Тонкое искусство нарциссизма

Огни потухли в девять вечера, и Драко бесцельно бродил по коридорам в попытках развлечь себя. Амикус Кэрроу с большим наслаждением послал его в самое холодное крыло замка, когда староста явился за своим новым расписанием дежурств. Стоял ноябрь, и холод нещадно бил по стенам и окнам. А холодные стены, в свою очередь, действовали на учеников угнетающе. Вот и Драко, даже в своём утеплённом зелёном свитере, чувствовал этот враждебный холод, который лишь усиливался, стоило ему взглянуть в окно, где по-прежнему летали дементоры — стражи не покоя, но ограниченной свободы. Малфою быстро наскучило вечернее дежурство. Ближе к одиннадцати, когда даже портреты прекратили свои надоедливые разговоры и стали готовиться ко сну, его уже раздражало это крыло. Совсем недалеко располагалась башня Когтеврана, и буквально за пару минут до наступления комендантского часа он видел Полумну Лавгуд, подбегавшую к когтевранскому ворону. Её карманы были набиты сладостями, и сама она выглядела запыхавшейся и взволнованной, но взволнованной скорее приятно, нежели наоборот. «Неужто с Долгопупсом по углам зажималась?» — подумал тогда Малфой и усмехнулся собственным мыслям, сам не заметив, как издал при этом громкий смешок. Полумна резко обернулась в его сторону, но, столкнувшись с заинтересованным взглядом, никак не отреагировала — скорее даже успокоилась. Ответила на очередной вопрос ворона (что-то о самых опасных магических существах в Индийском океане) и скрылась в своей гостиной. Малфой постоял ещё немного, наблюдая за тем, как ворон чистит свои перья Удивительно, но даже в такие тёмные времена ребята находили способы красть провизию из кухни и строить свою личную жизнь. Впрочем, ничего интересного за вечер больше не произошло. Когтевранцы, в основном, не были бунтующим народом, и Драко про себя решил, что со спокойной душой может оставить их башню в покое. Вместо этого он решил навестить башню Гриффиндора. Скорее всего, Грейнджер как раз доделывала домашнее задание по Защите от Тёмных искусств (которое сама же себе и придумала, ибо занятия Амикуса Кэрроу больше походили на цирк, чем на настоящий курс магии). Об этом домашнем задании она говорила ему буквально при каждой встрече, и каждый раз — с огоньком в глазах. Впрочем, он не понимал, почему она была так озабочена этим предметом, если палочка у неё всё равно отсутствовала. Иногда он доставал эту палочку из своего тайника и внимательно разглядывал, уже с осознанием, что, по сути, это была одна из самых особенных палочек, которые ему доводилось видеть. Понятно, почему Гермиона только о ней и думала. Драко Малфой ушёл, поглощённый своими мыслями. Даже не заметил, как проход в башню Когтеврана приоткрылся, а Полумна Лавгуд просунула через него свою голову, любопытно осмотрела всё вокруг и шёпотом спросила полусонного ворона: — Он ушёл? — Ушёл, ушёл, мисс Лавгуд… — устало ответил ворон. Он уже вовсю клевал клювом и отвечал на вопросы ученицы нехотя. — Нечего вам шляться по ночам, идите спать… Полумна закусила губу. Она вернулась со встречи с Невиллом и готовилась к новой — договорилась встретиться с ним в их секретном месте в двенадцать ночи. Благо, что никто из старост не дежурил в коридорах допоздна — только Кэрроу, но и те дежурили крайне редко, предоставляя эту возможность старостам-мученикам. Ворон никогда не противился выпускать на ночь учеников, но терпеть не мог, когда его будили посреди ночи в попытке войти обратно. Вот тогда-то дежурные и прознавали о нарушителях — ругательства ворона, обычно спокойного и галантного, раздавались на весь коридор. Ворон заснул, даже не заметив, что Полумна так и не убрала из прохода свою голову. Когда его дыхание выровнялось, она аккуратно вышла и закрыла за собой дверь, после чего направилась в назначенное место. Встреча не терпела отлагательств. — Заячий опус. В отличие от многих портретов, Полная Дама поздними вечерами предпочитала читать любовные романы, а потому Драко не пришлось тратить силы на то, чтобы разбудить её. Но женщина явно выглядела обескуражено — он появлялся на пороге Гриффиндора уже не единожды, и это начинало раздражать. — Что за планы вы строите с этой… — женщина отложила в сторону книгу и попыталась найти слово поприличнее. — Предательницей? Ты приходишь в эту башню чаще, чем сюда заглядывает декан. — Вам бы следовало попридержать ваш язык, мадам, — огрызнулся Драко. — Иначе вас быстренько снимут с этого поста. — Ох, если бы! Пореже бы видеть твоё омерзительное лицо! — выдохнула Полная Дама, и картина открыла проход в гриффиндорскую гостиную. Как и ожидалось, в ней всё ещё горел свет. Малфой застал её сидящей на полу, у огня. Так бывало всегда. Она клала учебники на диван, а сама располагалась спиной к огню и использовала мебель как стол. Дурная привычка, выработавшаяся за столь краткий срок. — Давно ты занимаешься? — спросил он, а Гермиона даже не удивилась его внезапному появлению. Со скучающим видом она продолжила расписывать что-то на пергаменте. На его вопрос она ответила лишь спустя пару минут, когда Драко успел сесть рядом и прочитать первые несколько предложений. Гриффиндорка описывала воздействие заклинания Круциатус на внутренние органы, а также возможности восстановиться после него. Похоже, давалось ей это плохо. Всё, что она нашла в учебниках в библиотеке, было бесполезным барахлом. — Как же мне повезло, что твоя злосчастная деревяшка способна отразить хотя бы половину того, что на меня направляют, Малфой, — произнесла Гермиона. Она не злилась, по крайней мере, этого не было видно по её лицу. С того момента, как они поссорились у него в гостиной, прошло уже немало времени, и девушка привыкла к своей роли «пленницы», а возможно, так ему лишь казалось. Она больше не говорила со Снейпом, но и знала, что в этом не было пользы до тех пор, пока она не достанет свою палочку. — Всё так плохо? — Страшнее всего, когда на тренировке выходит Невилл, — Гермиона покачала головой. — Он весь немеет и замирает, словно… статуя. А Слизерин подзадоривает его. И кто-то из Гриффиндора тоже. У него так и не получилось причинить никому боли. К счастью. Мне кажется, он единственный, кто остаётся более-менее человеком во всём этом безумии. — А тебе удалось причинить боль кому-нибудь? — с интересом спросил слизеринец и придвинулся к краю дивана. Грейнджер посмотрела на него: у него в глазах отражалось пламя из камина, и лицо у него было серьёзным. Она любила, когда он был серьёзен. Но не когда она задавал подобные вопросы. — Ты же смеёшься? С этой палочкой только мух отгонять, — Гермиона рассмеялась. Она потянулась к следующему листу пергамента, ведь тот, что лежал перед ней, уже был заполнен. Он заметил синяки у неё на запястье и под предплечьем — только сейчас. Насыщенного жёлто-фиолетового цвета, они больше были похожи на часть её одежды. Синяки размером с раскрытую ладонь. Это задело его и разозлило. — Это не от Круциатуса, — констатировал он, но Гермиона удивлённо посмотрела на него, будто не поняла, о чём он говорил. — Ты о чём? — запнулась. — А… Да это так, я споткнулась. — Споткнулась, — повторил зачем-то Малфой и откинулся на спинку дивана, всё ещё не отрывая взгляда от её рук. Всем своим видом он показывал, что не верил ни единому её слову, что заставило её почувствовать себя какой-то уязвимой, оголённой. — Только попробуй лезть мне в голову, Малфой, — предупредила она, а сама побледнела до состояния цвета снега или белоснежной бумаги. — Я уже давно не лез ни к кому в голову, Грейнджер, — он тяжело выдохнул. — Они что-то делают с тобой, да? В смысле, Гриффиндор. Если ты до сих пор не готова довериться мне, то я никак не смогу тебе помочь… Если бы ты только попыталась довериться, я бы защитил тебя. — С палочкой я бы и сама смогла себя защитить. — Сколько можно о палочке! — раздражённо выпалил он и резко ударил по дивану рукой. Чернила, лежавшие на диване, вздрогнули. Часть их выплеснулась на пергамент и на красную обивку. Парень тут же затих, увидев на её лице явное выражение горечи и обиды. — Прости… Он не знал, за что извинялся: за пролитые чернила или за свою упёртость. — Забудь. Я просто… Просто надеялась, что ты сможешь мне помочь, — прошептала Гермиона и продолжила писать, как будто не было этого чёрного пятна, как будто обивка вокруг не промокла насквозь от грязи. Ничего не говоря, он применил очищающее заклинание и продолжил сидеть, уже молча. Он не хотел уходить, её присутствие успокаивало его постоянно тревожную душу. Она была единственным приближенным к нему и нормальным человеком, который не знал о том, что он сделал, и то, что она не бросала на него полные презрения взгляды, хоть немного давало ему надежду на то, что когда-нибудь всё восстановится. Когда-нибудь он смоет с себя всё содеянное. Они помолчали ещё около десяти мучительных минут. Пока она писала, он уже втянулся в её домашнюю работу и следил за тем, что она пишет. С чем-то он был в корне не согласен — в особенности тогда, когда Гермиона стала писать от себя, полностью игнорируя учебники. Но говорить об этом не решался. — Грейнджер… Помнишь ацтекские чаши? — спросил он невзначай. Казалось, она уже заканчивала писать, и что-то подсказывало ему, что она не была довольна своей работой. А если она была недовольна, то скорее всего собиралась писать её заново. — Такое уж вряд ли забудешь, — она хмыкнула. Она по-прежнему не смотрела на него, только собирала все пергаменты вместе и ставила чернила на пол, расчищая диван, чтобы сесть самой. — Это были чаши жертвоприношений. Знаешь, почему они так хорошо всасывали Тёмную магию? — может, наконец, и пришло время блеснуть своими знаниями в области ацтекской, уже давно погибшей, магии? — И почему же? — Потому что Тёмная магия — это магия крови. Никак не иначе. И чаша, предназначавшаяся для пищи богов, отлично подходит для подобной магии. Считай, что мы подарили всю ту тёмную энергию ацтекским богам — несуществующим, конечно, чтобы они наслаждались всей той кровью, что эта магия вызвала. — И зачем ты мне это говоришь? — Ты могла бы стать таким сосудом, поглощающим Тёмную магию. Если бы мы нашли способ. — З-зачем? — пробормотала Гермиона и съёжилась, словно невидимая холодная рука коснулась её.  — Хотя бы затем, чтобы на тебя не действовал Круциатус. Или его остатки. Просто те заклинания, которые высасывают человеческую энергию. Они бы просто самоуничтожились. Конечно, это только теория… — Пусть это только и будет теорией, Драко, — строго произнесла девушка, прервав его. Огонь, прежде пылавший в его глазах, чуть поугас, стоило ему заметить, что энтузиазма у неё особо не наблюдалось. — Ты знаешь, что случилось с чашами после того, как шкаф был починен? Драко отрицательно покачал головой, хотя на самом деле знал ответ. В день, когда из шкафа выбрались Пожиратели, он достал чаши, измятые и потерявшие свой цвет, и спрятал их в ту же коробку — не мог поступить с ними иначе, ведь они сослужили хорошую, пусть и тёмную, службу. — Ты врёшь, снова, — тяжело выдохнула Грейнджер. — Я заходила в Выручай-комнату. Я открывала коробку с шестью чашами — это ты их туда положил, больше некому. Знаешь, почему они так выглядят? Потому что Тёмная магия, питавшая их, иссякла. Постепенно им стало не хватать энергии. Если раньше они жили без неё спокойно, то потом как бы втянулись, их внешнее состояние стало зависеть от магии, хотя сама их суть уже давно оказалась обезображенной. Думаешь, если бы нам удалось придумать что-то с человеком, то это не касалось бы его точно так же? Законы трансфигурации, равноценного обмена, базовые принципы зельеварения. В конце концов, просто здравый ум. Ты что, зря учился все эти годы? В ответ Малфой слегка улыбнулся. Сама суть её слов была ясна, но он больше зациклился на том, как она рассказывала. Так бывало в старые добрые дни в библиотеке, когда он, на курсе третьем-четвёртом, приходил, чтобы поучить что-то в тишине, а Гермиона стояла где-то в центре читального зала перед Уизли и Поттером и разъясняла им всё по пальцам. Это раздражало, но сейчас Малфой признавался сам себе: у него были неплохие оценки только потому, что он, сидя спиной к гриффиндорцам и закрывшись от них книгой, реально слушал, что она говорила. Чёрта-с-два он когда-нибудь признается ей в этом. Идея с сосудом пришла к нему совсем недавно, и отчасти он понимал, что подобное невозможно. Человек не чаша, и невозможно превратить его в сосуд, принимающий тёмную магию бесконечно долго. А если подобное и возможно, то, только пожертвовав всем, что есть: своей жизнью, своей личностью, своими воспоминаниями. — Просто никогда не вспоминай этого и даже не думай об этом, — Гермиона уселась рядом с ним и прижала ноги к груди. Посмотрела в огонь и выдохнула облегчённо, словно какая-то часть ноши, которая постоянно была с ней, отпала. Особенно когда он положил руку на спинку дивана за её спиной, слегка коснувшись её затылка. У неё мурашки побежали по коже. Ещё неожиданнее было, когда он легко коснулся пальцами её головы и подтолкнул её голову к своему плечу. Впервые за всё время их совершенно непонятных отношений он позволил себе подобное, и она не воспротивилась. Хотя глубоко в душе корила себя за это, потому что Малфой был той причиной, по которой она сидела здесь. — Тогда, может, вернёмся к теме твоих синяков? — спросил он, тут же всё испортив. Она ведь только начала наслаждаться тишиной и им, сидевшим рядом. Но его вопрос словно разбудил её. Она захотела встать, но он вновь удержал её рукой, прижав к себе ещё сильнее. Сопротивляться не было сил, да и, честно говоря, не хотелось. — Расскажи мне, — его голос — голос искусителя, успокаивающий и настораживающий одновременно. Сначала он говорил такие абсурдные вещи, предлагал буквально коснуться Солнца — стать неуязвимым для заклинаний, стать их поглощающим сосудом, впитывающей губкой. После он отвлекался от этих мыслей так просто, ненавязчиво, и переходил к заботе. Как будто ничего не стоило вот так просто отказаться о мыслях о тёмном магии. Но Гермиона знала, что где-то в мыслях он всё ещё думал об этом, и думал подробно. В конце концов, если люди изобрели крестражи, то почему никто не смог изобрести совершенного человека? Второй рукой он коснулся её подбородка. Просто коснулся, никакого намёка. Сам — смотрел в огонь, и грудь его умеренно вздымалась и опускалась. Он был совершенно спокоен, и, казалось, огонь стирал всё его угнетающее. И его пальцы продолжали поглаживать её подбородок, словно она была кошкой, а не девушкой, насильно прижатой к мужскому телу. — Боюсь, ты их убьёшь, — насмешливо произнесла она. Щекотки она не боялась, а потому продолжала лежать и улыбаться, пусть пока неуверенно. Даже не заметила, как его рука дрогнула. — Как это случилось? — спросил он, постаравшись сохранить свой тон прежним, тихим и умиротворённым. Хотя внутри уже давным-давно всё сотрясалось от волнения, от паники, от нехватки воздуха. — Ну… — нехотя начала девушка и чуть пошевелила головой, чтобы поудобнее устроиться. — Они ждут вечера. Когда я возвращаюсь из библиотеки или с вечерних дополнительных занятий у МакГонагалл. Поджидают меня — вот прямо здесь. А после… тренируют всё, что пожелают, прекрасно зная, что я безоружна. Забавно, да? — Ты не должна говорить об этом так спокойно, — твёрдо произнёс он и убрал свою руку с её подбородка. Побоялся, что равно или поздно она почувствует напряжение в его руке. — Забавно, — продолжила Грейнджер, — что так поступает мой факультет. Наверное, если бы я жила в слизеринских подземельях, меня бы боготворили, а? — В следующий раз дай им отпор. Неважно как, даже если квиддичной битой. Чем угодно. Пусть истекают кровью, — прошипел Малфой. Теперь Гермионе не хватало его руки на своём лице, а злобный тон, которым он говорил, напоминал ей о прежнем Малфое — том, который когда-то сам наслаждался её болью. — У тебя очень практичные советы, знаешь? — пробормотала девушка, но, какими бы серьёзными ни были его слова, не смогла убрать улыбки с лица. Если бы захотел, сам заступился за неё. Но она бы всё равно не сказала имён. Хотя в основном и гадать не приходилось, ведь Лаванда Браун и Симус Финниган никогда не скрывали своего отношения к ней, даже при самых строгих преподавателях. — Я серьёзно. Без палочки ты по-прежнему Грейнджер. Ты умна, целеустремлённа и в какой-то степени хитра. Настырна, капризна и чересчур любопытна. Ты переплюнешь их в любом виде борьбы, если придётся драться врукопашную. — Мне казалось, ты не увлекаешься маггловскими видами спорта, — удивлённо произнесла Гермиона, отойдя от основной темы их разговора. — Не увлекаюсь. Просто как-то шёл мимо маггловского дома, а там… там новости на полную громкость. — Случайно не Привит-Драйв? — она расхохоталась, звонко и совершенно свободно, как будто тиски окружавшего мира не сжимали её со всех сторон. — Гарри всегда жаловался, что его предки слушают телевизор на полную катушку, как будто оглохли от постоянных своих криков на него. Малфой в ответ насупился. О Поттере он уже давно не вспоминал, да и слышно о нём ничего не было. С того проникновения в Министерство он словно сквозь землю провалился.  — Гермиона, — произнёс он и чуть отклонился в сторону, чтобы девушка приподнялась с места и посмотрела прямо в его лицо. Они оказались буквально в нескольких сантиметрах, и выражения у обоих были напряжены от разговора, который у каждого вызывал самые разные эмоции. У него тревогу, неожиданное желание защищать и такую привычную ненависть, а у неё — удивительное умиротворение и просто глупое желание улыбаться. Словно они и не ссорились вовсе. — Я ведь не шучу, — Малфой хотел снова протянуть к ней руку, но Грейнджер просто придвинулась к нему ещё ближе, не позволив этого сделать. Он по-прежнему злился, это было видно по его наморщенному лбу. — Ты должна переехать ко мне. Прямо сейчас. И твои синяки исчезнут навсегда, на твоей коже вообще больше никогда не будет ни синяков, ни грязи, ни слёз. Она ничего не произнесла в ответ. Лишь робко улыбнулась и сделала ещё одно движение вперёд — к его губам. К его по-смешному серьёзному лицу. В тот момент из-за какого-то странного прилива ей показалось, что, даже если бы рушились атомы в воздухе, она бы всё равно продолжала тянуться только в одном направлении.

***

— Сегодня вы особо мечтательны, мисс Грейнджер, — недовольно пробормотала МакГонагалл и легко ударила студентку по руке — та вот уже около пяти минут ничего не писала. Минерва вообще никогда не была довольна Грейнджер, пусть та и проявляла своё прежнее стремление к знаниям и не упускала случая поумничать. Стоял самый разгар дня, но у многих студентов был отдых от занятий, так как впервые за долгое время Кэрроу по какой-то неизвестной причине отсутствовали в замке. Но для Гермионы это было отличным шансом выпросить дополнительное занятие у декана Гриффиндора, которая хладнокровно отнеслась к этой просьбе, но, тем не менее, не отказалась её исполнять — Извините, — Гермиона вздрогнула и убрала руку. — Профессор… Могу я задать вопрос? Кхм… Возможно ли избежать воздействия на мага непростительных заклятий? — С чего бы такой вопрос, юная леди? — женщина поджала губы и замерла напротив студентки в ожидании ответа. — Просто… — Гермиона взяла перо в руки и потянулась было к чернильнице, однако всё ещё ждала, что преподаватель ответит на столь каверзный вопрос. — Что ж… Вы знаете, что Империо и Круциатус отбить возможно. Но третье заклятье никто никогда не переживал — кроме обеим нам известного человека, разумеется. — Возможно ли каким-то образом сделать человека невосприимчивым к трём непростительным? — Только если магия будет в несколько раз чернее и древнее. Но это невозможно, — МакГонагалл покачала головой. Её взгляд не отрывался от Гермионы, в нём читалось подозрение и только-только зарождающееся сомнение. — Вместе с исчезновением племён Скандинавии и Америки исчезла и их магия, которая даже по сей день считается наиболее опасной, так как для её использования были необходимы человеческие жертвы. Вы будете писать дальше? Или пойдёте увлекаться чёрной магией? Гермиона вспыхнула — она вовсе не для того спрашивала, чтобы использовать знания в своих целях. Она так же, как и Макгонагалл, не верила в то, что подобное вообще возможно. Терять всё равно было нечего, поэтому она осмелилась продолжить этот разговор, хотя по лицу декана было видно, что та никоим образом не собиралась больше отвечать. — Но некоторые из наших магических ритуалов требуют жертв — не человеческих, но других. Требуют крови. — Отголоски прошлого, — выдохнула женщина и отвернулась от Гермионы к окну. — После открытия Америки индейцы учили европейцев не только тому, как надо садить овощи. Основам своей магии тоже. Постепенно эта магия изжила себя, остались только вот такие напоминания. — Ясно, — Гермиона кашлянула, чтобы показать, что больше ничего спрашивать не хочет. — Спасибо. «Значит, такую магию вполне можно было бы возродить. Как следопыты по следам человека могут определить, куда он пошёл и что делал, так и в магии это возможно. Но я же не собираюсь этим заниматься, верно? И Драко тоже. Но его глаза. Как будто на миг его буквально захватила эта идея», — она писала, но больше не думала, о чём пишет. Гриффиндорка вернулась с индивидуальных занятий только во второй половине дня, когда обед уже давно был съеден студентами и те никак не спешили уходить из Большого зала. Некоторые достали из своих сумок учебники, а некоторые просто скучковались и стали яростно обсуждать последние события в мире магии. Хотя, по сути, все были ограждены от реального мира в этом месте. Даже поход в Хогсмид, за исключением редких случаев, был строго запрещён, лишь потому, что дементоры не побрезговали бы свежей душонкой, отправившейся всего лишь выпить стакан свежего сливочного пива. Обычно гриффиндорцы садились ближе к выходу, оставляя посередине много свободного места. Так Гермиона могла не беспокоиться, что ей будет негде сидеть. Но на этот раз все столы Гриффиндора были поголовно заняты. Некоторые из гриффиндорцев, заметившие появление девушки, стали перешёптываться с недовольными лицами. Не стоило и думать, о чём они говорили. Скорее всего о чём-то вроде: «А вот и эта припёрлась!» Грейнджер постояла ещё недолго, осматриваясь по сторонам и выискивая место — где угодно, только не рядом со своим факультетом. — Грейнджер! — услышала она со стороны, с которой она меньше всего ожидала это услышать. Повернула голову и тут же заметила Блейза Забини, который с непроницаемым лицом махал ей рукой, приглашая сесть с ними за стол. — Забини, мать твою, что ты делаешь?! — прошипела Пэнси, сидевшая с ним рядом. Гермиона, приблизившаяся уже достаточно, чтобы это услышать, только и могла, что усмехнуться. Она ведь могла и отказаться, но, возможно, только ради этого недовольного восклицания Пэнси и согласилась. Казалось, несколько десятков пар глаз, как с её факультета, так и с других, провожали её удивлёнными взглядами. Даже преподаватели, включая Снейпа, вполне могли бы удивиться подобной ситуации. Вот только Северуса не было на месте, как и большую часть того времени, когда он должен был присутствовать на ученических мероприятиях. Так же, как и Снейпа, не было и Драко. Она не виделась с ним с позавчерашнего дня, и ей, честно признаться, не хватало его. Гермиона села прямо напротив Забини. Как раз перед ней стояла нетронутая тарелка картофельного пюре и мяса с подливкой. Тут же вспомнила, что села на место Малфоя, и почувствовала себя неловко, но лёгкая улыбка на лице Забини смогла отмести все её сомнения. Среди слизеринцев она вдруг почувствовала себя не чужой. Пусть они любили её за то, что она делала не по своей воле, но они не отвергали её (не считая, разумеется, Паркинсон). И очень быстро любопытные взгляды Слизерина прекратили направляться в её сторону, она стала частью того коллектива, на который все эти годы она просто смотрела со стороны. Пэнси молча перелистнула книгу, которая лежала перед ней, и насупилась ещё больше, когда Блейз обратился к гриффиндорке: — Много тебе достаётся, а? Кажется, Гриффиндор уже даже перебарщивает со своим бойкотом. — Их можно понять, — ответила Гермиона и знала, что была права. Любой человек, даже самый близкий, был способен на подобное отношение, если сталкивался с предательством. Грейнджер не была глупа и не пыталась как-то поменять подобное отношение к себе, но только потому, что знала: в такое время это сделать было невозможно. Только если она попыталась бы спасти чью-то жизнь или отдала свою жизнь взамен чьей-то. А пока что такой возможности не предоставлялось. — Конечно, можно, — фыркнула Пэнси и подняла голову. Только сейчас Гермиона заметила, что её книга лежала верх тормашками. Для вида? — Грейнджер — грёбаная дезертирша. Предательница, которая так и не смогла определиться со стороной, и сбежала, когда представился шанс, когда Пожиратели только ступили на территорию Хогвартса. Мне. От тебя. Противно. — И тем не менее, эта не главная причина, по которой её не выносишь, а? — заметил Блейз. — Всё из-за Малфоя? Из-за того, что я сказал тебе, что видел Грейнджер у него в гостиной? — Замолкни, Блейз! А ты вообще не имеешь никакого права находиться рядом с Драко! — воскликнула Пэнси. Гермиона взяла в руки вилку и нож и принялась тщательно резать мясо на куски. — Ты вообще меня слушаешь? — О, прости, я так голодна, — пробормотала гриффиндорка, хотя на самом деле никакой кусок не лез ей в горло. Она просто не желала ссориться по таким пустякам, когда в мире назревало столько проблем. — Но, Грейнджер, — Блейз облокотился о стол и с ухмылкой на лице стал наблюдать, как в её рту пропадают небольшие куски мяса, как она сглатывает их и пытается заставить себя откусить мясо снова. — Почему ты всё ещё живёшь в гостиной Гриффиндора? Казалось, вам давно уже пора жить с Драко вместе, вы же пара, нет? Или ты предпочитаешь иметь образ неприступной роковой соблазнительницы? Гермиона тут же закашлялась и в шоке посмотрела на Блейза. Усмешка продолжала украшать его лицо, и в этот же момент она почувствовала под столом его ногу, легко коснувшуюся её лодыжки и прошедшуюся чуть вверх. Лицо гриффиндорки побагровело, и даже самой ей было сложно сказать, от злости или от смущения. — Блейз, ты несёшь какую-то херню! — прошипела Пэнси и резко ударила того по голове своей увесистой книгой. Грейнджер отодвинула от себя тарелку и молча встала с места. Пока Пэнси ругала Блейза за глупые высказывания за столом (от которых, по её словам, её начинало «тошнить»), она тихо поблагодарила слизеринцев за гостеприимство и, схватив свою сумку, переступила через скамью. — Грейнджер, вот ты где! Она столкнулась с Малфоем как раз тогда, когда лишь захотела отступить от стола. — А, Драко, привет! — громко поприветствовал друга Забини. После чего посмотрел на Гермиону и подмигнул ей с задорной улыбкой: — А мы тут болтали с твоей подружкой. Староста школы выглядел встревоженным, даже больше — обескураженным. Он не одарил Блейза никаким знаком внимания, он только схватил Грейнджер за запястье и повёл к выходу, то и дело подгоняя. — Что случилось? Очень быстро девушка запыхалась от быстрой ходьбы. Её раздражало то молчание, с которым вёл её парень, и та ярость, с которой он на неё посмотрел. — Да что произошло?! — Грёбаный Долгопупс и Полоумная. Их только что поймали. — Поймали? В смысле — поймали? — За кражей меча Гриффиндора поймали, — огрызнулся Малфой, не в себя злой. — Живее!