Тонкое искусство нарциссизма

За два дня пребывания в клетке ничего не изменилось. Время по-прежнему шло медленно, и болотная гниль капала с потолка на пол, как бы напоминая Гермионе, где она находилась. Как бы Грейнджер ни пыталась отвлечься на мысли и на свои воспоминания прошлого, она всегда возвращалась к холодному полу, чёрствому хлебу и предвкушению — самому противному ощущению из всех. С утра она вытягивалась струной, пытаясь размять мышцы. Волосы её давно потеряли блеск, спутались, и кожа потускнела от нехватки витаминов. В конце концов, ей просто не помешал бы душ, так как в помещении, где человеческий пот и болотная гниль сливались воедино, дышать было невозможно. Ей больше не снились кошмары о родителях, снились болота и призраки прошлого, тянущие к ней свои руки. Эти сны казались ей раем по сравнению с теми грёзами, которые ей приходилось терпеть раньше. Она постоянно жила в ожидании Драко. Надеялась, что он придёт и спасёт её, ведь, в конце концов, он имел здесь какой-то авторитет. Но Драко не появился ни на первый день, ни на второй, заставил Гермиону вообще усомниться в его существовании. Когда приходила Алекто, глаза у девушки будто ненадолго оживали. Но каждый раз это был просто очередной поднос и новая парочка колких фраз, из которых нельзя было вытянуть ничего полезного. На третий день после своего появления в подземелье Гермиона проснулась затемно. К тому моменту ей было совершенно наплевать на себя и на всё, что происходило вокруг. Она подняла руку вверх, взглянула на грязь под ногтями, серые пятна, как бы стекающие от запястья и вниз, и поджала губы. Дверь в подземелье взвизгнула от неожиданной попытки её открыть, проскрипела своим железным корпусом по земле и резко ударилась о каменную стену. Девушка, привыкшая к подобным звукам, даже не попыталась встать, она лишь слегка повернула голову вбок, но так и не разглядела, кто был за порогом. — И что на этот раз? Пудинг с червяками? — безразлично спросила девушка, устало прикрыв глаза рукой. — Проходите сюда, — услышала она в следующую же секунду голос Алекто. По полу зашаркали десятки чьих-то ног. Привычно тихое помещение наполнилось посторонними звуками, вздохами, шёпотками. Гермиона встала, различив в приглушённом свете дюжину, а то и больше, зелёных галстуков и чёрных мантий с гербами. Она быстро окинула взглядом свою одежду и тут же устыдилась: рваные грязные джинсы и красная потная майка, вся в грязи, как будто её хорошенько поваляли в грязной ванне. Куртка, которую Гермиона забрала из дедушкиного дома, служила чем-то вроде простыни, о ней можно было вообще забыть. Она не могла себе позволить, чтобы её ровесники смотрели на неё сверху вниз. Разумеется, она и так была унижена перед всеми, и никакое положение «сидя» или «стоя» не смогло бы этого исправить, но сидеть, как дворняжка, в клетке, было для неё сверх её сил. Она молча встала, медленно подошла к краю клетки и обхватила пальцами прутья. Среди слизеринцев из знакомых она разглядела лишь Блейза, Пэнси и Гойла. Никого нужного. — Как я уже говорила, дорогие мои… Голос Алекто стал на порядок выше и слащавее, даже её осанка изменилась. Вместо слегка мужиковатой фигурки перед Гермионой стояла женщина с прямой осанкой и высоким пучком на голове. Она неспешно жестикулировала руками и рассказывала, как показалось Гермионе, самую настоящую ахинею. — Подобно своим родителям-магглам, грязнокровки имеют малое представление о магическом мире, вступая в магическое сообщество. Если, конечно, вообще имеют. Они не знают о магических законах и правилах, они вторгаются туда, куда не следует, они принижают чистокровных одним своим присутствием, уже не говоря о своём невежестве. И вот, — Алекто обратилась лицом в пленнице, — одна из студенток Хогвартса любезно согласилась побыть нашим экспонатом первые две недели. Не желаете ли задать ей какие-то вопросы? Гермиона продолжала стоять вблизи ото всех, смотреть им в глаза и искать хоть какой-то поддержки, но кроме узнавания и страха на лице остальных не читалось ничего. Все молчали, словно статуи в музее, и разглядывали её лицо. — Грейнджер… Тебя ведь искали, — произнёс кто-то, кого прикрывали спины более высоких студентов. Голоса она не узнала. — Все уже думали, что ты откинула копыта, — грубо выпалила Пэнси и хмыкнула. В позе со скрещенными руками она могла бы показаться человеком, которому было плевать, но Гермиона знала, как выглядит настоящий ужас, и она понимала, что Паркинсон, возможно, боялась здесь больше всех. Гермиона не произнесла ни слова в ответ. Слишком боялась сказать что-то лишнее. Кэрроу ненавидела, когда девушка без разрешения открывала рот. Она настороженно взглянула на Алекто, которая, с довольным лицом, слушала комментарии студентов. Это было лишь начало года, но ей уже удалось поразить своих студентов подобным уловом. В каком-то смысле, это было только начало года, и впереди ещё было много неожиданностей. — Как мы должны поступать с грязнокровками? — наконец, после долгого молчаливого созерцания Алекто продолжила говорить. Грейнджер уже устала слушать, этот голос, словно назойливое насекомое, лез в уши и был везде одновременно. — Кто-то говорит, что им нужно выделить отдельное место в обществе. Мол, геноцид — это ужасно, бесчеловечно… Но разве не бесчеловечно заставлять полноправных членов магического сообщества, таких, как чистокровные маги, терпеть чужаков из другого, презренного нами мира? Геноцида боятся лишь те, кто опасается перемен. Трусы. Я покажу, что нужно делать с грязнокровками на самом деле. Она достала палочку и направила её на девушку. Вздохи пронеслись по толпе студентов, словно ветер пронёсся по полю. Гермиона отпрянула от решётки быстро уткнулась спиной в стену в надежде что, какое бы это ни было заклинание, до неё оно не доберётся. — Круцио, — Алекто произнесла заклятье одними лишь губами, но Гермиона узнала бы его из тысячи. Движение палочки, предвкушение на лице заклинателя. Всё не так сложно. Ей уже приходилось терпеть это однажды, когда Беллатриса, разозлённая своим племянником и ею, решила немного позабавиться. Шрам от этих забав был у Гермионы своеобразным напоминанием о том, каким же подлым человеком она, Гермиона, была. Грейнджер не сразу почувствовала боль. Боль подкралась неожиданно, из-за угла, и сразу же впилась в её тело, как хищник впивается в беззащитную жертву. Всё уже стало неважным, потому что она лежала на земле и кричала что есть сил, пытаясь избавиться от этой боли, но та не отступала и лишь сильнее вгрызалась в плоть. Как будто её поедали изнутри и снаружи, вместе с тем пронзали копьями и стрелами, резали ножом, рубили и рубили, кромсали. Она изогнулась дугой, прогнула позвоночник, и вновь рухнула на землю. Рука поднялась в воздух, будто бы хрустнула, неестественно повернулась и вновь упала. Сквозь помутнённое сознание девушка едва услышала тихий вкрадчивый голос: «Достаточно». Гермиона чувствовала себя растоптанным насекомым. Глаза вперились в мрачный тёмный потолок, и этот потолок показался ей ночным небом, которому не было ни конца ни края. Она не видела, но слышала, что было дальше, как будто голоса, доносившиеся с других планет и её не касавшиеся. Но девушка знала: на неё всё ещё смотрят, она является предметом этого разговора и может не шевелиться ещё очень долго, потому что для всех них она просто экспонат, который не обязан оправдывать своё местонахождение здесь. — Профессор Снейп, — снисходительным тоном сказала Алекто, убирая палочку. — Разве у вас не должно быть занятий с младшими курсами? — В этом подземелье никто не будет применять непростительных заклятий, — Снейп взмахнул своим плащом и прошёл чуть вперёд. Перед его глазами предстала его самая умная и некогда самая надоедливая студентка, скрючившаяся на полу. — Мы уже давно это обговорили. Ей ещё учиться здесь. — Что ж, — глаза женщины блеснули. Она повернула голову в сторону лежавшей пленницы и произнесла: — Если не здесь, то где-нибудь ещё, верно? — Это школа, Алекто Кэрроу, а не Азкабан. И здесь дети, а не твои друзья по оружию. Его слова показались женщине настоящим вызовом. Ведь обычно Северус Снейп не позволял себе подобных изречений, он вообще держался в стороне от всего, что происходило на его глазах. Он был лишь наблюдателем, который красиво называл себя «двойным агентом», а на деле уже давно предал идеалы Волан-де-Морта. И его показное спокойствие, вечная уверенность движений давно уже стали высмеиваться в самых глубоких кругах преспешников Волан-де-Морта, куда невозможно было попасть никому, кроме тех, кто просидел в Азкабане двенадцать лет. — Ты думаешь, я пытаюсь повторить здесь Азкабан? — с вызовом в голосе Алекто сделала шаг навстречу Снейпу. — Ты не знаешь, что это такое, Северус. Гермиона чуть повернула голову в их сторону, пытаясь вникнуть в разговор. Боль в ногах и руках всё ещё не прошла. Студенты, стоявшие ближе всего к ней, наблюдали за двумя взрослыми людьми, которые говорили только о том, что было понятно им обоим, и от их слов слизеринцы приходили в настоящий ужас. — Настоящая антисанитария, холодные мокрые стены, тонкая, ни капли не согревающая одежда, чёрствый хлеб и постоянный контроль дементоров, когда засыпаешь и не знаешь, проснёшься ли ты вообще, — Алекто хмыкнула и взглянула на Гермиону Грейнджер, которая не отводила от неё глаз, но не показывала никак, что была напугана её словами. — То, что терпит эта девчонка — это ничто по сравнению с теми годами, что я просидела в той башне. И ты не имеешь права мне приказывать, у меня только один хозяин. Твоё имя здесь звучит только потому, что тебе не доверяют и хотят держать тебя в центре внимания. Северус Снейп никак не отреагировал на её слова. Он оглянулся на студентов, поджал губы и коротко бросил: — Ты не будешь устраивать здесь пытки для забав. Я всё сказал. — Пройдёмте обратно в кабинет, — обратилась Алекто к студентам, многозначительно улыбнувшись новоиспечённому директору школы, давая ему понять, что слова его прошли мимо её ушей. Здесь он мог только говорить, но его слова не имели никакой силы, и мужчина знал это. Алекто Кэрроу не была могущественной волшебницей, но у неё было что-то, чего так не хватало для полной уверенности в своих силах Снейпу. Жестокость. Безжалостность. Стойкость. Студенты гурьбой, толкая друг друга, направилась следом за профессором маггловедения к выходу. Кто-то оборачивался на клетку и на директора, оставшегося стоять вблизи от неё, а кто-то и смотреть в их сторону не желал, боясь, что взгляд будет замечен грозным преподавателем Кэрроу. Когда дверь с привычным противным визгом закрылась, свет как будто померк, и воздух вернулся к своему прежнему состоянию, к затхлости и спёртости. Мужчина, смотревший на Гермиону Грейнджер, не выразил на лице ни отвращения, ни презрения. Но даже жалости не было на нём написано, как будто за годы служения он разучился выражать свои эмоции вообще. Только и осталась дурацкая привычка хмуриться, кривить губы и с подозрением разглядывать. Гермиона пошевельнулась. Превозмогая боль, привстала, опёрлась спиной о клетку. Покусанные губы в крови. Затравленный взгляд. И безразличие. — Вы передали мне приглашение, — хриплым голосом она просто констатировала факт, не пытаясь уличить или обвинить в чём-то мужчину. — Так было приказано, — был ответ. — И вы знали, что так будет? Что я… окажусь здесь в качестве «экспоната»? — Когда он, — не стоило даже упоминать, кто такой «он», потому что им обоим здесь не хотелось слышать его имени, — собрал всех, кто будет управлять Хогвартсом вместе, и оповестил, что хочет, чтобы ты тоже была здесь… Для всех нас это было неожиданностью. Он поручил мне лично тебя пригласить. — Зачем я ему сдалась? — Он был захвачен идеей воспитать Пожирателей из тех, кто будет учиться в Хогвартсе. И для этого ему необходимо было показать всю жалкую сущность грязной крови, — он запнулся. — Прошу прощения. — Профессор Слизнорт говорил нам, что ему приходилось сталкиваться с одарёнными студентами из маггловских семей, — пробормотала девушка. — Была ещё одна грязнокровка, которая сумела поразить его своими талантами. Кажется, мать Гарри. Северус Снейп отвёл взгляд и застыл. А Гермиона продолжила с лёгкой усмешкой на губах: — Если бы ему ещё тогда удалось добиться своего, то, возможно, она бы уже тогда сидела вот так вместо меня. А меня, Гарри, Рона и многих других сейчас здесь бы не было. Забавно. — Именно поэтому, — холодно произнёс Снейп, — я не могу допустить, чтобы с вами происходило подобное. «На этом месте могла бы быть и она». Девушка так и не поняла, почему после упоминания матери Гарри Северус будто бы потерял все свои силы. Из него выкачали воздух, он побледнел, у него пересохли губы. И голос стал тише. Профессор Снейп будто бы стал прозрачным. — Я пришлю к вам Драко, — только и сказал он, прежде чем уйти.

***

Алекто не появилась ни днём, ни вечером того дня. От постоянного урчания в животе Гермиона не могла ни на чём сосредоточиться, ей постоянно мерещилось, что кто-то вот-вот войдёт. Но никто не приходил, а голод всё рос и рос. Конечно, ей когда-то уже приходилось не есть целый день, но это было в пору экзаменов, когда она просыпалась, выкладывала на кровать все свои учебники и читала один за другим, игнорируя приглашения друзей сходить на обед или ужин. Голод, вызванный добровольным отказом от еды, да ещё и неосознанным, не был столь мучителен, как этот. Что-то внутри отчаянно требовало хотя бы воды, чтобы заглушить неприятное ощущение пустоты в желудке. Счёт времени был потерян. Может, к десяти-одиннадцати часам вечера, а может, раньше или позже, ненавистная дверь отворилась. — Выглядишь хреново. Гермиона усмехнулась его словам, но не ответила. У неё вообще не было сил говорить. Вместо пустых фраз она просто отметила про себя, что он выглядел как и прежде. Взглянув на него, можно было бы подумать, что в Хогвартсе ничего не изменилось. И значок старосты школы красовался на мантии как нечто почётное, статусное, хотя, по сути, он больше ничего не значил. Она бы ни за что не сказала ему «Я скучала по тебе». Если бы он только знал, сколько раз она мечтала увидеть его лицо среди этого кошмара, то рассмеялся бы, наверное, от её зависимости. К её удивлению, он выудил быстрыми движениями из кармана мантии ключ, тонкий и ржавый, и открыл клетку. — Пойдём. После нескольких её попыток встать, они оба поняли, что это бесполезно. И тогда он зашёл в клетку — место, в котором она жила уже около трёх дней, жалкое и премерзкое — и протянул ей руку. А Гермионе было стыдно принимать его помощь, ей вообще было стыдно находиться с ним рядом. Она не могла принять душ вот уже три дня, а для обычно чистоплотной девушки это было настоящими муками. Её грязная кожа никак не могла соприкоснуться с его, чистой и белой. Действительно, от него пахло свежестью, и волосы его забавно пушились, словно он вот-вот вышел из душа, на скорую руку высушил волосы и пошёл навстречу к своей старой-доброй «подруге». После недолгой заминки, она всё же приняла протянутую им руку. И он потащил её вон из клетки, из подвала, из подземелий Слизерина. — Куда мы? — спросила девушка громко, но Драко шикнул. Её голос продолжил эхом идти по коридору. — Прогуляемся, — шёпотом ответил он. — Волан-де-Морт забрал Кэрроу на важное задание. Пока их нет, можешь нормально поесть и принять душ. — Снейп знал, что их заберут? — Не совсем. Вообще он надеялся, что удастся как-то отвлечь Алекто, пока я заберу тебя на время. Но вот так удачно подвернулось проникновение Поттера и Уизли в Министерство… — Гарри и Рон?.. — она сглотнула. — Их поймали? — Нет, — Малфой поджал губы, недовольно взглянув на девушку. После недолгого молчания он добавил: — Тебе стоило пойти с ним тогда. Если бы ты всё рассказала, он бы понял тебя. Ты знаешь. — Знаю, — прошептала в ответ девушка, но с облегчением выдохнула: её друзей не поймали, а значит, с ними всё было в порядке. Она сглупила, когда не пошла тогда с Гарри. Не пошла, потому что Малфой держал её за руку. Чем дольше они шли, тем чаще Гермиона оглядывалась назад. В темноте коридоры Хогвартса как будто менялись сами по себе, было сложно отличить один от другого, и факелы не светили так ярко, как обычно. Вскоре она стала припоминать эту дорогу. Казалось бы, в последний раз она шла по ней год или два назад. Драко вёл её в ванную старост, больше, однако, похожую на огромный бассейн с широкими кранами и завитражированными окнами. Девушка вспомнила, что Гарри никогда, в отличие от других капитанов команд Квиддича, не хвастался, какие привилегии давала ему должность капитана. И Гарри не любил пользоваться этой ванной, потому что она была слишком большой и шикарной для него одного. Драко пропустил её вперёд. Она зашла, и в лицо ей ударил горячий пар. Вода уже была набрана, и по ней вилась обильная зелёно-голубая пена. Из-за сильного напора воды, льющейся из-под золотых кранов, в воздухе летали небольшие пузырьки. Запах мяты разнёсся по всей ванне. Гермиона, сама того не понимая, надеялась, что Драко специально выбрал этот запах: потому что помнил, что на самом первом их занятии по зельеварению у Слизнорта она сказала, что ей безумно нравится запах мятной пасты. Обернувшись, однако, на Малфоя, она увидела, что он не был похож на человека, который стал бы запоминать такое. Лицо его было непроницаемо, можно даже сказать, безразлично. Но глаза выдавали в нём человека сочувствующего. Как бы он ни пытался, своего сердца спрятать он не мог. — Я подожду за дверью сколько нужно, — произнёс он медленно, смотря ей в глаза. И она же, смотря ему в глаза, ответила: — Нет, останься. Как будто весь стыд мгновенно прошёл, когда она почувствовала страх остаться одной. Драко не удивился её просьбе. Он остался стоять и смотреть, как она, медленно подходя к краю, стянула с себя грязную кофту и джинсы, оголяя тонкое, запачканное тело. Ненадолго он застыл вот так, смотря на её лопатки. Когда же её руки потянулись к застёжке чёрного бюстгальтера, он повернул голову в сторону стены и принялся терпеливо ждать, пока не услышит всплеска воды. — Можно смотреть! — произнесла девушка. Драко, тяжело вздохнув, обернулся к ней. Она аккуратно сложила свои вещи у края бассейна, а теперь беспечно и голышом плавала из одной стороны в другую. Её волосы намокли, и, непривычно прямые, они показались ему волосами речной русалки. Не той русалки, какую можно встретить в Чёрном озере. Той, которую на картинках дети видят, открывая волшебные сказки — наивной, грациозной, с шёлковыми волосами и весёлой улыбкой на губах. Под обильной пеной ничего не было видно, и Драко мог спокойно смотреть на то, как она радуется этому краткому мигу своей жизни, смеётся, ныряет в воду и вдыхает прекрасные ментоловые ароматы, которые так ему нравятся. Всего через несколько часов она должна будет вернуться в клетку, чтобы продолжить там влачить своё существование грязнокровки. Его это угнетало — да, «грязнокровка» относилось к ней как нельзя кстати, но не было её главным качеством. Её неоценимый ум, талант молодой волшебницы пропадал в затхлых просторах подземелий Слизерина, в то время как она могла спасать жизни где-то с Орденом Феникса. В том числе и жизни её друзей. — Смотри, Драко, борода! Драко отвлёкся от своих мыслей. Гермиона была у самого края бассейна и, опираясь локтями о пол, смотрела на него со всей серьёзностью с бородой и усами из пены. — Тебе, кажется, весело? — спросил он, присев перед ней на корточки с лёгкой улыбкой. — Не особо, — ответила гриффиндорка и быстро убрала пену с лица. — Просто… просто хочется хотя бы на минуту забыть обо всём этом. Я натворила столько плохих дел. И, конечно, ещё, кроме ничегонеделания, я бы… Я бы хотела всё исправить. — Боюсь, твоего желания недостаточно. — Что ж, возможно. Но пока я ничего не могу сделать. Вот если бы ты вернул мне мою палочку… Он не мог понять, шутила она или нет. Пыталась ли она манипулировать им в тот момент, зная, что с нужными словами она могла бы заставить его пойти куда угодно, ведь они были крепко связаны. — И что ты собираешься делать, если её получишь? Покоришь всех своим Петрификусом? Здание охраняется дементорами, Гермиона. Дементорами. Если пробьёшься через Кэрроу, это ещё не значит, что сможешь найти выход. — У меня впереди десятки часов в клетке, которые я могла бы потратить на продумывание плана, — возразила девушка. — Я не хочу сидеть как безвольная кукла и ждать, пока мне скажут, куда мне идти позориться дальше. Это не моя жизнь. Это не мой путь. И это не твои дурацкие предсказания… Малфой поджал губы, так и не ответив. — Что было в третьем предсказании, Драко? — Не могу сказать. Тогда всё пойдёт по наклонной. И палочку я тебе не принесу, прости. Это слишком опасно, Алекто внимательна к любым мелочам, происходящим с её пленниками. Не недооценивай её. «Всё пойдёт по наклонной? — подумала про себя Гермиона. — Но тогда… сбывается именно третье? Оно и правда сбывается? Его не мог сделать Драко». — Ещё одиннадцать дней впереди, — Гермиона отплыла к центру бассейна, сделав вид, что не прицепилась к его словам, как к своей последней надежде. — Я не переживу их одна. — У тебя ещё десять минут, — проигнорировав её, произнёс Малфой и подошёл к её вещам. Медленно достал палочку. — Тергео. Одежда быстро очистилась от песка, грязи и жидкости. Гермиона, пусть и заметила это, ничего не сказала. Она не обиделась на него и в какой-то степени понимала. Возможно, его жизнь тоже была на волоске, но он предпочитал не распространяться об этом. В конце концов, его родители, как Гермиона слышала ещё до ухода из Хогвартса, были далеко не любимчиками у Волан-де-Морта. Он держался за это место последними силами. Вдоволь наплававшись и успев даже устать, Гермиона вышла из бассейна к своей одежде. Драко больше не отворачивался, он беззастенчиво разглядывал её фигуру и уже чистую нездорово бледную кожу. Но виду не подавал, что думал о чём-то ещё, помимо того, что следующим пунктом их небольшого путешествия будет «столовая». Хотя его следующий комментарий полностью противоречил тому, что он пытался ей показать — просто не удержался: — Тогда, в первую ночь в Выручай-Комнате. Всё-таки, тебе очень шла та пижама. Грейнджер горько усмехнулась.