Лоно Мадонны, или Полтора года в Тоскане

      20.       Во время обеда из окна послышался какой-то гомон. Лукреция что-то беспрестанно говорила кому-то, всё повышая и повышая голос. Шум приближался, его источник явно переместился в дом. Спустя минуту на пороге столовой показалась экономка, крепко держащая за локоть извивающуюся Джульетту, отчаянно, но молча пытавшуюся вырваться из железного захвата крепкой ладони.       - Вот, донна Анна! Полюбуйтесь на мерзавку! Вы полдня её искать велите, места себе не находите, а она в конюшне прячется! Неблагодарная! Её взяли в благородный дом, дали достойную работу! О, Мадонна!       Резко пихнув девушку так, что она остановилась почти у самого стола, Лукреция гневно сверкнула на неё глазами и вышла прочь. Упав на колени, Джульетта пробормотала:       - Простите меня, синьоры, я ничего не говорила отцу! Он спросил, кто отец ребёнка, но я молчала, вот он сам и решил, что это синьор барон…       И без того удивлённый внезапным вторжением прислуги посреди обеда, при словах горничной Владимир замер, сделавшись серым. Медленно повернув голову к жене, он бескровными губами прошептал:       - Аня, я… нет…       С поразительной в её положении быстротой вскочив со своего стула, баронесса в три шага преодолела расстояние между ними, легко присела на корточки возле мужа, схватила его ледяную руку.       - Я ни на секунду в тебе не усомнилась! Умоляю, успокойся!       - Но ты упала в обморок от этой новости, – утвердительно произнёс муж, глядя в глаза Анне цепко, испытующе.       - Да, это так. Но…       - Значит, ты поверила, – отнимая ладонь из тёплых пальчиков жены, он отвёл взгляд.       - Вот ещё! – на секунду позабыв манеры, воскликнула жена, поднимаясь. – Мне стало плохо частью от жары, но более – от возмущения!       - Вот как? – немного отходя от минутной обиды, приподнял барон красиво очерченную бровь.       Вновь завладев рукой мужа, Анна, не стесняясь присутствием коленопреклонённой горничной, вперившей, впрочем, испуганный взор в пол, поднесла всё ещё холодные пальцы к своим губам.       - Никто не смеет обвинять в подобной низости моего мужа, я не потерплю, – покрывала она поцелуями крупные костяшки и впадинки меж ними. – Я верю тебе. Верю непререкаемо. Не сомневайся во мне, умоляю.       Встав, барон привлёк жену к себе.       - Благодарю тебя, Анна. И прости меня.       - За что?       - Я усомнился в тебе. Ты во мне – нет, несмотря на столь чудовищное обвинение, а я…       - Ты просто был сильно расстроен, застигнут врасплох. Не стоит казнить себя, – пыталась успокоить Анна мужа.       - Нет, я действительно подумал о тебе дурно. Я отвратителен теперь сам себе.       - Зато мне – нет, – баронесса запечатлела примирительный поцелуй на любимых устах. – Владимир, я думаю, нам стоит вмешаться в это дело, раз уж мы оказались всё равно вовлечены.       Кивнув, барон усадил супругу на соседний стул, сел и обратился к бедняжке, всё ещё стоящей на коленях посреди столовой и с замиранием сердца вслушивающейся в звуки чужого языка.       - Значит, ты не сказала отцу, кто отец ребёнка?       Девушка молча кивнула, не поднимая головы.       - Почему?       - У меня старшая сестра ещё не замужем, отец не выдаст меня раньше. Он убьёт, если узнает, кто это.       - А меня, значит, не убьёт? – барон не знал, сердиться ему на глупую девчонку или смеяться над её наивностью. Сдавленный смешок показал Владимиру, что жена уже определилась с отношением к этому вопросу.       - Вы благородный синьор, богатый, он не посмеет Вас тронуть, – пробормотала девушка, роняя слёзы.       - Так, – уже откровенно забавляясь, усмехнулся барон, – могу ли я, в таком случае, узнать имя того достойного господина, вместо которого мне отныне придётся носить клеймо совратителя невинных горничных?       - Владимир! – воскликнула жена с упрёком, с трудом подавляя желание рассмеяться.       - Дорогая, меня выставили последним мерзавцем, похитителем невинности скромных дев, а я даже не узнаю, благодаря кому мне оказана столь высокая честь? Думаю, обе соседние деревни уже знают, что у барона Корфа, помимо законного наследника, ожидается ещё и бастард.       Сдавленные рыдания подтвердили правоту его предположения.       - Господи! Анна, ты понимаешь, что она наделала?! Мало того, что чуть не погубила тебя, едва не рассорила нас с тобой, так ещё и ославила наш дом на всю округу. Ты понимаешь, что люди теперь откажутся у нас служить?       Правоту Владимира подтверждал тот факт, что вчера одна из горничных уже попросила расчёт, не объясняя причины. До конца проникнувшись сложностью создавшегося положения, Анна обратилась к Джульетте довольно строгим тоном:       - Встань с колен и вытри слёзы. Тебе нельзя расстраиваться, ты должна думать о своём малыше. Вот так. А теперь скажи нам, кто отец твоего ребёнка и мы постараемся тебе помочь.       - Нет, синьора, пожалуйста, не заставляйте меня! Отец убьёт его, если узнает!       - Ты любишь его?       - Да, синьора, – краснея, кивнула горничная.       - А он тебя?       - Говорит, что любит, – пожала плечами девушка.       - О, женщины, – вздохнул барон. – Неужели вам так трудно отличить любящего мужчину от простого увлечения?       Теперь настала очередь Анны ощутить жар на щеках. Тем временем барон продолжал:       - Если я договорюсь с твоим отцом, ты выйдешь за него замуж?       - Да, синьор!       - Владимир, а если юноша не согласится жениться?       Решив немного поддеть всё ещё не оправившуюся от смущения, вызванного его намёком, опустившую глазки супругу, Корф ехидно ответил жене по-русски:       - Вот мне бы сватали такую красавицу, я бы не стал отказываться.       - Тогда возьмите её в наложницы, если она не назовёт имени отца ребёнка, Ваше Сиятельство! – обиженно воскликнула Анна, отворачиваясь.       Со смехом обняв жену, он звонко чмокнул её в щёку, к великому изумлению вытаращившей на них глазищи Джульетты.       - Ну уж нет! У меня настолько темпераментная супруга, что двух женщин в собственной постели, боюсь, я уже не выдержу!       Опалив мужа влюблённым взглядом, Анна благонравно отстранилась, поправив сбившиеся локоны, и вернулась к разговору по-итальянски:       - Джульетта, не бойся, назови нам имя отца твоего малыша. Мы постараемся тебе помочь.       Девушка долго решалась, мучимая внутренней борьбой. Супруги терпеливо ждали.       - Это… это Джакомо.       - Конюх! – очевидно, чтобы справиться с соблазном вставить крепкое словцо, Владимир медленно выпустил воздух через рот, взметнув глаза к потолку. – Что ж, хороший выбор, синьорина. Из паренька будет толк.       Он прошёл к окну и крикнул во двор:       - Джакомо! Джакомо, иди сюда! Немедленно ступай в столовую! – и усмехнулся по-русски, возвращаясь к столу: – Тоже мне, тёзка Казановы выискался.       Снова едва сдержав смешок, Анна накрыла тёплой ладошкой всё ещё напряжённую ладонь супруга.       Появившийся конюх настороженно бросил косой взгляд на Джульетту и сурово уставился на хозяина немигающим взглядом:       - Да, синьор?       - Я не думал, что ты настолько бесчестный малый.       - Что-то пропало в конюшне? – вытаращил глаза юноша.       - Совесть у тебя пропала! – рявкнул барон. – Почему ты ничего не предпринял, чтобы защитить от позора мать своего ребёнка?!       Судя по отвисшей челюсти и ошарашенному взгляду конюха, он стал последним в округе, кто ещё не знал, что «горничная баронессы брюхата от барона».       Анна поспешила вмешаться:       - Так ты ничего не сказала Джакомо?       - Нет, синьора, – опустила пылающее лицо девушка, – я сама только позавчера узнала. У соседки варилась рыбная похлёбка на ужин, мне стало плохо, как только я к ней зашла, она привела свою тётку, местную повитуху, а та рассказала всем. И первому – моему отцу, – Джульетта вновь горько разрыдалась.       Джакомо робко коснулся плеча девушки, она подняла на него заплаканные глаза. Он стеснялся обнять любимую при хозяевах, но ласково взял за руку и начал что-то жарко и убедительно шептать ей. Время от времени девушка качала головой отрицательно, парень увещевал её всё сильнее. Наконец, он повернулся к Корфам.       - Синьор, я сирота, живу при конюшне, а отец Джульетты прогонит её из дома, если она выйдет замуж без его благословения. Позвольте нам хотя бы первое время пожить в сторожке у ворот? А потом я что-нибудь придумаю.       Сторожка – маленькая квадратная башенка не более семи локтей в длину и ширину, к которой крепилась левая створка кованых ворот главного въезда в виллу. Она годилась разве что для одного человека – пересидеть непогоду. Как там можно было жить, тем более с младенцем?       - Владимир, – обратилась баронесса к мужу по-русски, – может быть, позволим им поселиться в комнате за кухней, в конце правого крыла, рядом с теми двумя, что занимают Рамони с детьми?       - Ты читаешь мои мысли, дорогая, – поцеловал Корф руку жене.       Внимательно наблюдавшие за ними влюблённые поняли по выражению лиц хозяев, что их решение благосклонно. Джульетта прикрыла глаза, вознося молитву, а Джакомо уже готовился многословно, как все итальянцы, выражать свою признательность. Но когда они услышали решение своей участи, то дружно бросились на колени, восхваляя на два голоса доброту синьоров.       Вопрос Анны слегка остудил эйфорию:       - А священник обвенчает вас без родительского благословения?       Печально поглядев на любимого, девушка опустила глазки, отрицательно покачав головой.       - Встаньте, встаньте с колен, хватит.       Парень не только сам проворно вскочил на ноги, но и заботливо помог встать возлюбленной. Анна бросила быстрый взгляд на мужа, понизив голос, пробормотала по-русски елейно:       - Общение с галантным хозяином не проходит даром для хороших слуг. Перенимают твои манеры.       - Я же говорю – из парня будет толк, – довольно ухмыльнулся барон в ответ. Сделав серьёзное лицо, обратился к конюху: – Как можно уговорить священника?       Замявшись, Джакомо отвёл глаза.       - Можно пожертвовать на церковь… но у меня нет ничего, кроме того, что мне платите Вы, синьор.       - Хорошо, я договорюсь с вашим священником, если вопрос только в деньгах. Баронесса даст приданое. Из своих средств, – выделил Владимир особо и пояснил удивлённой жене на родном языке: – Чтобы не пошёл слух, что я откупаюсь от бастарда. Госпожа дарит приданое обычно служанке из сирот, но раз тут особый случай – дадим как сироте, из твоих рук. Не возражаешь, Анечка?       - Разумеется, милый. Я же, кроме этого, ещё поищу, что может сгодиться девочке из моих вещей. Она несколько выше меня, но мы что-нибудь придумаем. Ты не будешь возражать, если я закажу швее достойное платье на венчание для невесты?       - Конечно же, родная, – барон вновь с любовью поцеловал тонкие пальчики. – Делай всё, что сочтёшь необходимым. – Повернувшись к будущим молодожёнам, Владимир распорядился: – Подай коня к крыльцу. Я сейчас же поеду в церковь. Думаю, к концу недели мы всё уладим.       Конюх пулей метнулся вон, а Джульетта сквозь слёзы принялась благодарить добрых синьоров. Анна поднялась из-за стола, подошла к девушке, ласково обняла.       - Ступай, готовь вашу новую комнату. Скажи Лукреции, чтобы дала ключ, передай, что я велела.       Незлобиво пожурив девушку за попытку целовать её руки, Анна отпустила горничную.       - Спасибо тебе, милый, – повернулась баронесса к мужу с нежной улыбкой.       Удивлённый барон приблизился к жене.       - За что же, счастье моё?       - Весь мир ополчился против них. Как когда-то всё было против нас, помнишь?       Заключив любимую в осторожные объятия, Владимир ласково погладил выступающий животик.       - Разве можно забыть? Мы всё преодолели. И мы теперь счастливы.       Анна потёрлась щекой о воротник его камзола.       - Я очень счастлива.       - И я. Ну что, поможем другим обрести счастье? Поеду в церковь. Думаю, священник не потребует слишком много.       - Поезжай с Богом. Надеюсь, всё получится и они станут счастливы не менее нас.       - Нет, – покачал головой Владимир. – Как мы – невозможно.       Радостно, звонко рассмеявшись, Анна подарила мужу страстный поцелуй и оттолкнула от себя, безмолвно призывая скорее уходить, хотя ей хотелось совершенно обратного.