***
Она проснулась на холодном полу, продрогшая, с раскалывавшейся головой. Рядом — чаша с полуостывшей водой. Вокруг темно и почти тихо, как будто вот уже несколько десятилетий никто не заглядывал в это место. Шкаф, как и прежде, величественно возвышался над разным хламом, и створки его были чуть приоткрыты. Больше Грейнджер не боялась его так сильно. Теперь всё, чего она боялась — вновь оказаться униженной таким способом. Когда она, беспомощная, стоит перед могущественным магом и позволяет ему наблюдать. За тем, как её жизнь рушится. За тем, как её друг пытается победить в игре на смерть. За тем, как она ненавидит его, соратников Волан-де-Морта и Драко Малфоя, его самоуверенную ухмылку и глаза, постоянно сверкавшие в темноте, словно алмазы. В Выручай-Комнате она была одна. Разве что из шкафа теперь доносились немного странные звуки. Нечто, похожее на воронку, высасывало энергию. Возможно, это Драко поставил внутрь сосуды, чтобы начать работу. Теперь Грейнджер могла свободно подходить к артефакту и даже притрагиваться к нему. Но голову туда засовывать она всё равно не решилась бы. Тут же девушка обнаружила записку рядом с чашей и водой, находившейся в ней: «Если будешь и дальше так падать, то от тебя не будет никакого толку. Я с тобой свяжусь, когда ты понадобишься. Ты должна быть готова ко всему. Д. М.» Слова были написаны на тонкой салфетке. Гриффиндорка, поджав губы, сжала её в кулак и потёрла пальцами так, что сначала стёрлись слова, затем — истёрлась сама поверхность, и совсем скоро от записки осталось лишь пара клочков, тут же упавших на пол. Она понятия не имела, сколько было времени, и вышла из Выручай-Комнаты, державшись за голову. Это было так несправедливо — быть прочитанной, словно книга, и при этом не получить ничего взамен. Гермиона постоянно думала о родителях, о том, что она слишком давно не слышала ничего от них, что ей не позволяют встретиться с ними или хотя бы перекинуться парой слов. Она вспоминала хозяйственные руки своей матери и утренние напевы своего отца за бритьём, когда те собирались на работу. И вспоминала себя маленькую, когда, не зная о существовании магии, приходила к ним по вечерам в комнату и просила прочитать ещё одну волшебную сказку на ночь. Те времена — волшебные, по-светлому волшебные, она бы отдала каждую секунду настоящего, чтобы хотя бы на миг оказаться там и обнять родителей так крепко, как возможно, прошептать им на ухо: «Никогда вас не отпущу». Когда Грейнджер оказалась в коридоре восьмого этажа, то обнаружила, что за окном медленно поднималось солнце, и его слабые лучи уже успели озарить тёмные стены школы. Придумывать оправдания к тому, что она делала ночью, нужно было прямо сейчас, потому что, хоть и наступил выходной, многие предпочитали не спать допоздна или просыпаться рано утром, то есть её отсутствие уже было замечено и принято к сведению. — Чёрт, — ругнулась девушка и зашагала прочь от рокового места, вспоминая вчерашний вечер, когда профессор Снейп, увидев её ссору с Роном в воспоминаниях, непонятным тоном произнёс: «Интересно» и отпустил её разум, как будто усомнившись в том, что там вообще может быть что-то полезное. Он разве что узнал о книге Принца-Полукровки, но это вряд ли играло какую-то роль помимо того, что теперь стало ясно, каким образом Гарри Поттер внезапно стал сведущ в зельеварском деле. Это было похоже на перетягивание каната. Или родители, или друзья. Предательство друзей и всего ценного ради спасения любимых родителей или жертва в виде родителей ради спасения всего мира. Гермиона разрывалась в мыслях и физически, уже ненавидя себя за то, что позволила себе помочь Малфою так быстро, без запинки. Рассказать, не утаивая, все детали дела и при этом не попытаться задержать первый этап хотя бы на несколько дней. В спальню для девочек Гермиона зашла тихо. Окна были завешены, в полутьме она едва разобрала, где находилась её кровать. Несколько раз она чуть не спотыкалась о чужие, удерживая равновесие, чтобы не свалиться на спавших девушек. Спала Джинни на соседней кровати, обняв подушку и тихо сопя. Спала Лаванда, расположившись на кровати у самого окна. На тумбочке у головы стояла фотография смеющегося Рона, обёрнутая розовой лентой. Парень на фотографии подозрительно изучал Гермиону со стороны, ну, а гриффиндорка лишь улыбнулась ему и поднесла указательный палец ко рту: «Молчи». Во время сна все выглядели безобидными маленькими детьми. А Грейнджер больше не хотелось спать. Она сняла с себя школьную форму, вытащила из шкафа полотенце, мыло и шампунь и направилась в душ со спокойной душой, радуясь, что в выходные никуда не нужно идти и никого не нужно видеть. Даже своих друзей. Скорее всего все давным-давно запланировали поход в Хогсмид. Если так и было, то девушка об этом не знала и знать не желала. Рон, скорее всего, всё ещё лежал в госпитале, но она не могла решиться его проведать по причине того, с какой яростью он посмотрел на неё тогда, на поле, выражая полное нежелание её помощи. Что, если она придёт, и он отвернётся, гордо уставившись в стену? Да и из-за чего? Из-за того, что она ему отказала? «Неужели Рон вот так просто откажется от нашей дружбы из-за того, что какая-то девчонка решила ему, грубо говоря, не дать? Если да, то он совершенно не такой, каким я его себе представляла», — Гермиона подставила голову под душ. Прохладная вода хлынула на неё, тут же смыв все печальные размышления. На место им пришло умиротворение и спокойствие, а головная боль отступила куда-то на второй план. В голове заиграла мелодия, которую она, сидя одна в доме после похищения родителей, слушала целыми днями. Девушка позволила себе тихо запеть, так, что мелодии и не прослушивалось сквозь потоки воды. Но для неё, для той, у которой вся жизнь пошла под откос, в голове играл целый оркестр, она кричала в голове, пытаясь достучаться до кого-то. Но вот, когда уже почти удалось отойти от внешнего мира, ей вспомнились слова. Всё внутри задрожало. Да что в тебе интересного может быть? Глупая. Слабая. Грязнокровка. Гермиона уткнулась лбом о настенную плитку и стиснула зубы. Ногтями вцепилась в тонкую кожу плеч и с силой прошлась по ней, пытаясь выбросить слова из головы. Мелодия, доносившаяся до сих пор изо рта, постепенно переросла в болезненный стон. Может, он был прав. Ей не стоило и пытаться сопротивляться. «Малфой, зачем ты лезешь ко мне в душу? Зачем ты мне вспоминаешься? Прочь из моей головы!» — она не знала, к кому обращалась, потому что его голос, его слова продолжали крутиться в её голове, словно заевшая пластинка. Как бы она ни хотела отвлечься на другое. Когда он ей это сказал? Почему она их услышала и запомнила? После душа она ещё около часа сидела на кровати и разбирала пергаменты с домашним заданием, пытаясь отвлечься. Домашнее задание по нумерологии так и осталось нетронутым, хотя она хотела сделать его этой ночью. Не учла лишь того, что ночью могла и не прийти обратно в спальню. Через два часа, когда Гермиона уже вовсю корпела над пергаментом с портретом (который, к слову, казался ей лишь пародией на реальную домашнюю работу), проснулась Джинни. Удивительно, но сестра Рона выглядела красивой даже с утра, когда её рыжие кудри были размётаны по подушке, а глаза, пристально наблюдавшие за движениями подруги, были чуть темнее обычного, словно разум её ещё не до конца прояснился. — Доброе утро, — произнесла Грейнджер, растянув губы в улыбке. — Я уж думала, ты проспишь завтрак. — Ещё чего, — пробормотала Уизли и перевернулась на другой бок, спиной к Гермионе. Старательно спрятала голову под подушкой и шёпотом добавила: — Ты даже по воскресным утрам умудряешься быть зубрилой… Гриффиндорка в ответ тихо рассмеялась: ей не хватало подобных замечаний. А сейчас она как будто вернулась к прежней жизни. — Уже почти все проснулись. И скорее всего разобрали самые вкусные порции, так что торопись. — А почему ты не идёшь без меня? Просто брось свои пергаменты и учебники и иди, уплетай за обе щеки. По воскресеньям эльфы необычайно добры. — По секрету скажу, — протянула Гермиона, пожимая плечами, — что это их так заставляют готовить. В смысле они бы вообще не готовили. Но, знаешь, так уж получилось, что… — Знаю, знаю… Но в твоё Г.А.В.Н.Э. я по-прежнему вступать не собираюсь. — Очень даже зря. — Иди без меня, — Джинни отмахнулась. — Я ещё в душ должна сходить. И переговорить с Лавандой о совместном проекте. — Пойду, когда допишу. — И что же ты пишешь, интересно? — Не самые интересные вещи, — уклончиво ответила Гермиона, чуть прикрывая свои письмена. — По нумерологии. — Никогда не понимала твоё увлечение ею. Числа — самое скучное, что могло произойти с человечеством. Гриффиндорка никак не ответила на это. У них с Джинни были разные представления о том, что должно нравиться, и потому она никогда не вступала в эти бессмысленные споры. Например, она ненавидела прорицания, но все так восторгались профессором Трелони и её якобы даром делать пророчества, хотя за всё пребывание в школе Сивилла не предсказала своим студентам ничего, что сбылось бы в будущем. «Моя девочка, тебя погубит любовь. Светлое чувство с тёмным началом. Чтобы обрести покой, тебе придётся потерять самое ценное, что у тебя есть. Возможно даже, что всё». «Какой бред», — вспомнив слова профессора прорицаний, Гермиона раздражённо выдохнула и принялась обводить четвёрку на пергаменте. Слишком тщательно, так, что совсем скоро на бумаге образовалась дыра. Но и после этого девушка не смогла успокоиться: она поменяла лист и вновь стала вычерчивать уже написанные цифры, совершенно не думая, в каком порядке и как аккуратно она писала. «Всё равно это никогда не сбывается. Это сказала какая-то старая дура-мошенница. С чего бы я должна к ней прислушиваться?»***
— Вы слышали, слышали?! Кэти Бэлл вернулась! Гермиона отвлеклась от своего скудного завтрака и подняла голову: темноволосая Кэти Бэлл действительно садилась за стол, улыбаясь немного скромно, стараясь не замечать лишнего внимания, обращённого только на неё. Если бы Гарри был здесь, он бы сразу подошёл и спросил, как она поживает. Но Гермиона, плохо знавшая Кэти, лишь улыбнулась ей и кивнула в знак приветствия. После происшествия с ожерельем прошло около двух с половиной месяцев, но слухи не утихали. Кто-то даже распространял молву, что Кэти Бэлл и вовсе скончалась в Лечебнице Святого Мунго. Но умные люди додумались навести справки и опровергнуть эти дурные слухи. — Как ты? Как ты? — Гермиона вновь принялась за еду. Кэти Бэлл отвечала что-то тихо, но вокруг неё были люди, не издававшие ни единого звука, лишь бы услышать, в действительности, как она, и как пережила весь кошмар, что с ней произошёл. Голоса вокруг здорово отвлекали Грейнджер от мыслей. Зато помимо отсутствия Гарри Поттера она приметила и отсутствие слизеринца. Хотя вскоре ей пришлось наблюдать не самую приятную картину: Гарри, зайдя в Главный зал, прошёл мимо Гермионы, даже не поздоровавшись, ведь первым, что бросилось ему в глаза, была Кэти, окружённая толпой гриффиндорцев и парочкой когтевранцев. — Как ты? — приглушённо спросил Гарри. Его вопрос не представлял из себя ничего необычного и ни капли не отличался от тех, на которые пострадавшая ответила уже по меньшей мере два десятка раз. — Нормально. — Ты помнишь, кто это сделал с тобой? Кэти Бэлл в нерешительности поджала губы и посмотрела за его, Гарри, спину. Гермиона, наблюдавшая эту сцену, проследила за её взглядом и упёрлась в Драко Малфоя, заходившего в Главный зал с книгой в руке. Затаила дыхание, стоило ей осознать, что всё это означало. И проследила за тем, как Драко, увидев Гарри и Кэти, оборачивается и быстрым шагом уходит, впихивая по пути своему дружку Крэббу книгу. — Гарри! — хотела окликнуть девушка друга, но тот уже побежал следом, казалось, готовый размахивать кулаками и бить каждого, кто ему помешает. Было разве что одно «но». После всего произошедшего гриффиндорка просто не могла сидеть на месте. И, отставив завтрак, который и так не лез ей в горло, побежала следом за этими двумя, ощущая, как всё больше и больше людей смотрит на неё с непониманием и интересом. Достигнув второго этажа, она направилась в сторону женского туалета. И лишь ускорила свой шаг, как только услышала доносившиеся оттуда крики. Гермиона была за поворотом, когда увидела, как из дверей выбежал Гарри, засовывавший палочку в карман. Она не стала показываться ему на глаза, только проследила за тем, как он побежал в другую сторону, ругаясь на ходу. Драко Малфой лежал на полу. В крови. И если бы не рваное дыхание, можно было бы подумать, что он мёртв. Смотрел в потолок, сжимая кулаки и сдерживая рыдания. На коже — резаные раны, из которых сочилась алая кровь. В некоей апатии Гермиона опустилась перед ним на колени. Если в глубине души она была в шоке, то не подавала и виду. Провела рукой по мокрой окровавленной рубашке, чуть надавила на одну из ран, отчего из груди Драко вырвался ещё один болезненный крик. — Хотя бы иногда, — прошептала Грейнджер, не решаясь взглянуть в его серые, полные ужаса, глаза. Вместо этого она чуть ближе наклонилась к его лицу и добавила, чтобы даже сквозь пелену боли он услышал: — Справедливость торжествует. Она не сопереживала ему. Лужа крови достигла невероятных размеров и распространилась везде: ею пропиталась их одежда, она омыла его белоснежные волосы и её невинные руки, она выливалась в сливные отверстия и достигла раковин. Но было тихо как никогда, а Гермиона всё смотрела и смотрела на его кровь, на его умиротворённое лицо, почему-то уже смирившись с мыслью, что он давно мог быть мёртв. Резкий стук заставил её пробудиться от некоего транса. Она помотала головой, прогоняя пелену забвения с глаз, и тут же увидела перед собой Северуса Снейпа. С нахмуренными бровями и поджатыми губами, он смотрел то на неё, то на него, и не произносил ни слова, будто для этого и не нужны были слова. — Это не я, — коротко произнесла Гермиона, однако в её тоне не было ничего, что могло бы подтвердить её слова. Тем не менее, Снейп лишь склонился над пострадавшим и принялся шептать заклинание. Девушка не решалась его перебить — вершилась тёмная магия, пусть и магия исцеления, и она с благоговением следила за движением его губ, удивляясь, как простые слова и простой магический предмет могут вернуть всё на свои места. Ведь кровь, стоило ему начать заклинание, стала медленно возвращаться. Вскоре даже рубашка Драко стала чистой. О том, что здесь произошло, свидетельствовала лишь мантия Гермионы, которую та неосмотрительно испачкала. — Кто это сделал? Девушка покачала головой, ощущая на себе всю тяжесть этого взгляда. Она не могла ответить, но этого и не требовалось. — Можете ничего не говорить, — Снейп убрал палочку и фыркнул, не скрывая презрения в своём голосе: — Конечно же, Поттер решил испытать неизвестное заклинание, написанное в ветхом учебнике. Запомните: вы ничего не видели и не слышали. Это должно остаться в тайне. — Вам помочь перенести его, профессор? — тихо спросила девушка, едва прикасаясь к своей мокрой мантии и всё ещё чувствуя запах крови. — Возвращайтесь на занятия, мисс Грейнджер. Но прежде смените свою мантию. Она немного… запачкалась. Она оставила профессора одного наедине со студентом, лежащим без сознания. Стоило ей выбежать на коридор, лёгкие вновь наполнились чистым воздухом. Необъяснимые рыдания вот-вот были готовы прорваться сквозь броню, что она выстроила за эти месяцы. Рыдания, вызванные облегчением и страхом одновременно, будто Драко Малфой заставил её сломаться ещё очень давно, но сейчас принудил посмотреть на её несовершенство, на её эмоциональную неустойчивость. Ей не было его жалко — ей было жалко того, что она была вынуждена переживать всё происходящее вместе с ним.