Тонкая оправа

Музыка течёт, захватывая с головой, унося в тёмные глубины непонятных желаний. Музыка прорезает тело истеричным нервным смехом и невнятными криками толпы на заднем фоне. Голос резок до невозможности, заставляет уши испытывать желанную боль, издевается. Грубая насмешка и тихий шёпот, иронично и грубо. Бьют, громкие сильные биты истязают тело, заставляя его изгибаться под странными углами в изломанных исковерканных этой болью движениях. Внешней или… внутренней, это не важно. Важно лишь, что тело продолжает двигаться, умело содрогаясь в конвульсиях, подстраиваясь под каждый порывистый вздох над ухом. Руки тянутся вверх, захватывают густую копну волос, сжимая в пальцах, поднимают над головой. И отдельные прядки небрежно опускаются на лицо, сверкая в лучах ядовито-зелёных ламп под потолком. Чьё-то тяжёлое дыхание на шее не прекращается, поэтому руки опускаются на бёдра, медленно ползут вверх, провоцируя. Длинные ногти словно случайно задевают подол короткого платья, приподнимая его на жалкий миллиметр. И этого достаточно, чтобы ощутить уже чужие руки на коже вместо своих, провокация удалась. Но изящные тонкие пальцы неспешно продолжают свой бег, перелезая через чьи-то ладони, нежно проводят по талии, пока тело выгибается назад, а затылок опускается на мужское плечо какого-то парня. Выгибается так сильно, что позвоночник стонет от приятной боли, пронзающей его. Пальцы скользят выше, вычерчивая ключицы, ласково и дразняще касаются шеи. Пальцы ложатся на чужой затылок, чувствуя влагу коротких жёстких волос. И чьи-то ладони на бёдрах управляют её движениями, подчиняя, заставляя двигаться так, как они того хотят. И она подчиняется не потому, что вынуждена, а потому, что этого и добивалась. Тяжёлая музыка, тяжёлая атмосфера, тяжёлый горячий воздух. И тяжёлые ладони на теле. Чужие ладони. Чьи-то. «Не твои» Душные клубы сигаретного дыма выталкивают девушку из своих объятий в неприятный, пустой и стылый уличный мрак. Венди осталась в клубе до утра, видимо, а Санэки обезумела ещё не на столько. Ещё? Она путалась в нитях бессмысленности. Задыхалась в едком, но таком притягательном, безумном наслаждении. Наслаждении. Она так стремилась к этому наслаждению, но оно принимало в себя неохотно, но маняще, словно было вязкой густой субстанцией, заполняющей душу и вытесняющей всё, кроме себя. Поэтому Санэки так стремилась к нему. Готовая сделать всё, лишь бы забыть. — Эй, крошка! Тебя подвезти? — окно машины опустилось, обнажая неприятного типа с гадкой ухмылкой. — Пошёл к чёрту, — она гадко ухмыльнулась в ответ, вытаскивая из кармана куртки пачку сигарет, измятую от частого использования. — Прикурить не найдётся? — Для тебя — всё, что угодно, крошка. — Благодарствую, — и побрела к автостоянке, не обращая больше внимания ни на что, кроме сладкого аромата. В глубине измождённой души, посеревшей от никотина, настойчиво трепыхалась мысль, что осталось ведь не так долго. Казалось, только один жалкий шаг отделяет её от падения на самое дно.