруг начинают свой собственный суд на ними, обращаясь к правителям и друг другу, но Чимин не может уловить настрой северян, столь непредсказуемо их поведение. Он смотрит в сторону, где стоят двое знакомых парней, также внимательно наблюдавшие за ним ранее. Медная кожа одного из них словно горела в свете открытого огня. Он бегло переводит взгляд с Чимина на Сокджина, ожидая решения и даже не скрывая своего волнения, оттого крепче цепляется за руку второго. Его ладонь в этот же момент сжимают в ответ, и Чимин видит, что от расслабленного юноши рядом с ним осталось только мимолетное воспоминание раскаяния в глазах. Неожиданно тот вскрикивает, обращается к Намджуну с несколько требовательным тоном, словно настаивая на чем-то ином, так же жестом указывая на южан, но другие северяне его идеи явно не разделяют. Они собирались было наброситься на него, настаивая на своем, но их затыкают громкое утробное рычание и уже узнаваемый Чимином оскал на хмуром лице. Тот крепче прижимает хрупкое тело парня к себе в желании защитить от любого, кто пойдет против него, от любого, кто способен причинить боль этому человеку. Чимин не знал, что именно связывало этих двоих, но чувство это было сильнее, чем шторм в чернеющем океане, когда дома из желтых кирпичей превращались в ничто от одного лишь удара волн. Парень цепляется взглядом за Намджуна, как за последний угасающий проблеск света в этой мгле и не видит в его глазах ничего, что могло бы дать ему надежду. Голоса вокруг него становятся громче, тысячи слов, смысл которых ему неизвестен, роем клубятся в голове, сбивая собственные мысли. Он не замечает, в каком ужасном состоянии находятся остальные члены их группы, и даже не способен контролировать собственное тело. Сокджин продолжает молчать, выслушивая своих приближенных и споры народа, но лишь один человек не проронил ни слова рядом с ним. Чимин хотел снова взглянуть на этого мужчину, темная фигура которого, казалось, теперь стояла чуть позади, словно этот спор никак его не касался. Но в этот раз парню не удалось поймать чужого взгляда. С небольшим, скорее естественным прищуром, почерневшие глаза смотрели куда-то в тень, мимо южан и прочих людей. Он смотрел так, словно пытался прочесть что-то издалека, но подобное было невозможно, это было совершенно абсурдно. Чимин замечает, как взгляд метнулся к двоим парням в стороне и пару секунд блуждает по молодым лицам, совершенно потеряв фокус. В этот момент юноша слышит совсем осипший, резкий голос рядом с собой и дергается в сторону совершенно не задумываясь. Гомон вокруг стремительно затихает, и десятки глаз теперь следят за небольшой фигурой старухи, что медленно подходит к Чимину. Она бормочет себе под нос что-то, словно напевая колыбельную, но голос ее такой же потрепанный, как и кожа от прожитых лет. Ее серые волосы совсем отросли, заплетены в косы, и звуки ее шаркающих шагов расстворяются в тишине вместе с треском горящей древесины. Она держится ровно, когда предстает перед парнем, и все же ей приходится поднимать голову, чтобы заглянуть в юные глаза и увидеть в них потухший огонь южного солнца. Костлявая рука тянется вверх, и Чимин смиренно склоняет голову, позволяя женщине прикоснуться к волосам цвета песчаных берегов лазурного залива. Их мягкость сравнима с гладкостью морских камней, отшлифованных солеными водами и, когда под палящими лучами их поверхность иссыхает, напоминающих на ощупь чуть потрепанный бархат. Она долго изучает его лицо, еле ощутимо касаясь мягкой кожи подушечками пальцев, после чего наконец отходит. Ее резкий голос оказывает сильное влияние на окружающих, как если бы сейчас здесь говорили их боги, а не смертная женщина. Он смотрит на нее, но взгляд стремительно цепляется за искажающиеся лица северян, когда те, не смея перебивать, выслушивают, кажется, нечто невыносимо отвратительное. Как только в ее речи звучит точка, глаза северян горят яростью и голоса их наполняются злобой. Намджун так же вставляет свое слово, и народ, кажется, поддерживает его, но их прерывают вновь, не позволяя разжечь погребальные костры. Фигура, что находилась в тени все это время, делает шаг вперед и, поравнявшись с Сокджином, наконец-то овладевает вниманием северян. Его голос тихий, хриплый немного и очень напоминает разряженный воздух после продолжительной грозы, но внутренняя сила, что сочилась из него сейчас, не позволяла кому-либо противиться его решению. Он произносит всего несколько слов, но этого оказывается достаточно, чтобы остаться в памяти до последнего вздоха. И северяне замолкают. Оставаясь с собственными неудовлетворенными желаниями расправы, они принимают выдвинутые условия, по которым, кажется, их жизням не угрожает опасность. Вот только Намджун все еще остается противником этой идей, ожидая последнего слова от Сокджина. Чимин озаряется в сторону, где два молодых парня так же открыто недовольны решением, однако не смеют его оспорить. — Мы не можем отправить вас на Восток сейчас, где бы вы могли начать новую жизнь. До тех пор, пока мы не свяжемся с империей, все вы останетесь здесь, где мы гарантируем безопасность каждого. Однако вы должны трудиться во благо этого поселения, и вместе с временным домом вам подберут работу. Сокджин принимает решение, и, даже если Намджун с ним не согласен, он обязан его объявить. — Чимин, наша старейшина Наго согласна дать тебе кров, она же подберет для тебя работу. Следуй за ней, а я обещаю тебе, что каждый из оставшихся детей солнца проведет эту ночь в тепле, — совершенно серьезно заканчивает Сокджин, и эти слова не предаются огласки для других. Старуха медленно направляется прочь из полного тепла и злобы зала на свободу, но Чимин все еще остается там. Он благодарит Сокджина за милосердие, проявленное к ним, но воздерживается от душевных обещаний быть полезным для северного народа. Затем преклоняется перед Намджуном в немой благодарности за проявленную к ним доброту, а после смотрит на третью фигуру, наконец-то встречаясь с омутом темных глаз. Мужчина внимательно наблюдал за ним, но на его лице читалось сожаление, словно сказанные ранее слова причиняли ему нестерпимую боль. Будто его внутренний огонь погас на мгновение, но резко вспыхнул, и жгучий ядовитый дым заполнял его изнутри. Этот огонь больше не согревал, он испепелял внутренности, заставлял кровь бурлить, а кожу плавиться изнутри. Чимин видел страдания в чужих глазах и задыхался от беспомощности. Пак следовал за старухой в полном беспамятстве. Ни порывистый ночной ветер, ни холодный снег под босыми ногами не были способны отрезвить его разум. Он сморгнул пелену с глаз лишь на мгновение, оказавшись в комнате, размерами не больше четырех квадратных метров. Юноша чувствует чужие прикосновения, слышит скрип половиц и шепот. Постель совсем холодная, дерево непривычно жесткое, но шерстяное одеяло мягкое и тяжелое, и этого более чем достаточно.~~~
Пробуждение дается легко и вместе с тем тревожно. Морозный воздух щекочет легкие, вызывает мелкие покалывания в легких и на коже вместе с мехами, в которых спрятано лицо, в то время как вокруг ночная мгла рассеивается слабым светом раннего утра. Глубоко внутри поднимается чувство приторной и пустой тошноты. Словно залитое золотом, тело кажется до невозможного тяжелым, и выпутываться из-под теплых одеял не хочется совсем. Чимин усаживается в своей кровати, осознавая, что с ее жесткостью нужно что-то делать, это было невыносимо. Комнатка оказывается совсем маленькой, тесной даже, но для жизни пригодной. Деревянная койка, пара больших плетеных корзин и тяжелый ящик под единственной настенной полкой напротив кровати. На ней юноша замечает пустой подсвечник, а на крышке сундука несколько сложенных вещей и обувь. И именно это кажется ему спасением. Дверь в комнату распахнута, по-видимому, она не закрывается вообще, а на стене узкого дверного проема он замечает пару металлических крючков.Темный коридорчик где-то в задней части дома медленно выводит Чимина к огромному светлому залу северного храма. Двухъярусная тесанная крыша, две большие входные арки образуют коридор через которые сочится яркий дневной свет и чистый воздух. В другом конце зала, напротив входа, четыре резные колонны у молитвенной стены, украшенной множеством вещей. Весь храм, как одно открытое пространство, наполнен тишиной и запахом горящих сушеных трав. Проходя через прихожий коридор с низким потолком, Чимину открывается вид на поселение с совершенно другого ракурса. Они все еще находятся внутри горного кольца, но в абсолютном уединении, где-то на возвышенности, сокрытой в небольшой скалистой расщелене. Он видит размеренное движение народа, огромное количество потухший огненных чаш, таких же, какие стоят по обе стороны лестницы храма, и множество небольших деревянных домов на склонах этого кольца. Размытое очертание солнца виднеется за плотными облаками, но вокруг светло и чисто, отчего Чимин жмурится довольно, поднимая голову к небу. У него нет шубы или простого плаща, но даже этой легкой, по меркам Севера, одежды достаточно, чтобы наслаждаться свежим горным воздух, ведь огонь внутри него постепенно разгорается, наполяя тело силой. Не сразу юноша улавливает скрип снега и звуки приближающихся шагов. Он с опаской распахивает глаза и смотрит на единственную дорогу, ведущую к храму, замечая уже знакомую фигуру. Парень с небольшой корзинкой в руках шел не спеша и немного запыхавшись. На нем не было мехов или другой отличительной вещи, но Чимин прекрасно его узнал. — Доброе утро, Чимин, — чистая южная речь, низкий бархатный голос и изучающий взгляд действовали пленительно. — Здравствуй, — парень тушуется, и северянин останавливается на несколько ступенек ниже. — Меня зовут Тэхен. Меня попросили обучить тебя нашему языку и, ну знаешь, я хотел познакомится. А еще я принес завтрак, — невзначай улыбается он, показывая корзину и замечая чужое недоверие. От упоминания еды живот болезненно скручивает, и Чимин недовольно вздыхает. Он молча кивает, соглашаясь скорее на еду, нежели на знакомство. Тэхен на это лишь улыбается и проходит в зал, к небольшому столу у стены, на который выставляет несколько деревянных мисок и большую кружку с еще дымящимся напитком. Чимин от одного лишь запаха на стенку лезть хочет, с трудом сглатывая вязкую слюну, но есть начинает только после приглашения. На Юге животное мясо большая редкость, и потому сейчас оно кажется ему очень сладким и сочным, что совершенно не скрывается от чужих глаз. — Я был уверен, что тебе понравится, — Тэхен улыбается беззаботно, наблюдая за насытившимся парнем. — Большое спасибо, — травяной напиток оказался терпким и немного обжигал горло, но было заметно, что его разбавили чем-то сладким. — То, что происходит с южным народом — мне жаль, что мы ничем не можем помочь. — Нет, договор себя изжил, но король все еще бездействует, и все мы уподобились ему. Думаю, ты знаешь об этом, — Чимин произносит последнее не задумываясь и с некой претензией в голосе, обращенной к парню. — Да, но сейчас ты в безопасности. — Не думаю. Скажи, я должен сидеть здесь все это время, взаперти, но без оков? — Только до тех пор, пока не можешь говорить с другими. И ты вовсе не пленник. — Разве нас не собираются отправить на Восток в скором времени? — Неизвестно как все сложится. Чимин неожиданно затихает, смотря на Тэхена взглядом полным недоверия. Не то, чтобы он надеялся скорее перебраться в изолированные леса Восточной империи, но и в этом месте невозможно вздохнуть свободно. Пак знает, что за каждым его шагом будут следить, знает, что не оставят одного, в чем он, на самом деле, нуждался больше всего. И неизвестно выживет ли он среди людей, признающих исключительно северный дух. — Хорошо. Чимин соглашается, полный решимости в сердце и желаем жить. Он должен прожить остаток своих дней хотя бы в той свободе, которую боги даровали ему на этой земле. Ночью того же дня, под звуки горящей древесины, в дыму сушеных трав и тихий шепот ветра, юноша преклоняется у жертвенной стены, давая Матери Севера клятву. — Я никогда не вернусь на Юг. Я не убегу от опасностей, что ты приготовила для меня на своей земле, и не предам твой народ. Позволь мне смиренно ходить по твоим льдам, и забери мою жизнь, задержись я на них слишком долго. Отныне, я буду честен. У горных вершин разносится эхо глубокого волчьего воя, и парень рад, что Мать приняла его клятву.