Тонкое искусство нарциссизма

Больше всех в бой с Волан-де-Мортом стремился вступить Рон — как ни странно, самый слабый из них. Гарри выжидал, а Гермиона просто наблюдала, не строя на ближайшие минуты никаких планов. Никто не знал, что рядом с Волан-де-Мортом здесь окажется и Северус Снейп, и никто из троих не хотел подвергать его опасности. Когда они оказались на месте, Гарри шикнул и приказал друзьям спрятаться. Те присели, затаив дыхание. — Вы прекрасный волшебник, Повелитель, и сколько чудес вы смогли совершить этой палочкой только в последние несколько часов! — произнес Снейп, лишь бы не было этой удушающей тишины. Гермиона знала эти оттенки в его голосе: он волновался, но был холоден, как почти всегда был, когда помогал им с Драко. — Нет, Северус. Я прекрасный волшебник, но палочка не слушается меня по-настоящему, — голос Лорда медленно затих, словно эхо, после чего мужчина снова заговорил: — Знаешь, почему? Потому что есть кто-то, кому она повинуется. Кому-то, кто убил ее предыдущего хозяина. — Повелитель? — предостережение — или непонимание — послышалось в голосе Снейпа, а вместе с его голосом напряглись и все трое. Гермиона — больше всех. Она видела, что Рон испуган, а Гарри пребывал в ужасе, но лишь ей голос Волан-де-Морта приносил столько ненависти в сердце, что она была готова убить его, если бы только решилась. Она знала, что за этим последует, и могла выйти, чтобы защитить его. Могла, но не стала, потому что здравомыслие взяло над ней вверх. Три резких удара о стекло — это Нагайна наслаждается своим поздним обедом, оставляя кровавые следы с обратной стороны навеса. Тихий вздох Северуса, его темный силуэт, замерший и уже будто окончательно мертвый. А после — тишина, потому что кровожадная змея и ее хозяин ушли, оставив несчастного умирать. Они втроем вышли из-за укрытия и посмотрели ему в глаза — тому, кого ненавидели все годы своего обучения (возможно, за исключением Гермионы, потому что для нее он был наставником и немного другом в последние месяцы). В его глазах не было ни тени презрения, ничего, что можно было бы посчитать за гордыню или даже страх смерти. В них было сочувствие. Возможно, к тому, что он не успел сделать чего-то в жизни. Возможно, к тому, что сделал, и не мог этого исправить. Гермиона смотрела, как Гарри забирает слезу Снейпа и отчетливо понимала, что если бы она вышла и сделала что-то, то возможно он остался бы жив. Но что она могла, в действительности, девчонка с самой простой волшебной палочкой и самыми заурядными способностями? Была ли вероятность, что, применив свое «проклятье» на самом Волан-де-Морте, она спасла бы всех и саму себя в том числе? Ведь Волан-де-Морт был тем третьим звеном, который сделал ее такой, а значит был своего рода жрецом, которого она никак не могла остановить. Даже не будь у него крестражей, все было бы именно так: он дал ей могущественное оружие, но даже с ним она оставалась бесполезной. Гарри ушел. Рон тоже. Гермиона шла по разрушенному Большому залу и смотрела по сторонам, вглядываясь в лица мертвых и в лица живых, искаженные в боли и горечи. Жизнь была вокруг них всегда, но только сейчас они замечали ее как никогда. Отчетливее, когда чью-то жизнь спасали, и еще отчетливее, когда чью-то не удалось спасти. Хоть Пожиратели и отступили, Гермиона по-прежнему находилась в моральном напряжении. Человек, которого она ждала, пока так и не вернулся. Она отвернулась, когда мадам Помфри предложила ей тыквенный сок, и проигнорировала, когда Невилл сообщил, как рад ее видеть. Она видела тело Фреда Уизли, лежавшего на полу, и на какое-то время воспоминания о прошлых временах захлестнули ее. Наверное, так и бывает, когда видишь кого-то, кто был тебе другом, мертвым. Просто вспоминаешь, что вы пережили вместе, или что-то малейшее, что вас связывало, если вы не были особо близки. Очень скоро Гермиона оказалась снаружи замка и, вынырнув из собственного мира мрака и пустоты, оглядела окружающую местность. Пострадал не только замок, но и природа тоже. Деревья, всегда с пышными ветвями, представляли собой жалкое зрелище из коры и полуразваленных-полусрезанных останков корней и щепок. Трава, которую Гермиона видела в последний раз сочно зеленого цвета, была просто тусклой пародией на эту сочность. Если Волан-де-Морт победит, то не останется даже этого. Но не она написана в пророчестве, и не она должна остановить этого подлого человека. Предсказание. Ну конечно. — Грейнджер, — она даже не успела увидеть его, но уже быстро развернулась и кинулась Малфою на шею. Тот как остался стоять, так и стоял, по стойке «смирно». Его тихий голос был едва ли громче ветра: — Прости. — Ты опять извиняешься? — Гермиона нахмурилась и отстранилась от него. Чуть погодя, она осмотрела его с головы до ног. Он был в том же, в чем и ушел, и не было никаких признаков борьбы или следов крови. Все было почти хорошо. — Где кровь Розье? — Он умер, — Драко пожал плечами, а потом добавил: — Уже. — И что это значит? В смысле, для меня. Он ей не ответил. Малфой выяснил достаточно, чтобы рассказать о состоянии Гермионы более подробно, однако он знал одно: самым простым способом теперь вернуть ее к прежней жизни не удастся. Впрочем, он знал, что она сможет жить, как и жила прежде. Просто не сможет быть нормальной волшебницей. А если будет пытаться, то ее «душевная болезнь» может возыметь над ней верх, и тогда она… просто растворится как личность. — Ясно, — произнесла Гермиона. На ее лице отчетливо было написано, что она уже разочарована. Она не знала, что ее ждет, и потому уже заранее была готова к худшему. Однако Драко знал, что ей делать, чтобы избежать худшего, что могло бы произойти — полного исчезновения человечности. — Ну тогда… У меня все равно есть один вопрос для тебя. Просто из интереса. Ты уже давно обещал, что расскажешь, но прошло уже много месяцев, а я все в неведении. — Ты это о… — начал было Драко, но Гермиона закончила за него с вполне серьезным видом. — О предсказании. — О предсказании, — повторил Драко и, кашлянув, отвел взгляд в сторону. — Хм… Он был уверен, что она забыла про это предсказание. По крайней мере, надеялся на это, да и сам не всегда помнил про него. Хотя, чем дальше заходило, тем чаще он вспоминал. В этом предсказании не было ничего разрушающего, как в тех двух, прежних. — Ну? — в ее голосе послышалась требовательность. Если она сейчас не узнает, то убьет его на месте.  — Дай сосредоточиться, Грейнджер, это же… не просто так, верно? Кхм… — он снова замялся. Выжидающий взгляд девушки сводил его с ума, и, чтобы не так волноваться, он смотрел на вход с замок за ее спиной и на людей, которые бродили туда-сюда. — «Когда мир станет восстанавливаться после тяжелых войн, ей придется пересилить себя, чтобы не рухнуть в пропасть. Если же рухнет, то навсегда и безвозвратно. Не рухнет — станет одной из тех, чье имя будет запечатлено». Он не знал, что написано на ее лице. Она смотрела на него, как на неизвестного, то открывая рот, то снова закрывая. Не были ни тени улыбки, то есть девушка могла вполне всерьез воспринять его слова. А если и так, то понимала ли она, что те означали? Внезапно она рассмеялась. — Я ждала совершенно другого. Ты так ненавидел меня тогда. Я думала, там что-то вроде «Ее сожгут на костре, а прах утопят в болоте». А тут… это просто какие-то сказки. — Это не все, — он решил отклониться от этой темы, чтобы не обсуждать хотя бы сейчас, пока еще ничего не было решено окончательно. — Я узнал кое-что, пока был в особняке. Пришлось оглушить парочку Пожирателей, я даже чуть не столкнулся с Лестрейндж, но я попал в ту комнату, где Волан-де-Морт проводил свой обряд и прочел кое-что в его книжках. В смысле, это не было сказано напрямую, но я кое-что понял. — Давай, Драко, блесни умом, — Гермиона усмехнулась, а затем медленно направилась к небольшим ступенькам, находившимся у входа в замок. Затем, тщетными усилиями попытавшись смести с одного места пыль, она села на него и посмотрела вперед. — Рассказывай. У тебя просто потрясающие истории, каждый раз одна лучше другой. И он рассказал ей — по большей части о том, что ее приступы «апатии» провоцирует способность, которую она использует. То есть, если она снова попытается поглотить чью-то энергию, то снова станет ненормальной — наподобие того состояния, в котором она пребывала, когда подожгла Амикуса Кэрроу заживо. Но только на время. — Но если, — продолжал Драко, рассказывая взахлеб, а Гермиона не успевала так же быстро переваривать информацию, — твой соперник будет достаточно силен, или достаточно сильно заклинание, которое ты используешь, то эффект будет еще дольше. Вполне вероятно, что, если придется столкнуться с Авадой, ты… и останешься такой. — О, — только и смогла сказать Гермиона, — а если моя магия не будет направлена на кого-то конкретного? Например, если захочу открыть замок в двери или притянуть к себе бутылку воды. Что, тоже стану психованной ненормальной? — Тогда, наверное, энергия будет черпаться из чего-то другого. Но не из тебя точно. И вряд ли это будет как-то сильно влиять на твое состояние. — Значит, я либо остаюсь ненормальной, но пользуюсь магией, как обычно, либо пользуюсь ею на бытовом уровне первоклашки… Очень интересный исход. Мне не очень нравится. Все было не так просто, и Драко не стал рассказывать всю суть проблемы сразу, чтобы не расстраивать ее. Когда Рон подошел к ним и попросил Гермиону пойти с ним, она легко коснулась плеча Драко и поднялась с места. У нее был такой вид, словно ее уже лишили выбора.

***

Все закончилось быстро. Возможно, только для Гермионы это случилось настолько быстро. Когда Гарри ушел на встречу с Волан-де-Мортом, девушка как никто другой рвалась пойти вместе с ним, потому что она действительно могла его защитить. Если со Снейпом она струсила, то с Гарри она бы не посмела этого сделать. Однако у Гарри было другое мнение на этот счет: «Ты не понимаешь, Гермиона. Я должен быть один. И я должен умереть». Ей нечего было на это сказать. Гарри ушел, а она, Драко и Рон просто ждали, как и другие несколько сотен человек в замке. Когда Гарри принесли мертвым, Гермиона первая заподозрила, что что-то не так. Волан-де-Морт победоносно оглядел толпу уставших и грязных волшебников, с честью защищавших здание Хогвартса, и произнес торжественным голосом: «Гарри Поттер мертв!» После чего он и сотня-другая его грозных воинов рассмеялась вместе с ним. Гермиона же чувствовала, что еще ничего не кончено. — У вас есть шанс присоединиться к нам, если желаете. Я даю вам еще один шанс. Последний, — Волан-де-Морт в этот момент посмотрел на Гермиону с усмешкой. Она же как стояла, так и продолжила стоять, делая вид, что это не относилось к ней. Драко скрылся за спинами многих других, и она не винила его, а родители Малфоя так и остались стоять, озираясь в поисках своего сына. Люциус Малфой выглядел особенно жалко — затравленный, растоптанный, обессилевший человек. Раньше одним щелчком пальца он мог лишить тебя будущего, а сейчас не был способен даже постоять за свою честь. Гарри вырвался из рук Хагрида так стремительно и быстро, что никто не успел понять, что произошло. Мальчик, которому удалось победить смерть во второй раз, побежал к развалинам Астрономической башни, а за спиной его раздавались крики преподавателей и студентов, полные надежды. Битва вновь началась. Когда Гермиона увидела Нагайну, ползущую посреди всей этой разрухи, она уже знала, каким будет исход, потому что ползучей твари предстояло вскоре умереть. …На закате солнца освобожденный Хогвартс был еще прекрасней, чем когда-либо. Если бы Гарри или кто-либо другой, кто сражался за него так же отчаянно, посмотрел с высоты полета, то, возможно, согласился бы с этим утверждением. Последние лучи солнца освещали коричневую башню, самую высокую во всем строении, и темно-оранжевые отблески выглядели так, словно все здание изнутри было ярко освещено — как в прежние времена. Многие студенты разъехались по домам, чтобы вновь обнять своих родителей и вдохнуть запах полной свободы, а кто-то остался ночевать в Хогвартсе либо потому что ему некого было встречать, либо потому что хотелось еще немного побыть в этом месте, некогда родном и близком. Перед этим ребята решили сходить в Хогсмид, в заведение Аберфорта, и отпраздновать ценную победу. Пошли все, даже Симус и Полумна (к сожалению, Лаванде Браун было нечего уже сказать, так как она была мертва), о поступке которых Гарри узнал от них самих же. Хотя Симус смотрел на Гермиону все с такой же ненавистью, она старалась не особо обращать на это внимание. Весь вечер она волновалась только о том, что ждет ее вскоре. Суд. Она была причастна к тому, что происходило, и смело заявила об этом Кингсли Брустверу сразу же после битвы, когда тот, уставший, сидел в компании оставшихся членов Ордена Феникса, включая даже Молли Уизли. И тогда Кингсли Бруствер объяснил ей, что, если она захочет очистить свое имя, ей придется пройти через суд, чтобы тот признал, что она выбирала сторону принудительно, так как ее родителям угрожала опасность и девушка еще не знала, что родители были уже мертвы. Но никто — кроме Гарри и Драко — больше не знал о том, каким образом Гермиона была связана с Волан-де-Мортом. Все втроем (бедный Рон, которого решили не пугать новой личностью Гермионы, остался в неведении) они договорились, что это останется в тайне. Они найдут выход из этой ситуации, а после уничтожат все книги и все свидетельства того, что ацтекская магия, да и магия любого древнего народа, все еще может быть использована человеком. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Драко, когда все возвращались из Хогсмида, чтобы переночевать в Хогвартсе. — Устала, — только и ответила Гермиона, даже не взглянув на него. Весь вечер она провела в самом углу, слушая пустые разговоры и чужие планы на будущее и размышляя о том, а что же, собственно, ожидает ее саму. Во время битвы она не стала сдерживаться. Она перебивала Пожирателей и магических тварей с таким пристрастием, что Драко уже подумал, может, Гермиона и правда уже стала окончательно свихнувшейся? Однако скоро, уже почти к вечеру, апатия прошла, и Гермиона была просто… Гермионой. Она наконец-то начала думать о том, что будет после. Она не боялась, что общество ее не примет. Наоборот, она собиралась завоевать вновь доверие со стороны Министерства магии и своих друзей. Она твердо намеревалась вернуться к прежней жизни и абсолютно наплевать на то, что теперь ее магия — это почти что часовая бомба. Конечно, Гермиона не помнила главного: не применять свою способность она не могла просто физически. Подобно тем чашам, которые некогда стали выходом для Исчезательного шкафа, она не могла не питаться чужой магией постоянно. Рано или поздно, ей предстояло столкнуться с тем, что она станет зависима, и Драко знал об этом. Но в этот вечер, когда она, физически измотанная, шла рядом, он был уверен, что они со всем справятся, а потому просто наслаждался моментом.