Не перебивай.

Тони не умел заботиться. В детстве «любовь» к нему проявляли всеми возможными способами: подарки, деньги, дорогие игрушки, техника. Всеми возможными способами, кроме самой любви. Тони Старк не знал, что такое нежность, забота, опека, внимание. Его не обнимали, не целовали в лоб, чтобы проверить температуру. Ему не подтыкали на ночь одеяло, не читали сказки. Его не щекотали утром, чтобы разбудить в школу. Ему не готовили молоко с медом. Не дули на ссадины. Не вязали шарфы, не растирали ладони, чтобы не мерз. Мальчик рос самостоятельно. Но в окружении лучших учителей, лучших поваров, лучших людей. Ведь его призвание — стать лучшим из лучших. Тони всегда вспоминал свои ранние годы как «пройденный жизненный этап». Время, когда в него вложили основы. Период, когда он научился ходить, говорить, разделять свои потребности на категории. Время, в котором он мало что контролировал. Которое он давно пережил, и слава богу. Для него это не было чем-то волшебным. Потому что не было сказочных путешествий, как в книгах. Не было крепости из подушек, не было домика на дереве, не было странствий «в далекие-далекие края», не было игры в индейцев, космических завоеваний. Не было ночевок в палатке на заднем дворике дома. Не было сгоревших печений, не было горькой микстуры от кашля, не было сползших носочков и даже синяка под глазом. Потому что это Энтони Эдвард Старк, преемник Говарда Старка, будущая надежда Stark Industries. А значит: «Сын, не сутулься, это неприлично». «Нет, Энтони. Сегодня не получится». «Посиди тихо, хорошо? У меня важный телефонный разговор». И бесконечная череда: «Не позорь меня», «Я от тебя такого не ожидал», «Будь тише», «Нет, это совсем не сложно. Да как можно не понимать элементарного, Тони?!», «А ведь я на тебя рассчитывал, сын». И, пережив этот холод, это безразличие, эту дисциплину, Тони был на сто процентов уверен, что сам никогда и ни за что не заведет ребенка. Почему? Все просто. Старк очень боялся в своих методах воспитания быть таким же, как отец. Потому что он не знал, как можно иначе. И несмотря на то что всю жизнь Тони придерживался принципа «Я никогда не стану таким, как отец», он все больше и больше бежал от мыслей, что будет таким же жестоким и к своему чаду. Отголоски «счастливого» детства, так сказать. С самого детства у мальчика было все. Кроме отцовской любви. Было все, но в то же время ничего. Один из самых известных и обеспеченных детей мира проводил свои одинокие вечера за чтением толстой пыльной умной книги. Сам ложился спать. Сам выключал себе ночник. Сам надевал шерстяные носки. Сам складывал свою одежду аккуратной стопочкой на стуле. Сам. Все сам. И так всю жизнь. Даже с появлением в его жизни Пеппер ничего не изменилось. Милая, прекрасная Пеппер Поттс. Не сделала мужчину чуть менее самостоятельным, как ни старалась. Почему? Потому что Тони Старк не умел по-другому. Ведь у Тони Старка есть все с самого детства. Так ведь? Именно поэтому мужчина не так часто спрашивал себя: «Ну, чего тебе еще не хватает?» Но если и задавался этим вопросом, то в те моменты, когда бешеный ритм повседневной жизни ненадолго замедлял свой ход. И Тони оставался наедине сам с собой. В те редкие часы, когда пропадала суматоха, в которой он чувствовал себя привычно. Обыденно. Защищено. Ведь он считал, что если задается этим вопросом — пора что-то менять. Ведь если что-то отсутствует, значит надо всеми возможными способами это вернуть. Чтобы было не так неуютно оставаться наедине с самим собой. Как бы это глупо ни звучало, но Тони боялся своих собственных мыслей. Цепляешься за ту, что лежит на поверхности, а за ней вытягиваешь целых ворох. И их становится так много, что и вечности не хватит, чтобы решить каждую. А в те моменты, когда бежать от самого себя было некуда, мужчина чувствовал себя маленьким мальчиком. Потому что всю взрослую жизнь справляться со всем приходилось самому. Как и много-много лет назад. Тони очень долго думал над тем, хочет ли он детей. Ведь, по сути, он являлся законченным, закоренелым, устоявшимся одиночкой. А ребенок — часть тебя. «Послушай, родная, ну зачем миру еще один остряк-одиночка с завышенным чувством собственной важности? Как это он будет таким же, как я? О, милая, поверь, от тебя ему достанется только красота. Моя порода не поддается генетике. Так, а ну-ка, прекращай так на меня смотреть. Я просто знаю себя. А значит и его тоже. Да, заранее! И не кричи на меня». Но вот парадокс. Вечер, пятница, стакан виски. Осень. И Питер Паркер за соседней стенкой его дома. Юноша с красивыми медными кудрями. Тихий мальчик с тонкими губами. Питер, от которого пахнет свежестью и табаком. Дешевым, противным, крепким табаком. «Кто вообще вручил в руки этому ребенку такие омерзительные сигареты?» Питер, который так напоминает Старку его самого в молодости. Только внешность другая. Более хрупкое телосложение. Более уверенные глаза. Более тонкие пальцы. Более осмысленное поведение. Тони сидел по-турецки и слышал, как тикают стрелки настенных часов. В спальне горела только его прикроватная лампа. Рядом тихо спала его любимая женщина. Его счастливая милая Пеппер. Которая всю дорогу до башни очень искренне и мило общалась с Питером. С Питером, который предельно вежливо и лаконично отвечал на все вопросы, которые ему задавала его новая «мама». Пеппер теперь разделит весь груз своей нежной заботы между Тони и Питером. И от этого Старку становилось как-то легче. «Не достоин один такого, Тони. Будь честен хотя бы сам с собой». Тони не умел любить. Любовь — это страшная вещь. Это значит доверить человеку все, что у тебя есть, а он может решить разрушить это в любую минуту. Что ни говори, а Питер был каким-то особенным. Такой тихий, одинокий мальчик. Печальные красивые глаза. Незаурядный ум, если верить грамотам и книгам, которые в большом объеме были уложены в багажник дорогого спорткара, на котором мальчик с янтарными глазами уехал с Тони в новую жизнь. Питера хотелось согреть. Его хотелось оберегать. О нем хотелось заботиться. И эти чувства шли вразрез с понимаем Тони слова «отцовство». Ведь он так никогда не умел. Сможет ли научиться теперь? Не поздновато ли судьба подкинула в его жизнь такой сюрприз? — Что же ты делаешь, Питер? — сказал в тишину мужчина, залпом допивая горький виски, даже не почувствовав вкуса. Лежа на огромной кровати, Питер не мог сомкнуть глаза. Не мог, потому что все было странным и непривычным. Слишком большая кровать, слишком большая комната, слишком пушистое одеяло. Все слишком быстро. Слишком неожиданно. Слишком. Питер закрыл глаза и глубоко вдохнул. Тихой тенью соскользнул с кровати и, медленно ступая по мягкому ковру, подошел к панорамному окну. Резким точным движением раздвинув шторы, он открыл своему взору огромный светящийся мегаполис. Большие мерцающие вывески, скорость, яркие мигающие глаза домов, ядовитые неоновые надписи, выбитые зубы окон в подворотнях. Одиночество в огнях. Смотря на все это ложное великолепие, Питер прислонился горячим лбом к холодному стеклу. Сильно зажмурившись, он пытался унять в голове единственную, пульсирующую тупой болью мысль: «Когда же меня уже перестанет тошнить от ощущения, будто бы я недостаточно хорош?» Дверь в его комнату тихо скрипнула. Послышались мягкие шаги. Но почему-то Питер не испугался. Только два человека могли прийти в его комнату. — Не спится, карапуз? — проникновенный шепот. — Не спится, мистер Старк. — Врать не было смысла. Не отвечать — тоже. Скорее Питер выставил бы себя полным дураком. Теперь этот мужчина — семья Питера. Правда, сам юноша не может и предположить, на какой промежуток времени. Но семья. А значит надо учиться быть искренним. — Красиво? — Нет. Скорее пугающе. — Почему? — Тоску навевает. Все в этом городе одиноки. Слишком все быстро. Не успеваешь прочувствовать момент. И снова тишина. Лишь тиканье секундной стрелки настенных часов. — И все же, почему ты боишься? — Потому что я не хочу, чтобы вы разочаровались во мне. — Да я же толком не знаю тебя, Питер. — Ну, тогда вам еще предстоит убедиться в моих словах. — Почему ты так уверен в своей правоте? — Потому что все рано или поздно разочаровываются. Я не оправдываю чьих-то надежд, разрушаю своим существованием в чьей-то жизни планы. Не вписываюсь в придуманные заранее иллюзии. Я везде лишний, мистер Старк. И на Тони смотрят эти глубокие янтарные глаза. Которые, кажется, горели чем-то теплым и давно забытым. Светились изнутри ярким светом. В них были и надежда, и вера, и недоверие, и обреченность. Питер словно тянул к Тони свои руки, боясь обжечься. Так отчаянно, так доверчиво. Но в то же время он будто бы показывал всем своим естеством: «Ну давай, попробуй. Будешь таким же, как они? Вот, смотри, какой я. Посмотри внимательно и лучше сразу оттолкни. Так будет проще и тебе, и мне. Ты время даром не потратишь, не разочаруешься. Я же привязаться не успею». В голове Питера было пусто. Никакой паники. Никакого мятежа. Лишь буквы медленным танцем кружились, складываясь в простые слова: «Я не ищу идеального человека. Я просто хочу быть с кем-то, с кем можно подурачиться, с тем, кто будет относиться ко мне хорошо и кто будет любить меня». И Тони протянул руки.