Лоно Мадонны, или Полтора года в Тоскане

      15.       Весна на Лигурийском побережье вступала в свои права. На днях Рамони получили письмо от хозяев – они вскоре возвращаются домой. Всплеснув руками, неугомонная экономка немедленно развела на вилле бурную деятельность по встрече господ. Были вызваны те же горничные, что прислуживали до отъезда хозяев, и закипела генеральная уборка.       Развешивая на набирающем силу солнце залежавшуюся в сундуке одежду, Лукреция нашла в кармане юбки, которую одалживала Анне для походов в Лоно Мадонны, найденный хозяйкой на дне бухты камень с дыркой.       - Ох, синьора, ну разве так можно! – покачала головой суеверная итальянка, сняла кожаный шнурок с хранившегося как память кисета любимого дедушки. Ещё раз покачала головой, продёрнула в дырочку и надела себе на шею. Подняла глаза к небу, сложив молитвенно руки: – О, Мадонна, пусть исполнится всё, что загадала донна Анна!       Суетливо перекрестившись, убрала камешек под рубаху, к скромному крестику, и вернулась к своим многочисленным заботам.       Корфы добрались до виллы уже в сумерках, потому любопытной донельзя Лукреции пришлось довольствоваться лишь несколькими фразами баронессы в ответ на её вопрос о том, как прошёл сезон во Флоренции и каковы впечатления госпожи от поездки в Милан. Зато на следующий день Анна вознаградила нетерпение экономки подробным рассказом. Владимир, не теряя времени, с раннего утра отправился вместе с Паоло по своим владениям, с трудом оторвавшись от сладких губ супруги, с которой уже разучился расставаться надолго за длительный светский сезон. Проводив мужа, баронесса задумчиво присела в тени покрытого молодой зеленью орехового дерева, наблюдая за кормившей младенца грудью прямо в саду Лукрецией.       - Донна Анна, ради всего святого, расскажите что-нибудь о путешествии! – немедленно загорелись азартом блестящие глаза экономки.       Легко улыбнувшись воспоминаниям столь недавнего прошлого, баронесса откликнулась на бесхитростный интерес простой женщины.       - Во Флоренции мы по преимуществу были заняты светской жизнью, пышными балами, приёмами, визитами. И если поначалу все это ощущалось как прекрасная возможность отдохнуть от уединённой жизни на вилле, потанцевать, познакомиться со множеством новых людей, то очень скоро эта суета стала утомлять. Боже мой, Лукреция, если бы ты знала, как иногда не хотелось куда-то выезжать! Но если не явиться по приглашению без убедительной причины, можно вызвать скандал. Всё чаще и чаще приходилось ехать туда, куда совершенно не хотелось, только бы не нарушить правил приличия. В иных домах появляться было сущим наказанием! Однажды нам с синьором это надоело, и мы на целую неделю раньше запланированного сбежали из Флоренции в Милан!       - О, Мадонна! – воскликнула эмоциональная экономка. – Но как же вы с синьором там устроились, ведь господин барон снял апартаменты в Милане с условленного числа!       - Ах, Лукреция, это была восхитительная неделя! – счастливо улыбнулась Анна. – Мы поселились на небольшом постоялом дворе под видом обычных горожан, приехавших послушать знаменитых певцов Ла Скала, ели простую пищу в общем зале, много гуляли пешком по городу, любуясь местными красотами…       - Донна Анна, – покачала головой экономка, – неужели все жители Милана поголовно ослепли? Как можно было не разглядеть в вас с синьором благородных господ? Да одна Ваша шляпка, донна, издалека говорит, что её может носить только благородная дама!       - О, одежду простых горожан Владимир раздобыл ещё во Флоренции! – улыбнулась Анна. – Отправив почти все сундуки в гостиницу, в которой нас ожидали лишь через неделю, мы оставили в багаже только самое необходимое. Мы одевались и держали себя, как простые горожане, наслаждаясь свободой от многочисленных условностей, которым обязаны подчиняться аристократы. Это было так чудесно! Думаю, будущей зимой мы с удовольствием повторим это захватывающее приключение.       Покачав головой, Лукреция принялась выпытывать у Анны подробности посещения знаменитого Ла Скала. Баронесса охотно поделилась с нею восторгами относительно постановки, декораций и в особенности божественных голосов миланских певцов. С большим сомнением эмоциональная итальянка отнеслась к тому, что из партера смотреть спектакль Анне понравилось гораздо больше, чем из богатой ложи.       - Напрасно ты мне не веришь, Лукреция. Простые люди намного свободнее в выражении своих эмоций. Если им нравится, они аплодируют, не жалея ладоней, если нет – не постесняются попросту освистать неумелого артиста. Публика же в богатых ложах более занята светской жизнью, нежели самим спектаклем. Это невозможно отвлекает, – недовольно дёрнула плечиком баронесса. – Видимо, я просто не создана для светской жизни, но в ложе я чувствовала себя гораздо менее счастливой. Хотя… – она на минуту призадумалась, – наверное, сказалось ещё и то, что нашу ложу мы заняли лишь при третьем посещении театра, эмоции уже были лишены той новизны, которая была присуща двум первым спектаклям.       - Донна Анна, но как же ваша Барбара позволила синьору барону втянуть вас в такую авантюру: постоялый двор, трактиры, простое платье? Она же дрожит над вами буквально как наседка над цыплёнком! – улыбнулась итальянка, укладывая уснувшего младенца в плетёную корзину на постеленный внутрь мягкий плед.       Анна весело рассмеялась:       - Синьор барон пустил в ход всё своё коварство, Лукреция! Мы ничего не рассказали Варваре о нашем плане. Она не знала, что мы уезжаем заранее и без всякой подготовки, осталась во флорентийском особняке, мы не брали с собой прислугу.       - И всё время в Милане госпоже пришлось обходиться без горничной? – всплеснула руками экономка.       - Когда мы поселились в апартаментах, там была прислуга. А в трактире я изредка прибегала к помощи старшей дочери хозяев…       Глядя на слегка смущённую баронессу, невольно опустившую взгляд, Лукреция не преминула блеснуть догадливостью:       - Но чаще всего донне помогал супруг? – Задорно расхохотавшись при виде окончательно смущённой хозяйки, жизнерадостная итальянка подмигнула: – Уж кому-кому, а синьору в этом деле опыта не занимать, так ведь?       По сложившемуся между супругами ещё в прошлом году ритуалу, Анна обязательно спускалась вместе с мужем к раннему завтраку, а затем они с Лукрецией провожали мужчин на виноградники, наблюдая, как те отъезжают от конюшни. Доедая вкуснейшую запеканку из тыквы, обычное для утренней трапезы местное блюдо, виртуозно освоенное Варварой, баронесса спросила:       - Любимый, я слышала, ты собираешься в Ливорно? Возьми меня с собой, пожалуйста.       - Прости, но я буду очень занят. Я не смогу уделить тебе времени.       - Не нужно мною заниматься! Мы с Варенькой пройдём по магазинам, зайдём к модистке.       - Ну хорошо, – целуя ручку, сдался муж, – ты ведь знаешь, счастье моё, что я ни в чём не могу тебе отказать.       - Спасибо, Володенька! Так я скажу, чтобы Варвара собиралась завтра в город?       - Конечно, Анечка. Я ведь уже пообещал.       После отъезда мужа Анна в сопровождении Варвары отправилась в Лоно Мадонны, даже несмотря на то, что солнце было ещё не столь жарким. Вид милого ангелочка, спящего у Лукреции на руках, с новой силой зажёг в ней жажду материнства.       Спустя пару дней после возвращения из краткой поездки в город баронесса с загадочным видом вплыла в спальню в наряде из прозрачных кусочков ткани разных оттенков синего, закрепленных на золотистом поясе. Специально для того, чтобы отыскать такое разнообразие, они с Варварой в Ливорно обошли с десяток лавок. Ткань была легка, но вовсе не шёлк, почти невидимая, не скрывающая под собою ни одной подробности идеального тела. Лишь лицо до глаз драпировал мягкими волнами складок кремовый лоскуток, закреплённый на висках шпильками с крупными аквамаринами – подарком мужа на последние именины. Глаза юной женщины не уступали сиянием камням. Одна-единственная свеча на туалетном столике давала неясный свет. В руках у проказницы позвякивал в такт легчайшим шагам маленький тамбурин. По сравнению с её сегодняшним одеянием наряд, в котором Анна исполняла некогда танец Саломеи перед застывшим в недоумении Оболенским и едва сдерживающим бушующую в крови страсть Владимиром, был просто верхом пуританства.       Смертельно побледнев, муж сдавленно пробормотал:       - Почему, Анна? За что?       Ласково, маняще улыбнулась:       - За что? За любовь. За наслаждение. За страсть. Чтобы порадовать моего любимого. Для тебя – повелителя моей души. Сейчас я хочу станцевать для твоего удовольствия.       Ещё одна нежная улыбка, и Анна прикрыла глаза, чуть дрогнув тамбурином у бедра. Не глядя на мужа, ощущала его взгляд, пока ещё растерянный немного, но уже лишённый горечи всколыхнувшейся давней вины. Купалась в этом взгляде, с каждым жестом настраиваясь на него, вспоминая его страстные объятия, поцелуи, жар его плоти в себе. Движения её были всё соблазнительнее, всё откровеннее. И она знала – любимый чувствует её нарастающее возбуждение, оно передаётся ему. Или наоборот, это его жадный, голодный взгляд, распаляемый её колдовских танцем, дарит её разгоряченному телу силу мужского вожделения. Анна не успела открепить от пояска пятую вуаль, когда опьянённый желанием муж схватил танцовщицу, опрокинул на постель и резко взял, едва успев широко, грубо раскинуть стройные ножки.       - Ты же меня почти изнасиловал, – капризно, но без особой, впрочем, обиды пихнула жена кулачком в плечо тяжело дышавшего Владимира, когда мир вокруг неё перестал гореть миллионом всполохов северного сияния. Почему-то здесь, под жарким тосканским небом, Анне приходило в голову именно это сравнение, характеризующее совершенно иные, новые ощущения от наслаждения, что дарил теперь любимый.       Владимир ласково подул на её влажную шейку, поцеловал за ушком.       - Запомните, синьора баронесса: Ваш муж не такой уж конченный мужлан. Знай, любимая, я всегда чувствую, что ты меня желаешь. Всегда. Поэтому больше никогда не притворяйся. Никогда, прошу тебя. Хорошо?       Вспомнив свои попытки в первые месяцы брака там, в Двугорском, быть безупречно идеальной, Анна спрятала лицо на груди мужа, поцеловала ямку между ключицами.       - Я никогда больше не стану скрывать своих желаний. Обещаю.       Через три недели после жаркого танца с вуалями Анна встретила мужа вечером в спальне. Не обнаружив жены по приезду как обычно ни в гостиной, ни в музыкальной зале, барон отправился за разъяснениями на кухню к Варваре, но был бесцеремонно выпровожен в чётко указанном направлении:       - В спаленку Вам, барин. Там наша касатка весь день.       - Что с ней? Заболела? – вмиг сердце облило ледяным ужасом.       - Это как сказать, барин, – как-то непонятно прищурившись, пожала плечами кухарка и безо всякого беспокойства о любимице отвернулась к своим котелкам, чтобы хозяин раньше времени не увидел еле сдерживаемую довольную улыбку.       Не чуя под собою ног, Владимир взлетел на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки.       - Аня! Что случилось, Анечка?!       - Всё прекрасно, любимый, – встрепенулась ему навстречу жена с сияющей улыбкой.       - Зачем ты обманываешь? Если всё хорошо, ты никогда не лежишь в постели! Что произошло? – Владимир присел на край обширного ложа, схватил тёплые ладошки, пресекая попытку встать, с тревогой заглянул в глаза. Несказанно удивился, встретив радостные очи на слегка побледневшем лице.       - Я счастлива! Но только меня тошнит немного, – улыбка стала такой загадочной, что Владимир понял всё и сразу.       Внимательно вгляделся в тонкие, изящные черты любимого лица, почти не веря в свою догадку. Вздохнул глубоко, до ломоты в рёбрах, осторожными, дрожащими пальцами провёл по нежной щеке. Никак не мог оторваться от полных торжества глаз, едва сумев вымолвить:       - Аня?       - Да, да, да!       Зажмурился, скрывая нахлынувшие слёзы, но одна предательница уже катилась по щеке, оставляя неровную дорожку. Привлёк белокурую головку к сердцу, крепко обнял, целуя пахнущие солнцем и бризом волосы.       - Анечка, Анечка… Чудесная моя девочка. Как же я тебя люблю…       - Не больше, чем я тебя, – счастливо парировала супруга, устраиваясь поудобнее.       Муж посадил её себе на колени, осторожно дотронулся ладонью до живота. Тотчас же на его руку легли тоненькие женские пальчики. Заглядывая в немного растерянное от свалившегося на мужа огромного счастья лицо, баронесса предположила:       - Интересно, это благодаря Лону Мадонны?       - Я бы поставил на танец Семи Вуалей… – задумчиво процедил Владимир, старательно отведя взгляд в потолок.       - Ты… Ты! Ты гордишься собою? Гордишься тем, как поступил со мной тогда, не дав дотанцевать! – возмущённо тормошила жена, тщетно пытаясь заставить оторваться от созерцания лепнины из последних сил скрывающего рвущееся наружу ликование Владимира. – Ты был почти груб тогда! – не унималась Анна, шлёпая ладошкой налитое силой плечо.       - Но тебе ведь понравилось, – умильно-самодовольно мурлыкнул муж, чуть скосившись на захлебнувшуюся уже неподдельным негодованием жену.       - Ах ты… ах ты! – Анна хватала ртом воздух, ей не доставало слов выразить, что она думает в данный момент о самомнении мужа.       - Ну что я, Анечка? Подействовало же, – невинным тоном заявил Владимир и бросил притворяться, захватив в плен самые сладкие губы на свете. – Спасибо тебе, спасибо, родная моя! Ненаглядная моя девочка! Как же я тебя люблю! Как я вас люблю…