Лоно Мадонны, или Полтора года в Тоскане

      17.       Поселившийся во чреве Анны будущий Корф словно бы передал женщине темперамент своего отца. Вопреки ожиданиям их обоих, беременность не снизила её влечения к мужу, а совсем наоборот. Однажды Владимир даже хотел сказать возлюбленной, что она превзошла его в стремлении к чувственным удовольствиям и скоро её любовный аппетит превысит его возможности, но остерёгся пробудить в женщине ненужную стыдливость. Впрочем, перемены в жене лишь радовали его, заставляя удивляться, как расцвела его белокурая северная лилия под щедрым итальянским солнцем.       А солнце не жалело сил, раскаляя воздух до зыбкого марева, что покачивалось над горячей землёй, делая отдалённые предметы призрачно-расплывчатыми, почти растворяя в непереносимой для непривычного глаза яркости наполненного лучами старательного светила дня. Наливались соком виноградные гроздья, тяжелели плоды на апельсиновых деревьях. Наследник рода Корфов постепенно заявлял о своём существовании, преобразив фигуру своей матери, заставив отказаться от нарядов облегающего силуэта и неуловимо изменив походку молодой женщины, сделав её ещё более плавной, а все движения – манящими особой тайной, тайной начала новой жизни. Радость ожидания материнства омрачалась всего одним обстоятельством: отягощённой плодом Анне было всё тяжелее переносить жару. Спасение приносил лишь закат. К тому же часу возвращался из владений Владимир.       К концу июля жара стала столь непереносимой, что стало трудно засыпать не только будущей матери, но и ожидающему предстоящего пополнения с не меньшим нетерпением отцу. Он как мог облегчал тяготы душных ночей своей любимой, то и дело обтирая влажным полотенцем с волшебным снадобьем Лукреции. А сегодня ещё и полная луна, заглядывая через приоткрытую дверь балкона, попусту тревожила, мешая ночному отдыху. Лёжа без сна, супруги неторопливо переговаривались:       - Уже весь виноград убрали?       - Да, почти весь. Осталось совсем немного.       - Но ещё остался? – заманчивым, тягучим голоском уточнила Анна.       - К чему Вы клоните, госпожа баронесса?       Приподнявшись на локте, она склонила голову над лицом мужа:       - Помнишь первую гроздь этого урожая?       - Разве подобное забывается, bella mia? – обхватывая личико любимой и привлекая её сладкие уста к своим губам, прошептал в восхищении муж.       - Володя, я хочу последнюю гроздь… – многозначительно выдохнула соблазнительница, заставив кровь застучать в висках.       - Да?       - Да!       Впившись в рот жены жадным, сводящим с ума поцелуем, осторожно перевернул её на спинку, не размыкая губ. Подчиняясь властным рукам, Анна положила ножки на плечи мужа, горячие ладони скользнули по щиколоткам, обласкали всю стройную точёную длину, погладили колени, возбуждающе согрели внутреннюю сторону бёдер, игривые пальцы пробежались по увлажнившимся створкам розовой раковинки, сберегающей сладкую крупную жемчужину. Приподняв жену за попку, медленно, растягивая удовольствие, погрузился во влажную пещерку. Мало, дразняще мало – и вышел почти совсем. Снова слегка ввёл плоть в жаждущее лоно – и снова почти покинул его. Раз за разом сладкая пытка повторялась, покуда силы терпеть оставались у обоих. Наконец, Владимир почти с облегчением услышал жалобный стон жены, мольбу о снисхождении – и одним мощным толчком взял её всю целиком, войдя до конца, соприкоснувшись бёдрами. Анна металась под ним, совершающим неторопливые, максимально глубокие толчки, рассыпав роскошные локоны по подушке, кусая губы, ловя ртом горячий воздух, тонкие пальцы до побелевших костяшек стиснули едва не лопнувшую от натяжения простыню. Оргазм прокатился по её телу ощутимой, видимой, почти осязаемой волной, исторгнув из истерзанного уже стонами нежного горлышка громкий вопль, подействовавший на мужа, как и обычно, служа усилению его удовольствия. Он почувствовал приближение своего финала и брал жену быстрыми, мощными ударами, двигаясь в ней обезумевшим зверем. Последних сил хватило на то, чтобы не упасть прямо на торчащий вверх животик, блестевший от пота, опустился рядышком, прижался всем телом к шумно, глубоко дышащей Анне.       - Любимая, золотая моя статуэтка…       - Мне так хорошо… Но я вся липкая, мне неприятно. У нас осталась вода? Я хочу освежиться.       - Нет, моя радость, воды уже нет. Мы дважды обтирались, кувшины пусты.       На секунду его руки, поглаживающие влажную горячую кожу любимой, остановились.       - Давай я отнесу тебя в купальню.       Грустный вздох жены немедленно насторожил барона.       - Что случилось? Не хочешь в купальню? Хорошо, я сейчас принесу свежей воды сюда.       - Знаешь, Володя, я так соскучилась по нашей речке. В море купаться я побаиваюсь, там бывают такие высокие волны. В Лоно Мадонны идти далеко, Лукреция ругается, когда я туда прошусь. А мне так хочется поплавать в спокойной воде… – Анна зажмурилась от воспоминаний. Ей почудились вновь ласковые, неспешные струи родной реки, от которых можно было уплыть в широкую заводь и там резвиться до посиневших губ, пока Варвара или Пелагея хворостиной не станут грозить, если барышня сейчас же не выйдет на берег греться.       - Когда тебя замачивают в этой ужасной каменной ванне – никакой радости, – ещё горше вздохнула баронесса, утыкаясь в мужа носом и животиком.       Проказливо хмыкнув, Владимир сгрёб на руки жену вместе с простынёй и направился прочь из комнаты.       - Владимир, ты куда?       - Сейчас узнаешь, солнышко, – он чмокнул любопытный носик и отправился со своей драгоценной ношей к главному входу.       - Что ты делаешь, мы ведь совсем раздеты! – забилась в его руках Анна.       - Тише, осторожнее, не то уроню в темноте, не дай Бог!       Немедленно затихнув в крепких мужниных объятиях, Анна гадала, что же задумал её непредсказуемый супруг.       Барон вышел из дома, к ужасу жены, спрятавшей пылающее лицо у него на груди, подошёл к огромному фонтану, занимавшему половину внутреннего двора виллы, и опустил слегка задрапированную простынёй Анну на широкий каменный бордюр круглого водоёма. Недолго думая, ухнул в прохладу блестевшей лунными дорожками, не успевшей остыть после дневного зноя воды, довольно отфыркиваясь.       - Иди сюда, Анечка, не бойся, – Владимир протянул жене руку, приглашая присоединиться.       Мгновенно укутавшаяся в ткань почти по самую макушку Анна с испугом замотала головой.       - Чего ты боишься, глупенькая? Окна комнат Рамони и Варвары выходят на другую сторону, Джакомо спит в конюшне здоровым сном праведника. Кроме нас здесь никого нет. Ну, иди же сюда, Анечка. Иди ко мне.       Помедлив в нерешительности, Анна медленно отпустила простыню, белый шёлк искрящейся волной стёк с идеальных женских форм. У Владимира воздух застрял в груди и бешено заколотилось сердце. Соблазнительно потянувшись всем телом, причём возбуждающему эффекту её движений ничуть не мешал немаленький живот, Анна плавно подала мужу руку и опустила ножки в тёмную, кажущуюся густой в лунной ночи воду. С галантностью, никак не вязавшейся с пикантностью ситуации, Владимир принял ручку супруги, помогая спуститься. Когда разгорячённое духотой и любовью тело погрузилось в прохладу фонтана, Анна издала настолько сладостный вздох, что барон едва сдержался, чтобы сразу не обнять свою обожаемую девочку. Словно русалка, разве что не помахивая чешуйчатым хвостом всех цветов радуги, она барахталась в неглубоком бассейне, ловко вертясь с боку на бок, жалея лишь о том, что нет возможности, как в Двугорском, встать на бережку и сигануть с невысокого обрыва вниз, поднимая вокруг себя столб сияющих брызг. Плавала, играла с лунными бликами на воде, и никак не могла насытиться свежестью. Муж смотрел, как гибкое тело, извиваясь, блестит в свете яркой луны то упругой попкой, то мягким холмиком налившейся груди, сдерживая с огромным трудом рык нарастающего вожделения. Почувствовал, что скоро просто не сможет терпеть, прикрыл глаза.       - Владимир… Володя, милый…       Нашёл жену взглядом на противоположном краю бассейна, озорница скрылась за чашей фонтана. Сладко улыбаясь, Анна лежит головой на бордюре, полностью расслабившись. Её облитое лунным золотом тело слегка покачивается, паря на поверхности, волосы, будто диковинные водоросли, кружат вокруг плеч, зацепляются за торчащие из воды грудки с остриями возбуждённых сосков, округлость живота влажным островком так и манит прикоснуться, погладить, почувствовать губами биение новой жизни. С трудом переводя дыхание, мужчина отвечает, заставляя хриплый голос хотя бы не дрожать титаническим усилием воли:       - Я здесь, Анечка.       - Иди сюда.       Медленно, словно во сне, сама манит, разводя ножки. Владимир немедленно подчиняется зову, скользнув по воде диковинным морским животным, нетерпеливо насаживает на себя. Животик делает любимую ещё прекраснее, ещё притягательнее.       - Русалка, волшебница моя желанная!       Движения, сначала размеренные, ускоряются, лежащая по-прежнему на краю бордюра головка подрагивает, руки беспомощно шарят по воде, слегка приплюснутый шарик беременного живота то чуть появляется над поверхностью воды, то вновь ныряет вниз, сопровождаемый волной от мощного толчка мужского торса.       - Ах, любимый, да… да, да… так хорошо…       Подбадриваемый сладкими стонами, Владимир ускоряет темп. Стоны жены переходят в сдавленные крики. Она пытается сдерживать их, закусив сжатую в кулак ладошку, но это помогает ненадолго, и скоро прекраснейшая музыка женского наслаждения расстилается в ночной тиши по всему внутреннему дворику, вторя пению цикад.