***
Парень отвёл взгляд в сторону, не желая смотреть в лицо сестры, сидящей на койке перед ним. Он ждал хоть какой-то реакции. Запоздало вспомнил, что она не может говорить. Посмотрев на девушку, Иккинг увидел как взгляд Хедер стремительно меняется от обычного жизнерадостного на грустный, растерянный, какой-то пустой. Девушка словно очнулась, осматривалась по сторонам, пытаясь понять, что происходит. Рука потянулась к повязке на шее, но Иккинг нежно взял сестру за руку, остановив. Ровное дыхание начало прерываться, на глазах проступили слёзы. У девушки задрожали руки, а после и всё тело, словно войдя в резонанс. Иккинг подсел к сестре, крепко обняв её. Хедер вцепилась в рубашку брата, уткнулась лицом в плечо и затихла. И ни единого звука кроме прерывистого дыхание и редких всхлипов. Хеддок старший прижал девушку к себе, поглаживая по голове. Ему стоило бы сказать что-нибудь успокаивающее, но он не мог. Просто понимал, что подобные слова его лично злили бы, лишись он руки или пальцев. Потерять всё, ради чего ты потратил более десяти лет жизни, просто чтобы освоить что-то настолько сложное как музыка… и всё это разом исчезнет, стоит тебе повредить руки или голос. Его сестра только что потеряла четырнадцать лет жизни. Зачем ей теперь знания о том, как издавать звуки, как и куда переходить, если всё это она лично больше никогда не исполнит? Насколько ей должно быть сейчас больно? Хедер ощущала себя в самом настоящем аду. Где она всю свою жизнь осваивала сложнейшее из искусств, чтобы после просто выкинуть все эти знания. И чтобы получить другое образование, ей теперь нужно заново учиться многие годы, чтобы достичь того же мастерства… и это будет не музыка. Для осваивания каких-либо инструментов девушка была слишком взрослой, постановка технологии обращения со скрипкой или фортепиано шла намного раньше. Нет, девушка слышала об исключениях, но была уверена, ей лично сил не хватит. Даже с помощью Иккинга, Астрид, Валки, да кого угодно… То, ради чего она жила рассыпалось словно осколки стекла того старенького мерседеса, так неудачно встретившего дорожных хулиганов. Кто виноват в падении? Атали? Рубинштейн, пославший за ней? Сама Хедер, севшая за руль, так и не попросившая помощи, следуя каким-то своим мыслям? Или может судьба? Никто из них. Лишь случайность, которую винить смысла нет… Но сделанного не вернёшь, и Хедер отбросила все мысли, пытавшиеся найти виновника, оправдать, искать выход. Просто погрузилась с головой в кипящий котёл того, чем когда-то была её спокойная безмятежная душа, ныне сгорающая от осознания потери того, чем она жила, того, что любила. Теперь музыка для неё есть только на концертах и записях.***
— Что ты раскомандовалась! — взъелся Вильгельм, когда оркестранты уже покинули зал. Иккинг, находящийся в тени зала был незаметен, поэтому Ардвуд даже не знал, что тут есть кто-то третий. — И… — мужчина был словно в замешательстве. — Откуда ты вообще взялась? — он резко отвернулся от певицы. — А ты не рад меня видеть? — отвернувшись от него спросила певица. Вильгельм молчал, прикрыв глаза. Атали стянула капюшон, с закрыв глаза. — А, погоди, так ты же меня бросил… да, точно. С чего бы тебе радоваться нашей встрече, если ты ждал что я сдохну одна, — тихо, но отчётливо ответила девушка. — Я тебя не бросал! — прошипел дирижёр. — Сказал он, улетев на службу чёрт знает куда. Оставил меня одну, молодец, — девушка усмехнулась. — Поступок настоящего мужчины. — Я был нужен, и я исполнил свой долг перед родиной, — холодно ответил Вильгельм. — А ничего ты больше никому не должен? — спросила Атали, смотря себе под ноги. — Или ты больше не держишь слово? — Давай, обвини меня во всех смертных грехах! — вспылил дирижёр, резко разворачиваясь к девушке. — Во всех не обвиню, лишь в предательстве, — холодно ответила Атали медленно разворачиваясь к Ардвуду. — Ты… — девушка сжала губы, словно хотела сказать что-то, но пыталась удержаться. — Ты не мог просто прямо сказать что я тебе надоела, тебе надоело смотреть на это уродство? Почему нужно было устраивать эту комедию с драматическим финалом? — Я ничего не устраивал, и это не правда, — парировал Ардвуд, сделав шаг к девушке. Только сейчас Иккинг заметил что Атали ниже Вильгельма на голову. — Тогда зачем все эти разговоры о долге? Просто сказал бы, «ты мне надоела Атали, поди спрячь от меня свою уродскую физиономию». Ты же солдат, неужели не мог выдать что-то настолько мягкое? Вы же там и покруче ругаетесь, — девушка упёрла руки в бока, грозно смотря в глаза дирижёра. — Вот только ты мне не надоела, — тихо ответил Вильгельм. — У каждого есть моменты, когда ему нужно сделать сложный выбор. — И твой был оставить больную изуродованную девушку, которой ты подарил надежду одну? Хорош выбор. Так ещё и прямо сказать не смог, — голос Атали дрогнул. — Хотя чему я удивляюсь. Кому в наше время понравится ходить с уродиной? Как жила одна, так и сдохну одна… — девушка отвернулась, скрестив руки на груди. Опустила голову. Вильгельм похоже растерялся. Хотел положить руку на плечо девушки, но она словно знала, что он попытается сделать. — Не прикасайся ко мне, — холодно сказала она. Ардвуда словно током ударило. — Зачем же ты здесь? — спросил дирижёр. — Несколько дней назад ко мне после концерта подошла Хедер Хеддок, — Вильгельм незаметно кивнул сам себе. — Её привёл ко мне тот демон, будь он проклят. Она сказала что Генри умирает. — И ты поверила? — с усмешкой спросил Вильгельм. — Да… считай это интуицией. Хотя ты в неё не веришь… — бросила девушка. — По дороге в Виндзор мы столкнулись с уличными гонщиками. Завязался бой и её машину спихнули с трассы, — вздохнув, Атали прикрыла глаза. — Она жива, но потеряла голос, — Ардвуд нахмурился. — Смотря на неё я поняла простую истину. Мы похожи. Обе потеряли, одна красоту, другая… а другая потеряла куда больше. Саму суть жизнь, себя. Тогда я взглянула на мир слегка под другим углом. И знаешь что? — девушка повернула голову к дирижёру. — Я не потеряла саму себя, я всё ещё могу заниматься тем, что мне нравится. И жалеть себя за внешность просто глупо и нечестно хотя бы в отношении тех, кто больше никогда не сможет взять в руки инструмент и извлечь хотя бы одну красивую ноту. И что самое занятное, в этой трагедии нет виновного. Ни тебя, выгнавшего Хедер из постановки. Ведь ты не знал, что именно она занимается набором вокалистов, и именно ей предстоит искать замену. Об этом знал только мой отец и директор филармонии. Не суть. Нет вины и отца, который просил найти меня, ведь он не знал что Хедер плохо водит и что столкнётся с теми уродами. Частично есть моя вина, не стала бы я с ними драться, может и отстали бы, но всё же… я ведь тоже не думала, что они решат устроить дорожные войны. Здесь нет ничьей вины. В моём уродстве тоже. Ведь отец не знал, что той ночью бензовоз потеряет управление, не знал он что машина взорвётся. Мы все ничего не знали. А я идиотка, винила отца в том, что со мной стало. А теперь, когда я это поняла, у меня уже не осталось времени… я упустила его, и последнее, что я могу сделать, помочь ему. Ради него, а не ради тебя я тут. Ради его последнего концерта. Пусть остался месяц, два, три, может год. Но это время я не буду одна. А ты… иди, занимайся своим долгом, служи исправно. — Меня списали, — резко бросил мужчина. — Несчастный случай, осколки гранаты прошили лёгкое и несколько костей руки. Я больше не нужен родине. — Видишь как забавно получается. Ты думал что ты нужен, и ты ошибался. А я думала что я не нужна, и я тоже ошибалась, — девушка повернулась к Вильгельму. — Словно в зеркало смотрю. — Зря ты так шутишь… — тихо ответил дирижёр. — Как ты и сказала, никто не знает будущего. И я не знал что меня покалечит, что я буду списан. Я думал, сейчас контракт пять лет отслужу, и вернусь к тебе. А тут такое… и ведь никто не виноват, верно подмечено. — Тогда почему ты не вернулся? Я ждала тебя… сколько лет ждала? Если честно, жду и сейчас… — девушка отвела взгляд к тёмному залу. — Почему ты не вернулся? — Сломленный? Зачем тебе тот, на кого ты не можешь опереться? — спросил мужчина. — Я несколько лет не мог смириться с тем, что происходит. Добрался до Виндзора, но мне не хватило сил предстать перед тобой в том виде, в котором я был. Я обещал что ты всегда сможешь найти во мне поддержку, но я не был способен её тебе дать. И мне за это стыдно. Несколько лет я еле сводил концы с концами, пытался как-то восстановиться… лишь полгода назад мне удалось наконец оставить прошлое и взглянуть в будущее. Я откопал диплом колледжа, пришёл сюда, зная, что тут нужен дирижёр. — Вспомни, Вигго. Я всегда отличалась злобным холодным жёстким характером. Я жила как-то до твоего появления. Скажи, а так ли мне нужна опора, сколько просто ощущение, что кто-то рядом есть? — Атали покачнулась и села на один из стульев. Вильгельм остался стоять. — Ты обещал мне опору, и исчез, считая что больше не можешь мне этого дать. Вот только я и без тебя хорошо справлялась, как тогда, так и сейчас. И всё, что мне было нужно, это живой человек рядом, а не плюшевый заяц, когда-то подаренный отцом. Неужели ты думал, что я разочаруюсь в твоём провале, в котором ты даже не виноват? — Я разочаровался сам в себе, — мужчина задумчиво рассматривал дирижёрскую палочку. — Мы оба совершали ошибки. Я обвиняла отца в том, что он не делал. Ты считал что не нужен мне в таком виде. И что самое забавное, обвинить мы в этих выводах можем только самих себя… — Атали натянула капюшон на голову, опуская взгляд. Вильгельм сел рядом с девушкой, смотря в пол. Его взгляд, обычно собранный, готовый к действиям сейчас потух. Мужчина осторожно положил руку на плечо девушки, но Атали не среагировала на это. Ардвуд хотел что-то сказать, но убрал руку, поднимаясь. Гринфилд мотнула головой, вставая следом, но Вильгельм неожиданно для девушки остановился, развернулся. Атали не заметила препятствие и столкнулась с мужчиной. Сделала шаг назад, вздрогнув от неожиданности, и споткнулась бы, упав в зал, но Ардвуд крепко обнял девушку, прижав к себе. Девушка растерялась, немного испуганно смотря в лицо Вильгельма. Мужчина одной рукой стянул капюшон девушки и поцеловал её. Вялая попытка сопротивления была пресечена, хотя казалось что Атали и не очень хотела оттолкнуть Ардвуда. Хеддок почувствовал что он тут лишний, и тихо, стараясь не издавать шума, направился к выходу из зала. Лишь услышав звук закрывающийся двери Атали и Вильгельм пришли в себя. Мужчина отпрянул, а девушка покраснела, пряча лицо в капюшон. — Подлец, — немного грустно сказала она. — Я почти тебя забыла… — её голос дрогнул и девушка ощутила как не справляется со шквалом эмоций, в которые её так неожиданно спихнул дирижёр. Вильгельм вновь обнял девушку, прижав к себе. Она неуверенно обняла его в ответ. — Скажи, отец простил тебя за твои ошибки? — девушка еле заметно кивнула. — А ты сможешь простить меня за мои? — Атали подняла взгляд на мужчину. — Ты не шутишь? — тихо спросила она. Он покачал головой. — Да…