***
У меня было много напутствий. Я почувствовал себя человеком, отправлявшим одиннадцатилетнюю, ничего ещё не знающую, девчонку в первый класс. Но все эти напутствия застряли у меня в горле, когда мы подошли к её аудитории и она взглянула на меня. Она сама потянулась к моей руке. Её тёплые пальцы коснулись моих. — Всё будет в порядке, — произнесла она так тихо и робко, что у меня перехватило дыхание. Я словно смотрел на неё в первый и последний раз. Перед аудиторией в класс зельеварения ещё никого не стояло, но мы оба уже знали, что придётся нелегко, и презрительных взглядов будет не избежать нам обоим. — Почему ты убеждаешь меня в этом? — спросил я, самодовольно хмыкнув. — Как будто это я иду навстречу тем, кто меня ненавидит. — А ты… разве не идёшь? — на её лице возникла паника, губы поджались. Мне стало и смешно, и грустно одновременно — я ведь и не дал ей понять, что больше не хожу на занятия. К Слизнорту — тем более. Я присутствовал, когда его друга убили. Неудивительно, что теперь Гораций Слизнорт смотрел на меня так, как будто уже приготовил мне целую чару яда. — Извини. У меня свои дела. Но ты и без меня справишься. На этом моменте она отпустила мою руку. Даже в воздухе чувствовалось её разочарование во мне, очередное за этот жалкий, ещё даже не начавшийся день. Я дождался, когда аудиторию откроют и Гермиона войдёт внутрь вслед за остальными. Пару раз словил недоброжелательные взгляды, предназначавшиеся ей. Мне хотелось надавать тумаков тем, кто не стеснялся осуждать её громко прямо за спиной. Я побродил по тёмным коридорам ещё двадцать минут, чтобы удостовериться, что не встречу никого из студентов в урочное время. И направился в директорский кабинет, чтобы обсудить некоторые дела со Снейпом. С ним в последнее время было невозможно, он держался особенно хладнокровно и высокомерно, слишком усердствовал в том, чтобы показаться союзником Пожирателям Смерти. Даже я, сын верных поданных Волан-де-Морта, слепой к чужим переживаниям отроду, заметил, с каким переживанием Северус Снейп наблюдал за происходящим в теперь его школе. Он всегда запирал двери на замок. Замок открывался только тому, кого пригласили. К счастью, я был приглашён, иначе, возможно, вполне мог бы лишиться головы. — Ты не привёл её на собрание. Профессор Снейп восседал на директорском кресле. Пальцы его рук были переплетены, а сам он слегка облокотился о спинку кресла и хмуро вперился в закрывшуюся за мной дверь. Его обвинения я пропустил мимо ушей, лишь прошёл чуть вперёд и оказался прямо перед его столом. — Мало того, что ты не отвёл её в гостиную старост. Ты ещё и не привёл её утром. Ты хоть знаешь, как Кэрроу жаждали услышать от неё слова повиновения Тёмному Лорду? И вот, они называют её по имени, а её словно и след простыл… Пришлось пообещать, что завтра она будет на месте. — Прошу прощения. Мне показалось, она достаточно претерпела за последние две недели, и ей нужен хоть один день отдыха. — Если ты и вправду так думаешь, то заставь её переселиться в гостиную старост. Ей не сыскать любви на своём факультете. — Я постараюсь, — я кивнул, согласный с его словами. Но, всё же, то, каким тоном он это говорил, выдавало в нём страшную усталость. За последние две недели он постарел сильнее, чем за последние шесть лет. — И ещё. У меня к тебе письмо от твоего отца. Я вздрогнул, когда холодный порыв ветра, вырвавшийся из-за открытого окна, ударил мне в лицо. В руке Снейпа находилось письмо, чуть превышающее стандартные размеры. Бумага была дешёвая, видимо, прямиком из переработки, и прямо у основания конверта небрежным почерком, что было так нехарактерно для письма, было написано: «От Люциуса — сыну». М-да. Просто потрясающая подпись, не отличающаяся особой оригинальностью. Положил письмо в карман мантии. — Это всё, сэр? — Не откроешь? Может, это важно. — Позже. Работа не ждёт, — я честно старался придать оптимизма своему голосу, но, кажется, Снейп также был достаточно проницателен, на мою беду. Мы оба знали, что «работа» в Хогвартсе было не более чем рабством. — Знаешь, если захочешь поговорить о том, что произошло летом… — Спасибо, не захочу, — я лишь в спешке покачал головой и сделал шаг назад. — Я устал повторять: мне приказали, я сделал. Это было моё задание, а задания надо выполнять, верно? — Да, но если ты захочешь поговорить, то я, разумеется… — Вы подняли палочку без колебаний. Вы убили профессора Дамблдора, и, возможно, ещё десятки людей до этого, с каменным лицом. Вряд ли вы меня поймёте. Я заметил, как на его лице вновь проступили морщины. Он сделал глубокий вдох и вновь откинулся на спинку кресла. От моих слов ему действительно стало больно, но я не собирался перед ним извиняться. Я знал, что прав. Я старался забыть август, я старался забыть конец июля. Ещё лучше — забыть всё лето, или, пожалуй, всю свою жизнь. Но постоянно находились люди, которые бодро улыбались мне, хлопали меня по плечу и хвалили: «Молодец, так её, а! Как ты отлично справился, никто даже не заметил, браво!» В особенности моя тётя, которая ещё в начале лета, стоило мне вернуться от дома Гермионы, приняла меня холодно и даже пустила в меня пару заклинаний, когда я шагнул в Малфой-Менор. А после того дня стала гладить меня по голове, сама подавать мне маску и хвалить перед Тёмным Лордом, мол, какой я превосходный Пожиратель. Чёрта-с-два. Я не знаю, как люди живут с этим — зная, что убили человека. Я не знаю, как они могут отнимать у кого-то жизнь и хвалиться перед другими. Я помню её глаза, налитые кровью. Пену изо рта вперемешку с кровью. Слезу, застрявшую на полпути, и даже её последнее слово: «Позвольте…» То, как она провела напоследок рукой по моей щеке и как будто сказала мне: «Я прощаю тебя». Ну уж нет. Я предпочту забыть это. Притвориться, что этого никогда не было. Это будет отпечатком на моей душе. Это будет в моём голосе, в моём взгляде, в моих движениях. Но никто — а тем более она — об этом не узнает. — Есть два типа убийц, Драко, — слова профессора отвлекли меня от воспоминаний прошлого. Замешкавшись, я поднял на него взгляд. — Одни, после совершённого впервые убийства, внезапно осознают, что не могут без этого жить. Другие, убив человека, не спят ночами и мечтают оказаться на месте своих жертв — так сильно гложет их вина. Первых я считаю полными психами. Ну, а что думаешь ты? — Я думаю, что мне пора идти на свой пост, если вы не возражаете. Северус Снейп не стал меня останавливать. В ответ он только и смог, что покачать мне головой и вернуться к бумагам. Я перестал поддерживать с ним разговор с тех пор, как он стал директором. Это решение было сделано на одном из собраний Тёмного Лорда, глубоко ночью, когда все нормальные люди засыпали, а такие ублюдки, как Лестрейндж или Яксли, выходили из своих нор и доставали волшебные палочки, чтобы вершить зло. Тогда же Волан-де-Морт обратился отдельно и ко мне: — Приглашение уже послано, мальчик мой. Он побывал в моей голове столько раз, но так и не смог понять, какое чувство я испытывал по отношению к нему. Оно было настолько сильно и лилось через край, что он, наверное, подумал, что я ему благодарен. Ведь, если бы то была ненависть, я бы боялся показывать её, как боятся её показывать многие за тем столом. Но Волан-де-Морту не были ведомы эмоции или чувства, а оттого он запросто мог спутать два совершенно противоположных выражения лица, выражение ненависти и благодарности. Но, в отличие от него, остальные заметили это моё выражение. Отец пнул меня ногой под столом и тихо спросил: «Какого чёрта ты делаешь? Поблагодари его». Мне только и осталось, что склонить голову и улыбнуться в ответ. Тогда я побоялся, что, если произнесу хоть слово, дрожь в моём голосе выдаст мои ощущения с головой. А профессор Снейп продолжал следовать только одному ему известному плану. Пока я выслушивал предостережения от своего отца, тот с ухмылкой смотрел на Тёмного Лорда и с радостью принимал свой новый пост.***
Третье занятие за день проходило уже в знакомом Гермионе с прошлого года кабинете Защиты от тёмных искусств. У девушки не было времени морально подготовиться к встрече с Амикусом Кэрроу, который ещё во время её пребывания в клетке выразил желание хорошенько поиздеваться над ней. У самого входа девушка отметила, что кабинет внутри никак не изменился: всё те же завешенные шторы, большая доска и стены, увешанные мёртвыми портретами. Лишь парты были придвинуты к стенам, и большое пространство посередине позволяло студентам свободно передвигаться между собой. Похоже, Амикус ограничивался лишь практической частью занятий. Она шла в толпе студентов — но к ней никто не прикасался, её сторонились и старались даже не смотреть на неё, словно рядом с девушкой возрастал риск заразиться чумой. — Посмотрите-ка, кто у нас тут объявился! — громко произнёс Симус. — Я разве уже не дал тебе понять, чтобы не видел тебя? Он не то чтобы дал понять — у Слизнорта теперь вообще невозможно было разговаривать на занятиях. Финниган просто послал ей записку с короткой фразой: «Убирайся». И уже через пару секунд котёл с его зельем взорвался, после чего парень получил комментарий от преподавателя: — Сколько раз я говорил вам не отвлекаться?! Вы помешали три лишних раза, даже я это заметил! Пусть тогда Гермиона и была благодарна профессору, но, когда она приготовила зелье первее и правильнее всех (похоже, за долгое своё отсутствие она так и не растеряла таланта полностью соблюдать все инструкции в книге), он прошёл мимо неё и стал помешивать зелье у Лаванды Браун, да с такой довольной физиономией, будто та приготовила самое сложное на свете снадобье. Слизнорт знал о Гермионе всё от начала и до конца, знал, почему и зачем она была на чужой стороне, как знали и другие люди, приближенные к Ордену Феникса. Но он продолжал притворяться, что в его классе зельеварения её не существовало. — Чего молчишь, а? Неужели не всё понятно? — Финниган приблизился к ней ещё на пару шагов и выставил перед ней руку. Щёлкнул два раза пальцами прямо перед её носом с издевательской ухмылкой на лице. — Ну что, где-то обронила свой особо талантливый мозг? — Заткнись, Финниган, — прошипела девушка и резко ударила его по руке, которая всё маячила перед её лицом. — Не думала, что ты когда-нибудь опустишься до издевательств. — Не думал, что ты когда-нибудь опустишься до предательства, грязнокровка. — Не смей. Меня. Так. Называть, — по словам отчеканила Гермиона, смотря ему в глаза. Они постояли так ещё секунд десять, прежде чем кто-то позади девушки, прямо из-за дверей, не крикнул: — Шухер, Симус! Финниган посмотрел на двери и кивнул парню, кажется, из Когтеврана. И вновь остановил невидящий от переполнявших его эмоций взгляд на Грейнджер. — Поговорим позже. Это ещё не конец. — Разумеется, не конец, — Гермиона растянула губы в улыбке. По крайней мере, у неё теперь была палочка и она могла защитить себя от таких двуличных людей, как Симус. И от преподавателей, которые заставляли студентов калечить друг друга, возможно, тоже. Амикус Кэрроу вошёл в кабинет неспешно и торжественно. Ему словно и не нужно было никуда торопиться, он мог проводить своё занятие целую вечность, не боясь, что его прервут. Мужчина оглядел класс, полный студентов, и очень быстро среди красных и синих галстуков, испуганных и заинтересованных лиц он отыскал её лицо — непроницаемое. На его лице расцвела та улыбка, которой он одарил её при первой встрече. Затем он поднял руки вверх, над головой. И хлопнул три раза Хлоп. Все стали переглядываться друг с другом. В том числе и Гермиона. Хлоп. Люди засуетились, стали толкаться, и всем стало наплевать уже на девушку, как будто она была лишь отвлечением от того ужаса, что происходил с ними каждый день на подобных занятиях. Очень быстро гриффиндорка сообразила, что люди выстраивались в прямую линию. Чтобы не ошибиться со своим местом, она просто решила встать в самый конец, прямо под закрытым окном. Хлоп. Его руки опустились, и в кабинете в мгновение стало тихо. Студенты оказались выстроены в ровную линию. Гермиону притеснили к самой стене, места явно не хватало для пятидесяти человек. Но Амикуса не волновало, ровно ли выстроились студенты и удобно ли им. Ему нравился страх, с которым они его слушались. Паника, которая нарастала к тому моменту, когда время на построение уже подходило к концу. Если кто-то оказывался вне ряда, то этого человека автоматически выбирали жертвой дня. Кэрроу надеялся, что девчонка не поддастся всеобщей суете и останется на месте. Лучше всего он умел недооценивать людей и переоценивать свои возможности, а потому, когда Гермиона бросилась искать себе место в этом потоке взволнованных студентов, он даже разочаровался. В тишине было слышно их прерывистое дыхание, свист в лёгких. От неё же — ни звука. — Как я и обещал, — приглушённый голос прорезался сквозь темноту помещения и дошёл до студентов едва ли в своём первоначальном виде. — Начнём занятие с нашего упражнения. Кого мы выберем жертвой на этот раз? Кто-нибудь хочет предложить свою кандидатуру? Было бы странно в ответ получить десятки поднятых рук. Гермиона максимально прижалась к стене, стараясь при этом не издать ни единого подозрительного звука. — Пусть новенькие пойдут! — с энтузиазмом в голосе воскликнул Симус. Ему, наверное, нечего было бояться, когда дело доходило до Гермионы. Как тогда, с Алекто Кэрроу, которая направила на него палочку с угрозами, но Симус не побоялся бы наброситься на клетку снова, лишь бы запугать Грейнджер до смерти. — Верно, — подтвердил Амикус и безошибочно бросил взгляд прямо на девушку, казалось бы, спрятавшуюся надёжнее некуда. — Выходите, мисс Грейнджер, вам совершенно нечего бояться! Она крепко сжала палочку в руке и вышла вперёд. Ей нечего было бояться, пока палочка была с ней. Ни одно заклинание не было забыто, и, какими бы проклятиями в неё не бросались, она любое смогла бы отбить без проблем. На её лице читалась полнейшая сосредоточенность и серьёзность. Она словно была зайцем, который попал в окружение волков — зайцем, который собирался принять вызов. Однако для волков на вид это было жалкой попыткой, так же, как для студентов, знавших, что её ожидает, и для самого Амикуса Кэрроу, которому только кресла не хватало для того, чтобы в полной мере насладиться зрелищем. — Начнём с первого пункта домашнего задания. По одному, не торопясь, — Амикус отошёл в сторону, ближе к выходу. Гермиона осталась стоять в центре. В голове перебрала несколько вариантов развития событий, но все они были, как ей казалось, достаточно щадящими по сравнению с тем, что ждало её на самом деле. Студенты достали свои палочки, но никто из них не решался начать первым. А Грейнджер думала только о том, как ей отразить все заклинания, которые вот-вот полетят в её сторону. Как и ожидалось, Симус решился первым. Он сделал шаг вперёд и выставил свою палочку на Гермиону. — С середины? — недовольно произнёс Кэрроу и хмыкнул. — Ладненько. Начинай. — Круцио! — ему и не требовалось разрешения. Грейнджер резко взмахнула палочкой и отразила заклинание «круциатус» — частично. В какой-то миг оно прошло прямиком сквозь неё — и Гермиона ничего не смогла с ним сделать. Симус продолжал держать палочку, остатки заклинания доживали своё в её теле. Она сдержала вопль, готовый вот-вот вырваться из её груди, и, превозмогая внутреннюю боль, послала ответное заклинание: — Инкарцеро. Не сработало. Симус прекратил воздействие, опасаясь, что оно сработает, но заклинание, которое должно было вырваться из палочки Гермионы, вообще не сработало. Гермиона сделала паузу, взглянула на свою палочку и повторила ещё раз, направив на Симуса: «Инкарцеро». Не сработало снова. Все молчали, ожидая сами не зная чего. В том числе и Амикус. Гермиона опустила свою руку и спрятала палочку обратно в карман, осознав, что ей, по сути, уже и нечем было защищаться. Она вновь оказалась в клетке, и на этот раз никто не собирался за неё заступаться. Кэрроу быстро смекнул, что произошло. Ему понравилось то выражение, с каким эта девчонка сдавалась уже на какой-то жалкой разминке. Палочка ей не принадлежала и слушаться её не собиралась. Вот в чём была проблема.***
В медкорпусе царило настоящее самообслуживание. Мадам Помфри по-прежнему оставалась за главную, но детей поступало так много, что она не успевала ухаживать за всеми. Оттого она иногда подходила к ним с тем или иным пузырьком, коротко указывала, что и как лечить, и уходила к более тяжёлому пациенту. Гермиону, сидевшую на койке у самого выхода, она почти не одарила взглядом. Пара ссадин на лице, трясущиеся руки — разве это заслуживало её внимания? — Вот тебе мазь, — коротко произнесла женщина и поспешила к следующему больному, какому-то мальчику с Пуффендуя со сломанной ногой. Гермиона тяжело выдохнула и, бросив короткий взгляд на мазь (абсолютно бесполезную, она была уверена), отложила тюбик в сторону. Она всё ещё не могла свыкнуться с мыслью, что палочка была поддельной. Или это была её палочка, но больше не принадлежала ей? Почему же не подействовало обычное заклинание связывания? Ведь оно изучается едва ли не на втором курсе! Грейнджер легла на койку и прикрылась простынёй. Как всегда, те были вычищены и выглажены, открахмалены. В медкорпусе всегда пахло по-особенному, и этот запах её успокаивал. Возможно, даже анестезия не успокоила бы её так, как атмосфера в этом помещении ещё в былые времена. Только остатки этой атмосферы и помогали ей отойти от прошедшего дня. Потому что физически тело по-прежнему было под напряжением, как будто малейшее прикосновение могло снова причинить ей нечеловеческую боль. «Итак, — подумала про себя девушка, спрятав уже половину лица за простынёй, — значит, Драко соврал мне. Вручил мне палочку, пообещал, что всё будет хорошо… Или я сама себе наобещала? В конце концов, зачем ему врать? Это же Драко! Должно же быть этому объяснение. Вряд ли он жаждал, чтобы Амикус Кэрроу пустил меня по кругу непростительного заклятья». Она коснулась своего кармана, откуда торчал конец волшебной палочки. Поджав губы, она аккуратно достала её двумя пальцами и расположила её вертикально прямо перед своим лицом. «Что ж, попробуем что-нибудь безобидное». Девушка направила палочку в сторону тюбика и шёпотом произнесла: «Диффиндо». Короткая светлая вспышка — и тюбик разрезался пополам. Жидкая голубоватая субстанция, находившаяся там, попала на белоснежные простыни. «Всё… получилось? Почему?» — Что я говорила по поводу колдовства?! — возмущённо воскликнула мадам Помфри, только заметившая палочку в руках студентки. Сделав ещё пару шагов, она разглядела синее яркое пятно на белой простыне. Лицо её побагровело. — Что это вы сделали, юная леди?! — Простите-простите, я всё уберу! — Гермиона засуетилась. Вновь подняв палочку, она пробормотала коротко: — Тергео. Однако пятно так и осталось на простыне, а цвет побагровевшего лица мадам Помфри как будто в несколько раз помножился. Девушке стало невыносимо стыдно за свои эксперименты. «Но… Почему это не сработало? Почему сработало только Диффиндо?» — А вот это, — мадам Помфри резко выхватила палочку из руки Гермионы и подняла её в воздух, — я заберу, пока вы сами себя не поранили. Заберёте тогда, когда вам станет лучше и вы сможете нормально ходить. Её рука ненадолго зависла в воздухе. Её как будто снова лишили чего-то, что за короткое время успело «прирасти» к руке. Она же волшебница! Ей нельзя не то, что жить, но и существовать без палочки! — Кто-нибудь, отведите её в лазарет. Эта грязнокровка сейчас истечёт кровью. Грейнджер сжала руку в кулак. Она устала унижаться, у неё как будто отняли всю гордость, стоило ей объявиться здесь. Если бы только палочка была её, она бы быстро показала этим людям, кем она являлась. Но без главного оружия любая борьба представлялась бесполезной. Почему же Драко её так подвёл? В чём она так провинилась перед ним? Они были друзьями — может даже, между ними было куда больше доверия, чем было между друзьями. По крайней мере, ей так казалось. Теперь всё летело в тартарары.