Тонкое искусство нарциссизма

«Отдайте мне Гарри Поттера, и никто не пострадает». Когда директор школы Северус Снейп сбежал, в школе Хогвартс вновь засияли огни надежды. Предупреждение Волан-де-Морта было лишь одной из многих проблем, с которыми всем пришлось столкнуться. Кто-то боролся с желанием сразу же сдать Гарри Поттера — кто-то, как слизеринцы, а кому-то пришлось бороться с первыми, чтобы те не натворили глупостей. Кроме того, практически все участвовали в обустройстве защиты замка, чтобы как можно дольше держать оборону. Гермиона не относилась ни к тем, ни к другим. Она прекрасно знала, каким был Северус Снейп на самом деле. Не предателем. Она знала, что единственные враги, которые остались внутри их замка — это Алекто и Амикус Кэрроу, которых заперли в том самом подвале, где когда-то сидела она. А Снейп (все притворились, что этого не заметили) отразил заклинание МакГонагалл прямо в этих двоих, чтобы оглушить их. Она ненавидела их. И пока Рон и Гарри пытались разобраться, где могли находиться крестражи, она мечтала только о том, как бы вытравить этих мерзких прислужников Темного Лорда, которые когда-то подавили ее волю. — Мне нужно кое-что сделать, — девушка сказала это отстраненным и притихшим голосом, словно эти назойливые мысли никак не могли дать ей покоя. — Прости, Рон, я не могу пойти с тобой. Он как раз только подал идею о том, что крестраж можно уничтожить клыком василиска там, в подземелье, и Гермиона была бы рада пойти с ним, если не то удушающее чувство, что она не сможет спокойно дышать, пока они будут живы. Сколько людей убили они, чтобы подняться? Их смерть ведь не будет ничего значить, так пусть они умрут, как умрет сегодня кто-то, кто может быть дорог ей. — Ладно, — удивленно произнес Рон. — Ну тогда… я схожу один? Это было неправильно. Гарри и Рон прекрасно это понимали, Гермиона не должна была бросать его одного. Хотя бы потому, что он мог не справиться с остаточными действиями заклинания Волан-де-Морта после уничтожения крестража. Едва ли это понимала сама Гермиона, потому что уже спустя пару секунд она направлялась в сторону подземелий, где должны были находиться пленники. — Рон… — прошептал Гарри, глядя Гермионе вслед. — Возьми с собой кого-нибудь из наших. Тебе нельзя оставаться одному. Я пойду поищу Серую даму. — Есть, капитан, — как-то расстроенно пробормотал Рон и развернулся было, чтобы уйти. — Стой! — прокричал Гарри, и Уизли обернулся с вопросительным выражением на лице. Гарри помедлил, но все же произнес: — Когда все закончится, нам придется хорошенько встряхнуть ее, ты понимаешь? — Да нам и самим не помешало бы, — ответил Рон с усмешкой и ушел. Девушка тем временем уже успела добраться до подземелья и прокрутить в голове миллион сценариев того, что она будет делать. О, без сомнения — наслаждаться своей победой. Алекто и Амикус были в клетке. Волшебные палочки лежали на столе в нескольких метрах от них в плотно закрытой деревянной шкатулке. Когда Гермиона зашла внутрь (эта противная тяжелая дверь скрипела все так же), они даже не посмотрели на нее. Брат и сестра сидели на полу друг напротив друга и будто о чем-то говорили, но только не словами — взглядами. — Пришла порадоваться своей победе? — спросила Алекто. Из них двоих она всегда казалась куда умнее, и иногда, очень редко, Гермиона даже чувствовала, что та нравится ей. Конечно, не в те моменты, когда пытала бедных студентов в попытках сознаться в том, чего они не совершали. — Отчасти, — ответила Гермиона. Она подошла к столу и взяла в руки шкатулку. Приоткрыла ее и заглянула внутрь. — Бедняжки, теперь они навсегда останутся без своих хозяев. — Я могу свернуть тебе шею и без палочки, мелкая дрянь, — послышался хриплый голос Амикуса. Он же, в отличие от Алекто, был для Гермионы просто злобной свиньей. По крайней мере сейчас, ощущая это омерзение к нему, его грязной коже, грязному взгляду и сальным волосам, девушка со спокойной душой уже решила, кого убьет первым. Убьет. За все месяцы страданий, пыток и издевательств, за то, что пытались быть кем-то, кем не являлись. Могущественными волшебниками, способными раздавить чужую волю. Гермиона достала свою палочку и взяла ее в руки так, словно пыталась проверить ее на легкость. Затем прищурилась с едва заметной улыбкой: — Знаете, что я заметила за собой в последнее время? Чем сильнее я становлюсь, тем слабее становятся те, кто находится рядом со мной, — Гермиона подошла к ним чуть ближе, совершенно не опасаясь того, что обессиленные Кэрроу смогут что-нибудь сделать. Потом приблизилась снова. — Вернее, один человек подал мне эту идею. Знаете, я сначала не очень обрадовалась. Не хочется делать больно близким людям. Но потом я задумалась: ведь можно просто держаться от них подальше, быть ближе к таким, как вы. А что? Вас мне совершенно не жаль. Наконец, она была достаточно близко, чтобы двое, будь у них желание, протянули сквозь прутья руки и задушили ее, наслаждаясь каждым ее последним вздохом, потому что для них она была точно такой же пешкой в большой игре, как и они для нее. — И что же ты будешь делать? — Алекто улыбнулась. — Давай, покажи нам свою супергеройскую силу, чтобы мы поразились ей. — Мне ничего не надо вам доказывать. Я могу лишь показать, на что теперь могу решиться. Наконец, Грейнджер аккуратно сняла свою ветровку и положила ее на пол, после чего сама села на нее и направила на них палочку. Гермиона уже все продумала. Она и предполагала, и проверяла, и делала все, чтобы удостовериться в том, что действительно способна на то, на что способна. Все дело было в магии, которую она использовала. И в ее чувствах. Например, чем больше усилий она прикладывала к боевому заклинанию, тем слабее становился противник и его защита, но не потому, что заклинание на него действовало, а потому, что Гермиона брала энергию не свою, а противника. Это действительно походило на кровную магию жертвоприношений, только применялась кровь не напрямую. Гарри знал об этой ее особенности, но пообещал никому не говорить. Потому что сам чуть не стал ее жертвой. Она была рада, что хотя бы теперь может довериться ему. Он знал ее главный секрет, но пообещал пока ничего не рассказывать Рону. Ей нравилась эта способность, за исключением некоторых моментов. Например, со временем после применения способности она чувствовала, как черствеет. Конечно, черствость вообще была свойственна ей в последние месяцы, но эта безэмоциональность постепенно начинала её пугать. Она не боялась, если ее друзья умрут, или если умрет Драко. Она не боялась, если умрет сама, или если в следующее мгновение Хогвартс рухнет и мир станет принадлежать Волан-де-Морту. Она только хотела быть сильной, а для того, чтобы быть сильной, ей нужно было рисковать жизнью остальных.

***

— Малфой всегда так, — пробираясь через надоедливые ветви деревьев и кусты, Гарри все продолжал осуждать поступок Драко. — Не успеет прийти, так сразу уходит, и непонятно, что он делает и зачем. Гермиона шла следом, поглощенная своими мыслями. Ее не слишком волновали слова Гарри, потому что она знала истинную причину ухода Малфоя. К тому же, Гарри знал, куда они идут, поэтому девушка не видела смысла убиваться по поводу того, что их лишь двое. Чем меньше людей, тем менее заметными они будут, когда настанет пора скрываться. Ее больше волновали слова Драко. Неужели Волан-де-Морт действительно что-то сделал с ней? Что-то, чего она не может вспомнить? — Что он тебе сказал? — она едва не столкнулась с Гарри, пока шла вперед. Не заметила, как тот встал впереди и вопросительно взглянул на нее. — Он… Гарри, — она чуть встряхнула головой, пытаясь прийти в себя. У нее были весьма нечеткие представления о том, что влекли за собой слова Малфоя, потому что на данный момент она чувствовала себя вполне прилично, разве что было немного жарко. — Мне нужно кое-что проверить, но тебе может показаться это странным. — Что? — парень нахмурился. Гермиона обошла его и прошла чуть вперед, чтобы между ними было метров пять открытого пространства. Деревья в этом месте расступались, образуя небольшую поляну. — Попробуй отразить мое заклинание, — попросила Грейнджер, а сама уже достала свою палочку. — Э-э… Ты серьезно? Мне не кажется, что сейчас лучшее время, чтобы… — Гарри, — остановила она его. В ее взгляде он заметил настоящее волнение. — Пожалуйста. — Ладно-ладно, — пробормотал Гарри, затем тоже достал палочку и направил ее на подругу. Гермиона не стала предупреждать или спрашивать, она резко выбросила руку вперед и произнесла так тихо, что Гарри на расстоянии едва расслышал: — Stupefy. — Protego. В обычной ситуации заклинание Гермионы просто отразилось бы, как это обычно бывало при хорошо выстроенном защитном заклинании. Однако, хотя Гарри и был уверен, что в защитных заклинаниях ему нет равных (не считая, конечно, Гермионы), заклинание Гермионы, чем дольше оно воздействовало на щит, будто пробивало его, делало его слабее. Гарри чувствовал, что, сколько он ни прикладывал усилий, чтобы сделать его более крепким, все было напрасно, потому что заклинание Гермионы все равно становилось сильнее. Он не успел ничего сделать, ни отскочить в сторону, ни даже просто попросить девушку остановиться. Как только щит был разрушен, заклинание ударило по нему, словно молотком по хрупкой стене, и Гарри отлетел на несколько метров назад, спиной сбивая все ветки, что попадались ему на пути. Еще чуть-чуть — и он пришиб бы себе голову или что еще. К счастью, падение было не таким тяжелым, как полет. Очень быстро Поттер снова был на ногах, однако то, что защитное заклинание сработало так плохо, хорошо ударило его по самолюбию. Это заклинание они проходили на первом курсе. Его знали все, даже те, кто никогда не открывал учебников. — Хм, — только и сказала Гермиона. Когда он падал, она не произнесла ни слова, даже не извинилась, но определенно подруга уже ждала чего-то подобного. Теперь на ее лице не было написано никакого волнения, только чистая заинтересованность. — Забавно. — Что тут забавного? — пробормотал Гарри и, убрав палочку, резко пошел вперед, к Гермионе. — Ты бы хотя бы попросила прощения. — Ты ничего не заметил? — последовал вопрос. Карие глаза как-то безразлично изучали его лицо. — Чем сильнее ты старался, тем лучше получалось у меня. — И что это значит? Гермиона тоже убрала палочку, а затем пожала плечами. — Я пока не очень понимаю. Но кажется, Волан-де-Морт что-то сделал со мной. В плане магии. Я будто какой-то неиссякаемый источник силы. Будто… Мне все ни по чем, понимаешь? У тебя было такое чувство? — Примерно до шестого курса — да, — ответил Гарри, а сам подумал: «Пока не убили Сириуса». — И что же ты будешь делать? — Сначала надо выяснить, насколько это плохо отразится на мне, — ответила девушка. — Потом, если все будет очень и очень плохо, надо будет выяснить, как от этого избавиться. — Возможно ли, что и Непростительные на тебя не повлияют? — этот вопрос возник у него в голове сразу же, стоило ему понять, к чему Гермиона вела все это время. — Хочешь проверить? — Гермиона усмехнулась. В глазах ее показалось две веселые искорки, и сама она будто оживилась от азарта. Она явно была настроена решительно, в то время как Гарри замер от удивления и непонимания. Проверять ему не хотелось.

***

— Incendio, — произнесла она, и небольшая искра огня вырвалась из палочки, попав на одежду Амикуса. Огонь стал медленно, но неотступно пробираться по тканям вверх. Мужчина еще не успел закричать, как большая часть его одежды была в огне. Она просто сидела снаружи и смотрела, как этот человек, всегда вызывавший у нее в душе только лютую ненависть, будто приплясывал, пытаясь избавиться от огня на своей одежде, а Алекто, будучи совсем недалеко от него, одновременно пыталась потушить огонь и в то же время не загореться самой. До чего же потешно. Когда огонь охватил все тело, закричала уже и Алекто. Она и кричала, и плакала — это был ее брат, может быть, она даже его не любила, но он был человеком, который провел рядом с ней большую часть своей жизни, и это было действительно страшно — видеть, как умирает близкий человек, но даже практически не видеть его лица, потому что огонь охватил уже абсолютно все. — Прекрати это! — закричала Алекто, и это была то ли просьба, то ли приказ, но Гермиона не послушала бы ни того, ни другого. Она только думала, что сделает с ней, со второй, когда тело Амикуса упадет к ее ногам. Но оно все не падало, потому что Амикус Кэрроу привык бороться за свою жизнь до последнего. — Aquamenti, — внезапный поток воды хлынул прямо в клетку. Гермиона резко обернулась: за ее спиной стоял Драко Малфой, и он сосредоточенно пытался потушить огонь, как будто то, что зачинщица поджога, она, ни капли его не волновала. — Драко! — воскликнула Алекто омерзительно нежным голоском, будто всю свою жизнь его боготворила, хотя на деле едва ли она сейчас была благодарна ему. — Спасибо тебе! Огонь был потушен. Амикус упал на землю без сознания, и Алекто склонилась над ним, чтобы проверить его пульс. Но ни Драко, ни Гермиону не заботило, каково его состояние. Он заслужил, в каком бы виде не получил свое наказание. Малфою просто не хотелось, чтобы палачом была она. — Зачем ты это сделал? — процедила Гермиона. — Кто тебя просил его спасать? — Ты не должна быть такой, Грейнджер. Это не ты, — произнес Малфой и забрал у нее палочку, не успела она даже возразить. — Месть — это не твоя прерогатива. Ты должна думать совершенно о другом. — Драко, — девушка снова посмотрела на клетку, в которой Алекто склонилась над обгоревшим телом, не зная, что ей делать. Затем закрыла лицо руками и тяжело вздохнула, пытаясь успокоиться. — Думаешь, моим родителям было не больнее? Думаешь, когда они умирали, им не было больно? А всем остальным, кто подвергался пыткам Пожирателей? Почему они должны сидеть в тюрьме за то, что сотворили? Почему не заставить их страдать точно так же? — Сейчас надо думать не об этом. Сейчас на кону тысячи жизней. Наш главный враг — это Темный Лорд, Гермиона, понимаешь? И ты просто стала игрушкой в его руках. Вот кого действительно нам всем надо победить. И когда он умрет, с тобой снова все будет в порядке. — Что мне делать? — Гермиона искренне хотела услышать ответ и надеялась, что ответ будет стоящим. — Как я могу помочь, если постоянно все порчу? — Пойдем, — Драко тоже посмотрел на клетку, когда взял девушку за руку. Амикусу Кэрроу недолго осталось, возможно, час или два. Слишком сильны были ожоги. И ни медики, ни кто-либо другой не мог это исправить, да и хотел бы? Его только пугало, что Гермиона вообще была на это способна. Если была, то до каких способов убийства она могла бы опуститься, если бы дала себе волю? Где-то вдалеке послышался взрыв. Для всего Хогвартса это означало только одно: начиналась настоящая битва. Люди, прежде стоявшие на обороне, подвергались куда большей опасности, чем прежде, и Гермиона знала, что смертей в этой битве не избежать. Возможно даже, что умрут самые близкие. Почему же это перестало ее волновать? — Ты видел Гарри? — спросила Гермиона. — Ты не пойдешь к нему, — решительно ответил Драко. Он буквально тащил ее по коридорам: досюда враги пока не успели добраться, и он намеревался исполнить то, что тщательно продумал, пока добирался сюда. — Почему? — послышался ее вопрос, и Малфой честно удивился, что он вообще прозвучал. — Грейнджер, посмотри на себя. Ты улыбаешься. Улыбаешься. Не думаю, что ты в порядке. Я не знаю, что у тебя творится в голове, но то, что ты сделала с Амикусом… Это просто какой-то кошмар. — Но он же заслужил… — Я знаю, что заслужил, — его голос еще никогда не звучал так резко. Сейчас он был больше похож на родителя, который пытался урезонить ребенка, а не на парня, который пытался спасти свою девушку от полного сумасшествия. — Но это не ты должна наказывать его. Ты вообще не должна была доходить до такого. — Мне кажется, что я все сделала правильно. — Потому что ты идиотка. Они шли в гостиную старост — там лежали его книги. Он надеялся найти в них ответ, хотя, без сомнения, библиотека Темного Лорда была куда древнее и опаснее его любительской литературы. Что поделать, у Малфоя на попечении не было несколько сотен безвольных тупоголовых рабов, готовых отправиться в Америку за старыми потрепанными книжками. Они оба уселись на диване напротив уютно горящего камина, будто войны вокруг них не существовало. Гермиона подняла ноги на диван и положила голову на плечо Драко, который, тем временем, раскрыл старую книгу, которую некогда украл у Констанции Фэй. Может, она поможет ему. А может, отомстит за свою хозяйку, сделав Гермиону такой же сумасшедшей, какой и была Констанция. — Что ты ищешь? — меланхолично спросила девушка. Ее пальцы тепло обвили его предплечье, и она наблюдала, как он судорожно переворачивает ветхие страницы в поисках ответа. — Как отменить то жертвоприношение, — ответил Драко. — А зачем его отменять? — его голос звучал тихо и умиротворенно. Где-то вдалеке слышались взрывы и чьи-то крики. — Разве ты не хотел, чтобы я стала такой? — Кем угодно, только не психопаткой, — пробормотал Малфой, и в тот же миг зацепился взглядом за нужные строки. Гермиона легко ущипнула его пальцами: определение «психопатка» не особо ей подходило. Наверное. Или пока что. — Так… — Драко не заметил ее легкого щипка и просто слегка дернул плечом от непривычки. — «Само по себе жертвоприношение богу войны можно отменить только в том случае, если жертва сама по себе не умерла, а только пожертвовала или своей кровью, или своей конечностью». Конечно, если сердцем, то уже вряд ли это нам чем-то поможет, м-да. Волан-де-Морт сказал, что Эвану Розье уже недолго осталось. «Чтобы отменить, необходимо, чтобы субъект, на которого направлена сила бога войны, выпил кровь жертвы, при этом сердце жертвы в этот момент должно еще биться». Как обратный процесс. — Хорошо, — Грейнджер, наконец, убрала от него руки и нормально уселась рядом. — Тогда нам нужно найти этого Эвана Розье и взять у него кровь, верно? — Тут написано, что существовали и другие способы, но со временем они все утратили свою актуальность, так как перекочевали на континент и многое, что было необходимо, есть только на территории ацтекской цивилизации, — его голос заметно изменился. — Ну и ладно, — махнула рукой Гермиона. — Что с того? Еще не поздно найти этого Эвана. Надо только найти Гарри, объяснить ему все. И тогда я быстро найду Розье и возьму у него кровь, а потом выпью… — Прости, Гермиона, — Драко коснулся рукой лба и тяжело выдохнул. — Это я все испортил. Если бы не его пристрастия к неизведанным видам магии, то Волан-де-Морт охотился бы себе за Гарри Поттером, и не было бы ему никакого дела до Грейнджер. Хотя, вполне вероятно, что в этом случае она была бы уже мертва. — Давай забудем о том, кто виноват. Это уже ничего не изменит.

***

Если бы не счастливая случайность, то вряд ли бы Драко и Гермиона встретились с Гарри и Роном. Те как раз бежали вниз по центральной лестнице, а девушка поднималась наверх. — Где вы были? — спешно спросил Гарри, переводя взгляд с одной на другого. — Ладно, не важно… Мы знаем, где последний крестраж. Пойдете с нами? Было бы неплохо, потому что… придется столкнуться с самим Волан-де-Мортом. Драко и Гермиона переглянулись. Они понимали, что кому-то их них придется идти за Розье, и теперь они действительно задумались о том, а действительно ли Гермионе стоило охотиться за ним. — Я пойду с вами, — через небольшую паузу ответила Гермиона. Услышав ответ, Гарри и Рон уже было вновь стали спускаться, ведя за собой девушку, но тут ее остановил Драко: — Стой! Почему ты? Он стоял на несколько ступенек выше, чем она. Друзья за ее спиной уже раздраженно бормотали что-то, ведь ни у кого не было времени на эти «сопливые» сцены. Гриффиндорка улыбнулась ему и, поднявшись на пару ступенек, обняла его, после чего прошептала на ухо: — Потому что если мне придется умирать, то, во-первых, есть вероятность что я не умру. А во-вторых, мне не так страшно умирать, как тебе, — Грейнджер убрала свое лицо от его уха так, чтобы они снова оказались друг напротив друга. — Помню, в первый раз, когда ты, наконец, показался мне человеком, ты сказал, что боишься ее до чертиков. И я хочу избавить тебя от нее хотя бы на время. Проживи эту жизнь так, как хочешь, чтобы потом не жалеть. — Идиотка, — кажется, он уже называл ее так. Они говорили тихо, чтобы их никто не слышал, и они не замечали никакой тишины вокруг. — Ты забыла, что я сказал потом. Лучше умереть, чем остаться одному. — Я не первая и не последняя, Драко. Что бы ни было, ты не будешь один. Она приблизилась к нему и легко поцеловала в щеку. Прикосновение ее холодных губ показалось ему поцелуем ветра. Она определенно верила в то, что это их прощание.