Плакса Миртл по-прежнему обитала там. Она встретила Гермиону с немым вопросом во взгляде и не проронила ни слова, когда девушка зашла в женский туалет.
— Привет, — произнесла гриффиндорка.
Она и сама не знала, зачем решила сюда прийти. Ей не хватало чего-то, что заставило бы её взяться за дело. После завтрака и зельеварения, перед защитой от тёмных искусств, это место было единственным, где она могла укрыться от посторонних. И ей хотелось узнать, что знала Миртл о Малфое, чем можно было бы его разжалобить, смягчить хоть немного его душу. В конце концов, она знала, что он плакал в этом месте, и это место было единственным его укрытием от обязанностей и постоянного давления.
— Давно ты меня не навещала, — Миртл присела высоко у окна, в то время как Грейнджер стояла под ним, поднимая голову вверх. — Ты уже не та маленькая девочка с волосами в хаотичном беспорядке. Стала совсем другой.
— Я пришла, чтобы поговорить о… — Гермиона сглотнула и обернулась на всякий случай, опасаясь увидеть там кого-то постороннего. — О Малфое.
Плакса Миртл понимающе наклонила голову набок, но на лице её не отразилось ни единой эмоции. Она сверлила студентку взглядом, как бы пытаясь решить, стоит ли ей доверять. Она была мёртвой, а чужие тайны оставались тайнами. И всё же, что-то в Грейнджер заставляло верить ей.
— Он тебе интересен? — вопрос был неожиданным, и ответ на него был неоднозначным.
— Он меня пугает. И я хочу знать, стоит ли мне действительно его бояться, — она скинула школьную сумку с плеча на холодный, как всегда мокрый пол, и скрестила руки на груди.
Теперь они смотрели друг на друга неотрывно, пытаясь понять истинные мотивы своего собеседника. Действительно ли она, Миртл, хочет рассказывать? Правда ли она, Грейнджер, желает слушать? Ведь это так тяжело, обсуждать человека, который так ценен для одной, но для другой является настоящей пыткой. Быть униженной, быть растоптанной в пыль и при этом ощущать, что это всё не до конца безнадёжно — вот каково быть рядом с Малфоем.
— Драко одинок.
Странно. На какое-то мгновение Гермиона даже забыла, что этого аристократа с бледным насмешливым выражением лица зовут Драко. Когда у человека есть имя, его образ становится более чётким, страх перед ним уходит на второй план. Когда этот человек ещё и одинок, он как будто раскрывается в совершенно другом свете. Значит, Малфой и правда не был таким, каким хотел казаться. Значит, он пытался стряхнуть с себя тягостное ощущение ответственности, временами накрывавшее его с головой.
— Драко устал от постоянных приказов и пренебрежения родными и близкими, — продолжала Миртл. Она обхватила себя руками и возвела глаза к потолку, странно улыбнувшись. Казалось, сам образ Малфоя уже вызывал у неё какие-то романтические чувства. — Он хочет свободы и…
— Прости, меня интересует совсем не это, — произнесла Гермиона, нехотя перебивая призрака. Всё сказанное им было настолько субъективно и непрочно, что можно было бы подвести это описание под каждого, кого Грейнджер знала. — Он сказал что-нибудь о том, какими обязательствами он связан? Почему его терзают… сомнения?
Миртл словно спустилась с небес на землю в тот момент. Она с недоверием посмотрела на гриффиндорку, не вполне понимая, зачем та пришла. Ведь Гриффиндор и Слизерин никогда не дружили. И зачем девушка подслушивала тогда она тоже не могла понять, но защитила её, прекрасно понимая, что обрушившийся на студентку гнев Драко мог бы не оставить от неё ни единого живого места. Если тогда Плакса Миртл могла подумать, что Гермиона оказалась там случайно, то сейчас она начинала думать о том, что девчонка не просто проходила мимо.
Девчонке он нравился.
— Я больше тебе ничего не расскажу, — твёрдо произнесла Миртл, взмыв ещё выше к потолку. Она посмотрела на живую сверху вниз и усмехнулась: — Ты не заберёшь у меня его. Если он перестанет сюда ходить, то я обвиню в этом тебя. И ни на секунду в покое не оставлю.
Грейнджер не имела никакого понятия, с чего бы привидение подумало о подобном. «Забирать Драко»? Сдался он ей такой, подлый нарциссист, не видевший дальше своего носа. Всё, что ему было нужно — проэксплуатировать её по полной, после чего вернуть на прежнее место. Добавить ей работы, чтобы потом быть похваленным своими аристократичными родителями и самим Волан-де-Мортом.
— А ты ни капли не изменилась, — немного с печалью в голосе произнесла Гермиона, подбирая сумку с пола. — Такая же экспрессивная, как и прежде. Больше ты меня не увидишь здесь, не переживай.
Встряхнув волосами, она медленно направилась к выходу. Её тихие шаги казались лишь эхом в постоянно давившей тишине. Напоследок задумавшаяся студентка, всё-таки, вспомнив о чём-то, развернулась к призраку и громко проговорила:
— И да. Он не будет твоим, как бы ты ни хотела. Он живой, а ты мёртвая. Смирись.
Гермиона выскользнула за дверь, но всё-таки успела услышать, как Плакса Миртл начала рыдать. Долгими протяжными завываниями и всхлипываниями, рыдать и шмыгать носом, утирая слёзы и сопли. Для призрака, известного своими эмоциональными всплесками, это, возможно, было одним из самых ярких его представлений. Впрочем, от Миртл не удалось не узнать ровным счётом ничего. Чувство одиночества испытывал не только Драко, и это не давало ему повода становиться подобным ублюдком. Было что-то ещё, за что она никак не могла уцепиться.
Разрешение на посещение Запретной секции от профессора Снейпа не заставило себя ждать. Значит, Малфой не врал, когда говорил, что всё рассказал. Хоть где-то он не врал. Книга «Всё о магических предметах до 1950 года» выделялась на той книжной полке, на которой нашла её Гермиона. Книжный светло-красный корешок выглядел на фоне старых фолиантов, пыльных от времени и долгого не пользования ими, истинным бриллиантом. Казалось, до неё, студентки Гриффиндора, никто ещё не успел к нему прикоснуться.
Сама обложка книги была светлого оттенка красного, нетолстая, с золотыми вкраплениями в виде силуэта клетки и птицы внутри неё. Надпись «Всё о магических предметах» изображалась посередине чёрными чернилами прямо на изображении, но из-за почерка писца едва ли можно было разобрать эти слова, особенно при тусклом свете библиотечной лампы.
Гермиона судорожно выдохнула, но открыть книгу не решилась. Всякое можно было встретить в Запретной секции, а эта книга, казалось, не поддавалась той магии, что обитала вокруг неё. Она никак не отреагировала на то, что её взяли в руки, а продолжила тихо лежать в них, как будто покорно поддавшись своей участи. Для девушки это было неожиданно: если в книге хранились настоящие тайны, то почему же книга никак не пыталась защитить их? Возможно потому, что эти тайны находил лишь тот, кто знал, что они точно ему нужны.
Гермиона прекрасно знала, что выносить книги за пределы Запретной секции нельзя, но другого выбора, как обмануть старую мадам Пинс, у неё не было. Она спрятала нужную книгу под мантию, пока библиотекарь не видела, а сама взяла ещё одну, гораздо толще, по запретным зельям шестнадцатого века, и направилась в читальный зал. В секции, куда едва ли кто мог попасть, читальный зал был гораздо меньше, но и уютнее. Лишь три стола расположились вдоль стены, за ними — стулья, обтянутые золотисто-коричневой тканью. Ей пришлось провести за чтением этой книги (которую, к слову, она уже читала раза три) целый вечер, не отвлекаясь ни на что иное, как на подозрительный взгляд мадам Пинс. Пропажа книги из стеллажа про магические искусства грозила быть замеченной только завтра под утро, при том, что за этот день здесь побывало человек десять. Грейнджер не волновалась по этому поводу, так как она была постояльцем библиотеки и показывала себя заинтересованной в знаниях и порядочной девушкой. Уж на кого, а на неё пасть подозрение никак не могло. Да ещё так удачно подвернулось, что книга не закричала о краже, стоило Гермионе выйти из библиотеки. Это могло означать лишь то, что она была написана магглом, и никто не заколдовал её, прежде чем отправить в школьную библиотеку.
Пока все девушки спали, Гермиона в гостиной внимательно изучала главу об Исчезательных шкафах, коих оказалось не так много. Всего лишь парочка в Африке, одна пара в Великобритании и три экземпляра (уже без соответствующего аналога) в Америке. Очень редкие и опасные артефакты, способные помочь выиграть войну. Теперь Гермиона не сомневалась в том, зачем эти шкафы были необходимы Пожирателям смерти. И желание помочь друзьям настолько превозмогло страх за родителей в тот момент, что она твёрдо решила, что не сделает ни единого движения, чтобы шкаф оказался починенным.
«Исчезающий шкаф способен выдержать определённую концентрацию Тёмной магии, — Гермиона водила по строчкам и пыталась запомнить, где и на какой странице находились нужные ей предложения. — Чтобы его сломать, необходимо превысить эту концентрацию, то есть положить в него тёмный артефакт, превосходящий его по силе, или наложить заклятье, запечатывающее силу Исчезательного шкафа на неопределённый срок. Починка Исчезательного шкафа занимает от одного месяца до года («Года?! — тут девушка выпучила глаза в изумлении и откашлялась, не справившись со своим взбудораженным дыханием) Она проходит в три этапа. Первый этап: найти пустой сосуд, способный вместить в себя те излишки магии, которые сосредоточились в шкафу. Прежде всего от происхождения сосуда будет зависеть, за какой срок концентрация Тёмной магии будет понижена. Второй этап: поиск физических повреждений. Мельчайшая царапина способна исказить то, что будет передаваться в шкафу, до неузнаваемости. Третий этап: жертвоприношение. Данный этап включает в себя проверку шкафа на работоспособность на живом существе, так как это является самым верным способом для проверки. Это может быть что угодно: муравей, птица, кот, человек и многое другое. В зависимости от того, что туда будет положено, шкаф наполнится определённой переносной мощью. Через шкаф-пару живое существо должно вернуться мёртвым или повреждённым в том случае, если дошло до адресата, иначе проверка считается недействительной: жертвоприношение запускает работу шкафа, и с тех пор он может считаться функциональным».
Гермиона откинулась на спинку сиденья и тяжело выдохнула. Если процесс починки действительно занимал столько времени, то это давало ей шанс найти верные способы донести до друзей планы врагов. За это время она смогла бы освоить окклюменцию и без проблем рассказать Гарри об Исчезательном шкафе. Но Малфой. Всё утыкалось в Малфоя. Он бы не стал просто так предлагать ей что-либо. Ему нужны были хоть какие-то результаты по починке, чтобы начать её обучение.
Сосуд. Всё, что нужно, — найти такой сосуд, который будет собирать Тёмную магию недели, а может и месяцы. Так она продлит время своей жизни. Ведь, когда дойдёт до жертвоприношения, Малфой обязательно воспользуется тем, чтобы запихнуть её туда. И тут уже будет два варианта: либо она останется жива, либо Пожиратели на том конце убьют её.
Нет, умирать ей совершенно не хотелось. Пусть бы родители были живы — тогда она отдала бы свою жизнь в обмен без остатка.
— Гермиона, почему ты не спишь? — послышался тихий голос Рона за спиной. Не ожидала она, что в три часа ночи кто-то будет бодрствовать. Пока он не увидел, девушка тут же спрятала книгу под подушку и села на неё, сделав вид, что просто смотрела на горящий огонь в камине.
— Просто не спится, — совершенно не желая спать, Гермиона пожала плечами. Прикусила внутреннюю сторону щеки, пытаясь сдержать слёзы, хотя другу могло показаться, что глаза её слезятся именно от тепла. — Завтра нумерология. Думаю, как бы не упасть в грязь лицом.
— Перед Малфоем? — Рон аккуратно сдвинул несколько подушек в свою сторону и сел рядом с девушкой. На его лице читалось некое подобие досады.
Расстояние между ними было почти мизерным. Когда Гарри был близко, это было нормально, ведь они втроём дружили, и для них было обычным сидеть близко. Но без Гарри обстановка рядом с Роном превращалась в нечто иное — интимное.
— Перед профессором Вектор, — Гермиона улыбнулась, взглянув на сонного Рона, и печально покачала головой. — Не знаю, что тебя так беспокоит Рон, но ты прекрасно знаешь, как я отношусь к Малфою. Мы с ним едва ли разговариваем. И уж если на то пошло, я ни за что в жизни не променяю друзей и родных на что-либо.
— Ты готова поклясться всем, что у тебя есть? — порой его слова приводили её в ступор, но да, она была готова. Загвоздка была лишь в том, что, когда «друзья и родные» разделяются и нужно выбрать, клятва уже не имеет никакого смысла.
— Клянусь всем, что у меня есть, — просто ответила Гермиона — в самый этот момент в душе её шла настоящая битва между разумом и сердцем, и в какой-то момент она просто не удержалась и пустила предательскую слезу. Позволила себе
непозволительную слабину.
Но Рон этого не заметил. Всё это время он смотрел на языки пламени, медленно угасавшие и возрождавшиеся вновь, стоило им захватить новое бревно.
— Скоро будет война. Все так говорят, — он просто констатировал факт, но девушку от этого ужасного слова — «война» — передёрнуло. — И в Министерстве Магии тоже готовятся. Говорят, недавно уничтожили последний маховик времени. И все магические артефакты перенесли на фиг знает сколько этажей ниже, чтобы до них никому было не добраться.
— Только бы защитить магические расы, которые к этому не причастны… — начала Гермиона, но продолжать не стала. Её одну всегда волновал этот вопрос: содружество между расами. Жаль только, что её никогда не слушали.
Он смотрел на неё, она на него. Чувства, которые когда-то бушевали в Гермионе Грейнджер бурными волнами, теперь притупились, но где-то в глубине души она, возможно, его ещё любила. Но была Лаванда — и Лаванда была не только препятствием, но и спасением Гермионы от ещё больших грехов.
— Тебе не кажется, что всё должно быть по-другому? — внезапно спросил Уизли и развернулся к Гермионе. В его глазах отражалось это пламя, и он выглядел действительно красивым в полутьме. Словно в нём возродился огонь, решительный и воистину гриффиндорский. — Что мы где-то свернули не туда? И пора это менять, пока не стало слишком поздно?
— Что ты имеешь в…
Рон резко подался вперёд и коснулся своими губами её губ. Его, горячие и влажные — её, теплые и сухие. Мягкий, но настойчивый поцелуй, ответа к которому не последовало. Гермиона целовалась один лишь раз в своей жизни, с Виктором Крамом. Тогда она этого хотела. Сейчас, когда Рон чуть коснулся рукой её затылка и не дал ей пути к отступлению, нет. Уизли пытался вывести её на взаимность ещё секунд тридцать, не решаясь ни на что другое, прежде чем понял, что на её губах расцветает солёный привкус, а лицо становится мокрым от пролитых слёз.
Не этого он ждал.
Отстранившись, Рон убрал от неё руку и спрятал за спину, как школьник, устыдившийся своего детского поступка. Они не смотрели друг на друга, но парень точно знал, что её лицо по-прежнему мокрое и красное.
— Почему ты… — он не решился задать этот вопрос, но этого и не потребовалось.
— Мы друзья, Рон, — сдавленным тоном прошептала девушка. Большего произнести она не смогла. — Мы только друзья.
И в ответ он поднялся с дивана, пряча от неё своё бледное лицо за рыжими прядями, и направился к лестнице. Такой походкой, словно ничего не произошло, хотя руки его были сжаты в кулаки, и губы выпрямились в тонкую полосу от стыда, горя и злости. Мерзкой смеси из самых разных чувств.
***
Губы горели до сих пор. Настолько неправильным был тот поцелуй. На какое-то мгновение Гермионе показалось, что собственный брат дотронулся до неё. И от этого ощущения всё вывернулось наизнанку. Он её целовал, пока она его предавала. И она лежала на кровати в женской спальне, прикрыв глаза рукой, думая лишь о том, как подло было это с её стороны — прикрываться одними лишь дружескими отношениями. Что бы ни было, она бы не хотела, чтобы подобные воспоминания попадались Пожирателям смерти. Они могли стать её слабым местом.
Гермиона пролежала в кровати всю ночь, так и не сомкнув глаз, и вот уже сквозь окно пробивались первые лучи солнца. Прежде чем кто-либо проснулся, она первая встала, тихо сходила в душ и переоделась в школьную форму. С утра после завтрака должна была быть нумерология. По привычке она пришла в Главный зал одной из первых и взяла всего-ничего: апельсиновый сок и овощной салат. Ела нехотя, скребя вилкой по поверхности фарфора и рассматривая узоры из царапин на столе. За преподавательским столом уже сидел профессор Дамблдор и внимательно изучал некий свиток. Был там и профессор Снейп: его волосы как всегда были не в лучшем состоянии, руки вяло держали кружку кофе и глаза сканировали зал, не останавливаясь ни на чём конкретном. Даже когда он заметил Гермиону, то не подал виду. Лишь сделал небольшой глоток и затем взглянул на директора, не скрывая своего искреннего интереса по поводу таинственного свитка.
Сама не своя, Грейнджер принялась разглядывать присутствующих слизеринцев. В семь десять утра едва ли кто из них мог появиться за столом, разве что круглые отличники вроде Блейза Забини. Обычно многие из Слизерина приходили за десять минут до начала занятий, накладывали себе огромные тарелки еды и ели, пока не оставалось две жалкие минуты на то, чтобы добраться до нужного кабинета. Затем, спокойно вставая, медленно направлялись к выходу. Удивительно, но Гермиона в жизни не видела слизеринца-паникера. То ли нервы у них были стальные, то ли для них слова «паника» и вовсе не существовало.
К числу студентов, приходивших за десять минут, относился и Драко Малфой. Ранний приход гриффиндорки мог объясняться и этим, но именно в тот день её душевному спокойствию окончательно пришёл конец, когда двери зала распахнулись — и зашёл Малфой. Что ни странно, один, но с учебниками по нумерологии под мышкой. Гордой поступью он направился к Блейзу. Пока девушка смотрела на него с выпученными глазами, он не одарил её ни мимолётным взглядом, хотя они сидели буквально так, что при всём желании могли бы смотреть друг на друга беспрепятственно и непрерывно. Драко бросил учебники на стол и, состроив гримасу на своём красивом лице, громко произнёс:
— Снова эта грёбаная нумерология! Да ещё и рядом с грязнокровкой сидеть!
Гермиона неуклюже поёрзала на стуле и попыталась сделаться куда меньше, чем она была, лишь бы он не увидел её. После встречи с Роном ей ещё больше, чем обычно, не хотелось видеть своего мучителя: тому так нравилось видеть, когда ей было больно, что от этого становилось ещё хуже.
— Можешь уйти оттуда, — прокомментировал Забини. Девушке было стыдно, что она прислушивается к разговору, но ей хотелось отвлечься от собственных мыслей. — Или просто заставить её пересесть куда-то ещё.
— Разве ты не знаешь, что Грейнджер под опекой у Вектор? И я тебе уже тысячу раз говорил, что если уйду, то придётся выбирать между травологией и уходом за магическими существами. Уж лучше потерпеть числа, всё равно немного осталось…
Гермиона задумалась: под «немного» он имел в виду учебное время или время, когда уже ничего от школы не останется?
— Но ты же говорил, что ничего не понимаешь в числах, — с сомнением произнёс Забини. — Не лучше ли взять и пойти на травологию? Там же делать нечего, просто сидишь и в земле ковыряешься.
Если бы Драко ничего не понимал в числах, то сидел бы вдали и молчал. Но он больше, чем знал. Возможно, при желании он мог бы сам писать числами и придавать им какой-то смысл. Похоже, о своих скрытых талантах Драко предпочёл не говорить друзьям. В том числе и о том, что для него Хогвартс и всё, что с ним связано, заканчивались там, где начиналась его семья и приказы Волан-де-Морта.
— Травология? — парень презрительно фыркнул, придвинув к себе пока что пустую тарелку. — Ты серьёзно? Думаешь, мне хочется сидеть на парах и вырывать ножки маленьким мандрагорам?
«Малфой, мы проходили мандрагоры на втором курсе», — с улыбкой человека, который знает всё, подумала Гермиона, всё ещё ковыряясь вилкой в салате и разглядывая слизеринцев. Они были настолько заняты своим разговором, что уже и не замечали, что за ними следят.
— Грязнокровка так испугалась, что ни слова не проронила за время занятия, — усмехнулся Малфой. — Так и хочется втоптать её в грязь. Особенно там, где она считает себя лучшей.
Слово «грязнокровка» стало настолько обыденным, что перестало иметь какой-либо смысл. Это не было о её родителях. Это было о том, как сильно он завидует ей. И Грейнджер поняла это лишь из его слов, полных презрения и скрытой злобы. Вот бы он почаще говорил людям то, что думал по-настоящему. Он попросил у неё помощи, потому что действительно считал её умной. Он попросил её помощи, потому что боялся не справиться сам. Он больше доверял её рукам, чем своим рукам. Трижды пал к её ногам, ни разу не признавшись в своей слабости.
Малфою было противно. Разговаривать с Блейзом о том, о чём хотелось больше всего молчать. Но Забини был беспрекословен, он всячески пытался подначивать Драко и пытался вывести на чистую воду: «Ты ведь мог сесть с кем угодно. Почему с ней?» «Ты, блять, идиот, Забини? — Малфой сплёвывал. Вслух ничего не говорил. — Я сел с ней только потому, что в её маленькой дурьей голове есть куча ценных сведений, которые помогут мне… помогут мне… обрести величие?» Бред это всё. Он почувствовал, что Грейнджер смотрит на него, стоило ему сесть за стол. Мельком он увидел копну её волос, как всегда распущенных, и улыбку на её лице. Почему она улыбалась? Что её так рассмешило? И он захотел сделать ей ещё больнее, стал говорить гадости, пусть даже и неправду, которые всегда мечтал высказать ей в лицо.
— Странно, но по четвергам ты чаще всего говоришь именно о ней. Неужели по четвергам тебя возбуждает Грейнджер, а? Сразу после Паркинсон? — Забини слабо ударил его локтём и беззвучно засмеялся. Малфой, так ему было противно, приметил про себя, что лицо друга больше походило на выражение того, кому только что отрезали ногу.
Вообще не смешно.
— Мой член не стоит от всего, что движется, Забини. В отличие от твоего. Это была бы уже болезнь, — в этот момент он посмотрел на неё, но друг того не заметил: в это время он пытался отгрызть зубами большой кусок курицы, и замечание Малфоя нисколько его не смутило, лишь вызвало тихий смешок с его стороны.
Грейнджер густо покраснела, но глаз не отвела. То же чувство, что и тогда. Он пытался смутить её своими пошлыми разговорами, прекрасно зная, что она, девушка из приличной семьи, не могла себе позволить даже слушать подобного. Конечно, среди парней часто шли разговоры об этом, но только Малфой говорил об этом так, что становилось мерзко на душе. Таким тоном, словно для него это было раз-два и плюнуть.
Она бы ещё долго смотрела на него, пытаясь противостоять его провокациям. Но что-то щёлкнуло в её голове и она взглянула на часы, позволив себе прервать игру в «гляделки». Она вспомнила, что Малфой не центр Земли. И есть что-то, из-за чего куда сильнее стоит беспокоиться. Семь тридцать пять. Уже вот-вот должны были прийти Рон и Гарри. Гермиона резко встала с места, так, что стол, на котором всё ещё стояла неполная тарелка с салатом, затрясся. Под заинтересованным взглядом слизеринца она уверенно закинула лямку на плечо и зашагала к выходу, казалось, стараясь обогнать само время. Слишком она задумалась, слишком много позволила себе сейчас, когда меньше всего хотелось бы видеть своих друзей.
Вот уже был и выход, но — дверь открылась, и в спортивной форме зашли Гарри и Рон, активно переговаривавшиеся по поводу квиддича. Она так и услышала, как Рон яростно воскликнул: «Да он даже подавать не умеет! Вечно летит мимо колец. Говорю же, поменяй его!» «Я пытался, но у него знакомый в профессорах сидит, не позволяет», — жаловался Гарри. Они так резко распахнули дверь, что Гермиона чуть ли не ударилась головой о Рона, и, осознав это, отскочила назад и чуть не поскользнулась.
— Гермиона! — радостно воскликнул Гарри, вовремя придержав подругу от за руку. — Доброе утро! Как дела?
— Привет, — она кивнула обоим, слабо улыбнувшись, и искоса посмотрела на Рона, ожидая от того хоть какой-то реакции.
Но, даже заметив на её лице мешков под глазами и синяки от недосыпа, даже поняв, как сильно она переживает и волнуется, что было видно по её трясущимся рукам, Рон не произнёс ни слова. Он сделал вид, что заметил кого-то позади девушки, поднял руку вверх и воскликнул: «Хэй!» Это восклицание не показалось естественным ни Гарри, ни Гермионе — так тщетны были попытки Рона показать, что он якобы кого-то заметил.
Гарри заметил, что подруга сразу поникла. Ему захотелось приободрить её, но времени совсем не было. Спустя десять минут нужно было выйти на поле и провести экстренную тренировку для новеньких игроков в квиддич. Возможно, Рон снова обижался на Гермиону за то, что та недолюбливала Лаванду. Поттер никогда не уточнял, по каким причинам друзья снова не разговаривают друг с другом, а оттого от него и укрылся тот факт, что, возможно, они уже никогда не будут общаться как прежде.
— Удачной игры, — прошептала девушка и слегка похлопала его по плечу. Она проплакала всю ночь, а потому слёз уже не было, чтобы оплакивать чью-то безответную любовь и чью-то потерянную дружбу.
Гарри ушёл, перед этим нежно проведя рукой по её волосам. Этот жест так приелся, что в нём не было ничего романтического. Гермиона — сестра, и он так сильно её любил, не желал, чтобы она плакала. Самая умная девушка в школе. Моральная поддержка Джинни среди злых сплетников и просто друг, способный заменить целую армию доброжелателей. Её нельзя было оставлять одну.
За этой интересной картиной и наблюдал Малфой. Он видел, с какой спешкой Грейнджер пошла к выходу, с какой неожиданностью столкнулась с друзьями и как неловко им было стоять друг с другом, словно совершенно чужим. Лишь после, когда она обернулась посмотреть вслед Уизли, он заметил, какое у неё было лицо. Лицо человека, который не спал всю ночь и думал, позволяя своим эмоциям вырываться наружу. А ему это было слишком знакомо. Что произошло между ними? Что заставило грязнокровку не спать? Неужели…
Драко расплылся в широкой хищной улыбке и опёрся подбородком о руку, задумавшись о чём-то своём. Выражение на его лице ясно давало понять, чтобы его не смели беспокоить в последние двадцать пять минут его отдыха.
***
Гермиона уже давно привыкла к тому, что Рон может обижаться неделями, а то и месяцами. Но то безразличие, с каким он посмотрел на неё в зале, подсказывало, что обида, возможно, будет сохранена в его сердце на долгие и долгие годы. Даже тогда, когда Гермиона начала постепенно понимать, что испытывает к Уизли какие-то чувства, всячески пыталась подавить их: в случае неудачи они могли бы потерять что-то более ценное, чем любовь — дружбу. И свершилось то, чего она так боялась. Рон видел в ней своего обидчика, и даже если бы она опустилась до извинений, то он так и продолжил бы видеть за её спиной кого-то, с кем поздороваться было важнее.
Это было начало саморазрушения. Того самого, которое наступает неожиданно и неожиданно заканчивается, когда уже нечего терять. И саморазрушению этому начало положило её, Гермионы, плачевное положение в качестве эдакого шпиона.
Нумерология шла где-то на заднем плане. Даже Малфой уже не так сильно пугал, потому что всё время, пока они сидели вместе, он читал учебник по нумерологии и недовольно хмыкал, время от времени прерываясь на свой пергамент. Он, как и Грейнджер, на занятиях жил своей отдельной жизнью и выполнял задания лишь те, которые ему действительно нравились. Пока те, кто сидел впереди, имел хоть какое-то отношение к предмету, остальные студенты болтали о своём на задних партах, не замечая практически ничего.
— Внимание, все! — воскликнула профессор Вектор, когда шум и гам достигли того недопустимого предела, когда у любого в ушах стало бы звенеть. — Разделитесь на группы по четыре человека! Сейчас будет очень ответственное задание!
Оба — и Малфой, и Грейнджер — словно по команде подняли головы и в недоумении уставились на профессора. Та никогда не прибегала к командной работе на своих занятиях, отчасти обоим это нравилось как раз по этой причине. Впрочем, если Гермиона восприняла эту новость с недовольством, явно написанным на её лице, то Драко на удивление остался довольным таким положением вещей. Все разделились достаточно быстро: парты с партами. Поэтому к ним присоединились те, кто сидел спереди, конопатая высокая девушка с Пуффендуя и высокий парень-блондин в очках на половину лица с Когтеврана, то и дело поправлявший свой галстук, с третьего курса.
— Как мило! — язвительно отметил Драко, стоило этим двоим развернуться в его сторону. — Будто мини-Хогвартс здесь собрался.
Гермиона посмотрела на него раздражённо и тут же закатила глаза, отодвинувшись от него на полметра.
— Ну, а что? — это движение не могло ускользнуть от его внимательного взора. — Четыре факультета в одной команде. Очень даже забавно.
«Если ты их хоть немного заденешь своим острым языком, я тебя убью», — обратилась к нему мысленно гриффиндорка, но не учла одного: его острый язык был направлен лишь на неё.
— А теперь, — сказала профессор Вектор, как только все утихли, рассевшись по своим группам, — задание такое: каждый из вас вытянет по бумажке. На ней будет написан человек, цифровой портрет которого вы должны будете написать. Помните, это просто базовые его характеристики, ничего сложного. Прошлое, настоящее, будущее. Мы с вами не прорицатели, так что ничего сверхъестественного я не требую. На следующем занятии каждый из вас прочтёт этот портрет, и остальные должны будут угадать его. Причина, по которой вы собрались в группы — небольшая тренировка. Выберите известную личность и охарактеризуйте её. Всё так, как я говорила.
«Если бы я только знала, что вы говорили, профессор…» — подумала Гермиона и оглядела свою команду. Девушку, кажется, звали Пенелопой, и ей это имя шло. Мало того, что она была тёской основательницы её факультета; даже золотистые длинные волосы и бледная кожа не оставляли никаких сомнений в том, какому факультету она была предана. Парень-когтевранец нервничал, возможно, из-за Драко, внимательно изучал новоиспечённых напарников. А возможно потому, что был единственным с третьего курса за столом. Его кучерявые волосы торчали во все стороны, подбородок немного выступал.
— Итак, — Драко опёрся о руку и с вызовом посмотрел на группу, — кого же мы будем описывать?
