Обманом обручённая

Какой фигляр и сердцеед! Теперь простак и даже тень От прежнего кутилы. Не знает, как найти подход К той, что в себя влюбила. Спектакль «Сон Фигаро»

      Стук в дверь заставляет и без того хмурого Бальдра нахмуриться ещё сильнее.       – Отец. Мама, – короткий кивок Форсети немного смягчает выражение лица бога света. – Сестра не у вас?       – Сигюн не желает ни разговаривать с нами, ни даже открывать двери, – раздражённо говорит Нанна. – Ты же слышал, как она обвинила нас якобы в бесчестии!.. Не желаю с ней даже разговаривать, пусть дуется сколько угодно. Пока не образумится.       – Сигюн нет в покоях, – отвечает Форсети, и Бальдр, встрепенувшись, словно боевой конь, оборачивается к нему:       – Как нет?       – Я тоже приходил к ней, – с нарастающей тревогой рассказывает младший ван. – Хотел поговорить, просил впустить. Меня насторожила тишина – ни вздоха, ни шороха. Я кричал, колотил в дверь – никакой реакции. Спать она не могла – проснулась бы от крика. Тогда я применил некоторые специфические навыки… – он смущённо отводит глаза, но тут же продолжает: – В общем, в покоях её нет. Я думал, может, она у вас или у дяди Ньёрда – куда ещё пойти заложнице в чужом царстве? Но её нет ни у дядюшки, ни здесь, значит…       – Сбежала, – ахнула Нанна, прижав ладонь к щеке. – Сбежала за этим мерзавцем, негодная!..       Бог света, побледнев, поднимается на ноги.       – Это он, – как во сне, шепчет он. – Это он увёл её с собой, украл цветок моей души… Я выколю ему глаза, выжгу сердце… если оно у него есть, конечно…       – Отец, думаю, у нас есть повод обратиться к царю Одину, – трогает Бальдра за руку сын. – Пусть спросит Всевидящего, где Сигюн. Может, она тихо рыдает где-нибудь в уголке дворцового сада.       – Нет, это он, – будто не слыша доводов Форсети, продолжает, покачиваясь, бог света. – Я чую, это его рук дело…       Хеймдалль принёс неутешительные вести. «Сигюн там, где и должна быть – подле мужа. Волноваться о ней нет причин» – так звучали слова Стража. Форсети пришлось уводить отца, крепко держа под руки. Иначе Бальдр полез бы в драку и с Хеймдаллем. Во всяком случае, вид у него был именно такой.       Нескончаемый поток угроз, проклятий и сожалений выводит бога правосудия из себя. Он так давно не был с семьёй, соскучился и жаждал провести короткое свободное время в более приятных беседах. Не для того он сворачивал последний процесс у альвов в рекордные сроки, вызвав их недовольство, чтобы битый час выслушивать брюзжание отца о давнем враге.       – Отец! – резко обращается он к Бальдру, остановившись прямо посреди улицы. – А тебе не приходило в голову, что Сигюн ушла за Локи добровольно, без всякого колдовства? Знаешь, обвиняя нас, она не выглядела очарованной. Я вёл не одно дело в том числе и с магическим принуждением, и знаю, о чём говорю. Может, она его полюбила? Тебе это не приходило в голову?       Бальдр умолкает, поражённый. Мало было того издевательского сна – явно насланного Локи! – так ещё и собственный сын туда же…       – Ваша вражда мне давно уже поперёк горла! – продолжает меж тем Форсети, более не сдерживаясь. – Уж который век одно и то же!.. Ты сам-то хоть помнишь, из-за чего всё началось? С какой радости два члена царских фамилий разругались в пух и прах, ровно склочные торговки на базаре? Что за чёрная кошка меж вами пробежала?..       Бальдр вздрагивает.       – Именно что кошка, – хрипло произносит он. – Только не чёрная – белая да голубоглазая...       Бальдр не любил кошек. Просто терпеть не мог. Мяукающие наглые создания, совершенно не признающие ни команд, ни иного внушения. Применять же силу к столь хрупким созданиям казалось богу света недостойным честного мужа.       Дворец Ванахейма кишел кошками. Хвостатые твари встречались повсюду – от дворцовой кухни до подлокотника царского трона. Они вовсе не считали последнее вопиющей наглостью, в отличие от младшего брата царя. Тот кипел негодованием, глядя, как невозмутимо вылизывается очередной кот, сбрасывая ошмётки шерсти аккурат на царский трон.       Ньёрд же относился к ним снисходительно. Даже завёл себе пару любимиц. Не иначе как под влиянием дочери.       Фрейя обожала кошек. Мало двух, избранных ею в собственную колесницу. Она тащила любого найденного котёнка в дом, то есть во дворец. Даже издала указ о том, чтобы ненужных котят не топили, а приносили лично ей – за умеренную плату. Обрадованные ваны понесли мяукающих в Ноатун целыми корзинами.       Бальдр скрежетал зубами. Но, поразмыслив, он сделал тонкий ход – предложил Фрейе отдавать священных животных морякам на драккары. И крыс поубивают, и удачу принесут… За благословением Прекраснейшей мгновенно выстроилась очередь из бравых мореходов – примерно такая же, как с корзинами кошек.       Бог света выдохнул с облегчением. Но кошек всё равно оставалось великое множество.       …Новый посол Золотого Асгарда сразу вызвал неприязнь Бальдра. Слишком хорошенький, но не смазливый. Красота обещала со временем лишь заматереть, не отступив под напором веков.       Бальдр всегда гордился титулом Прекраснейшего. И не скрывал этого.       Посол обладал ещё и острым умом. И не в меру острым языком, понял бог света, попытавшись поддеть гостя – в рамках вежливости, разумеется. Тот вернул ему насмешку в тройном размере. И улыбнулся – столь обворожительно, что Бальдр ощутил неимоверное желание познакомить наглую физиономию с собственными кулаками.       Дипломатический вечер вымотал Бальдру все нервы. Главным образом это была заслуга сына Одина… сына Лафея. Хоть бы определился, что ли…       Погружённый в мрачные думы, Бальдр споткнулся обо что-то мягкое в темноте перехода. Надо будет устроить выволочку слугам – какого лысого демона факелы не заправлены вовремя?.. Испуганная кошка, мяукнув, царапнула бога света по ноге. Это стало последней каплей – не сдержавшись, Бальдр с силой пнул животное, выругавшись вслед.       – Так-так… Оказывается, подданные не всё знают о Бальдре Прекраснейшем, о чьих добродетелях слагают легенды, – раздался язвительный голос, успевший осточертеть за ужином. – Что они не знают ещё? Может, ты принимаешь ванны из крови девственниц?..       Сами собой загорелись факелы на стенах. И в их свете Бальдр узрел младшего царевича Асгарда, который наклонился к отброшенной кошке. Удар был слишком силён – животное с переломанным позвоночником лежало, выпучив уже остекленевшие глаза.       Бальдру стало не по себе – он совершенно не рассчитывал убивать кошку. Он за всё время ни разу не поднял руку ни на одну из этих хвостатых тварей! И в единственный раз, когда он не сдержался, всё так обернулось!..       Да ещё и этот… царевич, чтоб его… Из-за него ведь он и растерял привычное самообладание!       Бальдр не помнит, какой резкостью он тогда ответил Локи. Тот лишь безмятежно улыбнулся, вновь зачем-то склонившись над трупом несчастного зверька.       …А за завтраком Бальдра ждал сюрприз. Точнее, сюрприз ждал Фрейю. Пред её стулом лежал искорёженный кошачий труп… а рядом – два мёртвых котёнка, так и не раскрывших глаза. Третий, слабо шевелившийся, тихо попискивал, едва разевая маленькую пасть.       Кошка оказалась на сносях…       Бальдр предпочёл не задумываться, каким образом Локи извлёк котят из мёртвой матери без видимых разрезов. Ему хватило скандала, поднятого племянницей. Присоединились и Ньёрд, и Фрейр, и даже Нанна с Форсети. А всё потому, что у Бальдра не хватило совести отказаться, когда Локи с глубоким сожалением будто невзначай назвал имя виновника.       …Через пять лет, когда Ньёрду понадобилось отправить посла в Асгард, Бальдр пришёл к брату с просьбой принять собственную кандидатуру.       И тот удовлетворил прошение. ***       Дурин, владыка цвергов, восседает на искусно троне. Сам Хлидскьяльв мог бы позавидовать его изяществу.       – Зачем пожаловали? – гулко вопрошает Дурин, оглядывая взором лукавого аса, чья слава докатилась и до Свартальфхейма, и его спутницу – неизвестную красивую ванийку. – Не тешь себя иллюзиями, Локи: богу обмана здесь не стать желанным гостем.       Локи, вздохнув, даже не взглянув на царя, оборачивается к Сигюн:       – Я ведь говорил, что это изначально провальная идея… Меня даже не станут слушать.       – Но… ты даже не попытался, милый, – осторожно произносит она, касаясь его рукава.       Дурин хмурится, наблюдая за ними.       – Ну хорошо, – выпрямляется Локи с решительным видом. – Достопочтенный Дурин, позволь изложить нашу историю, а после уже прими решение, достоин ли я быть твоим гостем или же нет. Я покину твой дом по первому требованию – печаль моя слишком велика, чтобы ещё искать с кем-то ссоры…       Локи подумывает было пустить одинокую слезу, но решает, что это будет уже слишком. Пусть с этим Сигюн упражняется.       …Он не ожидал, что из ванийки получится актриса. Но она поддержала его идею, и сама внесла парочку дополнений к основному плану. Вполне существенных дополнений, вынужден был признать бог обмана. Но вслух ничего не сказал.       – Досточтимый Дурин и вы, достойные цверги!.. – начинает Локи спектакль, чувствуя привычно охватившее возбуждение – наконец-то он в родной для трикстера стихии! – Вы все знаете, что в начале сего года наконец-то закончилась кровопролитная война меж асами и ванами. В знак мира царства обменялись заложниками… И вот здесь-то и начинается история, печальнее которой нет в девяти мирах.       Кинув незаметный взгляд на Сигюн, Локи остаётся доволен. Ей даже не пришлось играть: прямая осанка и хрупкость облика, присущие ей, как нельзя лучше подходили к облику несчастной влюблённой.       – Мы полюбили друг друга, – слова бога обман просты и проникновенны, будто исповедуется он задушевному другу в маленькой каморке, а не в огромном давящем зале десятку недружелюбных карликов. – Любили ли вы, досточтимые цверги, настолько, чтобы быть в состоянии отказаться от ваших сокровищ, от ваших пещер и копий, от серого неба Свартальфхейма?.. Наша любовь именно такова. Царевич двух миров, я готов отказаться от ледяного трона, что прочат мне отцы; Сигюн ради нашего счастья согласна забыть о своём высоком статусе у себя на родине… Но родители наши упёрлись, – Локи позволяет себе короткий вздох, – они не желают нашего брака, не желают счастья своим детям. Я был бы рад увезти Сигюн в любой из девяти миров, но невеста моя желает получить родительское благословение.       В глазах цвергов зажглось что-то похожее на одобрение. Приверженность семейному клану у них очень сильна.       – После долгих уговоров и рыданий отец Сигюн, видя горе дочери, всё же дал слабину, – продолжает Локи. – Он потребовал выкуп, достаточно искусный, чтобы мог удовлетворить его взыскательный вкус. Его не интересуют ни золото, ни драгоценности – этого добра во дворце Ванахейма навалом.       – Он хочет чуда, – тихо подхватывает Сигюн, и взоры цвергов обращаются к ней. – Хочет диковинку, какую не купишь у торговцев на рынке. О вас ходит слава как об умельцах, изготовивших не одно диво. Если вы нам не поможете… – лицо её искажается, будто дева вот-вот расплачется. Но, не позволив и единой слезинке выкатиться из серых очей, ванийка продолжает с той же проникновенностью: – Досточтимый Дурин, ваши мастера – единственная надежда для двух несчастных сердец, что родились во враждующих семьях.       Локи, кивнув, делает шаг, становясь ближе к Сигюн, но не касается её.       – Мы преодолели немало опасностей, пока добрались до вас. – Понизив голос, Локи доверительно говорит цвергам: – Сколь тяжко видеть желанную женщину, отделённую от тебя кинжалом!..       – Локи!.. – Сигюн прикрывает вспыхнувшее лицо рукавом. – Я же просила!..       – Тебе нечего стесняться, моя дорогая, – нежность в бархатном голосе едва не подкашивает богине верности колени – на сей раз уже не по сценарию. – Твоя добродетель и строгость лишь делают тебе честь. Я же согласен ждать столько, сколько потребуется.       – Мой царь, – Брок подходит к подножию трона с лёгким поклоном. – Если позволишь, я бы мог помочь этим несчастным. Разумеется, за достойную оплату. Но разве можно экономить на любви?.. – лукаво подмигивает он Сигюн.       – А чего это вдруг ты? – недовольно окликает его Синдри. – Тут требуется серьёзная вещь, а не детская погремушка!.. Мой царь, позволь взяться за это дело мне!..       – Беритесь оба, – изрекает Дурин, не желая слушать очередную перепалку братьев по поводу уровня мастерства.       Двалин, придя вечером к старому другу распить кружечку-другую доброго пива, не застаёт того дома.       – И не застанешь ты его ещё три дня и три ночи, – заявляет жена Брока, Брита. – Ушёл он ковать диковинки чужеземцам, с братом состязаться.       Печать усталости на лице Бриты. Не первый раз её муж с деверем состязается, а после того непременно оба в запой уходят – обычно в три раза дольше, чем в кузнице проводят. Расслабляются, значит.       Двалин же подбирается весь:       – Каким это чужестранцам? Мы тут недавно тоже у одной чужестраночки заказ взяли, так за работу нам и ломаного гроша не заплатили, – цверг мрачнеет, вспоминая, как Фрейя ловко руку вывернула. Уж лучше б кто из младших братьев с ней тогда шёл – всё позору меньше…       Брита неопределённо поводит рукой:       – Да какая-то ванийка, а с ней ас, что богом обмана прозывается. Вроде любовь у них…       – Ванийка? – переспрашивает Двалин. – Да ещё и с Локи? Они там что, совсем совесть потеряли? Ну так я напомню, – бормочет он, спешно раскланявшись с Бритой, и направляется к кузницам. ***       – Отец, – голос Фрейра непривычно звонок от переполняющих того эмоций. – Как могло случиться, что все мы оказались жертвами козней бога обмана? Воистину, он заслужил прозвание Кузнеца Бед.       Ньёрд с насмешкой смотрит на встрёпанного сына. Умный же ван!.. Но не зря в Мидгарде говорят: и на старуху бывает проруха.       Только ошибки политика обходятся слишком дорого – и ему самому, и подданным.       – А как случилось, что наследный царевич Ванахейма не отличил правду от подделки? – вопрошает он в ответ. – Ты ведь знал, что асы нам не будут рады. Отчего кинулся очертя голову демон знает куда? Отчего не предупредил меня? – в голосе Ньёрда прорезается металл. – Ты подставил под удар и себя, и меня, и, главное – Ванахейм!.. И, между прочим – дражайшую сестру! Будь Фрейя и впрямь в опасности – ты уверен, что справился бы в одиночку? Или предпочитаешь геройскую гибель вдвоём, чтобы лишить трон сразу обоих наследников?!..       Молчит Фрейр. Нечего ему сказать. Справедливы слова отца.       А тот припечатывает:       – Правильно Локи у тебя невесту увёл. Ты, я погляжу, до женитьбы не дорос ещё, даром что ввысь вымахал.       – Знаешь что, отец!.. – вскипает царевич, не стерпев обиды. – Пусть только вернётся – я вызову его на поединок!.. Хоть дядя Бальдр и потребовал с него выкуп, я тоже потребую – своё! И пусть попробует отказаться!..       – Для этого надо, чтобы Локи вернулся, – многозначительно говорит Ньёрд. Фрейр хмурится, но вот на челе его отражается понимание, и царь ванахеймский продолжает уже более спокойным тоном: – Пока ты занимался непотребными для царевича вещами, я на месте не сидел. Думаю, через годик-другой ты преспокойно справишь свадьбу с кузиной. Ей всё же придётся поносить траур, бедняжке – хоть обманная, но жена… – притворно вздыхает Ньёрд.       Краснеет Фрейр. «Непотребными вещами…» Ньёрд имел в виду его глупый побег, но… Насколько же он близок к истине!..       Не привык царевич ванахеймский отступать да в кустах отсиживаться. Оттого и сестру с собой не взял, к отцу идучи. Уж богиня любви-то живо бы подход нашла: и сердце отцовское смягчила, и о новости их поведала как бы между прочим.       Но не собирался Фрейр за сестриной юбкой прятаться.       – Отец… – нелегко слова даются. – Мы… я… Мы с Фрейей стали близки, – выговаривает наконец царевич, ожидая бури.       Ньёрд же только плечами пожимает:       – Ты ещё сообщи, что солнце встаёт на востоке, а садится на западе. Я об этом знаю с самого вашего рождения. Когда ты, родившись раньше, кричал без умолку, пока рядом с тобой сестру не положили.       Да что он, издевается, что ли?!..       – Мы разделили ложе, – отчётливо повторяет Фрейр. – Как муж и жена. Будь это любая другая женщина – я бы постарался забыть об этом и окружить Сигюн заботой. Но что для меня значит Фрейя, ты только что сказал сам.       «Обязательно запрещу кровные связи», – вновь думает царевич, глядя, как сходятся на переносице брови Ньёрда.       Будто воины в битве. ***       У подножия трона Дурина расположились оба мастера, каждый со своим творением.       – Смотри же, Локи, сын Одина, – самодовольно произносит царь. – Видывал ли ты ещё хоть где-нибудь такие диковинки?       Брок держит на привязи золотого вепря. Каждая щетинка на его спине отливает золотом. Синдри стоит с пустыми руками, отчего брат посматривает на него свысока.       Локи и Сигюн стоят рядом. Их ненавязчиво обступают четверо цвергов, якобы стараясь рассмотреть происходящее из-за спин высоких богов. Бог обмана улыбается жене – и играя роль влюблённого, и желая подбодрить. Скоро, однако, его внимание сосредотачивается на другом.       – Мой царь, – вперёд выходит Брок, ведя за собой в поводу вепря. – Этого вепря зовут Гуллинбурсти. Каждая его щетинка сделана из чистого золота. При этом он может развить скорость, соперничающую с семи ветрами.       Весь вид цверга излучает важность. Он не сомневается, что уж в этот-то раз победил заносчивого братца. Однако Синдри, небрежной походкой выйдя на середину зала, достаёт из кармана золотое же обручье.       – И что тут диковинного? – победно вопрошает Брок. – Таких обручьев в нашей сокровищнице – от стены до стены…       Улыбается Синдри.       – Верно, брат. От стены до стены. Только моё каждую девятую ночь порождает девять себе подобных.       И Брок замолкает с полуоткрытым ртом, видя, какой огонёк загорается в глазах Дурина. Богата сокровищница цвергов, но, как всякий царь, жаждет тот богатство приумножить.       – Это великолепные вещи, – изрекает наконец Дурин. – Я горжусь столь высоким мастерством. А что скажет наша влюблённая пара?       Лёгкая насмешка в царском голосе не укрывается от Локи. Он вновь про себя благословляет далёкий день, когда обрушил на непутёвую голову брата корабельную сосну, не дав тому убить мирового змея.       – Как ты думаешь, милая Сигюн, – поворачивается бог обмана к ванийке, – которая из этих диковин скорее удовлетворила бы твоего отца? Как-никак тебе лучше ведом его нрав.       Вздыхает тяжко Сигюн, очи опускает.       – Не поймите меня неправильно, о досточтимый Дурин, и вы, великие мастера. Эти творения прекрасны. Только отцу моему не надобно золото. Пресытился он богатством, не примет он таких даров… Видно, Локи, нам с тобой уже никто не поможет. Надо идти, не стоит более отнимать внимание достойных хозяев… Спасибо вам за всё, – богиня верности, отвесив глубокий поклон хозяину дома, медленно идёт к выходу.       Обескураженный, Локи следует за ней, разводя руками. Затылком ощущая, как четвёрка цвергов след в след ступает за ним.       …Они доходят почти до выхода, уже потеряв надежду на требуемый исход. Сигюн нечаянно спотыкается, и здесь-то боги слышат столь желанные сердитые слова:       – Какую же тогда диковинку вам надобно?       Локи тянет паузу, внутренне ухмыляясь. Наконец, обернувшись, говорит:       – Думаю, есть средство, что могло бы удовлетворить взыскательный вкус моего будущего тестя. Только я не уверен, что это не легенда…       – Ну же? – торопит его Брок – жаждет отыграться.       – Корабль самоходный, что в карман спрятать можно.       Громовой голос Дурина оглашает подземелье:       – Так вот что было твоей изначальной целью, Обманщик!.. Знатно же ты заморочил нам головы своей историей. Только цверги не так просты, как кажется. Не расстелю я пред тобой Скидбладнир – чего захотел!.. В темницу их обоих, и пусть Один Всеотец выплачивает выкуп за непутёвого сына!..       Запястья Локи и Сигюн в мгновение ока оказываются заведены за спину и ловко скручены. Оба даже не пытаются сопротивляться.       – Жаль… – говорит Локи. – Я действительно хотел выкрасть самоходный корабль, но теперь понял, что это выдумка…       Дурин, откинувшийся было на спинку трона, подбирается:       – Надеешься обмануть меня даже связанным? Не выйдет!..       – Да я уже понял, что ввязался в дурацкую, бессмысленную авантюру, – раздражённо говорит бог обмана. Куда только подевалась нежность влюблённого? – Надо же было купиться на старушечьи байки!..       Такого неуважения царь цвергов не может стерпеть.       – Байки, говоришь? – кипятится он. – Смотри же!..       Выудив из-за пазухи плат, бросает его на пол. Цверги расступаются, и посреди зала вырастает красавец-драккар.       – Самоходный, – довольно поясняет Дурин. – Гребцы не нужны, ходит по морю и по суше, летает по небу – всё по желанию хозяина. Подчиняется взмаху руки. Теперь ты знаешь о нём, но никогда более не увидишь.       Обратив корабль в плат, царь идёт к середине зала забрать его, не доверяя даже своим цвергам.       – Ёрмунганд, твой выход! – запрокинув голову, кричит Локи.       И с высокого изукрашенного потолка стремительно опускается длинное гибкое тело. ***       Ингвар ходит по ледяному залу. Из конца в конец, и вновь по тому же маршруту. Рявкает на сунувшегося было в дверь слугу, и тот поспешно исчезает. Главного советника, несмотря на всю его обходительность при случае, лучше не злить – это понимал всякий мало-мальски здравомыслящий йотун.       Особенно когда тот столь явно не в духе.       «Четыре дня», – угрюмо загибает пальцы Ингвар. Четыре дня, как должна была вернуться группа, посланная с особым поручением. Где они застряли, каким цвергским пойлом решили накачаться, что не торопятся за обещанной наградой? Весьма, между прочим, солидной – Ингвар не поскупился для столь щекотливого дела. Благо доступ к казне давно был отлажен.       Правда, выплаченный аванс был более чем скромен. К тому же главный советник озаботился собрать кое-какую информацию о наёмниках, прежде чем к ним обращаться. И уже спланировал для каждого подходящий сценарий досадной, но необратимой случайности… Ни к чему живые свидетели, тем более – непосредственные участники. Сколь бы они не клялись молчать, всегда есть риск проговориться. Как и способы разговорить любого молчуна.        – Четыре дня!.. – уже вслух восклицает Ингвар, ударяя ладонью в ледяную стену. Та отзывается лёгким гудением – и почти не отрезвляющей тупой болью в ладони. – Четыре дня, демоны Муспелля!..       Неужели они не справились вшестером с одним полукровкой? Тот, правда, владеет силой огня, для йотунов это верная смерть. Но – шестеро…       Или всё же наплёл этот недорослый посланец, и Локи был не один?.. Что, если с ним увязался таки Громовержец с неизменным Мъёлльниром? Тому шесть верховых вооружённых йотунов – разминка перед ужином.       Отыскать проклятого посланника и вытрясти из него душу?.. Нельзя показывать интерес к перемещениям царевича. А надавить как следует тоже не выйдет – Лафей пока ещё в силе, а объяснять исчезновение преданного слуги Ингвар вовсе не жаждал.       Что ж, надо подождать ещё немного. Он ждал не один год, пару дней как-нибудь подождёт. А там ситуация должна проясниться. ***       Локи сосредоточенно смотрит вдаль, стоя на носу корабля. Скидбладниру не нужно управление, но так привычнее. Можно спокойно подумать.       А подумать есть о чём.       Он добыл сокровищ в три раза больше, чем просили. Хватит и на Бальдра, и на Ньёрда, и на несостоявшегося женишка. Как политик, Локи прекрасно понимал, что в царской семье Ванахейма не стоит наживать врагов больше одного.       …Только вот сам он остался без сокровища.       Вся авантюра с женитьбой была затеяна исключительно для того, чтобы отомстить Бальдру. И вот – миссия выполнена. Бальдр в бешенстве, в неистовом, восхитительном бешенстве.       Полно, да выполнена ли?..       Разве не мог он сделать месть сильнее и ярче – в первую очередь для себя? Не понадобились бы ни угрозы, ни насилие – Сигюн отдалась бы ему в обличие Фрейра, как мужу.       А в тот вечер у костра – разве не отдалась бы она уже ему, Локи? Её глаза, её тело просто кричали об этом. Отчего же он отступил – дважды? То совсем не в его правилах…       Орудие мести обрело душу. И начало мстить в ответ, даже не подозревая об этом.       Отброшенный золотой конь. Выпавший рубин подкатился к ногам, будто отрубленная голова, залитая кровью. «Мне не надобны твои дары, бог обмана. Оставь меня. Оставь меня… Оставь меня!..» Ровная – до невозможности – осанка. Гордо поднятая голова. Прямой взгляд. Напряжённые до судорог плечи.       Такая не склонится, не отступится от своего, посули хоть все блага девяти миров.       О чём он думал, когда женился? Куда смотрел, ослеплённый местью и удачной –казалось – идеей? Надеялся на своё обаяние, да только оно впервые в жизни отказало… Ему что, теперь ломать эту гордость, переламывать, будто хребет, её натуру, её нрав?..       Он не монстр, какие бы байки про него не ходили. Он не хочет быть палачом.       …А ещё он отчаянно не хочет вызывать больше ненависти, чем уже вызвал. Оттого и не тронул её ни в брачную ночь, ни тогда, у костра. Да, в тот вечер тело её кричало, что не против… Только что сказал бы наутро разум? С каким отчаянием, какой сухой ненавистью воззрились бы на него поутру серые очи?..       Или того хуже – с обречённым равнодушием. Покорностью судьбе.       Локи встряхивает головой, отгоняя это жуткое видение – покорную, сломленную Сигюн. Украдкой бросает взгляд через плечо. Дочь Бальдра сидит на корме, обхватив руками туловище Ёрмунганда.       «Мне что, тоже в змея оборотиться, чтобы так обняла?..» – мрачно думает Локи. Но тут же отказывается от этой идеи. И без того уже слишком много обмана.       Даже для него.       Горькая усмешка искривляет губы царевича двух миров. Он хотел посмеяться над Бальдром, а посмеялся над собой. В этом раунде он проиграл вчистую, хотя никто не понял его поражения. Никто и не поймёт. Что ему, Тысячеликому, очередная маска?.. Только невидимый обруч, сдавивший сердце, никак не желает разжиматься.       ...Давняя, почти забытая девочка в белом платье. Дева, сидящая от него в нескольких шагах – дальше, чем иные галактики.       Есть законы, которые бессилен нарушить даже трикстер.       Сигюн обнимает Ёрмунганда, рассеянно поглаживая того по чешуйкам, каждая из которых размером с её ладонь. Судя по тому, как змей уложил голову ей на колени, он вовсе не против такого обращения.       Сигюн надо чем-то занять хотя бы руки. Потому что занять чем-то другим мысли, терзающие её последнее время, не получается.       Точнее, кем-то.       Предмет дум Сигюн стоит на носу корабля, будто дозорный. Спрашивается, что он там высматривает, если драккар самоходный? Настолько не желает её общества?..       После того вечера у костра, где оба вспомнили о давнем знакомстве, Локи будто подменили. Куда исчезли шутки и вечные подколы, ухаживания, попытки соблазнить и очаровать? Будто йотун возник на месте улыбчивого аса – льдом веяло от редких рубленых слов, обращённых к спутнице. Не считая представления у цвергов.       Что уж говорить о поцелуях или чём-то большем…       А что она ждала? Он хотел отомстить Бальдру – он этого добился. Сама по себе она не интересует его ни капельки. Даже как дева, хоть поначалу и казалось, что это не так… Но Локи не пожелал воспользоваться ни её неведением, ни её слабостью. Тогда у костра она расслабилась, как никогда, очарованная и нахлынувшими воспоминаниями, и самим богом обмана. Сделай он хоть что-нибудь – кивни, улыбнись, коснись самым невинным образом – она бы бросилась ему на шею, не раздумывая.       Он пожелал её усыпить.       Украдкой Сигюн бросает взгляд на по-прежнему стоящего на носу Локи. Фигура скрыта плащом, но под колышущейся на ветру тканью угадываются и широкие плечи, и стройные длинные ноги, и…       Разозлившись, Сигюн отворачивается. Да не пошёл бы этот… муж куда-нибудь в Йотунхейм, к ледяным сородичам!.. Больше она не взглянет на него, вот ни разу! Ни единого! Только вот сейчас, последний раз украдкой посмотрит, как небрежной волной спускаются на плечи чёрные кудри.       Самый-самый последний.       Да что он там – магнит к доспеху приклепал, что ли?!..       ...Отсалютовав гигантским хвостом, Ёрмунганд с диким плеском уходит под воду. Асгардское море, всколыхнувшись, вскоре успокаивается. Локи наблюдает за ним из драккара с короткой улыбкой. Но та скоро гаснет. Через каких-нибудь полдня они вернутся в Золотой Чертог, и…       Бога обмана не радует даже предвкушение реакции заклятого врага на добытые сокровища. Добытые втрое больше, чем требовалось. Он и не сомневался в своей победе.       Только всё же он проиграл.       – Мой царевич!.. – возглас отвлекает его от невесёлых дум.       Свен. Полукровка, как и он сам. Не так уж мало их живёт тут, в Асгарде. Да и в Йотунхейме встречаются… В своё время Локи озаботился тем, чтобы побольше узнать о жителях с двумя корнями. Хоть те и не спешили признаваться, и осуждать их за то было нельзя.       – Приветствую, Свен. Как твой младшенький, поправился? – на память бог обмана никогда не жаловался.       – Уж три луны как, – расплылся в улыбке внезапный собеседник. – Дело у меня до вас, мой царевич. Письмо передать просили от батюшки вашего.       Локи хмурится. Один не утруждал себя эпистолярным жанром, предпочитая воронов. А вот изящный витиеватый почерк Лафея царевич помнил прекрасно.       Так и есть. Печать Ледяного царства на отливающем синевой конверте.       Сломав печать и быстро пробежав глазами несколько строк, Локи хмыкает. Неуловимое движение пальцев – и письмо вместе с конвертом вспыхивает в его руке.       – Я должен отлучиться, – медленно говорит он, повернувшись к Сигюн. – Драккар домчит тебя до Золотого Чертога. Найди моего брата, пусть он надёжно спрячет все сокровища до моего возвращения. Скажи, что, если потеряет, я сообщу леди Сиф имена всех его любовниц – от последней трактирщицы до главной фрейлины, – ухмыляется он. Вновь став серьёзным, продолжает: – Неделя ещё не вышла, два дня в запасе у меня есть, должно хватить.       – Йотунхейм? – тихо спрашивает Сигюн. Не выпытывая, что случилось, не просясь с ним. Идеальная была бы жена… она и так ему жена… ах, не время сейчас об этом!       – Именно. Благодарю, Свен, – кивает он асу, отчего тот вновь расплывается в улыбке.       Порывшись в карманах, Локи достаёт золотую монету и протягивает Свену. А следом открывает портал.