— Бокуто, на тебе паук.
Они планировали дойти до места, отмеченного жирной точкой на карте из сувенирной лавки, за три дня. Психика Бокуто сдалась с самого начала — ещё когда Коноха нашёл на его одежде пятого представителя фауны Южной Америки за последние пару часов. Окружавшие их зелёной стеной непроходимые леса давили и поглощали: если у тебя под рукой не было остро заточенного мачете, зажигалки и крепкой палатки, нечего было и думать о том, чтобы показать лесам Амазонки, кто здесь хозяин джунглей. За плечами у Бокуто было уже шесть экспедиций в эти места, и каждый раз как в первый. Каждый паук тоже — как в первый.
— Фу, блин, сними его! — возмутился он, подпрыгивая на месте от неожиданности. Макушка его пробкового шлема задела лиану над головой, соседняя мангра дружелюбно стряхнула пару капель со своих листьев, Коноха зашёлся смехом. — И хорош уже ржать, а то домой отправлю!
— Да всё, всё, он убежал. Испугался того, как громко ты орёшь, — Коноха сердито сдул с лица мокрую чёлку и поудобнее перехватил свой зелёный от сока лиан мачете. — Далеко нам ещё?
Бокуто, у которого под рукой не было карты, с надеждой обернулся на Сарукуя: если кто и знал, далеко ли им и где тот самый ручей, у которого они должны были свернуть час назад, то только Сарукуй, карта в руках которого была в разложенном виде в два раза больше, чем он сам. Бокуто обожал Сарукуя хотя бы за то, что он единственный во всей команде понимал его отсылки к «Индиане Джонсу», хотя сам каким-то чудом «Индиану Джонса» не смотрел, а Коноха на каждое «Смотрите, парни, я как Харрисон Форд!» только закатывал глаза и мысленно наверняка интересовался, как Бокуто ещё никто не убил — или как он не убился сам.
Леса Амазонии были… именно такими, какими были в предыдущие шесть раз. Большими, влажными и непроходимыми. Бокуто, всегда плевавший на заботливые «Только не отходите от туристических троп» из магазинчиков с портативными душами, пёр через джунгли напролом, и берегись, любое дерево, если ты стоишь на пути Бокуто Котаро. Всё, что не было отмечено на карте как тропа и тропой не являлось, подлежало немедленному уничтожению. А команда Бокуто — пять человек, не считая его самого — своё дело знала. Третьи сутки во влажном аду (лёгкие планеты, ага, как же, покажите того, кто назвал так этот удушливый котёл, Бокуто плюнет ему в лицо) они переносили стоически — как и шутки Бокуто, как и его же вопли, как и тот факт, куда и зачем они шли.
— До этих ваших развалин ещё пара часов бодрого шага на северо-запад против течения ручья, — бодро доложил Сарукуй, шурша многометровой картой, которой иногда пользовался как одеялом. Бокуто улыбнулся и жестом прирождённого лесоруба закинул мачете на плечо, полностью игнорируя «Смотри без руки не останься», пробубнённое голосом Конохи.
— Отлично, все слышали? — он сделал полукруг взглядом, бодро обозревая валящихся с ног и мокрых от пота сокомандников, но никто, кроме Коми, не потрудился даже улыбнуться. — Буки вы все. Пойдём, — Бокуто отвернулся. — Заваливаемся внутрь, находим штуку, которая так нужна была Куроо, и уходим обратно. На те деньги, что нам светят, мы с вами неплохо оттянемся.
Собственно, да. Это были все планы Бокуто на выходные. Отыскать развалины храма какого-то старого инкского божества среди глухих джунглей Амазонки (читай как: добраться до Парамарибо, потом до Кабалебо, потом до глубинной деревушки, у которой даже названия не было, чтобы местные жители на расспросы переводчика-да-я-на-португальском- только-поздороваться-могу-задолбал Вашио оттарабанили что-то на своём и ткнули пальцем в загадочное никуда на карте), забрать из храма древнюю рукопись («Похожую на маленький свиток, который пролежал в сыром холодильнике под тысячу лет и готов развалиться, так что будь с ним поаккуратнее», — напутствовал Куроо, когда Бокуто звонил ему из гостиницы) и отдать в руки Куроо. Бокуто даже не знал, что это такое и зачем оно вдруг ему понадобилось, схема была проста: Куроо давал деньги, Бокуто звонил Конохе, выслушивал «Ну зачем оно тебе понадобилось опять, какая ядовитая змея тебя укусила, умри, пожалуйста», снаряжал экспедицию — исполнял. И по итогу получал деньги.
Бизнес был на сто процентов нелегальный. Бокуто не был уверен, что разыскивать древние храмы и похищать оттуда ценности, возможно, представлявшие интерес для местных краеведческих музеев или чёрных рынков на других концах земли, — это занятие, которое котируется как фриланс или индивидуальное предпринимательство. Они никогда не попадались и не планировали начинать. Они называли себя героями и искателями приключений, хотя по факту на них стоило повесить ярлыки контрабандистов и мародёров — Бокуто к этим словам был глух. Его интересовала только одна вещь: то, сколько получит его команда после того, как выполнит заказ. А за конкретно этот заказ Куроо обещал много, очень много. Бокуто не знал, чем Куроо там у себя занимался, но деньги у него водились всегда — даже с учётом того, что он многое сливал своему другу.
За мыслями о том, какой странной жизнью в последнее время жил Куроо, Бокуто и не заметил просвет между пальмами и каучуковыми деревьями, которые густо оплели лианы и орхидеи. Он показался ему хорошим знаком.
— Дошли! — бодро доложил он, в последний раз свистящим взмахом рассекая мачете низко нависшую ветку. Со следующим шагом из-под шапок низко нависших пальмовых листьев показался храм.
Он был… старым. Он не возвышался на холме, не утопал в роскоши, он даже не сохранился достаточно хорошо, чтобы Бокуто изумился его красоте. Он стоял у давно пересохшей реки, на дне которой зеленели мелкие кустарники, одна его часть накренилась и осыпалась вниз, к зарослям, другая выглядела как иллюстрация дорожного знака с возможным обвалом, а прорубленные ступени превратились в покатый склон. Лианы, оплётшие серый камень, скрывали под собой древние рисунки, значения которых было уже не разобрать, у входа высились сломанные статуи идолов. Больше всего древняя тысячелетняя гробница напоминала не очень высокую груду камней, которую давно пожирали напирающие джунгли.
— И здесь, по мнению древних ребят, жили боги? — хмыкнул Бокуто, приваливаясь к стволу ближайшего дерева. — Ха. Будь я богом, сюда бы я даже не посмотрел.
— Маловато в тебе божественного, арахнофоб недоделанный. Но вот пятизвёздочный отель будет тебе в самый раз, — нагнавший его Коноха хлопнул его по плечу и усмехнулся. — Здесь боги не жили. Здесь, насколько я понял, пока гуглил, их хоронили.
— Да ну бред это всё, — рассмеялся Бокуто. — Само слово «бог» разве не предполагает какую-то штуку, которая живёт вечно? Зачем её хоронить?
— Это тебе надо было спросить у ребят из деревни. Наше дело не сильно умное — найдём то, за чем пришли, заберём и свалим. Вперёд за сокровищами?
Бокуто оглянулся на остальную команду: взмокшие, уставшие, они не сказали бы ему и слова против (только поворчали бы для приличия), если бы Бокуто сказал, что их рейд по джунглям продлится ещё дней пять. Бывалые охотники за наживой, они и не такое переживали — начиная от нильских крокодилов и заканчивая мексиканскими тарантулами. Бокуто был за них спокоен. Он знал, кому доверяется.
— Вперёд за сокровищами! — отсалютовал он.
Заваленный осыпавшимися камнями и оплетённый растениями вход они нашли не сразу — и не нашли бы вовсе, если бы Онага не оступился на пологом склоне и не содрал пальцами лиану со стены, которая оказалась дверью. Бокуто, пока они работали над тем, чтобы расчистить вход, предвкушал лёгкую наживу: об этой горе камней не знал никто, кроме местных жителей, которым было плевать на древних и давно позабытых богов и на их сгнившие в труху мумии. Храм не разграбили мародёры, храм не раскопали археологи, а значит, то, за чем они пришли, лежало внутри и ждало, пока попадёт в руки Бокуто.
По молча разыгранному в «камень-ножницы-бумага» жребию первым в узкий, расчищенный проём, осторожно светя карманным фонарём, ступил Коноха. Бокуто прислушивался к шуршанию, множащемуся эху от каждого чиха и «мать твою, сколько пыли, здесь не помешала бы влажная уборка» — значит, внутри храм был большой и пустой. Он точно мог представить, как аккуратно Коноха выверяет каждый свой шаг, чтобы не угодить в ловушку на полу, как светит на потолок, пугая пауков и летучих мышей, чтобы рассмотреть несущие конструкции и быть уверенным, что хотя бы этот зал не обвалится им на головы. А затем Коноха высунулся наружу, подслеповато щурясь от амазонского солнца, бьющего прямо под козырёк пробкового шлема, и оповестил:
— Ни единой ловушки. Можем заходить. Только арахнофоба оставьте, — и мазнул по Бокуто кривоватой ухмылкой, — там зреет новое гнездо Арагога.
Разумеется, Бокуто пошёл первый.
Разумеется, Коноха не обманул.
Разумеется, внутри было пыльно, темно и гадко. Но, что удивительно, сухо и холодно. По сравнению с аномальной влажностью лесов Амазонки, по сравнению с жарой, от которой у Бокуто склеивались ягодицы, зал с высоким каменным сводом, внушительными колоннами и покрытыми трещинами стенами казался настоящим кладбищем. Под потолком не слышалось характерного шуршания крыльями и лапками — летучих мышей не было, как не было мокриц, сороконожек, змей и прочих мерзких тварей, характерных для мест, куда не ступала нога человека. Насторожённый, Бокуто светил фонарём на стены, выхватывая из непроглядного мерцающего мрака старые фрески и инкские письмена. За его спиной множилось эхо тихих шагов, пока наконец его у дальней стены не нагнал Коноха.
— Эй, командир. Ты не находишь всё это подозрительным? — почему-то шёпотом окликнул он. Бокуто, отвернувшись от разглядывания замурованной арки с узким проходом в следующую часть храма, взглянул на него: у Конохи в глазах при свете фонарика плёнкой легла тревога.
— Живности нет? — легкомысленно переспросил Бокуто, получив от Конохи дёрганный кивок. — Будет тебе. Эта штука замурована, как хорошая консервная банка, здесь холодно и нечего жрать. Пауки пролезут в любые щели, а все остальные… Что тут ловить? Всё, что могло сгнить, сгнило кучу лет назад.
И, хлопнув Коноху по плечу, изучающе постучал по каменной кладке.
— Пусто, — пробормотал Бокуто, прислушавшись к звуку. — Онага, тащи кирку. Коноха, глянь, где лучше бить, чтобы нас тут не похоронило. Боги не будут в восторге от такого соседства, — и, насвистывая себе под нос главную тему из «Индианы Джонса», полез в походный рюкзак за перчатками.
Удары киркой о неожиданно крепкий для тысячелетнего камень звучали для Бокуто как музыка — отталкивающаяся от колонн песня будущей наживы. К тому времени как кладка под уверенными ударами разлетелась достаточно для дыры, в которую можно было пролезть и не застрять даже широким плечам Бокуто, его команда обшарила с фонариками все тёмные углы первого зала и пришла к неутешительному выводу, что:
— Прости, командир, кроме паутины по углам и мрачноватых рисунков на стенах здесь нет ничего интересного, — Сарукуй улыбался мужественно и утирал тыльной стороной ладони пот со лба. — Вы здесь закончили?
— Ага, почти, — Бокуто покосился себе за плечо, где Коноха как раз расправлялся с остатками камня, изучающе постукивая по арочному проёму, чтобы не обвалить ничего себе на голову. — Что за мрачноватые рисунки?
— Да там просто стрёмные иллюстрации фильмов про зомби-апокалипсис, — пожал плечами Сарукуй. — Насколько мы поняли, они изображали на стенах то самое божество, которое должны были здесь похоронить. Кажется, оно повелевало подземным миром, в его юрисдикции были трупы и всякая такая мифологическая хрень. Это выглядело как… короче, жутко выглядело.
За спиной Бокуто послышался грохот: Коноха решающим ударом развалил остатки камня, и сквозь рассеявшийся столб тысячелетней пыли им открылся проход в пыльную гробницу.
— Я делаю за тебя всю работу, — пожаловался Коноха.
— Буду должен шоколадку. Эй, Сару, не бери в голову, — Бокуто по-дружески взъерошил волосы на его макушке. — Чем больше веришь во всё это — тем хуже… просто — тем хуже. Забей и наслаждайся жизнью. Думай о сокровищах. Коноха, я хочу зайти первый!
— И подхватить древнюю заразу или проклятие Тутанхамона? — Коноха хмыкнул, сбивая с головы пыль. — Удачи, не буду мешать.
— Думай о сокровищах, — подмигнул Сарукуй, когда Бокуто, растеряв всю свою смелость — чёртов Коноха, Тутанхамон — это, вообще-то, серьёзно, — сунул голову с фонариком в образовавшуюся дыру.
Проклятие Бокуто хотел схлопотать в последнюю очередь. Но отступать значило показать свою слабость, слабость перед командой, а этого Бокуто хотел в последнюю-последнюю очередь. Оставалось только мужественно вздохнуть, обшарить фонариком все видимые углы — такие же пыльные, серые и неприглядные — и сделать первый шаг.
В гробнице Бокуто не хотелось ни шутить, ни кричать, ни даже просто находиться. Здесь ощущалось в разы холоднее, темнее, страшнее. Воздух в этой небольшой (раза в три меньше предыдущей) зале был затхлый, холодный и… древний. Бокуто было сложно дышать. Бокуто было страшно идти. Не из-за ловушек, не из-за опасений, что несущие колонны рухнут ему на голову и похоронят здесь вместе с каким-нибудь божеством, нет. Гробница давила на него своей древностью, своим мраком, сам тот факт, что Бокуто ступал по камням этого зала, ощущался… неправильным. Тени от фонаря, пляшущие по стенам и отражающиеся от колонн, будто жили собственной жизнью. Бокуто выхватил лучом фонаря каменный саркофаг вдалеке на пьедестале — и понял, что его настораживает больше всего. В этой зале не было ни пауков, ни летучих мышей, вообще ничего живого. А ещё — он не выглядел разрушенным. Он не выглядел древним. Он выглядел так, будто люди просто ушли отсюда и забыли про это место, а Бокуто беспардонно вторгся на следующий же день — когда ещё ничего не успело измениться.
Гробница определённо была мёртвой. Но Бокуто… это было как чувствовать чью-то жизнь. И Бокуто ни за что не признался бы команде, что ему страшно. Когда он услышал за своей спиной далёкое: «Там порядок?» — то чуть не рассмеялся от облегчения.
— Заходите, — позвал он слегка сиплым голосом.
Порог осторожно переступили Коноха с Вашио, и дышать стало немного легче. Бокуто осмелился подойти к пьедесталу с саркофагом — серым гробом, поверх которого шли древние фрески, похожие на те, что описал ему Сарукуй. А затем громко вздохнул и произнёс:
— Думаю, оно здесь.
Ему за плечо сунулся скептически выгнувший бровь Коноха:
—
Думаешь.
— Засунуть нужную штуковину в самое стрёмное место на локации? Коноха, это же правило любой компьютерной игры, — Бокуто шутил слегка подрагивающим голосом. Ему не нравилось это место — а таких он видел много и не мог понять, что именно с этим не так. — Давай-ка откроем это.
— О, — пробормотал в сторону Коноха, — так теперь мы оскверняем могилы.
Но подчинился.
Кажется, вся команда побросала свои дела, когда Бокуто с Конохой взялись за крышку гроба. Каменная плита, всё такая же крепкая и целая, как, наверное, тысячи лет назад, поддавалась с трудом и натужным грохотом — но им удалось сдвинуть её в сторону. И, когда навстречу поднялось пыльное облако, которое Коноха засветил фонарём, Бокуто с опаской заглянул внутрь.
Костяная труха — вот что ждало его в саркофаге. Лучше всех сохранился покрытый слоями гнили череп, к которому всё равно было страшно прикасаться, от человеческого скелета остались смутные очертания, от некогда, наверное, дорогой одежды — только изъеденные и тронутые землёй костяные украшения. В нос даже не бил запах смрада — смердеть было нечему. В зажатых пальцах, о которых теперь напоминал только слой пыли, скелет держал…
— Вот этот свиток, — свистящим шёпотом прошелестел Коноха, — забирай, и возвращаемся. Не хочу здесь находиться, я больше не вынесу.
Бокуто не нужно было долго упрашивать: он и сам рад был бы свалить отсюда как можно быстрее.
Красть у мёртвых всё равно не аморально, уговаривал себя Бокуто, протягивая пальцы к гробу, это ведь не кража в полном смысле слова: вот этому парню свиток всё равно не понадобится. А Бокуто его деньги очень даже нужны.
— Если схватит меня за руку, тащи, — шепнул Бокуто, осторожно смыкая пальцы на свитке.
Череп остался абсолютно неподвижен.
Бокуто вытянул свиток, быстро сунул его в контейнер, бросил Коми, который тут же вжикнул молнией своего рюкзака, и вместе с Конохой навалился на крышку гроба. А затем вся команда в полном молчании, не сговариваясь, выбралась из пролома гробницы в главный зал и по очереди протиснулась через лаз — назад во влажные джунгли.
Выбираясь последним, Бокуто подавил желание обернуться. Ему вообще не хотелось возвращаться к этому храму — не покидало ощущение, что он только что совершил самое возмутительное ограбление, на которое только способен.
И лишь когда ему в лицо ударило жаркое амазонское солнце, лишь когда он услышал стук туканов в ветвях деревьев и увидел цветущие на стволах орхидеи — тогда он в голос рассмеялся и ткнул Коноху в спину:
— Ну, ты видел это божество? Груда пыли, да и только!
Коноха хохотнул в ответ и, покачав головой, спрятал взгляд.
***
Назад через джунгли шлось намного легче. В рюкзаке у Бокуто, бережно завёрнутый в слои обёртки и упакованный в стеклянный контейнер, лежал свиток на целую кучу денег, команда перебрасывалась шутками, и даже пауки, мерзко перебиравшие лапками по лианам и пальмовым листьям, теперь не казались такими отвратительными. Бокуто казалось, что он видел хуже — намного хуже. Это было из разряда тех чувств, когда ты оказываешься на волосок от смерти и внезапно начинаешь смотреть на жизнь по-другому, вот только Бокуто не мог взять в толк, откуда у него это чувство взялось. Он шёл будто налегке, не замечая пары десятков килограмм у себя за плечами, и за те пару дней, что они выбирались из непролазных джунглей обратно в поселение по карте благослови его боже Сарукуя, каждый член команды хотя бы по разу просил его притормозить. А Бокуто — Бокуто был уверен: это не он идёт впереди всех, это команда тащится медленнее обычного.
В деревушке, откуда местные жители указали им на храм, они задерживаться не стали: своровали (приняли в дар, предпочитал говорить Бокуто) пару фруктов и немного другой провизии по мелочи и направились к станции, откуда по ходу реки к Парамарибо раз в пару дней ходил хлипкий грузовичок, нагруженный бананами. Бокуто ни за что не признался бы перед командой, но чем дальше они отходили от треклятого храма, чем бледнее становилась полоска непролазных джунглей за их спинами, пока они поднимались по склону холма прочь от деревни, тем спокойнее он себя чувствовал. И когда он дал команде отбой и устроился в выделенной им на шестерых комнатушке у гостеприимной суринамки — только тогда смог по-настоящему выдохнуть.
Несмотря на то, что к цивилизации Бокуто впервые возвращался с истинным облегчением, тревожное, сосущее чувство не давало ему покоя. Джунгли были его стихией, приключения — его наркотиком, редкости и ценности — его страстью, и именно там, среди лиан и пальм, с мачете в руках и верной командой за спиной он чувствовал себя полноценным. Но… но.
Первый за последние дни сон в сносной человеческой кровати обернулся для Бокуто мыслями о той самой гробнице. В темноте чудился шёпот, на стенах — тени, в окне — пустые глазницы трухлявого черепа. Бокуто крепко вцепился в рюкзак, уверился, что никто и ничто, даже чей-нибудь скелет, не отберёт свиток без его ведома, и так и вырубился с рюкзаком в руках.
А на следующее утро его растолкал панический крик Конохи.
— Бокуто! Бокуто, мать твою, просыпайся! Отцепись от рюкзака, и подъём!
Острый локоть Конохи больно пихнул его в рёбра — и Бокуто подскочил на месте. Сквозь сон он различил сначала топот ног и мешанину голосов, потом увидел над своим лицом Коноху — бледного как смерть, перепуганного так, будто ночью сюда наведался тот самый скелет. А потом бестолково спросил:
— Да что такое?
— Он не дышит! — истошно выкрикнул Онага от угла комнаты. — Бокуто… Бокуто, он не дышит!
Бокуто молнией подорвался с кровати. Коноха тут же кинулся к его рюкзаку, вытряхивая на пол всю одежду с припасами и беспрестанно матерясь, Сарукуй шуршал своими припасами, Вашио с Онагой нависли над кроватью Коми: Вашио истово ощупывал его пульс, Онага пытался давить на грудь, делая непрямой массаж сердца. Бокуто взглянул Коми в лицо — и как будто споткнулся о предательскую подножку.
Щёки Коми впали, глаза закатились, губы были сухими и обветренными. За одну ночь он будто похудел на десяток килограмм, его и без того худое запястье Бокуто теперь легко мог обхватить двумя пальцами. И он определённо был мёртв.
И как будто очень и очень давно.
— Парни, — тихо позвал Бокуто, неспособный даже моргнуть, — парни, что это, чёрт возьми, такое?
Вашио обернулся на него с гримасой отчаяния, застывшей на лице. Запястье Коми, которое он стискивал в своих руках, безвольно свесилось с кровати — Бокуто, даже не прикасаясь к нему, мог почувствовать почти могильный холод.
— Его… — сдавленно пробормотал Онага, явно не находя слов от страха и шока, — его как будто…
—
Выпили, — шёпотом закончил Бокуто.
***
За многие мили от деревни, в которой на ночлег остановились шестеро мародёров, в непролазных джунглях, где единственным следом присутствия человека были редкие кострища, примятая от палаток трава и зелёный след от рассечённых лиан, в съеденном амазонскими лесами храме, чьи камни долгие тысячелетия точил ветер и тропические дожди, в холодной, замурованной гробнице, посреди которой стоял древний саркофаг, раздался лёгкий шорох. Этот шорох не услышать, даже если стоять вплотную к саркофагу, от этого шороха отмахнёшься, как от писка комара где-то вдалеке. Но шорох перерос в скрип, скрип — в гул, а гул — в оглушительный грохот.
Каменная крышка тяжелейшего гроба легко сместилась в сторону — и рухнула на древний пол, где всё ещё виднелись пыльные отпечатки походных ботинок.
А затем, когда далёкое эхо от треснувшего камня затихло между колонн, послышался полноценный человеческий вздох.
