Обманом обручённая

Когда б на то случилась ваша воля – Гореть бы, верно, мне на медленном огне. Вы ненавидите меня до боли, И это весело вдвойне! «Вы ненавидите меня…» Канцлер Ги

      – Ты звал нас, отец? – Тор первым заходит в кабинет Одина, где тот по обыкновению занимается государственными делами. Локи привычно следует за ним, выглядывая из-за левого плеча брата.       – Мама, и ты здесь? – удивляется наследник Асгарда. – Семейное собрание?       Локи слегка морщится. Он предпочёл бы собрание в более неформальной обстановке. Тогда Тору можно было бы подсыпать жгучего перцу в рог с вином, и, предварительно убрав все ковши с водой, наблюдать, как тот, жадно хватая ртом воздух, пытается выговорить «Локи!..».       Главное, вовремя самому убраться подальше.       – Садитесь, мальчики, – выдёргивает его из приятных воспоминаний мягкий голос матери.       Царевичи садятся. Старший – опершись на расставленные ноги, всей позой выражая готовность внимать правителю и служить державе. Младший небрежно закидывает ногу на ногу и свешивает локоть со спинки стула.       – Возлюбленные сыновья. – Локи вновь морщится при этой фразе: тема отцов и детей для него по-прежнему болезненна. – Я много лет правлю девятью мирами, и чувствую, что начинаю уставать. Даже целительный долгий сон не возвращает теперь мне сил в полной мере.       – Может, тебе стоит обратиться к Эйр? – предлагает Локи. – Или наоборот – прогнать её, как не справляющуюся с обязанностями…       – Помолчи, Локи!.. Я не просил советов, – раздражение прорывается в хорошо поставленном голос царя Асгарда.       …Эта особенность приёмного сына непрошенными словами или, тем паче, действиями походя разрушать взлелеянный пафос раздражала Всеотца с самого детства Локи. Была у Одина неистребимая любовь к величию, торжественности, красивым речам. Он справедливо считал, что и так много делает для девяти миров, а потому может позволить себе маленькие слабости.       У Локи же с детства оказался талант сперва нечаянно, а после – уже осознанно раз за разом ставить Всеотца в нелепое положение. Сбивать пафос, разрушать торжественность, выворачивать наизнанку красивые фразы, порой обнажая не самую приглядную их сущность. Один не считал себя святым, полагая, что правитель таковым быть не может и не должен. Но кому нравится выслушивать о себе непрошенную правду?..       – Я чувствую, что устаю, – продолжает Всеотец, не глядя на младшего сына. – Полвека-век – и я захочу уйти на покой, оставить царствование. А это значит, что тебе, Тор, нужно будет занять трон Асгарда.       Локи всё с тем же небрежным видом поднимается.       – Я смотрю, это очень узкосемейные посиделки. Пожалуй, я пойду.       – Локи!.. – укоризненный голос Фригг не останавливает его.       А вот повернувшийся сам собой – по велению Одина, разумеется – ключ в двери вынуждает остановиться.       – Сядь, сын.       Бог обмана разворачивается, скрестив руки на груди. Облокачивается на закрытую дверь.       – Вам обоим нужно будет принять царство. Каждому – своё. Вы оба прекрасно знаете об этом с детства.       – А Лафей в курсе твоих великих идей? – перебивает Локи. – Он как-то на старость пока не жалуется…       – Лафей прекрасно знает, на каких условиях ты отправился в Асгард. Время пришло. Правители должны сменяться, это полезно для царств. И для самих царей, пожалуй, тоже, – уже тише добавляет Один.       – Отец… – начинает было Тор, но тот властным взмахом руки останавливает его:       – Помолчи, Тор!.. Что за дети у меня, – жалуется он жене. – Не дадут старику досказать до конца мысль!.. А сказать я хочу, что вы, наследнички, прежде чем взойти каждый на свой трон, должны остепениться. Доказать серьёзность намерений и заранее озаботиться продолжением царского рода. Жениться вам надо, возлюбленные мои сыновья!..       Тор, собравшийся было вновь что-то сказать, так и застывает с открытым ртом. Даже Локи, лицедей и обманщик, не сразу справляется с лицом.       Один хмыкает в бороду, наслаждаясь произведённым эффектом.       Фригг, поднявшись с места, подходит к Тору. Кладёт ладонь на светлые волосы сына, задерживается так на минуту. Потом подходит к Локи, чьи руки по-прежнему сцеплены на груди в защитном жесте. Кладёт руку ему на плечо, даже сквозь ткань камзола ощущая, как напряжён её младший сын.       – Локи. Тор. – Мягкий голос царицы баюкает, будто в детстве, когда оба засыпали на её руках. – Никто не требует от вас бежать под венец прямо завтра. У вас будет время найти себе дев по сердцу.       – Но советую с поиском не затягивать, – добавляет Всеотец. – Не найдёте себе жён в ближайшее десятилетие – сам вас женю. Хватит уже лоботрясничать. ***       Дворцовый сад Сигюн не нравится.       Не кусты – шары, кубы, пирамиды… Клумбы тоже высажены в ровные линии и круги. «Издевательство над природой», – думает ванийка. Где буйство зелени, цветов и красок, не скованное никаким вмешательством? Где простор родных степей, по весне покрытых цветущий ковылём, когда и не разобрать, по степи едешь – или по морю плывёшь…       Море, кстати, в Ванахейме тоже имелось. Всё же Ньёрд, царь Ванахеймский – бог моря и ветра. Царская семья частенько делала к нему вылазки. Сигюн не очень их любила – на море её нещадно укачивало. Даже при легчайшем бризе. Потому она любовалась величественной стихией обычно с берега.       А ещё Сигюн не нравится, что в саду Асгарда совсем нет привычных водопадов. Только фонтаны.       Дева вновь – в который уже раз?.. – вздыхает. Порой ей кажется, что превратись её вздохи в туман, тот бы укрыл весь Асгард. Но она не богиня туманов, она всего лишь богиня верности.       Заметив дерево, чьи мощные корни вспороли землю, нарушив ровную гармонию дорожки, Сигюн подходит к нему и обнимает ствол. Прижимается щекой к тёплой морщинистой коре. Сколько столетий наблюдал этот непокорный дуб? Пару-тройку уж точно…       Дева устало прикрывает глаза. Расслабляется. И почти сразу вздрагивает от насмешливого голоса:       – Как трогательно. Неужели такой красивой леди больше некого обнять, кроме как бездушное древо?..       Сигюн оборачивается. Незнакомый ас в чёрно-зелёном камзоле ухмыляется краешками губ.       – Я нахожусь здесь не по своей воле. Недостойно мужчины и воина усугублять и без того тяжёлое положение девы, – внутренне подбираясь, отвечает богиня верности.       Она ожидала любой реакции – от злости до извинений – но только не искреннего смеха.       – Мужчины? Воина? Недостойно?.. – ас изящным жестом вытирает выступившую от смеха слезинку. – Полно, да ты хоть знаешь, кто я?       – Не имею чести знать, – сдержанно ответствует Сигюн, мысленно добавляя: «и ещё бы десять веков не знала».       – Позволь представиться, – ас шутовски раскланивается. – Локи, сын Одина, сын Лафея. Не смотри так, мама у меня тоже имеется. Царевич Асгарда, наследный царевич Йотунхейма. Бог огня и магии, трикстер по призванию и образу жизни.       За плечами аса сам собой начинает струиться зелёный плащ, которого секунду назад не было. Голову венчает золотой рогатый шлем, невозможно блистающий на солнце.       Сигюн бледнеет.       – Ты забыл упомянуть такие сферы, как ложь и коварство, – отчеканивает она. – Мне прекрасно известно о том, кто ты. Отец рассказывал.       Развернувшись, дева быстро идёт по дорожке. Длинноногий царевич догоняет её в два шага:       – Сигюн, послушай… С твоим отцом мы и впрямь когда-то повздорили. Но это всё в прошлом! Поверь, у меня нет желания продолжать вражду. Особенно сейчас, когда наши царства наконец-то окончили кровопролитную войну.       Сигюн не сбавляет шага, и Локи в попытке остановить дотрагивается до её предплечья.       Деву будто прошивает искорками по всему телу от этого прикосновения. Так быстро и ярко, что она даже не успевает испугаться. Сбросив руку царевича, выговаривает чётко и ясно, будто малому ребёнку объясняет:       – Я не желаю иметь никаких дел с богом обмана и на правах гостьи прошу оставить меня в покое. Я достаточно понятно выразилась?       Локи даже замирает, любуясь на горящие праведным гневом серые очи. Сигюн как раз хватает времени уйти дальше по садовой дорожке.       Царевич уже не идёт за ней. Смотрит вслед, прищурившись. Хмыкнув, шепчет:       – Однако!.. Лиха беда начало…       Сигюн смотрит в окно. Ясное солнце, безоблачное небо манят выйти в сад. В покоях в такой день совсем тошно находиться.       Но деву останавливает вчерашняя встреча.       …Отец не раз рассказывал о Локи – боге обмана и коварства, своём давнем заклятом враге. Разумеется, в его рассказах тот приобретал черты и вовсе демонические. Оттого, увидев вполне симпатичного аса, Сигюн не ожидала, что тот окажется отцовским недругом.       Она не поверила ни единому его слову о желании прекратить вражду с Бальдром. Отец бы сказал об этом. Да и без лишних слов было понятно, что нельзя верить тому, чьё второе имя – Обманщик.       Сигюн какое-то время пытается читать книгу, но строки плывут перед глазами. Душно, несмотря на распахнутое окно. Так манит прохладная зелень и свежесть фонтанов… Будь хоть трижды изуродована руками асов, по мнению ванийки, природа остаётся природой.       Разозлившись от духоты, а пуще того – от осознания собственного бессилия, Сигюн подхватывает книгу и почти бегом направляется в сад. В конце концов, ей тут жить неопределённое время, и если она будет шарахаться от каждой тени, пусть даже с изогнутыми рогами…       Устроившись на скамейке в тени, неподалёку от фонтана – золотая девушка с кувшином, из которого льётся вода – Сигюн проводит вполне очаровательный час, позволяя истории унести себя на крыльях.       …Книга дочитана. Раскрытая на последнем развороте, по-прежнему лежит на коленях хозяйки. Солнце, переместившись, освещает испещрённые рунами страницы.       И оттого внезапно лёгшая на неё тень кажется ещё темнее.       – Хотел бы я быть книгой, – с грустью говорит Локи, когда Сигюн оборачивается. Он без шлема и плаща. – У неё есть шанс быть прочитанной… услышанной….       Сигюн подавляет тяжёлый вздох. За что ей это наказание?       – Что же примечательного в словах Обманщика? – сдержанно спрашивает она.       – Быть может, правда? – мгновенно реагирует Локи, довольный тем, что Сигюн не убегает, а задаёт ему вопрос. – Кому лучше знать о правде – тому, кто разбирается в обмане, или тому, кто в ослеплении своём уверен лишь в собственной правоте?..       – Ты о моём отце. – Не вопрос – утверждение.       Локи непринуждённо усаживается на скамейку рядом с Сигюн. Та невольно отодвигается с середины на противоположный край.       – Отчего же? – взгляд зелёных глаз, кажется, проникает в самое сердце. Богиня верности, не выдержав, отворачивается. Почему отец никогда не говорил, что у врага его столь пронзительный взгляд?.. – Это применимо ко многим. К тебе, например.       – Ты обвиняешь меня в предвзятости? – пожимает плечами дева. – Ты сам создал себе репутацию, бог обмана.       Захлопнув книгу, Сигюн поднимается. Сбегать, как вчера, она не собирается – гордость и достоинство, вновь поднявшие голову, не позволяют. Но и оставаться в обществе младшего царевича Асгарда у неё нет ни малейшего желания.       – Всегда виноват Локи. Если что-то случилось в отдалённом уголке девяти миров, не стоит докапываться до причин – обвини Локи, не прогадаешь!.. – печальным голосом царевич пародирует торгашей с рынка, всеми силами пытающихся сбавить свой товар. Локи частенько под чужой личиной бродил средь простого народа, набираясь слухов, сплетен, мнений и чаяний.       К слову, Один делал то же самое. Только не личину накидывал, а умело глаза отводил. Хоть три часа с царём проболтай – не признаешь ни за что. Возможно, эта привычка была одной из причин столь успешного и длительного правления Всеотца.       Сигюн не отвечает. Она решает игнорировать Локи. Может, тогда он отстанет и пойдёт тратить свой красноречие на кого-нибудь другого.       Подойдя к фонтану, богиня верности присаживается на парапет. Трогает рукой прозрачную воду. Холодная. Пожалуй, деву-статую даже можно назвать красивой… Хотя водопады Ванахейма не идут ни в какое сравнение, конечно.       – Ай!.. Что за…       Тугая струя воды, ударившая в грудь, едва не опрокидывает деву навзничь.       Мокрая, в непристойно прилипшем к телу платье, Сигюн отпрыгивает в сторону. Локи с невинным видом убирает ладонь от льющейся из кувшина струи, позволяя воде вновь спокойно течь.       – Что это было?!.. – возмущается Сигюн, пытаясь создать между тканью платья и собственным телом воздушную прослойку.       – Подумал, в столь жаркий день приятно освежиться, – улыбается бог обмана. Его камзол совершенно сухой. – А у тебя прелестная фигура, – добавляет он, и Сигюн чувствует себя так неуютно, будто стоит пред ним обнажённая. Нестерпимо хочется укутаться хоть во что-нибудь. Будь рядом кусок дерюги – не мешкая, укрылась бы ей.       – Если на таких шутках и строится твоя слава трикстера, то я не дам за неё и распоследнего ломаного гроша, – сердито говорит дева.       Локи запрокидывает голову, тряхнув волной чёрных кудрей. Смеётся.       …Когда Сигюн уходит сушиться и переодеваться, смех бога обмана постепенно смолкает. Недоумение проступает на точёном лице.       – Я ведь собирался её очаровывать, а не… – бормочет Локи. Но неугомонной натуре трикстера до дрожи в коленках захотелось подшутить над этой красивой и гордой ванийкой, такой правильной, такой величественной, несмотря на статус заложницы… И он поддался этой слабости.       В задумчивости царевич садится на мраморный парапет фонтана. Кажется, он ещё хранит тепло тела Сигюн. Хотя нет, это солнце нагрело… Конечно же, солнце. Ведь сегодня так тепло. Даже жарко. А значит, освежиться и впрямь приятно…       Прикрыв глаза, Локи откидывается спиной прямо в чашу фонтана, в ледяную воду. Кожа его становится синей.       Интересно, что скажет Сигюн на его вторую ипостась?.. ***       – Отец. Здравствуй. – Короткий кивок.       – В этот раз ты с опозданием, Локи. Я ждал тебя утром, время же к обеду.       Лафей поднимается с ледяного трона. Делает несколько медленных шагов в сторону Локи. Тот по-прежнему стоит на месте.       – Я опоздал всего на полдня, – говорит бог обмана. Голос его гулко разносится по ледяному залу. Рассчитанный на великанов, дворец до сих пор кажется Локи неоправданно высоким.       – На целых полдня. Не я ли тебя учил, что точность – одно из достоинств царя? Или Один внушает тебе другое? – едко спрашивает Лафей. Глядя на сына в обличье аса, еле заметно морщится: – Не желаешь принять надлежаший вид?       – Что, так не по душе тебе моя бледность? – усмехается Локи. – Асгардские девы иного мнения...       Полные негодования алые глаза ему ответом. Неслышно вздохнув, Локи оборачивается йотуном, и взгляд отца смягчается.       Разве так не лучше? Исчез нелепый зелёно-чёрный камзол – йотуны носят лишь набедренные повязки. Стройный торс, длинные сильные ноги, причудливые – у каждого свой – узоры по синей коже… На вкус Лафея, йотуном Локи шло больше.       Сам Локи так не считал, редко оборачиваясь за пределами Йотунхейма. Исключением была пора отрочества, когда в период бурного роста начала активно проявляться и йотунская природа. Одним прекрасным утром половина Золотого Чертога проснулась, стуча зубами от холода. Один, найдя Локи, растерянно сидящего в покрытой льдом зале, пошёл ещё на одну уступку приёмному сыну.       Разрешил видеться с родным отцом.       Ледяной нож йотуна, мгновенно вылетевший из его ладони, упёрся в грудь худенького подростка-аса.       – Что ты здесь делаешь? Ты шпион Одина? Отвечай, или умрёшь!..       В следующее мгновение на месте аса стоял молодой йотун.       – Я Локи, сын Лафея, твоего царя, – уверенно заявил он. – Отведи меня к нему, и побыстрее, а не то пожалеешь!..       Йотун покачал головой, но во дворец отвёл. В любом случае странного пришельца нужно было показать царю.       ...Йотунхейм оказался похож на то, каким рисовал его себе Локи по книгам и картинкам. И в то же время непохож. Снежные холмы. Чёрные изогнутые деревья, никогда не знавшие радости весны и обновления. Невероятной красоты северное сияние вдали, у горизонта. Он был огромным, строгим и… словно чего-то ожидающим.       Странное чувство охватило Локи, пока он брёл за йотуном. Будто узнавал он заснеженные пейзажи раньше, чем те возникали на их пути. И оттого щемило сердце, и заходилось оно от пугающей красоты родины.       Пока не вспомнил Локи, что родина ему чужбина, и сам он – чужак и в Золотом Городе, и в этой снежной синеве. К тому времени и ледяной дворец перед ними возник.       – Ну здравствуй… сын.       Йотун, показавшийся Локи огромным, поднялся с ледяного трона и пошёл ему навстречу. Эхо шагов заметалось под высокими тёмными сводами.       – Называешь меня сыном? После того, как позволил унести в чужой мир?.. – холод в голосе Локи мог бы соперничать с окружающим холодом.       Лафей остановился, не дойдя пары шагов.       – У меня не было выбора, – с горечью ответил царь Йотунхейма. – Поверь, я жалел об этом больше, чем о проигранной войне.       – Мне не нужна твоя жалость и твои жалкие оправдания, – всё тот же холод в голосе. – Я не за этим пришёл.       – Ты сбежал? – оживился Лафей. – Нашёл тайный проход между мирами?..       Лицо Локи перекосилось. Он дёрнул тонкую золотую цепочку на шее, раньше Лафеем незамеченную.       – Вот это вернёт меня домой через три дня, – отчаяние раскололо маску ледяной отстранённости. – Я уже пытался снять… не выходит.       – Одноглазый мерзавец… С каким наслаждением я бы выколол ему и второй глаз, а после вонзил клинок прямо в лживую глотку, – прошипел царь Йотунхейма. – Пойдём, Локи, нам о многом надо поговорить.       – От себя не убежать и не спрятаться даже в чужом золотом мире.       Царь и царевич Йотунхейма сидят в малом зале. Причудливые ледяные узоры украшают стены.       – Я предлагал тебе не раз доказать верность твоему миру, Локи. Принести Ледяной Ларец. Ты умеешь укрываться от взгляда Стража. Твои таланты и твой статус – пропуск в сокровищницу Одноглазого. Но ты уходишь от ответа уже который год, мой скользкий сын.       Лафей не смотрит на Локи. Взгляд его устремлён сквозь узкое высокое окно. Вечный мрак – которое уж столетие.       С того дня, как родился его младший сын.       – Один отобрал у меня двух сыновей, – глухо продолжает Лафей. – Отобрал победу, лишил Йотунхейм главной поддерживающей силы. Казалось мне, третий не упустит возможности отомстить за свой мир и свою семью, когда войдёт в возраст… Я верил тебе, бог обмана, – пристальный взгляд из-под тяжёлых век опускается на Локи. – Но и моему терпению есть предел. Я вижу, что чужая семья тебе милее, как бы не поносил ты Одноглазого при мне.       – Отец, в тебе говорит ревность, – усмехается Локи. – Я всего лишь выжидаю удачный момент.       – Сколько уже лет? – резко спрашивает царь Йотунхейма.       Локи пожимает плечами:       – Не хочу подставляться. Ты ведь и сам знаешь о возможностях Одина – и о том, каков он в гневе. Но он слабеет. Не без моей скромной помощи, – скромно опускает он глаза. – Я не могу его убить, но ежедневный яд на завтрак медленно подтачивает его изнутри. Мой серпентарий недавно пополнился прекрасным экземпляром. Свартальвфхеймская белая гадюка, – белые зубы в усмешке сверкают особенно ярко на синем лице. – Для любого другого достаточно было бы и капли, но Один…       Младший йотун разводит руками, будто извиняясь за приёмного отца.       Лафей смотрит на сына в упор.       – Хорошо, – наконец роняет он. – Я долго ждал, подожду ещё немного. Но тебе пора делать выбор, Локи, кто ты – ас или всё же йотун. Нельзя вечно жить на два мира. ***       Тору несвойственна задумчивость. Вот порубать врагов молотом или, на худой конец, могучим кулаком – дело другое. Но, хоть добрая битва по сердцу богу грома, понимает он, что войны – не повод для радости. Оттого доволен он окончанием войны с Ванахеймом.       Слова Одина о женитьбе всколыхнули спокойствие Тора. Оттого по старой привычке сидит он на широком подоконнике в коридоре Золотого Чертога, не зная, что и делать ему теперь. Вдвоём с братом порой устраивали они штурмы асгардских красавиц, но то ночные развлечения, а будущая супруга и царица девяти миров – совсем иное.       – Тор, – знакомый голос окликает его, и, встрепенувшись, словно боевой конь, тот разворачивается.       И застывает с очень глупым видом.       Сиф. Давняя, надёжная подруга. В платье, подчёркивающим её прелести. В дорогом ожерелье, что вспыхивает огоньками в солнечных лучах, но всё одно Тор не сразу переводит взгляд выше.       В женскую одежду Сиф облачается только на торжественных приёмах. Сегодня ничего подобного не намечалось…       – Тор, – Сиф улыбается – так мягко, так непривычно. Присаживается рядом. – Я тут подумала…       – Да, Сиф? – радостно улыбается в ответ Тор.       Та подавляет смешок.       – Мы столько вынесли вместе, прошли такой путь рука об руку. Пережили эту войну…       – Но мы были не одни, Сиф, – возражает царевич. – С нами были друзья, наши славные воины!..       – …а ты до сих пор не смотришь на меня как на женщину, – продолжает как ни в чём ни бывало Сиф, и Тор второй раз застывает с открытым ртом.       – Мы победили, Тор. А это значит, можно наконец расслабиться. Приходи ко мне сегодня вечером, – положив ладонь громовержцу на плечо и наклонившись к его уху, жарко шепчет дева.       И, быстро соскользнув с подоконника, буквально упархивает за поворот коридора.       Тор тщательно готовится к вечеру. Надраивает броню до ослепительного блеска, хотя внутренний голос подсказывает, что броня не особо и нужна. Заплетает две косицы по вискам, убирая остальные волосы за спину.       И велит собрать букет из белых и красных роз.       Он шокирован и образом Сиф, и её в высшей мере неожиданным предложением. Видя в ней долгое время лишь надёжного друга, в последнее время Тор и сам начал замечать, в какую прелестную деву превратилась некогда нескладная девчонка, заявившая, что её мечта – стать великим воином.       И она исполнила эту мечту.       Когда сумерки становятся всё гуще и темнее, Тор с бьющимся сердцем останавливается у покоев Сиф. Поудобнее перехватывает розы. Тихонько стучит.       Дверь отворяется не сразу. Сиф в привычном мужском облачении недоумённо смотрит на царевича.       – Тор? Что ты тут делаешь? – удивлённо спрашивает она.       Царевич, шагнув внутрь, удивляется не меньше:       – Но ведь ты сама позвала меня…       – Тор, ты пьян? Что ты делаешь в моих покоях?       – Ты сама назначила мне встречу, Сиф! Признаться, я был удивлён, но я обдумал твои слова и пришёл к выводу, что ты права. Мы и впрямь можем попробовать… быть не только друзьями… – последние слова Тор произносит всё тише, с опаской глядя, как наливается яростью взгляд девы. На что способна разъярённая Сиф, царевич имел удовольствие наблюдать.       – Я ничего тебе не назначала, олух! – срываясь, кричит Сиф. В самом деле, сколько можно издеваться…       – Но кто же тогда… – Внезапное понимание отражается на лице Тора. Вспоминая несвойственное «Сиф» жеманство и развязность, он делает логичный запоздалый вывод: – Локи.       Тору становится ужасно неловко. Мысленно призывая на голову брата всевозможные кары и обещая поучаствовать в них лично, он прячет букет за спину и, бормоча извинения, берётся за ручку двери.       – Что это? Алые и белые розы?.. Единство взглядов? Прочная дружба и… любовь?.. – доносится до него, и Тор останавливается.       – Ты нёс его мне? – а вот такого голоса от Сиф он не слышал даже в тяжёлых походах. В глазах её стоят слёзы.       – Сиф… Родная, не плачь, не надо… – Тор не знает, что делать с плачущей девой, которая не плакала на его памяти ни разу.       Она всхлипывает.       – Неужели твоему брату надо было заочно опозорить меня, чтобы ты наконец заметил… – дева отворачивается.       – Заметил что, Сиф?       Зарычав – утробно, низко – та бросается Тору на шею. Стискивает в объятьях и мокро, жадно, неумело целует со всем пылом, копившимся уж не первое столетие.       Розы выскальзывают из рук Тора. Освободившимися ладонями он накрывает плечи Сиф, прижимая её к себе.       Мелькает мысль, что от шуток Локи иногда бывает польза. ***       – Сигюн!       О, этот голос… Томный, будто бархатом обволакивающий.       Чтобы удобнее было пырнуть кинжалом, едва расслабишься.       – Как твоё самочувствие? – обворожительная улыбка. – Не заболела после нашей встречи?       – Это в твоих правилах: сперва обливать ледяной водой на ветру, а после интересоваться самочувствием? – сухо говорит ванийка.       Локи обескураженно разводит руками:       – Ветра не было. Но ты права, это была глупая шутка. Не знаю, что за безумие на меня нашло. Я бы хотел загладить свою вину, если позволишь. – В его ладонях появляется маленький изящный букет белых лилий, который он с лёгким поклоном вручает Сигюн.       – Прекрасной царевне Ванахеймской, гостье моего отца, а значит, моей гостье.       Сигюн уводит руки за спину.       – Царевна Ванахеймская одна – Фрейя. Оставь свои штучки для асгардских дев. Я не куплюсь на такую смехотворную ерунду.       Букет в руках Локи разлетается, осыпая Сигюн белыми лепестками. Тончайший аромат лилий окутывает её. Дева отступает назад.       – Локи, что ты от меня хочешь? – утомлённо произносит она, и царевич внутренне оживляется: она впервые назвала его по имени.       – Всего лишь твоего обворожительного общества, – Локи вновь улыбается, склонив голову набок.       – А тебе не говорили, что домогаться общества обручённой девы – дурной тон?..       Сигюн нервным жестом одёргивает платье, и Локи, проследив взглядом, замечает на левой руке характерное кольцо.       Вот как… Он не знал.       Что ж, это делает задачу ещё интереснее…