Лоно Мадонны, или Полтора года в Тоскане

      18.       Последующую неделю Владимиру пришлось несладко. Из Ливорно к Паоло прискакал юноша с запиской от мужа его тётки. Старушка угасала на смертном одре и желала перед кончиной повидать единственного племянника. Детей им с супругом Господь не дал, потому племянник для тётки был единственной отрадой. Испросив разрешения у барона, управляющий отправился исполнить свой родственный долг. Без опытного глаза синьора Рамони Владимиру было сложно, но он с честью справлялся с возникающими проблемами, тем более все рабочие, занятые на землях Корфов, старались по мере сил помочь новому хозяину, к которому за прошедший год успели проникнуться искренним уважением.       По подсказке Лукреции, Анна предложила уставшему за день мужу немного расслабить напряжённое за тяжёлый день тело лёгким массажем. Добрая итальянка поделилась с хозяйкой флакончиком масла, настоянного на каких-то особых местных травах, дающих покой напряжённым мускулам, и Анна с хитрым видом попросила мужа, из последних сил рухнувшего в постель после ужина, перевернуться на живот.       - Что ты ещё задумала, милая? Прости, но я нынче совершенно не способен…       - Всё хорошо, любимый, – остановила баронесса супруга, явно вознамерившегося извиняться за то, что ни вчера, ни позавчера, ни третьего дня не находил сил приласкать любимую жену, – просто ляг вверх спиной и ни о чём не думай.       Тёплые ладошки, лёгкий аромат успокаивающих трав, мягкий свет одинокой свечи – Владимир заснул ещё до того, как руки жены добрались до стоп. Последним воспоминанием тех восхитительных минут были неторопливые движения нежных пальцев по расслабленным икрам ног и покаянная мысль о том, что даже весьма чувствительные плавные прикосновения к ягодицам не породили желания повернуться к любимой и превратить массаж во что-нибудь большее.       Следующим утром Корф проснулся, чувствуя себя таким бодрым и свежим, будто не работал всю неделю за двоих, оставшись без управляющего.       - Твои заботы творят чудеса, любимая, – благодарил он Анну за завтраком. – Думаю, сегодня я возмещу тебе все вечера, что невольно были мною не заполнены вниманием к тебе, душа моя. Я постараюсь вернуться нынче пораньше, обещаю, – лаская взглядом, барон не выпускал ручку жены во время утренней трапезы, ухитряясь есть одной рукой. Анна лишь молча любовалась мужем, не притронувшись к своей тарелке.       От ворот послышался цокот нескольких лошадей. Спустя пару минут в столовую вошёл Паоло, держа в руке шляпу, на тулье которой была закреплена чёрная лента. Его сопровождали два незнакомых господина.       - Примите наши соболезнования, – поднялся навстречу управляющему хозяин.       - Упокой Господь душу Вашей тётушки, синьор Паоло, – присоединилась Анна к словам мужа.       Коротко кивнув в благодарность, Рамони указал на пришедших с ним визитёров.       - Синьор барон, это виноторговцы из Ливорно. Я услышал, как они разговаривали на улице с одним из своих поставщиков. Поговорил с ними и подумал, что они могли бы выгоднее покупать наше вино, чем нынешние. Вот, уговорил их приехать сюда, чтобы Вы показали винодельню и поговорили про цену.       - Доброе утро, господа. Я благодарю вас за то, что согласились проделать столь долгий путь. Могу я предложить вам присоединиться к завтраку?       Виноторговцы отказались, сославшись на занятость и необходимость сегодня же вернуться обратно. Барон попросил синьора Рамони проводить предпринимателей в кабинет и вернулся к столу на минуту, чтобы допить кофе и поцеловать на прощание перед долгим днём любимую.       Не более получаса спустя мужчины отбыли на винодельню. Вернувшиеся вскоре после полудня Владимир и Паоло едва сдерживали наполнявшее их ликование – сделка с виноторговцами сулила невероятную выгоду! На радостях Владимир задумал устроить в благодарность за оказанную управляющим услугу совместный обед вчетвером, чтобы как следует отпраздновать важное событие. Неугомонная Лукреция немедленно предложила перенести празднование на свежий воздух, в специально устроенную для таких случаев в тени раскидистых деревьев обширную белоснежную беседку с мраморным столом посередине. Умоляющие глаза Анны, устремлённые на мужа, мгновенно решили исход события.       Приподнятое настроение мужчин передалось их супругам. Женщины весело включились в подготовку трапезы на открытом воздухе, младшие Рамони с шумом и визгом делали вид, что помогают, больше путаясь под ногами. Синьор Паоло спросил Корфов, не желают ли они испробовать одно местное блюдо, которое принято готовить на открытом огне в специальной жаровне непосредственно перед самым употреблением. Супруги видели несколько раз, как местные жители, развлекаясь на побережье или в деревне во время праздников, жарили длинные плоские кусочки мяса на решётках в особых приспособлениях, поставленных прямо на камни или песок. Получив уверения в том, что господам крайне любопытно попробовать новое блюдо, управляющий при помощи старших сына и дочери быстро принесли к беседке небольшую жаровенку и всё, что было необходимо для приготовления. Недоверчивая Варвара, хлопотавшая вокруг, всплеснула руками, когда Анна перевела ей, для чего нужны мелкие щепки, короткие дрова и подсоленное мясо, нарезанное особым образом:       - Это где ж это такое видано, чтобы прямо на улице еду для господ готовить! Что им, окаянным, кухни мало, что ли? Чем им печка ихняя, итальянская, плоха стала?       Посмеявшись над возмущающейся кухаркой, Корфы с огромным трудом, буквально подхватив под обе руки, усадили её за стол в беседке рядом с Лукрецией. Испуганно упирающаяся бывшая крепостная слабо лепетала:       - Силы небесные, что делается… В басурманских краях за один стол с господами попала. Кому бы в усадьбе узнать – не поверят. Как есть не поверят. Владимир Иваныч, миленький, может, я того, в кухне пока обожду, а? А как готово будет, я попробую кусочек, не откажусь. Может, пошла бы я?       Перекинувшись с мужем ласково-снисходительными взглядами, Анна обманчиво удивлённым тоном спросила:       - Так и мне с тобою, Варенька, на кухне обождать, что ли? Я ведь тоже бывшая крепостная.       - Скажешь тоже, Аннушка! У тебя отец – сам князь. А я кто? Холопка, как оно и есть холопка. Ты себя со мной-то не равняй.       - Эх, Варвара, – не менее хитрым тоном подхватил Владимир, – быстро же ты забыла послушание, вольную получив. Барин что сказал? Сесть с нами и праздновать! А ты?       - Будет вам, Владимир Иваныч, насмехаться-то, – с застенчивой улыбкой махнула рукой кухарка. – Нешто я не понимаю, что и тут, где крепостных нет, прислуга барину не ровня?       - Бери пример с Рамони. Они тоже слуги, но от предложения вместе отобедать не отказались и чувствуют себя вместе с нами вполне свободно.       - Так они ж не просто слуги, они – управляющие, – с особым уважением выговорила последнее слово Варвара. – Простой прислуге не чета.       - А ты и есть не простая, Варенька, – обняла любимую нянюшку баронесса, уютно прижавшись животиком. – Ты самая-самая особенная!       Обменявшись быстрыми проказливыми взглядами, супруги одновременно чмокнули с двух сторон пухлые щёки, ставшие вмиг бордовыми. Смущённая донельзя Варвара ласково погладила вначале тёмную чёлку, а затем золотистые локоны. Совсем разнежившись, старая служанка аккуратно тронула круглый живот Анны. Будущая мать с улыбкой прильнула к её плечу.       Заметив жест русской кухарки, Лукреция спросила:       - Ваша Барбара умеет принимать детей?       Переглянувшись с мужем, Анна пожала плечами. Перевела вопрос Варе.       - А что же, без Варвары тут и повитух своих нет, что ли?       - Не знаю, – улыбнулась баронесса. – Лукреция спросила.       Повернувшись к экономке, кухарка красноречиво развела руками и покачала головой. Итальянка что-то быстро залопотала ей в ответ, азартно жестикулируя. Анна перевела:       - Она говорит, чтобы ты за меня не волновалась. В деревне есть очень хорошая повитуха, которая помогала Лукреции рожать всех четверых детей. Она очень опытная. И доктор Массимо хороший врач. Ему все женщины в округе очень доверяют. У него добрая душа. Денег берёт немного, а совсем бедным помогает бесплатно. Лукреция просит тебя успокоить. Говорит, чтобы ты не переживала за меня. Всё будет отлично, она уверена.       Варвара закивала мелко, приговаривая выученное по-итальянски:       - Грацие, грацие.       Вообще, было удивительно, как женщины понимали друг друга, крайне редко обращаясь к Анне за помощью. Но столь разные, выросшие на противоположных концах материка, имеющие не один десяток лет разницы, они с полувзгляда догадывались, что нужно им друг от друга в домашних хлопотах. Варвара пыталась осваивать итальянский без особого успеха, Рамони же знали множество русских слов. Более всего удавались знания в русском третьему отпрыску Лукреции и Паоло, шустрому Микеле. Возможно, именно он был частым посредником между матерью и кухаркой.       С озорными искорками в глазах пристально поглядев на барона, Лукреция спросила:       - Синьор Вальдимиро, – на свой манер переиначивала она имя хозяина, – а Вы знаете, что в наших краях есть обычай, по которому отец помогает матери производить на свет их дитя?       Недоумённо переглянувшись, Корфы приготовились внимательно выслушать изумившую их женщину, пока Паоло при помощи старших детей готовил обещанное угощение.       - Эта легенда родилась в Средневековье, когда неподалёку отсюда стоял высокий неприступный замок с тремя дюжинами красивых башенок, окружённый рвом с прожорливыми морскими гадами, что моментально кромсали на кусочки каждого, кто осмелился проникнуть за крепостные стены, минуя подъёмный мост. В этом замке жил очень богатый, но очень жестокий герцог Гальяни. Люди на принадлежавших ему землях стонали от непосильных поборов, потому что герцог очень любил роскошь. А ещё он очень сильно любил свою красавицу жену, которую буквально осыпал драгоценными подарками, купленными на деньги, заработанные тяжким трудом крестьянами, что были вынуждены большую часть отдавать своему жестокому сеньору. Оттого и не было герцогу Гальяни покоя. Ни в своём хорошо укреплённом замке, ни в путешествиях по своим землям. Оттого, что много раз пытались сжить со свету жадного хозяина, приходилось содержать герцогу многочисленную охрану. А для этого тоже нужны были деньги. И герцог снова увеличивал налоги. Тогда ненавидящие господина подданные решили извести весь его род, раз уж не удавалось никому близко подойти к герцогу Гальяни, чтобы вонзить кинжал в его алчное сердце. И задумали люди самую жестокую на свете месть. Собрали они самых смелых, самых честных и уважаемых мужей и отправили ко всем окрестным повитухам с подкупом. Просили они каждую знахарку в округе, чтобы та, кого призовут к герцогине Гальяни в час рождения нового герцога, умертвила новорождённого младенца. Все они поклялись сделать так, как просит их народ, ибо знали о жадности и жестокости герцога не понаслышке, сами страдая от скупости Гальяни. В тот час, когда младенец Гальяни увидел свет, состоящая в сговоре с подданными герцога повитуха сумела всё сделать так, чтобы наследник рода Гальяни скончался, а на знахарку невозможно было подумать. Безутешные родители горевали три года, прежде чем герцогиня вновь понесла дитя. Но и следующего ребёнка постигла та же участь. В третий раз герцог Гальяни призвал к одру рожающей супруги другую повитуху, но и она была в сговоре с ненавидящим сеньора народом. Трижды потерявшие детей супруги отчаялись. Жена с огромным трудом уговорила герцога отправиться на богомолье. Наконец, после долгих месяцев, когда герцогине приходилось смягчать сердце супруга мольбами, слезами и горячими молитвами Святой Деве, герцог согласился отправиться в схиму, куда удалился один святой. Он всего один раз в год выходил к людям на один день. Именно к этому дню поспешили супруги Гальяни к схиме святого. Поглядев в глаза алчному герцогу, монах положил на его смиренно склонённую голову свою худую ладонь, прошептал что-то, что навсегда осталось ведомо лишь только им двоим, и повесил на гордую герцогскую шею, на которой красовалась массивная драгоценная цепь, что служила символом его титула, простой медяк на куске тонкой пеньковой верёвки. Вернувшись домой, герцог первым делом объявил, что все налоги уменьшаются на три четверти и что им с супругой достаточно для пропитания и четвертой части от того, что они тратили раньше. Если ранее охота для герцога была развлечением, то отныне его семья и слуги питались тем, что добудет сеньор со своими приближёнными на охоте. Если раньше наряды для герцогини шились к каждому празднику, то теперь – только когда предыдущее платье снашивалось. Они с супругом почти перестали носить драгоценности, большую их часть употребив на устройство лечебниц и приютов для болеющих неизлечимыми в те времена болезнями. Люди возлюбили своих смиривших гордыню господ и искренне желали им теперь появления здорового младенца. Но не избавившийся от страха потерять и четвёртого ребёнка герцог не стал звать к ложу своей жены повитух. Он доверил принять роды доктору, из скупости и презрения до того никогда не призывая учёных лекарей в свой дом. Помогать же ему назначил лишь своей старой няньке, пожелав самолично наблюдать за ними. Оставшись без поддержки умелой, всё подсказывающей повитухи, лишь при надменном учёном докторе, старуха так заволновалась, что позабыла приготовить чистые пелёнки для младенца. Неотступно находившийся при супруге герцог, видя какие мучения принимает будущая мать, постарался облегчить её участь. Герцогиня стояла на коленях в изножье супружеского ложа, широко расставив ноги, и тяжко дышала, схватившись руками о резную спинку из самого дорогого дерева на земле. Она сильно устала, лицо роженицы покрывал пот, а ноги уже дрожали от тяжести плода и испытываемой боли. Тогда герцог встал в такую же позу позади своей жены, наклонив её, уставшую, спиною себе на грудь. Так он поддерживал жену в перерыве между схватками, что раздирали несчастную непереносимой болью. Когда герцогиня хваталась за спинку кровати побелевшими пальцами, муж заботливо гладил её спину по просторной родильной рубахе, что была длиною по бёдра женщины. Благодарная жена уверяла, что от ласковых рук мужа ей становится гораздо легче, и доктор не стал прогонять герцога с ложа. Чувствуя поддержку супруга, роженица с удвоенными силами справилась со своей задачей, вскорости родив крепенького сына. Тут и выяснилось, что нет под рукою ни одного куска чистой ткани, ведь простыни на кровати перепачканы кровью герцогини. Тогда счастливый отец снял с себя белоснежную рубашку из тонкого полотна, что надел, чтобы спиною жена не чувствовала грубости тяжёлых тканей. В эту рубашку и приняла старая нянька нового герцога, тут же передав младенца на руки отцу. Рубашка, ещё хранящая тепло отцовского тела и его надёжные руки стали защитой ребёнку, который вырос сильным, здоровым, умным и справедливым. Все мужчины в наших краях с тех пор помогают своим жёнам рожать, и каждый мальчик приходит в этот мир в отцовской рубашке. А нижнюю спинку семейной кровати делают пустой посередине и с перекладиной сверху.       - Вот это правильно! Вот это молодцы мужички тутошние! – совершенно неожиданно для полностью поглощённой легендой Анны раздалось восклицание Варвары. Оказывается, в отличие от завороженной певучим, но несколько суетливым выговором Лукреции жены, Владимир тихонько переводил кухарке рассказ. – Ежели знаешь, скольких трудов стоит на свет Божий дитя явить, то уж не будешь с женой-то, как со скотиной последней.       Заметив удивлённые взгляды хозяев, Варвара принялась оправдываться, замахав руками:       - Да не про вас я, касатики вы мои! Я вообще. Про жизнь. Жизнь она длинная, много в ней всякого.       - Тут ты права, Варя, – кивнул барон и отправился к Паоло, заинтересованный действиями управляющего, ловко орудующего у жаровни. К приготовлению пищи на открытом огне Владимир питал известный интерес ещё с Кавказа, потому не мог упустить случая освоить новый способ.       Импровизированный пикник затянулся. Варвара, отведав диковинного блюда, вернулась на кухню под предлогом подготовки к ужину. Владимир делался всё задумчивей.       - О чем ты размышляешь, дорогой? – по-итальянски спросила Анна. Она старалась при супругах Рамони не разговаривать на родном языке, считая это невежливым. Всё-таки экономка и управляющий – не простые слуги. К тому же Лукреция так деликатно поправляла её нечастые ошибки в итальянском.       - Милая, чем дольше думаю об этой странной легенде, связанной с местным аристократом, тем сильней хочу последовать его примеру, – ответил Владимир, наблюдая за вознёй отпрысков Рамони, которые пытались сплавить друг другу на руки самого младшего, каждому хотелось побегать без лишних проблем.       - Ты хочешь видеть боль и кровь?       Лукреция эмоционально, как свойственно простым итальянцам, всплеснула руками:       - Ой, синьора, ну Вы скажете! Да чего там сзади видно? Паоло вон и за четыре раза с ума не сошёл! – и тут же, без всякого перехода: – Эй, Сильвио, братишка тебе не куль с мукой! Дай его мне сюда немедленно!       Флегматичный синьор Рамони лишь пожал плечами в ответ, отпивая вина.       - Душа моя, поверь, есть в мире и более странные обычаи, связанные с рождением детей.       - Какие?       - Я тебе потом расскажу, – переходя на родной язык, поцеловал барон ручку супруги, косясь на Лукрецию.       Анна засмеялась:       - Глупенький, она же не понимает по-русски!       - Иногда я в этом начинаю сомневаться, – вновь бросив задумчивый взгляд на экономку, буркнул барон.       - И всё же, что за обычаи?       - В одном из африканских племён есть правило, по которому отец ребёнка, что собирается вот-вот появиться на свет, должен вступить в близость с будущей матерью. Считается, что этим он показывает дорогу на свет своему ребёнку и облегчает роды женщине.       - Какой ужас, Володя! – закатила глазки баронесса. – Неужели женщины позволяют в такой момент творить с собою подобное?       - Вот видишь, любовь моя, не все обычаи столь безобидны, как быть опорой жене во время родов. Подумай хорошенько, Анечка. Я хочу быть рядом, поддержать вас с малышом. Я тебя люблю.       Аккуратно погладив живот жены, он поцеловал сладкие, податливые губки, что немедленно раскрылись, маня продолжить ласки. Лукреция и Паоло сделали вид, что полностью поглощены младенцем и открыванием новой бутылки кьянти, но ухмылка управляющего и озорной блеск в глазах его жены не оставляли повода для сомнений в том, что вольности Корфов замечены.