Стены чужого города

      Последние лучи заходящего солнца завораживают своей ало-оранжевой цветовой гаммой; всполохи света то тут, то там среди свинцово-серых туч, полных смога создают ощущение сюрреалистичности происходящего. Намджун тянется к камере и щёлкает несколько раз затвором, ловя моменты сказки: и сочные персиковые тучи, и диско-блоки стеклянных высоток, сверкающих бликами едва ли не ярче главного светила, и тонкую полосу звёзд где-то над горизонтом.       Минута за минутой день угасает, и вот парень откладывает фотоаппарат, успев поймать им красивейшие моменты появления бриллиантовой полосы млечного пути. Потягивается, а затем берёт из рюкзака неподалёку банку какого-то пива, купленного в магазинчике семью этажами ниже. Смотрит вниз, на качающиеся над тротуаром ноги. Улыбается устало. — Эй, парень! Не знаю, что произошло, но тебе лучше не делать этого, — Намджун оборачивается на голос и видит его. Аккуратная, пропорциональная, очень эстетичная фигурка; поджатые пухлые губки и полный тревоги взгляд из-под взлохмаченной чёлки. Такой малыш. Джун улыбается глупо и невольно произносит: — Ты похож на ангела, — парень с секунду недоумевает, а потом резко тушуется, отводя взгляд. — Будешь моей музой? — Я тебя от глупостей уберечь хочу, а не глупые пикап-фразы слушать, — злится слегка от смущения, но не уходит, переступая с ноги на ногу. Намджун хлопает ладонью по краю крыши рядом и жестом предлагает гостю банку. Тот мотает головой, но рядом садится.       При ближайшем рассмотрении оказывается, что хоть он и не такой уж малыш, но Джуна явно младше. На правах хёна он расспрашивает парня о жизни, интересах, семье, а также умудряется-таки вручить ему жестянку с алкоголем. В какой-то момент Чимин — так представился случайный знакомый — не выдерживает и выливает на Намджуна всё, о чём беспокоится. О любви к пению и страхе быть недостойным выступать — и поёт сладким голосом, только этим доводя до дрожи. О талантливом вокалисте-сопернике, который превосходит его ещё и в танцах. Об одногруппнике, что и дня не может прожить, не унизив его шутками про рост. О семье, в которой принято считать его бездарностью, бить и упрекать во всём, в чём только можно и нельзя.       Намджун не выдерживает. Он заключает хрупкого паренька в объятья и обещает спасти, вытащить, уберечь; вытирает слёзы и продолжает шептать на ухо что-то успокаивающее. В какой-то момент лицо Чимина неожиданно оказывается напротив его собственного, а губы шепчут: "Хён, поцелуй меня… пожалуйста". И Намджун целует. С жаром, выплёскивая всю не растраченную нежность. Младший плавится под таким напором и вскоре оказывается распластанным по крыше. У Джуна нет объяснения происходящему, да и не хочется ничего объяснять. Хочется оставлять отметины на ключицах и предоставленной ему в пользование шее, мять и гладить податливое тело, постепенно освобождая от одежды.       Чимин стонет под ним и отзывается на каждое касание; цепляется за плечи маленькими пальчиками, дышит рвано и часто-часто. Теряется в ощущениях и осознаёт, что происходит, только когда пальцы внутри него заменяются членом, заполняя полностью. Смотрит Намджуну в глаза и почти выскуливает такое необходимое сейчас: "быстрее, хё-о-о-он". И Джун выполняет эту просьбу. А затем ещё и ещё, и так несколько раз на протяжении ночи.

***

      Остывшее за ночь небо вновь наливается всеми оттенками алого и персикового, расцветая бликами на коже обнажённого Чимина. Рука тянется к камере непроизвольно, и Намджун спешит запечатлеть всё это: наливающиеся багровым небольшие пятнышки по всему телу, приоткрытые губы и дрожащие в момент пробуждения ресницы. Запечатлевает в памяти то, что хочет оставить себе навсегда. Чимин открывает глаза, вспоминает всё произошедшее накануне и теряется в собственном смущении. — Хён, ну разве можно быть таким извращенцем, — срывающимся от волнения голосом, пытаясь прикрыться и подняться. Джун не позволяет: валит обратно и вновь целует, сминая любое сопротивление; когда отстраняется, парень под ним дышит тяжело едва ли через раз и смотрит с такой надеждой, что он решается. — Собери вещи, малыш. Сегодня я встречу тебя после учёбы и заберу к себе.       В рамках тесного Пусана Ким Намджун обретает необходимый ему якорь, а Пак Чимин, пришедший на эту крышу ради своего последнего прыжка, - причину для жизни.