~~~
Его знания языка значительно улучшилось со дня прибытия. Тэхен ежедневно приходил в храм, разговаривал с Чимином, учил его и толковал чего от него требует сердитая старейшина, а сам же валял дурака. В целом, его обязанность заключалась в выполнении воли этой женщины, с чем парень справлялся прекрасно. Каждое утро он встречал на пороге, сидя на ступеньках возле нагретой за ночь чаши, закутавшись в единственные старые меха, которые ему отдали. Слушал шелест ветра и треск огня, наблюдал, как солнце выходит из-за горных вершин и озаряет поселение, как люди медленно просыпаются, и только ближе к полудню огонь на улицах потухает. Каждый день он чистил чаши храма, чтобы вечером зажечь их вновь. Днем, по велению старейшины, он переставлял вещи, разбирал накопившийся в маленьких комнатках хлам или перебирал забытые всеми книги. Наго оказалась женщиной грубой, часто ворчала без повода и гоняла Тэхена, если тот сидел бездельником перед ее глазами, но к Чимину все же относилась с терпением, хоть и в своей особой манере. Вместе с будничной уборкой, Чимин, неожиданно для себя, помогал ей выполнять обязанности единственной старейшины. Точнее, ему не позволяли делать что-либо самому, но Наго взялась учить юношу по собственной инициативе. Она рассказывала о травах, рунах и тех рукописях, что Чимину было не прочесть. Рассказывала ему о Тонджу — Матери Севера — их богине, о воинах духа, рожденных под взором чистой Луны, чтобы те хранили ее земли и людей, и душевной связи, которой она скрепляет их посмертно с тем, кто разделит нелегкое бремя воителей. О последнем старейшина поведала лишь пару дней назад, когда ночью разыгралась вьюга, и они вдвоем грелись у огня под громкое завывание ветра. — Представь, что из твоего сердца тянется жила к сердцу другого человека. Теперь это ваша путеводная нить, она связывает вас прочнее каната, направляет друг к друг. Эта связь доставляет вам невероятное удовольствие и невыносимую боль, потому как тяжесть ее несоразмерна ни с чем, что ты когда-либо чувствовал. — Но что если один умрет? Это должно разорвать связь, — Чимин пользовался усталостью женщины, чтобы задать больше вопросов. — О, нет. Мы должны нести мертвое сердце с собой всю оставшуюся жизнь, чувствовать вес его хладного тела и бездну вместо души, — ее голос, наполненный лязгом металла, звучал с надломленной яростью, - потому что не уберегли от смерти, в чьи объятия они бросаются с отчаянием. — И как вы находите друг друга? — Мать дает нам знаки, она может предупредить, и Луна поведет вас, если пожелает, — сердце юноши наполнилось тревогой от ее слов. — Вы несете этот груз одна, верно? - шепот на грани слышимости, робкий, вторгается в в прошлое, прикрытое на задворках лоскутами старой ткани. - Как это произошло? — Это было очень давно, мальчик, — она устало хмыкает, но тоскливая улыбка все же появляется на исхудалом лице. — Мне еще не было и двадцати от роду, когда мы встретились. Но в ту же ночь он бросил вызов вожаку, а я не стала его отговаривать. Конечно он проиграл. Слишком глупо, чтобы пытаться его оправдать. Дерево громко трескается, выпуская яркие искры навстречу людям. Чимин всматривается в танцующее пламя, пытаясь рассмотреть призрачные силуэты, что подкидывает ему воображение. Огонь тянется выше, словно худощавая рука пытается ухватиться за него, но вместо этого оказывается в пасти разъяренного зверя. Чимин видит, как кровь стекает по тонкой коже и капает на пол перед ним, превращаясь лишь в старые потертые пятна. Рука изуродована, в ней нет больше сил, чтобы тянутся к тому, кто ей так нужен, и парень тоже не пойдет ей на встречу. — Нет, Чимин, еще рано, — Наго суёт руку в огонь и спешно смахивает видение, пока ее кожу не обжигает. Парень запоздало понимает, что перестал дышать и давиться воздухом, пристыженно отворачиваясь от огня. Ему требуется некоторое время, чтобы начать четко мыслить, и он в благодарность кивает старейшине. — Многие думают, что и на Юге есть подобная связь, но это не так, — через пару минут Чимин нарушает тишу, привлекая внимание женщины. — Что? — Мы преподносим звездный жемчуг в качестве прошения о союзе, но на самом деле ты просто просишь взять тебя под покровительство. И знаете, многие соглашаются на это, потому что без статуса ты ничего не значишь и делать с тобой можно что угодно. — Значит, все что говорят о вашей извращенности - правда? — старуха как-то весело усмехается, и парень рядом тушуется. — Да, по большей части, — он говорит это тихо, совсем неохотно. — И лучше я буду нести это бремя за двоих, чем стану чей-то вещью.~~~
Сокджин навещал Чимина время от времени. Он первый, с кем южанин смог заговорить, не считая Тэхена и Наго. Солнце приближалось к своему зениту, разбавляя морозный воздух теплыми лучами, когда он пришел к нему впервые. Пряди его волос были взмокшими, а лицо немного румяным от холода или же от тяжелого дыхания. Чимин содрогнулся от неожиданно громких шагов по старому дереву и, не задумываясь, ринулся в залу. Он почти вскрикнул, когда неожиданно налетел на человека, настолько превосходившего его самого в размерах. От Сокджина исходил невероятный жар, словно от растопленной печи, так, что стало дурно, и Чимин в миг попятился назад. — О, здравствуй! — воскликнул мужчина, когда обернулся на звук позади. Юноше потребовались доли секунды, чтобы наконец прийти в себя, воздух вокруг накалился. — Здравствуйте. — голос странно вздрогнул, и Чимин не заметил как с силой сжимал корзину в руках. — Мы можем говорить на равных, никакой формальности сейчас, — северянин по-доброму засмеялся. — Расслабься, я не больше, чем просто человек. Сокджин тяжело прошел к столу и со странным кряхтением присел на стул, будто все его мышцы невозможно болели, а спину сковывал спазм. На удивление, Наго даже не подумала выйти к нему, хотя Чимин слышал ее где-то в задней части храма. — Прости за такой вид, мы просто…оох, — пытаясь немного размять напряженные мышцы, он лишь сильнее хмурится от боли. — Мы были на охоте эти несколько дней, да ночи выдались тяжелыми. Вернулись только, а я вот все хотел проверить, как ты здесь живешь. Он замолкает и не без труда расслабляется. Взгляд неожиданно меняется вместе с настроением северянина: Чимин помнит эти горящие глаза, что схватились за него острым инстинктом, и резкие движения тела, словно под электрическим током. Сейчас на него смотрят мягко, даже ласково как-то, словно на ребенка, и воздух, как топленое масло, стекает на пол с еле уловимым запахом. — Это намного больше, чем я мог бы у вас просить. Не было возможности поблагодарить сразу, но вы очень помогли нам. Спасибо, — он склоняется в покорной благодарности за всех них. — Не нужно, Чимин. Мы не сделали много и обещание переправить вас на Восток так и не можем выполнить. Неизвестно даже, стоит ли это благодарности. — Это все еще очень много. Сокджин замолкает на некоторое время, обводит юношу несколько недоверчивым взглядом, будто тот держит нож в руках, а не маленькую корзину с каким-то барахлом. — Ты очень хорошо говоришь на нашем языке, хотя прошло не так много времени. — Он дался сложнее, если бы я не знал общего. — Редко встретишь южан, знающих первый язык. Твоя семья была торговцами в море? — Нет, мои родители обычные фермеры, но, кажется, они получили хорошую землю у морских границ совсем недавно, — слова вырываются быстрее, чем Чимин успевает их осмыслить. Он заметно напрягается, ощущая давление, которое заставляет повиноваться. — Где же ты был в это время? — Уже долгое время жил в столице, там и выучил язык, — юноша решает не лгать, но и не подчиняется, хоть выходит это с трудом. — Ты был при дворе? При упоминании Солнечного замка воздух в зале становится невыносимо тяжелый. От Сокджина все еще исходит сильный жар, его взгляд обжигает, словно раскаленное железо, и дышать уже получается сложнее. Чимин лишь слабо сводит губы, чувствуя, как легкие болезненно сжимаются. Хочется думать, что все это не имеет никакого значения сейчас, но они молча буравят друг друга взглядом, пока мужчина не вздыхает с нескрываемым разочарованием, потому что это всегда будет иметь значение. — Я знал, что ты из придворных, правда не знал кто именно, да и сейчас не знаю. Мне приходилось видеть тех, кто живет в Солнечном замке и ты такой же. — Только я один, клянусь. Пожалуйста, не трогайте других. — Хочешь, чтобы я убил тебя сейчас? — Сокджин слабо усмехается, не отводя от парня глаз. Как бы он не старался, Чимин не может сопротивляться. Он опускает взгляд и чуть склоняет голову, подчиняясь вождю. Юноша чувствует его превосходство, доминацию и необузданную внутреннюю силу, может не так четко, как северяне, но достаточно, чтобы испытывать страх. Сокджина это удовлетворяет. — Просто веди себя тихо, Чимин. Вам ничто не угрожает, пока вы здесь полезны. Но если кто-то все же узнает о твоем статусе, уже никто не станет тебя защищать. Чимин слабо кивает и тяжесть в теле проходит. Он поднимает взгляд на Сокджина и находит в его глазах лишь тень прежней опасности. Мужчина ставит точку, не желая больше возвращаться к теме, и, видимо, усталость после тяжелой охоты берет верх даже над таким сильным человеком. Сокджин просидел в храме до прихода Тэхёна, который притащил с собой целую корзину с едой. Возможно, он был слишком счастлив, чтобы заметить напряжение между ними, поэтому настаивал пообедать всем вместе. Стоит заметить, что это сработало. Недоверие Сокджина значительно уменьшилось к личности этого юноши, и Чимин теперь говорил с ними открыто. Тэхён считает это своей личной победой, продолжая улыбаться ехидно как ни в чем не бывало.~~~
Этой ночью Чимину было особенно неспокойно. За горным кольцом поднялась пурга, возможно она коснулась домов, что стоят возле проходных башен, но до сокрытого храма доходили лишь тревожные завывания ветра. Ни старые меха, ни одеяла совсем не грели, свечей не осталось и ранее блаженная темнота вселяла тревогу. Странный порыв подхватывает разум, и юноша скидывает с себя сонливость. Хватает старые меха и выходит в залу под тихий скрип дерева. На мгновение улавливает звук чужого тяжелого дыхания в комнате и думает, что этой женщине все же приходится совсем не сладко. Он уже думал об этом ранее, обо всем, что пришлось пережить единственной старейшине в этой части северных земель. Как много ужаса она видела против своей воли и сколько потеряла, чтобы теперь хранить тайны целого народа. Но юноша не испытывает жалости, он понимает, что никто бы не справился с этим лучше нее. Огонь в чашах беспокойно колышется. Металл не успел нагреться полностью, и Чимин почти не чувствует жара, когда присаживается рядом. Он видит, как снежные вихри взмывают вверх, сталкиваются и сливаются в один, но метель не касается и середины поселения. Горные вершины застелили густые тучи, сделав их лишь смутными призраками в памяти. Кожу покалывает, щеки наливаются кровью, и юноша сжимается, пряча лицо в жестком мехе. Прислушивается к треску огня, представляя, как касается его рукой. Вспоминает, как звучит южный зной и стук жемчуга в сосудах. Мягкий шелест небесных полотен и их белоснежный свет. Нежные ткани — теперь это снежные леса и шорохи хвои. Вместо звука бьющихся друг об друга жемчужин он слышит тихие скрипящие шаги, а шелест тонких платьев сменился северным ветром. Чимин возвращается в большие залы и длинные коридоры с красочными коврами, по которым они бегали, наслаждаясь мягким ворсом. Вспоминает еще совсем юную деву у балкона над садом, и вот она уже смеется в его шею в ласковых объятиях. Ее нежное лицо стерто из его памяти, но густые волосы щекочут кожу, и нос раздражает странный запах, противоречащий дивному образу. Пышущий жаром, он слабо напоминает аромат старого бархата, залежавшегося в шкафу, все еще душистого, но с примесью пыли. Голос тихнет, и юноша медленно возвращается к реальности по взлетающим ввысь огненным искрам, как по лестнице из глубин сознания. Вьюга все еще властвует где-то вдали, но звуки шагов все ближе. Тревожно резко он взмахивает головой и сталкивается со взглядом глубоких, как восточные озера, и чистых, как южное небо, лазурных глаз. Сердце резко выбивает из легких весь воздух двумя болезненными ударами. Страх. Чимин чувствует лишь первобытный страх, холодный и склизкий. Его же улавливает зверь. Волк останавливает всего в нескольких метрах и чуть опускает голову, прислушиваясь к быстрому сердцебиению. Он вдыхает этот страх, пропускает его глубоко внутрь себя, смакует на языке чуть приторную горечь, и смотрит неотрывно в горящие глаза. «Почему он здесь? Почему? Я не нарушил правила! Нужно уйти, я должен скрыться внутри.» Чимин медленно поднимается, неотрывно следя за волком, его дыхание рваное и очень шумное. Он делает пробный шаг назад, надеясь поскорее укрыться в храме, но зверь отчего-то нервно фыркает и подходит ближе к лестнице. Юноша слышит тихое утробное рычание, звучащее в унисон с ветром, и некоторые громкие выдохи. Уши аккуратно прижимаются к голове, но глаза смотрят с укором или же злобой. — Я не сбегал, просто сидел. Позволь мне вернуться. Зверь останавливается, но взгляд его не меняется: он ждет, желает чего-то, что скорее всего потребовал бы в других обстоятельствах, но вынужден вести себя смиренно. Волк насторожен и смотрит хищно, но Чимин больше не чувствует страха, лишь тревога колит в сердце. Тихое рычание переливается в груди, и парень замирает от того, как мягко оно звучит. Наконец, Чимин замечает осторожность в поведении волка: в нем не было агрессии, он не пытался давить на юношу, но тот все равно чувствовал его силу. И глаза напротив горят невероятно красиво, словно восточные лампады, Чимин видел их яркий голубой огонь лишь однажды и никогда не забудь впредь, но в них так же много вопросов, как и в его собственной голове. Бурный поток слов течет без остановки, сталкивается, смешивается и сводит с ума. Чимин тонет в этих водах, но прежде, чем пойти ко дну, хватается за что-то, совсем маленькое, чтобы все прояснить, но необходимое, чтобы спастись сейчас. — Нет. Где-то глубоко в груди разгорается пламя, подпитываемое гневом, яростью и тоской по чему-то давно забытому. Едкий дым отравляет и парализует, нагоняет тяжесть на разум и тело, и от беспомощности хочется кричать. Чимин не знает этого чувства, никогда прежде его не обжигало так, и к горлу подступает противный ком. Парень чувствует, словно каждое ребро ломается от вдоха, и тихо стонет от боли, спешно сбегая от властных глаз, что породили хаос внутри него. Никогда прежде он не испытывал столь сильного влечения, что распирает изнутри. Ранее неизвестные ему чувства вызывают головокружение и вместе с тем неистовую тягу к чему-то, что по природе для него закрыто. Звуки смешиваются в один ужасный звон, сквозь который он слышит снежный скрип и утробный, рычащий стон. Только в темноте его комнаты паника начинает медленно сходить на нет, забирая с собой тяжесть в теле и последние силы, оставляя лишь глухую пустоту в груди.~~~
— Чимин! Сквозь густую пелену слышатся шорохи, неприятный скрип дерева и неожиданно громкий удар. — Поднимайся! Глаза открываются с трудом, но все же быстро. На пороге тесной комнатушки Чимин различается силуэт старейшины, которая, к его удивлению, была одета в свои самые теплые одежды. Юноша с тревогой поднимается с кровати по ее требованию и заглядывает за спину женщины, надеясь увидеть тусклые лучи света за углом коридора, неспособные коснуться этой части храма, но взгляд упирается в привычную темноту. — Что? В чем дело? — он встревоженно смотрит на женщину в попытке разглядеть ее эмоции. — Мы идем в горы, сейчас. Собирайся живее, у нас мало времени. — Ч-что? В горы? Но я не могу уходить, мне... — Закрой рот и одевайся, — грубо прерывает она и уходит в залу, оставляя Чимина убиваться своим недовольством. Тот фырчит что-то себе под нос, потому что мозг для ругательств еще не проснулся, и содрогается, опуская взгляд на упавшее на пол одеяло. Рядом с ним лежит и разбитая надежда на спокойный день. Или сон хотя бы. Здесь время перед рассветом самое темное, тихое и холодное. Чимин вдыхает морозный воздух под хруст нового снега с наслаждением, упиваясь его свежестью и чистотой. Тело бьет мелкая дрожь после очередного глубокого вдоха, и парень с благодарностью думает о тех вещах, что ему достались. Они тяжелые, немного стесняют движения, но в целом и общем, даже поношенные, еще способны сохранить тепло. Их дорогу освещают еще горящие чаши, но Чимин замечает пару погасших из-за ночной пурги. В домах редко встречается огонь, и юноше приятно думать о том, как спокойно спят эти люди, и каким приятным, возможно, будет для них этот день. Их конюшня оказывается гораздо больше, чем он себе представлял. Внутри тепло, застоявшихся запах сена и пыли, и факелов немного. Пара троек людей игнорируют их приход, занятые экипировкой лошадей, но некоторые все же бросают презрительные взгляды, хотя парень ожидал худшего. — Чимин! — знакомый голос глухо отзывается в помещении, привлекая лишнее внимание. — Донхё? Юноша узнает этого коренастого парня, который бежал с ним на Север. Он был простым сыном небогатого фермера, но показал себя человеком честным и храбрым, когда взялся защищать девушку, что следовала вместе с ними. Он подошел не спеша, но Чимин не увидел в нем ни капли враждебности. — Вау, мы все еще живы, — усмехается парень, без задней мысли возвращаясь на родной язык. — Значит, для тебя лошадей собираем? — Да, как видишь, — в ответ виновато пожимает плечами, — но я не знал об этом. Подняли и сразу сюда. — Вот как. — Устроился в конюшне? Где ты живешь? — Поселили к одному старику, мне кажется он немой или из приницпа со мной не разговаривает, но я не жалуюсь. Он постоянно куда-то уходит, так что мы редко пересекаемся. — А Хигу? — чуть встревоженно интересуется Чимин. — Знаешь где она? — С ней все хорошо, — Донхё улыбается. — Она живет у женщины в хорошем доме и помогает ей с детьми, которые остались без отца. Я прихожу к ней по возможности... — Заткнитесь! Нечего болтать здесь, ваша речь отвратительна, — один из мужчин не выдерживает и рыком заставляет их притихнуть. Кто-то, уже окончив свою работу, выходит из конюшни, нарочито толкая Чимина в плечо с гортанным рычанием. Парень провожает его взглядом, полным гнева, пока Донхё борется с желанием ответить, но никто из них не решается на дерзость сейчас. — Хочешь слушать их ужасный акцент? — без особого желания встревает Наго, бросая надменный взгляд на сородича. — Уж пусть лучше болтают так, чем с самого утра режут мне уши. — Посмотри на них! «Дети солнца». Что вы вообще умеете делать? Выращивать цветы и трахаться с западными ублюдками? Да вы такие же жалкие, как и ваш Отец. Посмотри, год этот не успеет кончиться, как вы подохнете здесь, — северянин выплевывает эти слова, словно змея накопившийся яд, и уходит к дальним загонам, продолжая наговаривать себе под нос ругательства. Чимин заставляет себя проигнорировать жгучую ярость внутри себя, как делал всегда до этого. Потому что южные люди просто обречены терпеть это, ведь такими создал их Отец, и, если быть откровенным, Чимин согласен с этим мужчиной. Он презирает весь свой народ, не исключая себя самого. Их манеры, распущенность и лицемерие не сжечь огнем, не остудить северными ветрами пыл и яд Запада не истребит заразу, к которой их Отец имел немыслемую тягу — наслаждение. Такими они родились и такими будут жить веками. Парень сглатывает вязкую слюну и слабо толкает парня рядом, призывая забыть об этом. Наго ехидно усмехается. Позже Донхё подводит его к одной из лошадей со множеством загруженных мешков. Северные скакуны отличались громадными размерами: необычно крепкие, высокие и мохнатые. Чимин думает, что эта могла бы спокойно идти с тремя такими, как он сам, вместе с грузом, что взвалили на нее. Он касается ее осторожно, гладит твердый, будто камень, лоб и запускает пальцы в жесткий загривок. Угольно-серый окрас с грязно-белыми вкраплениями, и парень заворожено оглаживал крепкое тело с позволения животного. — Сутт еще молодая кобыла, но умная, кажется. Брыкается иногда, но, думаю, это не будет проблемой, — Донхё в последний раз подтягивает ремни на мешках и в благодарность за терпение хлопает лошадь по груди. — Тебе помочь? — Нет, — Чимин лишь отмахивается, но в голове строит невероятный план по покорению этой скалы. Наго рядом недовольно хмыкает, уже взвалив на свою лошадь пару мешков. — Я и не подумаю остановиться, если ты с нее свалишься. Чимин в ответ усмехается и мысленно принимает ее вызов. Вместе они выводят лошадей на улицу. — Мы пойдем одни? — А тебе кто-то нужен? — Наго взбирается на лошадь с некоторым трудом и совершенно недовольной физиономией, ведь все они слышали хруст суставов. — В тебе нет ни капли уважения, мальчик. — Как скажете, — Чимин улыбается ей и поправляет ремни стремян. Над ним возвышаются скалы, в которых северяне выбили свои сторожевые башни. Позади медленно пробуждается жизнь, и несколько человек, возможно, застали их уход. Чимину приглянулись двое волчат, что неслись через все поселение к раскинутым по холму, словно роса, домишкам, точно провинившиеся щенки, не успевшие вернуться в постель после ночных путешествий с первыми разводами зарева. Впереди, кажется, бескрайняя долина, горные хребты и первые солнечные лучи в безоблачном небе. На холме неподалеку группа волков провожает их взглядами, воют протяжно им вслед, дополняя друг друга тихими высокими голосами, после сбегая прочь, петляя между сопками в направлении хвойного леса. Последний сопровождает их уход раскатистым гортанным рыком, и Чимин узнает в нем юношу, что защищал Тэхёна тем вечером.~~~
Им потребовалось несколько часов, чтобы выйти из горной долины, ведущей к поселению, к хвойным лесам. Чимин понимает, что кольцо Хьёдэ действительно лучшее место, чтобы обосновать некий центр на этой земле. Из того, что ему известно, территории Севера заняты разными племенами, некоторые из которых подчиняются какой-то стае или клану. Он знает и о том, что половина населения кочевники и все они убийцы, потому что так должно быть. На Севере выживает сильнейший, поэтому Хьёдэ - это также одно из самых безопасных мест для спокойного обитания. Далеко за полдень они подошли к небольшой реке, что брала свое начало у скал поблизости, и Наго решила устроить привал, чтобы напоить лошадей. Чимин понял, что весь её путь строго выверен по времени, поэтому спорить не стал. Его тело гудело от колющей боли в мышцах и он не скрывая скривился, когда наконец присел на камень. Он умел ездить верхом, повезло обучаться в подростковом возрасте, хотя раньше парень это таковым не считал, но последняя его поездка была так давно, что уже и не вспомнить. Наго оставила это без своих комментариев, лишь всучила маленький кулек с едой и пристроилась напротив. Чимину это было приятно. — И как долго нам еще ехать? — спрашивает он, спустя пару минут. — Доберем до лугов к вечеру следующего дня. Может раньше, если повезет. — Будем ночевать на открытой местности? — Нет, у подножья есть глубокая пещера. С тех гор спускается водопад, он прикроет нас, — безучастно откликается старуха. — Хорошо, — парень кивает, жуя сухофрукты. — Значит, идем за травами. Наго кидает на юношу немой взгляд и скидывает с головы большой капюшон. Ее длинные волосы отсвечивают сединой на солнце, пропитанные серостью туч и дыма. — Разве нас не должны сопровождать? Я имею в виду, вы же здесь единственная старейшина. — Поэтому мне и не нужна охрана. И кто по-твоему должен был пойти со мной? — Чимин улавливает этот язвительный тон в ее голосе. — Волки? — Почему они тебя интересуют? — Ну, они же защищают поселение, это их территория. — В Хьёдэ живет не только волчья стая. Некоторые медведи тоже делят эти леса. Чимин почти давиться ягодой, когда слышит это. На его лице отражается удивление и абсолютное непонимание ситуации, что вызывает у старухи усмешку. — А так можно? — Чимин чувствует себя ребенком, которого впервые учат рыбачить на корабле в открытом море. — Да, но один клан все равно будет доминировать. Хоть Сокджин из медвежьего клана и условно правит Сервером, волчьи стаи стоят во главе этих земель. Наго прячет мешочек с ягодами и орехами в маленькую сумку на бедре, видимо, чтобы было что жевать в дороге. Чимин следует ее примеру, покончив с маленькой порцией вяленого мяса и куском хлеба. — А потом? — Тигры, — на морщинистом лице появляется ехидная ухмылка, которая Чимину никогда не нравилась. — Кошки всегда рвались быть впереди, да только сил у них маловато. Парень после этих слов отчего-то смущается и предлагает продолжить путь, обрывая разговор, и Наго с ним соглашается. Она возвращается к своей лошади, с лаской подзывая ее к себе, но Чимин немного задерживается на месте, представляя в тот момент, как разные кланы яростно сражаются за территории. Как они, возможно убивали друг друга прямо здесь или тигры пришли в поселение, чтобы сдвинуть правящий клан — парня бросает в озноб от одной лишь мысли. Ближе к вечеру они добираются до земель, где снег встречается реже, и глаз радует некоторая зелень. Они шли вдоль той горы, на которую им предстоит взобраться следующим днем, но никакого шума воды Чимин еще не слышал. Солнце, что близилось к закату, скрыли облака, и ветер не беспокоил своим воем, что делало этот вечер еще более приятным. Они шли молча уже долгое время, сбавив темп, потому что Наго не считала необходимостью бежать. У них еще было время. Шум где-то позади поднялся неожиданно и также быстро становился громче. Идя с отставанием, Чимин среагировал раньше, оборачиваясь и подбирая поводья. Прямо на них мчались три всадника, и парень заметил, как в руках сверкнула сталь. — Наго! — Держись рядом. — Старуха, подбивая лошадь вперед, не сводила с преследователей взгляд, давая Чимину уйти в сторону. Но они не пытались сбежать от них и не искали укрытия, потому всадники добрались до них слишком быстро. Преградив им путь, они кружили вокруг до тех пор, пока Чимин и Наго не остановились, пытаясь удержать своих лошадей на месте. Все трое были мужчинами средних лет, их одежды были более легкими, лишь кожа и шерстяные кофты, мечи их были больше, длиннее, а кони более худые. Они выглядели совсем иначе, не так, как люди живущие у гор Хьёдэ, в них было больше пыла, азарта, но главное, что они не проявили давящей агрессии, присущей воинам духа, и Чимин предположил, что это такие же простые люди. — Ты что, старейшина? — воскликнул один из воинов, чья лошадь была слишком бойкой, чтобы устоять не месте. — Откуда пришла? — Из сердца гор, кольца Хьёдэ, — вторила она, скидывая капюшон в знак чистоты своих слов. Двое из мужчин коротко склонили перед ней головы, опуская свои мечи, но ведущий их воин пораженно взглянул на Чимина. — А он с каких земель пришел? Чимин нервно сжимает поводья, но взгляда от мужчины не отводит. Он не чувствует страха перед ними, как и злобы в чужих словах, но что-то заставляет волосы на затылке зашевелиться, и тело напрячься, словно оно готово защищаться. И мужчине этот настрой явно не нравится. — Родился у границ Востока, немой с детства, по глупости взяла себе в ученики, — без капли сомнения говорит она, и всадники ей, кажется, верили. — Буйный наверное, посмотри как агрится, — открыто смеются воины и Наго усмехается тоже. — Ладно, старейшина, вам нужна помощь? — Нет, мы всего лишь идем к вашим горным лугам. На этом мужчина мрачнеет, уже забывая о Чимине. Он подходит ближе с некоторой осторожностью, возможно, чтобы о нем не подумали враждебно. — Будьте осторожны дальше, у подножья. Какие-то ублюдки заявились в деревню неподалеку и вырезали семью, даже детей не оставили, — шипит он. — Я уверена, мы сможем их обойти. — Надеюсь на это, — хмыкает он. — Береги себя! Он вскрикивает, подбивает свою лошадь и уводит воинов дальше, исчезая так же быстро, как и появился. Чимин хмуро провожает их взглядом, все еще чувствуя неприятное присутсвие рядом, и с некоторой опаской смотрит на старейшину, надеясь на благоразумное решение вернуться, но она даже не пожелала взглянуть на него в ответ, лишь хмыкнула и продолжила путь. Они разожгли костер, когда последние лучи солнца отражались в ледяной воде, что падала с неба и служила им завесой. Чимина этот шум раздражал больше, чем наличие дикарей в округе. Однако, ему удалось заснуть на недоброй мысли, что смерть его будет быстрой и бесшумной, либо от рук дикарей, либо от падения с горы.~~~
Восхождение начиналось легко, когда солнце лишь готовилось отдать накопившееся тепло промёрзлой земле, и в округе царил мрак. С пробуждения Чимин не слышал ничего кроме шума воды и собственного голоса в голове. Наго молча разбудила его и начала собирать вещи, бросая на юношу совсем редкие беглые взгляды, и даже птицы не успели проснуться, чтобы встретить путников громким щебетом. Чимин чувствовал себя совершенно опустошенно, едкое чувство давало о себе знать резкими покалываниями в ребрах, заставляя тело ссутулиться от недостатка душевного тепла. Все чаще Чимин начал ощущал себя уязвим, но более в другом ключе, чем можно подумать в его положении. Некоторое время пустоту в груди заполняла сила физическая и энергия, которой его питали величественные горы, буйные ветра и очищающий разум своей белизной снег. Но чем дольше Чимин оставался в заперти, тем больше требовалось сил, чтобы осветить каждую каплю моря внутри него, наполнить водную рябь прежним ярким блеском и волнам вернуть глубокий цвет. Одиночество - старая знакомая, отошла от дел своих, когда парень еще был в компании других дев Солнечного замка, с кем он рос и обучался, но она вернулась стремительно, заключая в объятия железной девы. И когда небо окрасилось в бледно-розовые тона, словно свежие пионы с пятнами заката на лепестках, трели птиц заполняли разум своим громогласным хором, а в груди мёдом разливалось тепло от ощущения первых лучей на нежной коже, она все еще стояла рядом с ним, и холодная рука покоилась на юношеском плече. Ему этого недостаточно, и сил почти не осталось.